Не прикрывай открытых окон. Психологическая драма с криминальным событием

– А серьёзно? Найдётся и тебе комната. У них у каждого свои апартаменты. Пока ты будешь работать с одним из них, я более тщательно осмотрю их персональные хоромы. Место преступления я проползла, а вот комнаты осмотрела поверхностно. Кабинет займёшь губернаторский. Посмотришь, в каких комнатушках сильные мира сего решают наши босяцкие проблемы. Ох, трудно им приходится… губернаторам-то…

Глава 3

Управляющий местным филиалом корпорации Олега Бурлакова Алексей Иванович Слаповский открыл дверь кабинета, не постучавшись, но порога не переступил:

– Извините, я не стучусь – знаю, что ждёте именно меня…

Исайчев жестом пригласил мужчину войти и указал кресло, куда сесть. Сам Исайчев разместился за антикварным бюро, которое торчало на гнутых витиеватых ножках посреди стометрового кабинета. Обычного письменного стола или чего-либо похожего на него при осмотре резиденции найдено не было. Михаил чувствовал себя неуютно, он не привык к подобным видам мебели. Бюро было небольшим и слишком экстравагантным: здесь и выточенные из красного дерева ангелочки, и множество маленьких и больших ящичков, а вот рабочей поверхности мало. Михаилу едва удалось поместить папку с бланками допросных листов, диктофон и ноутбук, с которым он не расставался никогда, используя его чаще как печатную машинку или монитор для просмотра фотографий с места преступления. Стены кабинета, затянутые сиреневым шёлком в мелкую золотую искорку, не располагали к кропотливой работе. Они наполняли голову Михаила неосознанным раздражением.

– Меня зовут Михаил Юрьевич Исайчев, – представился Михаил, – я буду вести дело Бурлакова, прошу вас назвать себя и подписать вот эту бумагу – это ответственность за дачу ложных показаний…

Мужчина подошёл к бюро и, не читая, расписался там, где Исайчев поставил на листе бланка галочки. Прежде чем вернуться на место, произнёс громко и чётко:

– Алексей Иванович Слаповский – директор фармакологического завода в Сартове. Директор уже семнадцать лет. Мы с Олегом Олеговичем окончили здешнее военное училище, с того времени и знакомы… Слушаю ваши вопросы…

– Продолжайте, Алексей Иванович, вы закончили с Бурлаковым одно военное училище, рассказывайте, что было дальше. Вопросы будут позже…

Слаповский более основательно сел на стул, давая понять, что готов к длительному разговору:

– Потом я отправился в войска, а Олега направили преподавать в военное училище нашего профиля в Харьков. У Олега светлая голова… Мы встретились с ним через восемь лет, он уже был богатым человеком, и у него имелась собственная фармацевтическая корпорация. Меня комиссовали по случаю ранения во Второй чеченской.

Слаповский энергично растёр пальцы рук:

– Извините. Плохое кровообращение, пальцы леденеют. Особенно когда волнуюсь.

– Может быть, горячего чая? Согреетесь, – предложил Михаил.

– Нет-нет! – всполошился Алексей Иванович. – Чай я уже сегодня пил и кофе, господи спаси, тоже… Давайте продолжим. Так вот, после войны я вернулся в Сартов и болтался здесь без дела и зарплаты. Встретились мы во время очередного приезда Олега в город. Он на протяжении многих лет приезжает сюда. Зачем? Не знаю. Во время пребывания в Сартове Бурлаков завода не посещал. Ревизоры его бывают периодически, а сам нет. Нет! Даже не припомню, когда был… При встрече, обычно встречаемся где-нибудь в парке, в местах нашей юности, он выслушивает отчёт, и достаточно… Тогда, семнадцать лет назад, Олег предложил мне работу сразу директором предприятия, говорил, что никогда об этом не пожалел… Я тоже… Очень его жалко… Кто теперь возглавит дело?

– Он хорошо его знал?

– Кого? – вскинул пучкастые брови Слаповский.

– Дело… – усмехнулся Исайчев.

– Он начал заниматься бизнесом ещё будучи преподавателем в военном училище, можно сказать, на чистом месте. С преподавательской карьерой у него не получилось. Союз к тому времени развалился. А он, российский офицер, не захотел присягать новому правительству.

Слаповский замолчал, сглотнул комок в горле, продолжил:

– Родине мы в то время тоже были не нужны. Но, в отличие от многих, Олег быстро сориентировался и, воспользовавшись тем, что мать немка Поволжья, эмигрировал с семьёй и с семьёй сестры матери в Германию, там и развернулся. Тогда ведь только входили в медицинскую практику одноразовые инструменты. Годы-то какие были сумасшедшие…

Михаил видел, что воспоминания прошлых лет не доставляют Слаповскому удовольствия. Они приносили ему не только нравственные страдания, но и физические. Он всё время морщился, ёрзал на стуле.

– Расскажите в подробностях, о сегодняшнем утре… – попросил Исайчев. Слаповский секунду помолчал, а когда начал говорить было видно, как он подбирает фразы, стараясь быть точным:

– Я прибыл в резиденцию к восьми часам утра. Сайрус не настаивал на раннем визите. Он позвонил и от имени Олега Олеговича приказал приехать ближе к обеду.. Для меня его визит в Сартов был неожиданностью. Обычно он предупреждал загодя. Я спросил Бриона, какие приготовить документы, но он сказал, что встреча будет носить личный характер.

– Алексей Иванович, я ведь прежде чем сюда ехать, навёл о вас справки.

Михаил открыл ноутбук, отвернул от Слаповского экран и загрузил нужную страницу.

– Об остальных гостях материала мало, а вы здешний, и о вас много чего понаписано. Один из ваших однокашников насплетничал будто вы и Бурлаков имели в училище одну пассию на двоих.

– Нет! – резко и зло оборвал Исайчева Слаповский. – Не точно. Олег увёл у меня девушку, хотя у него существовала своя любовь. Мы с ним в училище были соперниками: оба отличники, оба борцы, часто выходили на ковёр как спарринг-партнёры. Я побеждал почти всегда. Олег злился… и вот так отомстил… она влюбилась и бегала за ним как собачонка… Даже аборт от него сделала…

– Вы не в курсе, что с ней стало потом? – не отрывая взгляда от монитора, спросил Исайчев.

– Ну, вы же знаете! Зачем спрашиваете? – вскинулся Слаповский.

– Да знаю – она стала вашей женой…

Алексей Иванович опустил голову. Было видно, как он сдерживается, играя желваками на скулах:

– Любил я её… понимаете… всякую бы принял… – Он попытался улыбнуться, но улыбка только обнажила зубы и совсем не тронула лица. – Это может быть основанием для подозрения меня в убийстве Бурлакова?

– Это уже основание для подозрения. Вы же понимаете, что ни вы, ни я не знаем, зачем Бурлаков приезжал каждый год в Сартов? Слаповский отрицательно качнул головой. – Ну вот! И я не знаю. Может быть…

– Вы что думаете, – Слаповский не дал Михаилу договорить, – он приезжал в Сартов для встреч с моей женой? Ну, нет… – Слаповский впервые за всю беседу удивился, растерянно пожал плечами и принялся энергично растирать кисти рук. – Извините… У нас четверо детей… и она никогда о нём не вспоминала… Знаете…

В кабинет, не стучась, влетел следователь Роман Васенко. Слаповский замолчал.

– Михаил Юрич! – пучил глаза Роман, – у нас ещё один труп!

– Ёшкин кот, кто! – вскакивая, воскликнул Исайчев.

– Повар, итальянец, Гуидо Скварчалуппи…

– Не резиденция губернатора, а бандитский притон! – Михаил, едва не сбив Васенко с ног, выскочил в коридор.

На половине дистанции Роман нагнал и обогнал начальника.

– У тебя что? Фигуранты в свободном полёте? – крикнул вслед удаляющемуся капитану Исайчев. – Ты их не изолировал друг от друга?

– Так кто знал, что они ещё кого-то грохнут? – на ходу, не оборачиваясь, пробубнил себе под нос Васенко, прибавляя скорость.

У дверей кухни Роман остановился отдышаться и подождать запыхавшегося начальника. В кухню следователи вошли вместе. Итальянец, согнувшись пополам, одной половиной тела лежал на разделочном столе кухонного острова, другая половина стояла на ногах. Рядом с головой Гуидо растеклась и уже почти загустела кровь. Волосы итальянца, густые, чёрные, вьющиеся, напитанные кровью, начали подсыхать и превращаться в сосульки. Тут же на столе валялся помытый металлический топорик для отбивания мяса. Убийца, будто издеваясь, специально плохо ополоснул топорик, и на нём остались разводы от средства для мытья посуды. Рана на голове итальянца была велика и не оставляла сомнений в том, что жизнь вытекла из тела Гуидо вместе с кровью.

– Долженко сообщили? Она ещё здесь? – обратился Исайчев к оперативному сотруднику из городского убойного отдела. Именно он, когда зашёл поинтересоваться о ужине для дежурных оперативников, обнаружил тело Гуидо.

Оперативник не успел ответить, потому что Галина Николаевна сама вошла в кухню. Её белая кофточка и тёмно-синяя форменная юбка были в капельках крови. Исайчев, указывав эксперту взглядом на пятна, спросил:

– Галя, это ты его?

Долженко покрутила указательным пальцем у виска:

– Тьфу на тебя! Это кровь Эльзы…

– Её что тоже? – зарычал Васенко.

– Пока нет! – махнула рукой Долженко и поплевала через левое плечо, – не дай бог. Пусть живёт… Я осматривала её комнату, а она решила поменять лампочку в торшере. Перегорела. Лампочка оказалась треснутой и рассыпалась у неё в руках. Кровища лилась, как из барана. Пока вынимала из ладони стекло, перевязывала, изваракалась вся…

– Как из овцы, – встрял в разговор Роман.

– Уйди отсюда, шутник-самоучка, – прикрикнула Долженко, – у трупа хихикаешь, бог тебя накажет!

– Галя, не иди в разнос, – остановил Исайчев распаляющуюся гневом Долженко.

– У нас каждый день труп. Уж кто-кто, а ты не хуже меня знаешь. Профессиональная деформация. Если бы не чувство юмора – давно бы повесились…

– Так, что тут у нас? – спросила, безнадёжно махнув рукой, Долженко.

Она подошла, внимательно осмотрела труп и, приложив пальцы к шее итальянца, констатировала:

– Судя по температуре тела, случилось это не более часа назад. Точнее скажу, когда осмотрю труп в лаборатории. Пока так – убийца ударил сзади, подошёл тихо, повар его не слышал, сила удара мощная… покуда всё. Я ещё не закончила осмотр апартаментов фигурантов. Изымаю одежду. Может быть, на ней что-то найду. Результаты завтра. Раньше не сделаю. Еле хожу, устала. Часа вам хватит осмотреться и описать труп итальянца? Если тело успеете упаковать – заберу с собой. Нет, привезёте сами…

Роман обошёл вокруг кухонный остров, остановился у тела Гуидо, спросил:

– Почему убийца не боялся, что повар его услышит? Итальянец был глухой? Кто-нибудь в курсе?

Ответила Долженко:

– Нет, он был в наушниках. Посмотрите, их у него изъяли рывком. Из одного уха наушник вылетел легко, а второй оказался зажат в ухе столом, на который упала голова, и его пришлось тянуть. Видите, красная полоса от уха почти до подбородка…

– Зачем убийца забрал наушники? – удивился Исайчев.

– Если бы я была убийцей, я бы пояснила, а так, увы и ах.. Я свободна? Могу продолжать осматривать апартаменты? – Долженко, не дожидаясь ответа, направилась к двери.

Когда дверь за ней закрылась, Роман, изображая утиную походку эксперта, бросил вслед:

– О, пава! Спросила и пошла… у меня тёща такая. А может ты против? Ты же старший группы…

Михаил досадливо поморщился:

– Ну, хватит, Рома, ёрничать. Она старше по званию и по летам. Давай работай! Мне кажется, что преступник что-то искал в одежде итальянца и плеер в кармане ему мешал. Он его вытащил, а потом решил вовсе забрать. Видимо отпечатками запачкал. Перчаток у него не было. Если бы были, он не стал бы мыть топорик.

– Значит, к убийству заранее не готовился, – рассудил Роман, – кто-то его подтолкнул.

– Я думаю, плеер искать не стоит. Резиденция огромная – одной земли три гектара… – продолжил размышлять Исайчев.

– Михал Юрич, а если это записывающее устройство и повар слушал то, что закачал туда накануне? Может быть то, что уличало убийцу? – Роман сел на корточки, осматривая место у ног Гуидо. – Ничего нет, как в хирургической. Одна кровища…

– Тогда тем более не найдём, – подтвердил своё же предположение Исайчев. – Но я склоняюсь к тому, что убийца искал что-то именно в одежде. Обратите внимание на рукава поварской куртки, они раскатаны. Злодей искал записку, флешку, что-то мелкое. Роман, приглашай оперов, – приказал помощнику Исайчев, – пусть пакуют всё, что найдут, проследи, чтобы тщательно. Запри фигурантов по комнатам, нечего им по усадьбе болтаться… Ужина, вероятно, не будет… А жаль, я в поезде только чай попил, пообедать вообще не удалось. Позвони Шефу, попроси как-то решить вопрос с питанием, а то мы все здесь перемрём от голода. Городские опера по коридорам уже ворчат…

Телефон в кармане Михаила взвыл в режиме пожарной сирены.

– Вот и он, лёгок на помине! – определил, глядя на дисплей, Исайчев и нажал зелёную кнопку. – Слушаю, Владимир Львович… да, ещё труп… понял… никого из резиденции не выпускать, включая сотрудников… понял… языки прикусить… понял… работать в режиме борзой собаки… понял… умереть на посту… Что нужно от вас? От вас – нужно прекратить меня запугивать и не-ме-шать! Я не борзею, вы сами приказали мне войти в режим борзой собаки, я вошёл… Извините… я постараюсь… Владимир Львович, решите вопрос с питанием, голодно здесь… хорошо… можно и три корочки хлеба, но каждому… понял вас… – Михаил нажал кнопку «отбой» и только тогда увидел округлившиеся глаза Васенко.

– Я фигею, Михал Юрич! Ну, вы даёте… так с Шефом…

– Иди работай! – оборвал коллегу Исайчев. – Я ухожу продолжать допрос Слаповского.

В кухню вошёл старый знакомый Исайчева, начальник районного убойного отдела Константин Плетнёв. Исайчев обрадовался:

– Здравствуй, Костя, рад тебя видеть. Вот только встречаемся мы с тобой в грустных местах, при грустных событиях. Вы с женой что-то совсем к нам дорогу забыли…

Плетнёв развёл руки в разные стороны:

– Что поделаешь, дружище, не мы такие – жизнь такая.

– Закончится эта бодяга, приходите в гости, Оля будет рада.

– Принято, майор, обязательно забежим. А сейчас слушаю тебя.

– Проследи, чтобы труп упаковали аккуратно и вынесли, не особенно афишируя. Пусть всё здесь подберут и Галине Николаевне в лабораторию отправят. Она ждёт.

– Есть, майор, сделаем.

Глава 4

Исайчев вернулся в кабинет. Он застал Слаповского переодетым в летние парусиновые брюки и жёлтую футболку с надписью «Та ещё вишенка».

«Женская», – подумал Исайчев, силясь сохранить серьёзное выражение лица.

Слаповский сидел в той же позе, только ещё больше согнул в крутую дугу спину.

– Это вас Галина Николаевна приодела? – уточнил Исайчев.

– Не совсем так. – Слаповский, разглаживая заломы, провёл обеими ладонями по футболке. – Ваш суровый эксперт нас подраздела, а уж мы, во что смогли приоделись, у кого чего было. Сайрус меня предупредил, что возможно придётся остаться на ночёвку, и я захватил домашний костюм…

Михаил ещё раз оглядел весёлый костюм свидетеля, и прибавляя деловитости в тон, спросил :

– На чём мы остановились, Алексей Иванович? Помнится, на том, что ваша жена сделала от Бурлакова аборт.

– Мы закончили на том, что у меня была причина убить Бурлакова. – Слаповский болезненно поморщился. – Как вы понимаете, она не могла рассосаться со временем и была у меня всегда, только я почему-то не убивал его раньше… Хотя раньше обида была сильнее… и ревность грызла глубже… Знаете, почему не убивал?

– Почему? – Михаил снял очки и помассировал указательным пальцем переносицу.

– Я его простил… – Слаповский пристально посмотрел в глаза Михаилу:

– Не надо иронии. Да! Я его простил! Вы можете мне не верить, но хорошего Олег мне сделал больше, чем плохого… А то, что он приезжал сюда встречаться с моей женой, полная ерунда…

Исайчев вопрошающе вскинул брови.

– Дважды Олег был в городе, зная, что у меня отпуск и нас нет… так что вот так, – просветлев лицом, выплеснул Слаповский. – Вспомнил! Это аргумент?! Аргумент?!

Исайчев согласно кивнул:

– Да. Это аргумент. Хорошо, рассказывайте дальше, что было в это утро…

– Завтрак был в это утро, – продолжил заметно повеселевший Слаповский. – Олег консерватор. Сегодня, как и всегда, он ел омлет, помидорно-огуречный салат, два поджаренных кусочков черного хлеба. И чай…

Михаил от неожиданности вздрогнул:

– Как чай? Был же кофе…

Реакция следователя развеселила Слаповского:

– На завтрак только чай. Кофе отдельным заходом, через час после завтрака. Завтрак с восьми до девяти. Кофейный час с десяти. К десяти всё должно быть подано… Сегодня утром Олег, видимо, хотел сказать нам что-то важное, потому что слова, которые он произнёс до первого, как оказалось и последнего, глотка кофе, были таковыми: «То, что я вам скажу сегодня, не подлежит обсуждению. Это моё окончательное решение. Я шёл к нему много лет…» Потом он глотнул кофе, поставил чашку и вдруг вскочил и упал… В первый момент я даже не осознал, что произошло. Ирина жутко закричала. Эльза бросилась к брату, пыталась что-то сделать. Мне показалось, она расстегнула ему верхнюю пуговицу рубашки и ослабила галстук. У неё руки дрожали и она в отчаянии рванула ворот рубашки. Голова Олега на мгновение приподнялась, а потом с каким-то тупым звуком стукнулась о пол. Эльза обернулась, посмотрела на меня, оскалилась, взвыла и поползла в угол, там и забилась. Для неё это крах… кто её без Олега терпеть будет?

– Как реагировал адвокат Сайрус Брион?

– Он очень испугался, как и я. Рыдал, а потом ушёл в свою комнату, вернулся через полчаса с лицом человека, узнавшего государственную тайну. Было видно, ему хотелось рассказать, но он сдерживал себя, видимо, было нельзя до поры до времени… Знаете, он мне даже подмигнул. Как-то так иезуитски торжествующе подмигнул, как будто у него получилось то, что он долго ждал и хотел. Мне стало даже не по себе…

Исайчев положил на стол карандаш, который до этого машинально крутил в пальцах, и более внимательно посмотрел на Слаповского.

– Так, интересно… – Ваши предположения на этот счёт?

– Думал, но даже предположить нечего.

– Сайрус не мог быть связан с конкурентами Бурлакова? Или, вопреки интересам хозяина работал и на нечистоплотных партнёров? Брион мог стать орудием устранения держателя контрольного пакета акций корпорации?

– Нет… нет, – оживился Слаповский. – Я уверен, что подобным способом здесь его устранить не могли. Олег Олегович, конечно, жёсткий человек, но отличный дипломат. Все проблемы решал сразу на месте, не оставлял хвостов. Я наблюдал за его деятельностью за пределами Сартова через интернет. Выяснил, что Бурлаков совсем недавно приобрёл в Чехии ряд лакокрасочных предприятий. Там возникли какие-то заморочки. Олег разместил на заводах большой пакет взаимовыгодных российских заказов и волнения на всех уровнях затихли. Я уверен, никто из бизнеса на ликвидацию хозяина не отважился бы.

– Откуда такая уверенность?

– Начальник его охраны Иван Усачев наш однокашник. Олег вытащил его в прямом смысле из такого дерьма, что теперь тот ему по гроб обязан… Ивана из армии попёрли за пьянку, жена бросила, бомжевал. Олег его вылечил и дал всё. Он при нём человеком стал, новую семью обрёл. Усачев за Олега кого хочешь на британский флаг порвёт. Ко всему прочему, Бурлаков ему и его ребятам такие деньги платил, каких никто, никогда, никому за охрану не платит. У Олега была поговорка: «Денег не надо жалеть на детей и на охрану, потому как дети – твоё будущее, а охрана – твоё настоящее». Усачев тысячу раз перепроверил на связь с конкурентами всех, кто был приглашён на работу в корпорацию. А уж ближний круг перетряс по песчинкам.

Михаил вновь взял в руки карандаш и постучал им по поверхности бюро:

– Ну, предположим, вы правы. Хотя… – следующую фразу Исайчев проговорил мысленно: «Надо дать Васенко задание покопаться в интернете, там все сплетни собраны, может, что и нароет», а вслух произнёс, – а повар? Повар сам мог иметь на Бурлакова зуб?

Вопрос следователя вызвал у Слаповского ироническую ухмылку:

– Гуидо? Ни за что!

Он уже готов был пояснить, но крик, который оглушил резиденцию, заставил Исайчева прервать допрос. Михаил извлёк из-под бумаг сотовый телефон и набрал номер телефона Васенко:

– Роман! Что это? Опять труп? Нет? Уже хорошо… Ну? – И чем дальше Исайчев слушал пояснения коллеги, тем чётче его лицо приобретало выражение, будто он глотает что-то кислое. – Зачем? – простонал он, – зачем ты ему сказал? Как я теперь буду его допрашивать? Ты что, не мог придумать причину отсутствия сегодня ужина? Ну, невозможно здесь работать… невозможно, и всё… – Исайчев раздражённо бросил телефон на папку с бумагами, тот подскочил и, ударившись о верхний ящик бюро, жалобно пискнул. – Ладно, давайте, Алексей Иванович, дальше…

На лице Слаповского появилась и сразу исчезла ироническая улыбка:

– — Я понимаю, сейчас Сайрус узнал о гибели Гуидо? Вам нужны дальнейшие пояснения?

– О чём?

– Гуидо никогда бы ничего не сделал без ведома Сайруса. Они семья. Не обычная, но всё же семья… Я видел лицо Бриона в первые минуты гибели Бурлакова, это было всё что угодно, но только не лицо убийцы. Поварёнок относился к хозяину с придыханием, с благоговением…

– О, Алексей Иванович, вы не знаете, какие лица бывают у убийц. Очень разные лица у них бывают, уверяю вас…

Слаповский тоном бывалого человека заметил:

– Не скажите, Михаил Юрьевич, я ведь чеченскую войну прошёл и многое видел не только в бою. Знаете…

– Хорошо, – Михаил прервал Алексея Ивановича. – Давайте вернёмся к Ирине, что вы думаете по её поводу? Мне высказали предположение, что Бурлаков окружал себя людьми не совсем обычной ориентации, чтобы не вводить жену в искушение. Его ведь подолгу не бывало дома. Я так понимаю, берегут, когда любят. Ирина очень хороша собой. А вот капитан Васенко доложил мне, что на предварительной беседе вы высказали мысль о скором разводе этой пары. Это так?

Слаповский поморщился. Он явно не привык, что его обрывали на полуслове. Отвечать он стал с явной неохотой:

– Я встретил Олега семнадцать лет тому назад. К этому времени он уже семь лет был женат на Ирине и у них росла дочка, вторая родилась позже. Мне дважды в год на один день приходилось приезжать в Питер для отчёта на Совете директоров, так заведено. После работы Бурлаков обычно приглашал меня как старого товарища на ужин в свой загородный дом. При мне Олег был вежлив с женой, но не более. Особой любви в их отношениях я не замечал. За любовью должен стоять хоть какой-то труд, а Ирина была равнодушной к делам мужа. К нашим разговорам не прислушивалась. Не вникала. Казалось, отбывала повинность. Стоило мне посмотреть на часы, поезд на Москву уходил в 22 часа, она с удовольствием прощалась, иногда уезжала из усадьбы раньше меня. Я у Олега не спрашивал, да он бы и не ответил, его личная жизнь – тайна за семью печатями… так-то… Но вот в этот раз перед приездом Бурлакова в Сартов на заводе шептались будто хозяин собирается оставить Ирину. Откуда пошёл слух не знаю, вполне возможно, фантазии…

Михаил удивился:

– Вы в Сартов ездите через Москву? Почему? Я сегодня приехал из Питера прямым поездом. Очень удобно. Без пересадок.

– У меня в Москве сестра. Олег разрешал иногда мне такую вольность – навещать её. Из Питерской усадьбы я тоже уезжал пораньше. Люблю час-другой побродить по городу. Город – красавец! История на каждом шагу.

– Так, так, – Исайчев несколько секунд размышлял, потом предложил, – давайте поговорим об Эльзе? Она могла?

Этот вопрос понравился Алексею Ивановичу, он опять оживился:

– Ну, что вы! Эльза без Олега ноль. Причём ноль с отрицательным знаком. Её очень не любят в компании. Она ведь никто. Недоучка. Сказала вашему эксперту, что закончила Магдебургский университет. Она прослушала там только фармакологический годовой курс – Олег, чтобы отдалить мадам от себя, заставил и буквально пришил её, как заплатку, к своему производству. Вот надсмотрщик из неё получился прекрасный и стукач тоже. Живёт фрау Леманн под Мюнхеном в усадьбе Олега, всю обслугу оплачивает он же, и водителя, и автомобиль. Для неё смерть Бурлакова – völligen Zusammenbruch⁶. Новые хозяева вряд ли будут её терпеть.

Исайчев понял, разговор о предстоящем будущем Эльзы воодушевляет Слаповского и поспешил его прервать. Его совсем не интересовало будущее. В настоящем разобраться бы!

– Спасибо, Алексей Иванович, можете идти отдыхать. Если понадобитесь, я вас позову.

Слаповский, покряхтывая, потёр колени, тяжело встал:

– Когда долго сижу – суставы начинают болеть… Разрешите домой позвонить, там волнуются. Вы нас когда отпустите?

Михаил усмехнулся и вновь взял в руки телефон:

– Роман, позови мне Ивана Усачёва. Да, начальника охраны. Прибыл новый повар? Хорошо… – и, обращаясь к Слаповскому, добавил, – через час вас накормят. Роман, выдай Алексею Ивановичу его сотовый телефон, пусть пообщается с родственниками… конечно, потом изъять… конечно, при разговоре присутствовать… – обращаясь к Слаповскому, пояснил, – так положено, Алексей Иванович, идите…

Дождавшись, когда за фигурантом закроется дверь, Исайчев вновь воспользовался телефоном.

– Галина Николаевна, ну что там? Жаль… Но внушает надежду слово «пока». Прошу тебя, сразу позвони, если что найдёшь… да понял-понял… что ж ты так кричишь… Ну, пока, дорогая… Жду!

Михаил откинулся на спинку кресла, вытянул ноги, прикрыл глаза. В голове неожиданно зазвучал густой низковатый голос случайной попутчицы:

Ты здесь?

Прости, задумалась… так, о пустом,

О том, что жёлтые такси, как эти листья,

Что ночью стал казаться стылым дом

И что на скатерть пролит кофе – не отчистить…

Исайчев с грустью посмотрел на телефон и вновь набрал номер, пока шла посылка вызова, подумал: «Хорошо, что есть эта штуковина, можно услышать родное дыхание». Трубка радостно зазвенела голосом жены:

– Скучаешь, Мцыри? Когда домой собираешься? Я борща наварила. Смотри там ничего не ешь – ещё отравят. Полковник Корячок звонил, извинился, что прямо с поезда отправил тебя в резиденцию. Слово с меня взял о неразглашении, – без остановки стрекотала Ольга, – может быть мне приехать? Посмотрю всё свежим взглядом, подскажу чего, а? Тебе ведь нужны дополнительные мозги. Корячок тебя и Ромку не выпустит, пока вы ему злодея не найдёте. Там у тебя Костя из районного убойного, он мужик головастый. Ты его привлекай.

Михаил зажмурился, переступая с пятки на носок, покачиваясь, дожидался паузы, когда можно будет вставить словечко, и, наконец найдя, вскрикнул:

– Погоди, Копилка, не тараторь! Кости здесь уже нет. Он трупы запаковал и повёз к Долженко. Его оперов, вопреки приказу Корячка, я тоже отправил вместе с городскими. Они по усадьбе расползлись, мешали. Ходили тут, голодными желудками урчали.

– Трупы? – изумилась Ольга, – во множественном числе? Откуда? Корячок мне про один труп говорил! У вас там война?

Михаил пожалел, что проговорился раньше времени:

– Мальчика, повара, по голове кто-то шарахнул…

– Повара? Который кофе варил? Убийца подельников устраняет?

– Пока не выяснил, до кофе ещё не добрался… Одного свидетеля пока только допросил. Хочу сказать…

– — Мцыри, ты фигурантов по комнатам запри…

– Уже!

– И осторожно там…

– Я хочу тебе сказать…

– Что ты соскучился?

Исайчев кивнул:

– Это в первую очередь. Приезжать ко мне пока не следует, а вот советы твои нужны. Буду звонить. А сейчас вот что… – и Исайчев подключил диктофон к телефону, – послушай запись. Это допрос одного из фигурантов – Слаповского Алексея Ивановича. Послушай, и скажи навскидку, как тебе человек? Фальшивит или нет и что ты по этому поводу думаешь? Мне нужны независимые впечатления…

* * *

Пока Ольга слушала запись, Михаил делал в блокнот пометки. По щелчку диктофона Исайчев отсоединил устройство:

– Ну? Как тебе?

– Не веришь ему, Мцыри?

– Не очень…

– Правильно. Ты же помнишь свою первую юношескую любовь? В ней максимализма больше, чем чувств. Чувство собственности обострено до предела, а тут аборт от другого человека. Не простил он его ни тогда, ни сейчас. Врёт он! Ты бы забыл, если бы любил?

– Я бы убил!

– В-о-от! – радостно запела Ольга, и Исайчев представил, как в эту секунду она довольно улыбнулась. – Мишка, можно я съезжу к Корячку, поговорю, пусть возьмёт официальным консультантом в это дело. Вспомню, что я ещё и психолог. Диплом пылится… Мне интересно. А?!

– Не ной, Копилка, – с суровыми нотками в голосе ответил Исайчев. – Пока ты мой советник на удалённой дистанции. Думать по делу разрешаю. Не забыла, что ты адвокат? Может, именно тебе придётся защищать убийцу. А ты выведаешь все недочёты следствия и оправдаешь преступника. Нехорошо…

– Выведаю? – в голосе Ольги звучала обида. – В этом случае, Мцыри, я откажусь от защиты. У твоих толстобрюхих свои адвокаты найдутся, подороже меня… Ну что ж, было бы предложено…

– Я же не сказал: вообще не приезжай, – поспешил утешить жену Исайчев. – я сказал: пока не приезжай. Я позову, когда будет надо.

– Правда?! – оживилась Ольга. – Тогда привет, целую! Ой! Забыла рассказать, есть минутка?

– Минутка есть… – согласился Исайчев.

– У меня радость! – зазвенела Ольга. – Я нашла на блошином рынке Константиновский рубль – одна из редчайших российских монет. Изготовлена на Петербургском монетном дворе в небольшом количестве во время декабрьского междуцарствия 1825 года. Это тогда, когда в Таганроге умирает император Александр I и все думают, что на престол войдёт Константин Павлович – средний брат. Их младшенький, Николай, уже через час после смерти старшего принёс присягу Константину, но только мать и ещё несколько человек знали, что Константин отрёкся от престола за три года до этого события. Почему ты, Мишка, не задался вопросом: почему именно Слаповский был приглашён на важное и делаю акцент личное собрание? Мне кажется это странным, подумай, Мцыри, пока…

– Погоди… погоди… – закричал Михаил, но трубка уже ныла голосом «отбоя». – При чём здесь «константиновский рубль»? Ты думаешь Слаповский, докладывая о других, пытается представить обстоятельства в ином свете? Прожектор осветил то, на что не стоит обращать внимание? Спасибо! Учту!

Однако всё это Исайчев проговорил в уже заунывно ноющую трубку.