Пока Фредерик что то объяснял главе местного отделения, Аву раздели и приковали к дыбе, натянув верёвки так что Збишнев не мог даже шевельнуться. Где то за стеной завизжало точило. Рыцари методично прокаливали на огне инструменты пыток.

Едва изо рта подозреваемого вынули кляп, как Ава заорал.

– Не надо!!! Я все расскажу.

Каленое железо коснулось плоти, запах паленого мяса наполнил комнату.

Когда купец закончил визжать и дергаться к нему склонился улыбающийся Фредерик.

– Это ещё не пытка, это что б ты не получил заражения и не сдох раньше времени.

– Вы хоть скажите в чем меня обвиняют?

– Причение смерти, наложение порчи, продажа души дьяволу. Устроение заговора с целью получения дворянского титула, использование чёрной магии,

– Это не я, вот титул грешен. Но магия не яяяяаааа!!! —Заорал купец когда на рану в плече положили пепел.

– Кто творил заклятие? Кто накладывал чары?

– Факир турецкий, он тут проездом был.

Сказал что для поддержания проклятия надо 13 девственниц и специальные клинья. Клинья я у старосты Маришкиного заказал. Девушек у Тверичей купил. Они с москалями во вражде. Таскают рабов по дешевке. Фредерик кивнул рыцарь у шестёрок, тот крутанул огромное прохожее на морской штурвал колесо. Связки и суставы затрещали. Кузнец снова огласил пыточную стоим стоном.

– А тварь откуда взялась?

– Тоже Юсуф. Сказал так эффект сильне будет

– Я ж без злого умысла, породниться хотел а она нос забрала, не ровня. Вот я и со злости да ревности и к колдуну пошёл. Тот по мимо девок ещё двести дукатов попросил.

Клерк из местных монахов едва поспевал за словами Авы, скребя пером по бумаге.

– А ростовщик?

– Ростовщик за грошь мать родную продаст. Он инструмент. Надо было его раньше убрать.

Фредерика осенило:

– Как ты отдаёшь команды Одушевлённому?

Ава зарычал:

– Силой мысли!!!

В этот момент в окно над казематом влетел Грайвер.

– В круг!!!

Рыцари сгрудились вокруг Фредерика. Дверь каземата разлетелась в щепки, на пороге стояло ужасное отродье с мощными передними лапами и огромной головой с слегка удлиненными челюстями. Фредерик швырнул на шею колдуну янтарные чётки. Збишнев взвыл волком, а на его шее вздулись волдыри. Чудовище бросилось на рыцарей, но замерло на пол пути рассеяно крутя головой. В этот момент тонкая цепь обвила ноги Грайвера.

Монстр упал на живот. Копья рыцарей вонзились в его тушу. Сухо щёлкнули плечи арбалета. Падающей звездой сверкнула серебряная стрела. Одушевлённый замер. Кто-то и местных окатил чудовище из деревянной кадки святой водой. Глава местного отделения, не смотря на свой живот, довольно ловко отсек башку монстра.

– Он ваш магистр. – произнёс Фредерик отступая от Авы. – Ваш секретарь показаний на три сожжения записал.

Магистр потер пухлые ручонки.

– Он мне и на должность Епископа сейчас расскажет.

Рыцари вышли из каземата оглашаемого криками адских мучений.

* * *

– Вам сильно повезло. Что местные умеют бороться с трупоедами.

– Война в этих землях почти не стихает. Тевтонцы, Империя, Чешские короли, турки с юга. А где война там и погибшие, а с ними и трупоеды. Я если честно, думал: Хана нам.

– Ну хорошо то что хорошо заканчивается. Ночной дозор отменяется. Порчу завтра снимем. И в путь. И так почти на месяц опаздываем.

—А что с колдуном? – поинтересовался раздосадованный Грегори.

– В него местные волчей хваткой вцепились. Ему костра не избежать.

– Может это и к лучшему, нам торопиться надо. – добавил Добрыня, задумчиво поглаживая окладистую бороду.

– Да ладно. Добрыня. Июнь только кончается. Успеем…

– На Руси лето красное, да мимолетное. В там осень дождливая, да зима лютая морозная. Нам надо до Бабьего лета все успеть, иначе обратно путь будет очень долгий. Сентябрь плакун все дороги в болота превратит. Ни пройти не проехать. Да и засиделись мы на шее пани Маришки, денег за довольствие она на отрез брать отказалась. А кормить считай сотню мужиков…

– Семьдесят семь… – с грустью отметил Фредерик.

– Семьдесят восемь. – поправил Грегори.– Габриэль с нами пойдёт, нельзя ей тут. Пропадёт.

– У нас в переди война. – констатировал Добрыня. – Не то что б я против был. Просто смотри Грегори, прикипишь душой – хватку потеряешь. А в помыслы пустишь – о деле радеть не сможешь. А там два пути: на погост или в расстриги.

– Все в руках божьих. Да и нам в дороге и лекарь, и кухарка пригодиться.

– Она же незрячая? Как она кашу то варить будет?– вмешался в дискуссию Антонио и тут же схлопотал от Добрыни подзатыльник.

– Тебя ж безмозглого в поход взяли, да ещё и десятником назначили.

– Она сердцем, да душой большей оных зрячих видит. – не унимался англичанин.

– Ишь все сам решил.– Улыбнулся Добрыня.– Ее то хоть спросил?

Грегори покраснел и мотнул головой.

– Щас спрошу…

– Ой да сиди, сам пойду с ней побалакаю. Ой молодёжь, за двадцать лет всем, а мозгов и понятий… Ай…

Добрыня опираясь на клюку двинулся во двор. Грегори не удержался и вышел следом.

* * *

Аромат цветущей липы сводил с ума. Полевые цветы радовали глаз буйством красок. Огромные ромашки, словно земные солнышки белели в густой траве. Застенчивые березки, шептались словно девушки. А плакучие ивы склонились ветками к речной глади. Легкий ветерок гулял по простору русского поля, бескрайнего и широкого. В дали зеленели дубравы и непроходимые леса. А голубое небо мирно пасло стада белогривых облаков.

Конники ехали почти без остановок.

Благодаря стараниям пани Маришки, отряд обзавёлся четверкой тяжеловозов и парой телег. Это не много сбавило темп передвижения, но сильно увеличило продовольственные запасы отряда. Да и Габриэль не смотря на все уверения с ее стороны, вряд ли смогла бы продержаться в седле 10 часов. Девушка тоже получила в подарок мужской кожаный жакет, кольчугу и широкие шаровары из парусины, дополняли костюм коренные черевички без каблука, удобные и для ходьбы и для стремян. Шелковистые волосы она остригла, и сейчас ее легко было принять за подростка пономаря.

Грегори придержал коня и поравнялся с Добрыней.

– Далеко ещё?

– Бог даст к завтрашнему вечеру прибудем. Я в этих краях почитай лет двадцать не был. Целую жизнь…

– Поля у вас широченные, и земля плодородная – палку воткни расцветёт. Едем, едем, а полям все края нет. Леса дичью, да зверем полные. В реках, да озёрах рыбы не мерено, и дышаться у вас тут легко, и свободно.

– Ну что есть то есть, правда без ярма монгольского. Ещё б легче дышалось. Девяносто лет почти их иго длиться, и нет силушки оковы эти сокрушить, некому восстать на иродов. Некому волю вольную народу вернуть. Нету Князя, чтоб всех славян в единый кулак собрал, да кулаком этим врага сокрушил, изничтожил. Вот и хозяйничают нехристи на земле православной. Смерть да бесчинства на потеху души своей злодейской сея. Это хорошо мы их разъездов не встречали. Они тут хозяева. Их власть, их закон. Поэтому я гадость эту— Добрыня указал на пайцзу— на шее таскать должен.

– Сам учил нас: «всему своё время, пахать, сеять, время урожай собирать. Придёт время и свободу отстаивать.

– Ты чего хотел то? А то я заболтал тебя совсем, а ты и просьбы молвить не смеешь.

– Люди в седле третьи сутки без роздыху, привал бы сделать. Горячего приготовить. Сухомяткой долго не продержишься, тем более на ходу.

–Будь по твоему, командуй «Привал».

Рыцари расположились станом на излучине реки. Поили коней, купались.

А Добрыня сняв сапоги и рубаху, в одних портках гулял по заливному лугу, в траве по пояс. Впервые за столько лет, он просто бродил нечем не беспокоясь, наслаждаясь этой васильковой благодатью, а родная земля наполняла его силой.

Солнышко припекало. Добрыня лёг в траве. Где то рядом жужжали пчёлы, спешащие по делам, на опушке завела свой отсчёт кукушка, а по небесной синеве повинуясь немому зову пастуха ветра мерно плыли вдаль кучерявые, белоснежные облака.

Добрыня закрыл глаза наслаждаясь покоем.

Словно по мановению волшебной палочки прочь умчались заботы и проблемы. Растворились в небытие Тамплиеры и Папа. Все сгинуло прочь. Память вернула картинку из далекого детства. Хата, воскресное утро. Батя огромный гигант пропахший дрожжами собирается в пекарню, дед только слез с печи и о чем то уже спорил с бабушкой.

Аромат пирогов с квашеной капустой. Мама, штопающая порванную во вчерашней драке мою рубаху. Солнечный луч, наискосок прошивший избу, ярким пятном развалившийся на полу. Во дворе залаял пёс. Но почему-то пёс лая надрывно и агрессивно, к нему присоединились и другие собаки.

Добрыня открыл глаза, лай не исчез. А к нему добавилось улюлюканье и свист.

Русич вскочил на ноги. Через поле к нему мчалась женщина лет тридцати, тридцати пяти. Одежда изорвана, вся в крови, обнаженная грудь. А за ней несколько монгольских всадников с охотничьими собаками. Увидев Добрыню девушка бросилась к нему моля о помощи. Монголы спустили собак. Добрыня шагнул вперёд заслонив собой женщину. Клюка описала дугу и первый пёс скуля отлетел в сторону. Клюка взлетела ещё раз и опустилась на голову следующего пса. Тот рухнул замертво. Оставшиеся псы поджав хвосты повернули назад.

Монголы двинулись к Добрыне.

– Ты знаешь сколько стоит щенок этой гончей? – зашипел на корявом русском молодой монгол, судя по роскошной вышивке на его одеждах, он и был старшим в группе.

Ярость и ненависть звенели в его словах.

– Ты будешь умолять о смерти…– Рука потянулась к сабле.

Добрыня вынул из кармана порток золотую пайцзу Узбекхана.

– Где ты украл это? – прорычал монгол.

– Ты обязан подчиниться молодой мирза. Таков закон твоей Орды.

– Мне плевать на эту пластину. Ты нанёс мне оскорбление. И здесь в чистом поле нет никого из тех кому бы эта безделушка была указом. Я изувечу тебя и заставлю смотреть, как умирает она. А потом буду потешаться над тобой пока ты не взмолишься о смерти!!!

Взять его!!

Трое монголов двинулось к Добрыне раскручивая над головой верёвки арканов.

– Хотите жить, замрите на месте!!!! – к Добрыне через поле галопом летела конница крестоносцев. Монголы замерли.

– Ты умрешь раньше, чем они будут здесь!! На ней кровь воина.

– Некудышный был твой воин, коли его баба одолела.

– Я не знаю кто ты, но ее я свиньям скормлю.

Рыцари были уже совсем рядом, да и войско витязей неслось во весь опорт. А охотничья свита монгол остановилась на опушке. Добрыня улыбнулся и оперся на клюку.

– Последний шанс. Ты снимешь с себя халат, подаришь мне своего коня и отдашь женщину.

И я сочту твои угрозы ошибкой. Хан услышит о твоём поступке и помощи оказанной его званому гостью, и отблагодарит тебя. Или мы умрем прям здесь и прямо сейчас. Выбирай!!!

Зазвенел охотничий рожок свита вельможи выехала из леса. Улыбка заплясала на губах монгола.

– Умрете только вы… готовься к смерти ур… —мирза осекся на полуслове. В перейди у кромки поля развевались стяги Московской дружины, лик Иисуса, и флаг Ивана Калиты.

– Кто ты такой? – с ненавистью произнёс монгол.

– Тот кого московский князь встречает лично. А Узбекхан жалует своей милостью.

Голос Добрыни зазвучал словно иерихонская труба.

– Коня, я сказал!!!

Мирза повиновался. Его руки задрожали стаскивая халат. Он перекинул его через луку седла и туда же повесил ремень с саблей.

– Назови своё имя!!

– Мммирза Актомыш.

– Хан прознаёт про твою помощь и щедрость!!

Добрыня помог девушке вскарабкаться на коня. Потом взял его под уздцы и направился в сторону приближающихся рыцарей.

Крестоносцы окружили Добрыню и соскочив с коней бросились к нему. Женщина от испуга вскрикнула.

– Не бойся дуреха, свои это..

Славянка спрыгнула с коня обернулась. Монголы спешно удалялись, нещадно хлыстая коней, будто те виноваты в их унижении.

– Тя как звать, величать?

– Пелагея.

– Как тебя угораздило, монголом дорогу перейти?

– За ягодой в лес ходила. А там эти. Собак спустили… да давай гнаться будто я— зверь дикий.

– А кровища откуда, ранена?

Женщина замотала головой.

– Один из них догнал. Да насильничать начал. Я его, его же кинжалом в шею и саданула. А пока из под него выбиралась извазюкалась.

– Да ты не из робких…

– Вдова я, мужа в ополчение забрали в поход на Тверь. Там он буйну голову и сложил. А в позапрошлый год и дочка наша на небеса ушла.

– Татары?

– Нет. Хворь ее одолела. Одна я осталась. Вот и кручусь, как могу. Где ягодой, где грибами, где люди добрые помогут. Хошь не хошь, а руки мозолями изобьешь. Вот только дальше, как быть ума не приложу. Ты то с воинством уедешь…

Добрыня накинул на женщину плащ.

– Ты раньше времени то кручинится перестань. Бог не выдаст свинья не съест!! Сходи к реке умойся. Мне с князем потолковать надо. Я закончу и вернусь. Ты только не уходи пока. Лады?

– Уйдёшь от такого, монголам приказывает, с князем дела имеет. Кто ж ты такой на самом то деле? Не принц, случаем?

– Дождёшься узнаёшь…– произнёс Добрыня подпоясываясь саблей поверх золоченой кольчуги. Габби уже взяла Пелагею под руки начала жестами что то объяснять…

Русич вскочил на Сивку и дёрнув поводья двинул в сторону княжеских знамён.

– А с конем то что делать? – Крикнул в догонку Грегори.

– Это подарок, отведи к остальным, потом разберёмся.

* * *

Князь ждал в шатре. Он хоть и вышел на встречу, как того требовал этикет, но встречать гостей решил на своей территории.

Пурпурная парусина оттеняла блеск червонного золота. Доспехи охраны отливали багрянцем. Князь восседал на походном троне в центре шатра.

Добрыня по русскому обычаю поклонился, рыцари сопровождения кивнули головами.

–Челом бьешь как православный, а якшаешься с иноземцами. Да и ещё и монгольского мирзу обидел… Не хорошо.

– От Мирзы я всего лишь попросил исполнения его клятвы Узбекхану.

Добрыня вновь явил свету пайцзу Великого хана.

– Знатный амулет. – зацокал языком Иван Калита. – Не буду спрашивать где ты его взял. Но даже у наших князей что на посад в Орду ездили не у всех такие были. Ну давай знакомиться чужеземец. Чем русский князь может быть полезным Великому Папе и Риму?

– Дело не секретное… Часть рыцарства совратило золото. Они взалкали власти и были сокрушены. Но часть сектантов бежала в эти земли.

– Ну не похож ты на иноземца и говор у тя Рязанский.

– Русич, Я княже. Пронский , село Семенск. Двадцать слишним лет на Руси не был.

– Как звать величать тебя, земеля?

– Добрыня.

– А звания, чины? Простому холопу ни Пайцзы ни писем княжьих сам Понтифик, глава католической церкви добывать не станет.

– Да к чему они княже? Зови просто Добрыня. А чины европейцам оставим.

– Хорошо. – Князь откинулся на спинку трона.– Так а от меня тебе что надобно?

Выполни обещание, что дал Иоанну XXII , и он выполнит своё.

– Что то меня сомнения гложет, насчёт могущества этой «Пот-де-Фер». Ты видел ее в деле?

– В бою не довелось. Но видел испытания.

Князь заерзал на троне.

– Вот только не лги мне, Князю же лжёшь, считай перед Богом.

– Княже, я воевода святой инквизиции, давай оставим божье Богу и вернёмся к мирским делам. Вы нашли следы Тамплиеров?

– На счёт Тамплиеров, не ведаю я друже. Но в лесах дремучих в землях татарами не разорённых, не далеко от Торжка, село есть. Большое. Бериндейское, варяжское. Им вольницу ещё сам Рюрик жаловал. Говорят что за храбрость в бою с хазарами. А ещё гутарят, что жители тамошние в бою в Бесик.... Берсик…, а запамятовал слово басурманское, не важно… в медведей обращаться могут они.

– Что правда могут?

– Да кто их знает. У нас с ними мир. Они нам лиха не делают, да неприятностей не творят. Мы их не тревожим. Но мёд у них в самом деле знатный, а так пушниной торгуют, кожей.

В центре села огромный идол Велеса стоит.

– Так они ещё и идолопоклонники? Куда Митрополит то смотрит?

– У Батюшки Феогноста и без них забот хватает. Храмы поруганные, да порушеные отстраивать надо. Веру пошатнувшуюся уберечь, да укрепить. Лихое время мы живем. Монголы лютуют. Тверские бунт подняли. Дань платить отказываются.

– Так пусть Орда с этим и разбирается? Тебе то что?

– До Твери монголы через всю Русь пойдут.

Мало народу они в полон увели? Мало слез вдовы да матери детей потерявшие пролили? Нет Тверь склонить голову, я сам заставлю. Волей или силою.

Князь стукнул большим кулаком по дубовому столу.

– Так что не до берендеев сейчас.

Калита отер с руки пролившийся от удара по столу квас из перевёрнутой чарки. В зале повисла тишина.

– Так вот – продолжил Княже, совладав с эмоциями – купцы, что меж Новгородом и Москвой товары возят, в селе том вещи чудные замечать стали. Говор чужой в деревне слышан. Люд не русский в проулках шастает. И кресты кровавые на белом полотнище, то тут, то там на глаза попадаются. И не наши, не православные. А словно из треугольников сложены.

Добрыня очертил пальцем в воздухе Тамплиерский крест.

– Похож. – кивнул головой Иван Калита.

– Нам бы проводника. Иль кого из купцов тех. Дорогу показать?

– Нет Добрыня, без надобности тебе проводники, да купцы. Сам с тобой пойду.

Дружину подниму. За чистотой земли смотреть, да всяку нечисть выкорчевывать – дело Княжье. Надеюсь ваше чудо оружие того стоит.

– Воеводу сюда!!!– Обернулся Калита к слугам. Те стремглав бросились выполнять поручение.

– Ты ужинать будешь? А то не бось все по походному? Всухомятку? От родных харчей поди отвык совсем?

– Отвык княже…

– Ты присаживайся Добрыня. На сытый желудок и жизнь веселее. У меня ключница такие щи варит… Ум отъешь.

* * *

Повар у Князя и правда был кудесник. Но у Добрыни все не шла из головы Пелагея.

– Ты чего смурной такой? Али угощение не по нраву пришлось?

– Нет, Княже все очень вкусно. Родителей без винно погибших вспомнил. Бесчинства татарские. Я тут деву у мирзы отбил. Они ее как зайца по лесу собаками гнали.

– Их сила, их закон Добрыня. Прости, но монголы обид не прощают. Не жилец твоя дева. Выследят и замучают, запытают. И я не спасу. Не можно мне судьбой государства рисковать ради крестьянки. Ты уж прости. Такова реальность наша суровая.

– Пора мне княже. Во сколько завтра?

– Так дорога дальняя не близкая. Давай с третьими петухами и выйдем.

Добрыня кивнул головой и вышел из палатки.

С тяжелыми думами шёл Крестоносец в стан рыцарский. Боль, да кручина свернула душу в бараний рог. Отвыкло сердце от монгольского зверства. Да и как оставить ее молодую и смелую ворогам мерзким на растерзание? И так ей доля выпала не сладкая…

– Добрыня… – женский голос не громко окликнул рыцаря.

С поваленного ствола березы встала Пелагея.

– Ждала … – мысль приятным елеем легла на сердце.

– Я поблагодарить хотела за доброту твою и смелость. За заступничество твоё. Сначала хотела так смыться, а потом вдруг стыдно стало. Ты вон какой. Стеной за меня встал, и не убоялся что монголы, и что больше их. Вот и решила дождаться.

– Что дождалась, благодарствую. Только Пелагея, я тебя никуда не отпущу. Смерть тебя лютая там дожидается. Правда нас тоже впереди сеча ждёт, но оставить тебя им на поругание совесть не позволит.

– Да на что я тебе? У тебя своих бед , да забот не провернёшь. Тут я ещё…

– Не перечь мне женщина. Слушай когда мужик говорит. Сказано : «не пущу». Найдут они тебя. Жуткой смертью погибнешь. Решено!! Со мной будешь.

Добрыня помолчал минуту и справившись с эмоциями продолжил.

– Стирать, то гладить умеешь?

– Да кто ж этого не умеет?

– Вот и ладушки, вот и хорошо. Иди в шатёр… завтра спозаранку в путь не близкий.

– Эка ты сам все решил? А меня спросить не надо?

– Останешься?

– Останусь, пока не прогонишь.

– Ой ну и норов у тебя Пелагея…

– Ну ты тоже не замуж зовёшь ведь. Из жалости пригрел, как собачонку приблудную.

– А может и замуж… Бойня кровавая впереди, неча загадывать, примета плохая. Вот разберемся с Тамплиерами, можно и на покой, и о свадьбе подумать. Хотя кому я такой с клюкой?

– Ну не будь клюки, туго пришлось бы супротив монгольских псов, а так бах, бах и готово.

Добрыня улыбнулся.

– А пошла бы?

– Позовёшь пойду, хоть на край света. Намаялась я одна. Истосковалась по ласке, да слову доброму. По плечу сильному. Только сразу говорю: будешь забижать, молчать не стану, а в сердцах могу и сковородкой…

Русич кивнул головой.

– Вдвоём то и старость, не так страшно встречать.

– Было бы где, а встретить успеем. У нас Поп попадье отпрыска в пятьдесят заделал.

А Иосиф у Иакова, так вообще в девяносто лет родился.

– Ну и народ вы бабы, все у вас детьми заканчивается. Пошли, завтра вставать не свет, не заря.

* * *

Добравшись до места воинство Ордена и Дружина Князя стали лагерем, ожидая прибытия самого Митрополита Феогноста. Пока воинство ставило палатки да возводила частокол Фредерик и Грегори отправились на разведку.

Селение Берендеев имело форму круга. Высокий частокол из толстых бревен надежно защищал от не прошенных гостей. Посёлок имел двое ворот, с востока и запада. Ров был не глубоким, но он увеличивал высоту частокола почти на метр, а жижа и грязь мешала установить лестницы. Башни в стиле римских легионов, с многочисленными бойницами дополняли защиту берендеев.

Разведчики подошли совсем близко наблюдая за поселением. Фредерик и Грегори внимательно осматривали укрепления, ища брешь для атаки.

– Ворота тяжелые без тарана не пробить. Заметил Фредерик.

– А если греческим огнём? Несколько всадников. Пока чухнуться, отметаем и отойдём. – Грегори внимательно вглядывался в лежащий, как на ладони, посёлок древних Варягов

– Потушат. Прогореть не успеют.– скептически заметил Фредерик.

– А если, как отвлекающий манёвр? А штурм с другой стороны. Веревками с крючьями? Да на лестницах. Много не надо человек шесть. Ворота отворим, и с ходу кавалерией?

– Опасно, если не поведутся на пожар , за зря людей положим.

– Меня если честно другое беспокоит. Как идол ужился с колокольней? И почему колокола молчат? Обедня, а звона нет. Да и сама колокольня не достроена.

– Ну мало ли, всяко может случиться…

– Да не, доски почернели, колокола патиной затянуло, не блестят на солнце. А башни с бойницами свежие. Древесина совсем свежая.

– Думаешь прознали про поход?

– Может и прознали. Но над посёлком словно пелена висит. Темной магией за версту несёт.

– Что то серьезное?

– Не вижу. Туман мешает, да эти полумедведи все сбивают. Но наличие темного объясняет почему звонницу не достроили. Темным колокольный звон – как бесам ладан. Пошли нечего светиться раньше времени. Кто знает этих Берендеев, может у них и среди зверья, да птиц шпионы есть.

* * *

Митрополит прибыл к вечеру, в аккурат перед ужином. Военный совет был назначен на раннее утро. И поужинав Грегори увалился в свою постель.

Адреналин не давал уснуть, не смотря на долгие часы, проведённые в седле и накопленную за долгий переход усталость. Не спокойно было на душе англичанина. Смутная тревога грызла изнутри. Неизвестность мучила словно зубная боль. Мысли о завтрашнем штурме отлетали прочь, а перед глазами стояла ее улыбка. Габби. Англичанин внезапно понял что жутко по ней соскучился. И пытаясь побороть нахлынувшие чувства и откинув всякую надежду уснуть, Грегори вышел из душной палатки.

Свежий воздух охладил пыл полыхающий в его сердце. Грегори огляделся. Сверчки запели свои серенады, рыцари залили костры и улеглись. Сопение и храп властвовали над лагерем.

Часовые мерно шагали из угла в угол борясь с дремотой. Яркие звёзды заполонили небосклон. Борясь с бессонницей англичанин решил обойти посты. Петляя среди палаток Грегори вышел к шатру Добрыни. Учитель не спал. Огонёк его костра тлел яркими угольками. Грегори прислушался и тут же ретировался, на шутку русича ответил сдавленный смех Пелагеи.

– Эх сейчас бы на сеновал. – прошептал Добрыня.– Мы б мигом разобрались кто в доме хозяин.

– Да ну его, колиться все, жучки, паучки, таракашки, уж лучше на перину.

– Всю свою жизнь, я посвятил войне. Я сражался. Учил сражаться других. И только с тобой понял, как много я упустил…

Добрыня взял руку женщины в свои ладони.

– Я видел только боль и смерть, ни одна цель не может оправдать убийство. Столько горести и печали я видел своими глазами. Терял друзей, близких. Думал месть утолит боль потерь, но нет. Я потерял смысл жизни. Один мой знакомый как-то сказал: «Лишь имея детей мы можем понять Бога»…

– Ещё не поздно Добрынюшка. Все ещё можно успеть. Главное ведь не как было, а как сейчас…

Грегори стало жутко не удобно и он стараясь не шуметь оставил учителя на едите с Пелагеей.

Все свободное время русич уделял спасенной женщине. Без обрядов и обетов они просто наслаждались этой жизнью, не скрываясь , не прячась. Добрыня даже помолодел, и хромота стала не так бросаться в глаза.

Грегори вдруг дико захотелось отогреться душой в разговоре с Габби. Утонуть в ее глазах, ощутить нежность кожи.

– Учитель не стесняется совсем. Обнимает, гладит. Пелагея отвечает ему взаимностью. Чего я стесняюсь? Завтра может в землю лягу. Ай гори оно все огнём…

Забыв про посты, англичанин широкой походкой устремился к женскому шатру.

Но чем ближе подходил бесстрашный инквизитор к палатке Габби, тем сильнее в нем просыпался неумелый и сомневающийся юнец. Дотронувшись до полога, Грегори совсем оторопел и замер в не решительности.

– Кто там? – спросила девушка— Грегори это ты?

Собрав всю свою храбрость в кулак инквизитор молвил :

– Да это я, я тут посты обходил…шёл мимо, решил заглянуть… У тебя все в порядке?

Девушка выбежала из палатки и нащупала плечо гостя.

– Пришёл, а я уж и надежду потеряла. Думала не до меня тебе сейчас.

– Я стеснялся придти. Душа рвалась, а разум упорствовал.

– Глупый ты, завтра битва, сеча смертоносная. Может нас и не станет совсем, а ты стеснятся? У нас может только эта ночь на счастье, девушка потянула англичанина в палатку.

– А если Пелагея…

– Так ее Добрыня и отпустит. Идём не шуми только.

* * *

Откинув одеяло девушка прижалась груди англичанина.

– Боюсь я за тебя Грегори. Ты герой, такие всегда на рожон лезут чужие жизни спасая.

– Так рыцарь и должен слабых защищать, да за правду грудью стоять.

– После того, как я Сбыжика отходила, смерть мне свой секрет открыла. Наша жизнь, как лампадка. Чья то ярко горит, да масло в ней быстро тает. Чья-то еле еле тлеет, но бесконечно долго. Так вот спасая других, чьё время уже пришло и масло в их лампадке закончилось, мы своё масло им отдаём. Свою жизнь сокращаем. Поэтому герои и не живут долго. Они столько народу за раз спасают, своё Масло в их лампадки отливая.

– Все будет хорошо, Габриэль.

– Тревожно сердечку. Боязно. Среди Тамплиеров этих тьма, чернее ночи обитает.

Я хоть и белый свет не вижу, но ее я чувствую. Страшное проклятие на мраке этом. Боюсь я за вас.

Девушка поднялась с ложа. Лунный свет серебром оттенял ее кожу. Сделав глоток из кувшина Габби вернулась в постель.

– Тамплиеры – воины Христовы, крестоносцы. Откуда среди них тьма?

– Чернее ночи сердца эти. Жажда мести, злоба и зависть давно поглотились их души.

А те что в посёлке – оборотни. Но не так что б как вервольфы в полнолуние. Эти в медведей по желанию превращаются.

– Не знал что ты и темных силах разбираешься… – удивленно посмотрел на девушку Грегори.

– Чудной ты, даром что инквизитор. Мне смерть о них рассказала. А ещё говорит, что предводитель их, в душу демона мести впустил. И через него магические способности получил.

– С чего это костлявой помогать нам?

– А чего нет? Она ведь не злая. Она раньше срока не приходит.

– Что то ты недоговариваешь?

– Я ее упросила. Дороги вы мне. А в бою завтрашнем много народу поляжет. Вот я помощи и просила. А кого мне ещё просить, если кроме неё я и не вижу никого? Щас вот ты появился, да воинство ваше. А бывало целыми неделями, особенно в суровые зимы, кроме неё собеседников и не было.

– Впустивший демона… Если демон гнева и мести —Аластор. То тот кто его призвал … Банши – зовущий смерть…Я должен кое что проверить, и покопаться в своих записях…

Габриэль улыбнулась. – не нужно Грегори. Не стоит искать колодец, стоя у родника.

Голос девушки вдруг изменился, глаза закатились и что то явно не от мира сего молвило устами слепой врачевательницы.

– Банши привязана к носителю. Но пока демон силён, одолеть зовущего не возможно. Колдовство всегда даётся дорого, особенно массовое. Исчерпав свой магический источник, демон утрачивает способность защищать носителя. А смерть носителя – гибель и для призванного. Будь осторожен. Ее магия протирается далеко за грани разумного, но в этом и есть ее слабость.

Голос умолк, а Габби безвольной куклой ткнулась в грудь Грегори. Англичанин нежно обнял прорицательницу.

– Дать ей возможность исчерпать магический источник… что то ещё?

Габби пришла в себя.

– Она тебе рассказала?

– Рассказала. Осталось придумать, как это использовать…

– Ты у меня умный, обязательно что нибудь придумаешь. И ещё, береги себя, ты очень важен и дорог мне. Я не хочу больше оставаться одна.

Габби положила руку на ладонь Грегори.

– Все будет хорошо, Габби. Все будет хорошо. Да и не одна ты. Вон Добрыня подругу тебе у монгол отбил.

– Дурак ты Грегори, Она кроме него никого в этом мире не видит. Он для неё как солнышко, а Добрыня и не замечает этого. Какие вы все мужчины…

– Глупые?

– Скорее наивные, как дети. Все вам носом тыкать надо.

– Завязывай ворчать…у ворчливых нос крючком вырастает.

Габби схватилась за нос, чем вызвала смех инквизитора.

– Давай спать , рассвет скоро.

* * *

Среди собравшихся в княжеском шатре царило молчание. Слишком тревожно звучали слова Грегори о демоне.

– И как бороться с этим Банши? – Поинтересовался Калита. – У нас о такой нечисти и слыхом не слыхивали.

– Никак, пока он могущество свое колдовское не исчерпает. – развёл руками англичанин. – Сказано что магия его за пределы разумного вышла, и в этом могуществе его слабость.

– То есть?

– Надо штурмовать, пережить атаку колдуна. А там, как обычно. Освятим оружие, окропим святой водой доспехи. – промямлил Фредерик.

– На Бога уповать надо.– Вступил в разговор прибывший из Киева Митрополит Феогност.

– С нами Он. И его благодать. Дело великое затеяли. Землю от нечести очистить. Заутренюю отслужим. Благословлю вас. Причастие примите, а там можно и дело ратное вершить. Да и солнышко, колдунам всегда во вред было. Ночь их время, во тьме они силу питают.

–Так не воскресенье же. Как причастие?– удивился Фредерик.

– Вроде храмовник, а истины простой не видишь. Помнишь почему Иисус в субботу лечил? Многие головы сегодня сложат, ты их на смерть без отпущения грехов и причастия отпустишь?