Радужный город

Глава 6

Очнулась я только спустя пять дней. Целых пять суток потребовалось, чтобы мир приобрел ясность и резкость, перестав быть похожим на кисель из запахов, звуков и режущего света. Тумбочка возле кровати напоминала филиал аптеки батареей коробочек и пузырьков для таблеток. Кряхтя, я попыталась выпутаться из одеяла. На телефоне, отвоевавшем краешек столешницы у армии лекарств, имелось (ужас!) с полсотни пропущенных вызовов. Слабость была умопомрачительной. Средство связи весило, как хороший сладкий арбуз в начале сентября.

– Ух, ты, кто проснулся?! – в спальню заглянула Тома. – Настенька! Иди маму обними!

Послышался топот детских ножек, и в комнату ворвалась пахнущая мандаринами дочка.

– Мама! – ко мне прижались со всех детских сил, а я сжала в ответ мое сокровище.

– Как себя чувствуешь? – улыбнулась подруга, присаживаясь на край кровати.

– Хочется закопаться в землю, – прогнусавила я.

– Зря, мы тебя и так еле откопали. Три дня температура под сорок.

– Три дня!

– Да, вчера только спадать начала. Сейчас нет, но еще может к вечеру подняться.

– О Боже, вообще ничего не помню, как чистый лист. Вы же к родственникам собирались?! – я посмотрела на Тому с самым несчастным видом.

– Дорогая, забудь! Если бы я за тебя не волновалась, то, пожалуй, это самый лучший праздник за последние лет пять! Старые фильмы, мандаринки, шампусик, тишина и покой! Мечта!

– А Андрей с сынишкой?

– Поехали в Финку с друзьями, благо визы открытые весели. Родителям твоим я позвонила и Зое с работы. Так что основная масса в курсе, что ты жива и относительно здорова. Звонила Маргарита Николаевна, я так понимаю, подруга матери Димы, сказала, что все нормально. Никто не появлялся.

– Я думала, мне все это приснилось, – тяжело вздохнула я.

– Отек спал, синяк заживет, – улыбнулась Тома, намекая на мой фонарик на губе. – Так что, почти приснилось. А еще звонил некто Данил Олегович и очень просил тебя вернуть с того света и засунуть телефон в руку, ибо шеф его, которому вы сына вернули, психовал, чуть ли не до вызова полиции. Но звонил, правда, Данил четыре дня назад. Потом тишина.

– Черт! Этот придурок наверняка его уволил, – горестно вздохнула я.

– Андрюша мне пояснил, что папаша – тип крутой. Я ему посоветовала, если что, в Финке оставаться и кричать, что русские не сдаются, – Томка засмеялась.

– Ха-ха три раза, – пробубнила я, прижимая Настену к себе.

– Настя! – в комнату ворвалась Ната с тем же мандариновым шлейфом. – Пошли! Начинается!

Моя дочура прижалась сильнее, а потом, откинув голову и не разжимая ручек, посмотрела на меня.

– Поняшки твои? – сделав понимающее лицо, поинтересовалась я.

Малышка кивнула.

– Беги, – я поцеловала ладошку.

– Там всего одна серия! – малышка умчалась за подружкой.

Я завернулась поглубже в одеяло, зыркнула на Тому и нажала на телефоне вызов Даника.

– Соня Аркадьевна! – вполне себе радостный и довольно подвыпивший голос. – Ты там как? Можешь насчет Тропинина не волноваться. Отошел мужик. Бесновался, конечно, порядочно. Перенервничал. Ты же понимаешь. У них все повернуто на деньгах. Он думал, сына с целью шантажа хотели умыкнуть, а потом что-то не так пошло, и вернули, а может припугнуть хотели. Двое суток сидели над видео с камер, чуть ли не носом рыли, да и сыном шеф побеседовал, и теперь считает тебя новогодним чудом. Мало того, что сына привезла, так жена его так расчувствовалась, что мальчишку оставила с ним на каникулы. Так что, монстр в благодушном настроении.

– Тебя не уволили? – поинтересовалась я на всякий случай.

– Смеешься, мне зарплату повысили, – Данил Олегович был в стадии активного «отмечания» праздников и бонусов, преподнесенных судьбой.

Я выдохнула облегченно.

– Сонь Аркадьевна, твое дело терпит, или срочно надо? – поинтересовался Даник.

– Какое дело? – не поняла я, а потом озарило. – Ждет, конечно. Спасибо, Данил Олегович.

– С наступившим! Не болей!

Телефон погас.

– Даник сказал, что все нормально.

– Ну, вот и славненько! – Тома потерла руки.

Подруга глупой не была, но некоторые вещи, пугавшие меня до коликов, она могла воспринимать вполне спокойно и даже с некоторой долей пофигизма. Может, она просто не могла предположить, что такие, как Тропинин, могут навредить, а некоторые вполне способны и судьбу поломать. Вера в правовое государство, гражданами которого мы являемся, у некоторых таки наличествует.

– Тебе бы чего жидкого похлебать. Начнем с чая с сахаром, – подруга хлопнула ладонями по коленям и пошла на кухню, из зала послышалась возня, строгая Тома не преминула заметить, что девочки слишком близко подползли к телевизору/

Я же попыталась сесть. Как на корабле в шторм меня мотало из стороны в сторону. Но умыться очень хотелось, от того зубы были стиснуты, попытка влезть в тапочки отринута, и я отправилась в свой вояж до ванной босиком. Мое пальто аккуратно весело на вешалке, сумка стояла на диванчике, из нее выглядывали краешки документов. Стеночка стала хорошим помощником, другом и соратником в моем путешествии. В памяти всплывали мои пятидневные походы в ванную. Такой странной болезни у меня еще никогда не было. А может это и не болезнь вовсе, а нервный срыв?

Теплая водичка взбодрила. Зубная паста со вкусом кокоса показалась чуть ли не съедобной. Душ был бы кстати, но я решила пока не рисковать. Теплый, безумно сладкий чай и бутерброд с маслом приятно утяжелили желудок.

– Моль бледная превращается в человека. А вот не надо было все простуды на ногах переносить. И успокоительное попить не помешает, – Тома уселась напротив. – Ну, так расскажешь, что там с Димкой-то приключилось?

Я поежилась, но подробно рассказала подруге все, что сохранилось в прожаренных температурой мозгах.

– Ощущение, что вернулись лихие девяностые.

– Мы с тобой, дорогая, были маловаты, чтоб по достоинству оценить размах тогдашнего бандитского разгула, – усмехнулась я.

– И что ты будешь делать? Даже не знаю, как бы я поступила в такой ситуации, – Тома начала складывать из салфетки причудливую фигурку, чтобы занять руки. – Вроде, все по чести. Димка сам захотел отдать квартиру тебе и дочке. А не этой лахудре. Это он из-за нее же ушел?

– Ну, скажем, не совсем из-за нее. Мы уже не сильно понимали друг друга. Он стал успокоение на стороне искать. А она мимо не прошла. А может другая. Я не интересовалась.

– Ты не простила? – грустно усмехнулась Тома, окинув меня странным взглядом.

– Нет… Я… Я могла многое понять и на многое закрыть глаза, но не на измену. Это предательство. Хотя он просил его понять. Но я, как бы это сказать, поняла, но не простила. Конечно же, после этого я стала самой плохой. Может, и поэтому еще он с Настей так редко общался, думал, что я дочку науськаю против него. Обиделся. Дурак. Прости, Господи! Не говорят так о покойных. А вообще, Том, я не знаю что делать.

– Квартиры в центре на дороге не валяются, дорогая.

– Да не в квартире дело. Приятно конечно пару лишних кусков за душой иметь. Но проблем с ней будет больше. Мне мать Димкину жалко чисто по-человечески. Страшно, знаешь ли, в таком возрасте оказаться на ее месте. Может, предложить этой Светлане мировую? – я водила краешком ложки по столу.

– Какую?

– Пусть вступят спокойно вдвоем, как наследницы по закону. Продадут. Димкиной матери квартиру купят, а эта пусть делает что хочет, денег ей более чем хватит. И я не буду выглядеть как какая-то «халявщица»: четыре года не общались, а тут на тебе.

– Он – отец Насти, – прошептала подруга, поглядывая за мою спину.

– Настена с голоду не умрет. У меня есть, что дочке оставить! – вскипела я.

– Тьфу, на тебя, Сонька, дура ты! А что будешь делать с этим? – Тома кивнула головой, явно намекая на фингал.

– Спускать такое не хочется, но если это будет одним из способов надавить на Свету, заявление не буду подавать. Да и сроки, как я понимаю, уже все вышли. Маргарита заявила, что это новый бойфренд жены Димы. Вряд ли Светка захочет, чтобы у него проблемы были.

– Мда… – нахмурилась подруга.

– Так! Может, я и душ переживу? – решила я сменить тему.

Теплый душ действительно поправил самочувствие, особенно настроение улучшили вымытые волосы. Голове стало легко. Дома стояла жуткая жара, и из недр шкафа была добыта чистая майка на бретельках с мишками-аппликациями. У Настены была точно такая же, поменьше размером, мы купили этот забавный набор «мама-дочка» в прошлый поход по магазинам. Доча была жутко счастлива. Розовые майки с медвежатами в районе пупков стали нашей любимой домашней униформой.

Завидев меня в «мишках», дочура помчалась переодеваться, и скоро маленькое существо радостно кружилось по залу в своей розовой майке, с гордостью демонстрируя подруге, что она как мама. А существо постарше сидело на диване, исчерпав остатки сил, и наслаждалось чистотой, теплом и приятной тяжестью в желудке.

– Надо бы до магазина дойти, бульончику сварить тебе, – заявила Тома.– Да и мелким чего вкусного прикупить. Хотя у нас универсам выглядит как после ядерной войны, полки пустые.

Пободавшись насчет денег и безбожно продув, я опять оказалась на диване. А Тома отправилась добывать мамонта. Звонок в дверь удивил. Тома метеор тот еще, но настолько быстро!

Я поднялась и направилась к двери, полагая, что у подруги руки заняты. Настена увязалась за мной, потому как «заказала» любимой Томе шоколадное яйцо с игрушкой.

Дверь распахнулась, и мы с дочкой удивленно замерли.

За дверью стояли двое мужчин, оба были мне знакомы, правда, тот, что постарше и побольше, оказался не таким высоким, как мне виделось в прошлую нашу встречу, вот ведь у страха глаза велики. Да и выражение лица у него было ныне не в пример добрее всех предыдущих встреч.

– Привет, – Сережа смотрел на нас с дочей, чуть округлившимися глазами.

– И тебе привет, путешественник! – улыбнулась я.

– Софья Аркадьевна, – кивнул Виталий Аркадьевич.

Оба Тропинина были тоже подозрительно похоже одеты: длинные черные пальто, черные свитера под горло, правда, на сынишке была шапочка. Отец себя головным убором утеплять не стал, и только сейчас я заметила, что в темной его шевелюре пробегают тонкие нити серебра. У обоих на плечах сияли не растаявшие снежинки.

Тропинин старший протянул мне плетеную корзинку на длинной ручке. В ней на виду лежали бутылка вина и куча выпечки и сладостей. Проглядывало и имбирное печенье. Я почувствовала, как рядом запыхтела Настена, схватившись за мою ладонь.

– Хотел выразить благодарность и несколько сгладить то, что случилось… – мужчина чуть сузил глаза.

– Спасибо, – я была обескуражена, но кивнула, принимая корзинку, хрустящую пакетом, в который была завернута. – Вам не стоило беспокоиться. Я понимаю, что такое дети. Главное, что с Сережей все хорошо, – я подмигнула мальчику.

– Мамочка! Там Эпл-Джек! – радостно захлопала в ладоши Настена, заглядывая в корзинку с детской непосредственностью.

– Кто? – удивился Виталий Аркадьевич.

– Пони, – на автомате выдала я, но заметив приподнявшуюся удивленно бровь Тропинина старшего, быстро добавила. – Печенье в виде пони – персонажа мультика.

Виталий Аркадьевич воздел глаза к небу и улыбнулся. Улыбка его преобразила. Он стал чуть моложе и чуть проще.

– Ну что, дружочек, пойдем? – Тропинин положил руку на плечо сына. – С праздниками вас.

– Вас тоже. Спасибо за угощение, – я поставила корзинку на пол и подхватила любопытного таракана на руки.

– Спасибо, – дочурка застенчиво улыбнулась, кося хитрым взглядом на лакомство.

Мужчины стали удаляться по коридору, а мы закрыли дверь. Из комнаты появилась Ната, и начался учет и переучет содержимого корзинки. Я еле успела вытащить бутылку. Сей процесс активного дележа и застала удивленная Тома с пакетами.

– А это что?

– А это нас почтил визитом со своим «спасибо и извините» господин Тропинин, – я втихаря перепрятывала то, что поделили малышки. Тома решила действовать жестче.

– У вас попы слипнутся! – возмутилась подруга, отбирая у девочек основную часть добычи. – Суп, значит, они есть отказываются, а сладкое, так на ура! Ну, нет, дорогие мои, пюре и котлетки и потом по печенюшке. Все! Кыш в комнату!

– Эх, Тома, разрушитель праздников!

– Спаситель от сахарного диабета. Хм. Ну-ка дай сюда.

Бутылку у меня конфисковали. А название вина перекочевало на строку поискового сайта.

– Ну, надо же… Благодарен мужик. А где Андрюше благодарность? – засмеялась подруга, протягивая мне телефон.

Бутылка этого вина в Интернет-магазине стоила двадцать тысяч! Двадцать тысяч, Карл! Как Зоя с работы ни скажет!

– Гуляем? – приподняла я бровь.

– У тебя температура подняться может, тебе нельзя! – ехидно заметили мне с кухни.

– Плевать! Когда я еще такое дорогущее вино попробую!

Глава 7

Оставшаяся часть праздников прошла отлично. Температура больше не поднималась. Вкусный ужин и четверть бокала вина очень хорошо расслабили. Я отлично выспалась в обнимку с Настеной, предоставив в полное распоряжение Томе и Нате гигантский диван и телевизор в зале.

Пару дней мы сидели дома и наслаждались старыми фильмами, играми с девочками, устроили даже целый день Поняш, и официально были посвящены в сестричество коняшек-мультяшек: Тома ныне звалась Пинки Пай, а я – Радуга Дэш.

В ночь на Рождество повалил снег, он шел сплошной стеной. Ровный строй снежинок, устремившихся к земле, не смел нарушить даже извечный питерский проказник-ветер. Машины потихоньку обращались сугробами. Земля укрылась белым пушистым одеялом. Опутанные гирляндами соседские окна дарили настоящее ощущение праздника. Куча народу высыпала на улицу, несмотря на позднее время, радуюсь такому редкому за последние несколько лет чуду.

Взрослые дяди и тети, уподобившись мальчишкам и девчонкам, носились по дорожкам и детской площадке, уворачиваясь от снежков, падая, заливаясь смехом. Снеговики росли как на дрожжах. Несмотря на вечные споры и ссоры о собачьих экскрементах, притертых бамперах и счетах за отопление, наш двор был полон вполне себе адекватных и веселых людей. А мы смотрели в окно и заключали пари, кто победит в снежной схватке.

Малышки уже давно спали в комнате Наты (мы решили сегодня прибраться и переночевать у Томы). Ее мальчики были в таком восторге от поездки, что оба слезно молили маму-жену разрешить еще побыть в Финляндии: Андрей был заядлым лыжником и тренировал сына. Их коттедж, которые они сняли на три семьи, располагался недалеко от горнолыжного курорта. В общем, мужской кайф: лыжи, вечером пиво, мясо и сауна. Тома ворчала, что мальчишки там приживутся и домой не вернутся, что и не говори, а без них ее идиллия все же не была полной.

На утро после снегопада мы отогрели семейную мазду и поехали кататься по городу. Заглянув в огромный развлекательный центр для детей, полакомились кофе с корицей и пирожками, пока девочки изображали обезьянок на батутах, резинках и прочей, на мой взгляд, жутко опасной ерунде. Я это не преминула озвучить Томе, но мне намекнули, что квартиры в центре получать по наследству гораздо опаснее.

Тут я устыдилась, хотя понимала прекрасно, что не звоню Валентине Алексеевне, потому что сказать мне ей нечего. Надо назначать встречу Светлане и решать вопрос. И лучше это сделать до того, как надо будет выходить на работу. Но и место хотелось выбрать, где народу побольше, а заодно и камеры для подстраховки. А посему…

Я кивнула Томе, чтобы она присмотрела за девочками и, прихватив телефон, пальто и сумку, вышла на крыльцо развлекательного центра. Ровно три гудка потребовалось чтобы оглушительное «алло» Маргариты Николаевны заставило меня подпрыгнуть.

– Сонечка! Ой, как хорошо, что ты позвонила! Я уж и сама собиралась. Тут Светка опять объявилась, правда, одна. Закатила истерику, что она желает в свою квартиру въехать. Вале опять плохо стало. Я ее к себе и забрала. Что делать-то будет, деточка?

Конец моему отдыху и хорошему настроению!

– Маргарита Николаевна, а вы связаться с ней можете? – поинтересовалась я.

– Со Светкой? Так вот в этот ее приход потребовала я от нее номер сотового, значит, телефона, а она ни в какую давать не хотела. Но я-то на хитрость пошла. Говорю, Валя, как оклемается, так позвонит. Записывай!

– Секунду! – я порылась в сумке в поисках блокнотика. – Диктуйте.

– А что ты решила-то? Ты с ней только одна не встречайся! – завопила Маргарита Николаевна.

– Я хочу, чтобы она приехала в контору, где я работаю, и Валентина Николаевна пусть тоже подъедет. Организуете?

– А то! Побыстрее бы только, Сонечка, Валя вся на нервах.

Я попрощалась и отключилась.

Если бы курила, сейчас, наверное, полпачки бы опустошила. Наконец, собравшись с духом, я набрала номер Светланы. Телефон долго никто не брал. Но после почти минутного ожидания заспанный голос сказал мне невнятное «слушаю».

– Светлана?

– Да, кто это? – женщина насторожилась.

– Бывшая жена Димы, Софья.

Повисло молчание, дама явно с кем-то шушукалась, даже не удосужившись нажать удержание вызова или прикрыть микрофон рукой, и хоть разобрать, о чем говорилось, было невозможно, но судя по повышенным тонам, там шел яростный спор.

– Чего тебе надо? – голос «проснулся» и поднабрался агрессивности.

– Поговорить.

– А что тебе было непонятно в прошлый раз? – огрызнулась Димина жена.

– Да, мне, собственно, все понятно. Но завтра я могу пойти к нотариусу с завещанием, и заглянуть в полицию по дороге с медицинским освидетельствованием на предмет нанесенных мне побоев и заявление написать на твоего… хм… друга. Ему нужны проблемы? А тебе? – вежливой я решила не быть.

Опять послышалась возня.

– Где и когда? – поинтересовались глухим голосом через минуту.

– В понедельник к двум часам. Валентина Алексеевна тоже подъедет. Все решим. Адрес скину по смс.

Светлана отключилась, не попрощавшись.

Я еще немного постояла на улице, наблюдая за тем, как машины приезжают и отъезжают. Как малыши с папами за ручку далеко не чинно, а скачками пробираются сквозь сугробы к машинам. Воздух был наполнен смехом, болтовней, музыкой и магией новогодних праздников. Ее ощущала даже я, хотя известие о смерти Димы далось мне слишком тяжело и болезненно. А еще все эти проблемы…

Стряхнув снежную пыль с шарфа, я вернулась обратно в кафе и предложила подруге покататься. Набегавшиеся малышки, покушав и напившись чаю, заснули в своих детских креслах на заднем сиденье, а мы с Томой слушали музыку и, не спеша, наматывали круги по ночному городу.

Невский проспект тонул в огнях и новогодней иллюминации. Елки и витрины. Туристы и жители в смешных шапках. Запруженная народом Дворцовая площадь. Там шло какое-то музыкальное шоу, низкие басы перекрывали гул мотора. Ростральные колонны сияли точно две огромные свечки. Здание биржи, укутанное в кокон гирлянд. Нарядные мосты.

– Знаешь, почему-то именно в такие моменты немного жаль давно прошедшей студенческой поры, – усмехнулась Тома. – Я сейчас уже и не представляю, как могла бродить по городу до утра. И не только в Новый год, но и на Алые Паруса и День Города. И к слову, в жизни, тьфу-тьфу, все хорошо, а краски уходят, вместе с годами.

– Это нормально. Грустно, но нормально. Хорошо, что для кого-то этот город еще долго будет Радужным, – кивнула я назад, намекая на дочек.

– Дай-то Бог, – прошептала Тома и сделала музыку чуть тише.

***

– Даник, а ты можешь с чем-нибудь хорошим звонить? – возмущалась я.

– Ну, Сонь Аркадьевна! – заныли на другом конце трубки.

– Хочешь, я тебе опишу ситуацию. Ты ко мне ни с одним «приличным» документом еще не обратился. Вы все делаете Красниковской на Крестовском. Она, конечно, услышав вашу ситуацию, послала вас на три веселые буквы. И теперь ты звонишь мне…

– Софья… – начал было привычную песню Даник.

– Не! Не! Не! Даже не проси! – я настроена была быть жесткой.

– У них по-другому не получается! Они не состыковываются по времени. Тропинин прилетает из Италии в шесть вечера, самолет на Дубай его партнера улетает в тоже самое время, – Даник театрально вздохнул.

– У вас же там залог долей общества идет? И какова оценочная стоимость?

– Эмм, – замялся Данил Олегович. – Триста пятьдесят миллионов.

– А-ха-ха. Нет. Ни-за-что!

Ага, ищите идиота!

– Соня! Я твой портрет повесил между прочим!

– Не сотвори себе кумира, Даник! Все! С прошедшими!

– Я приеду, и буду ныть, ты же знаешь, – перешел к угрозам личный помощник Тропинина.

– Я тебе могу предложить вариант. Этот ваш партнер приедет днем, подпишет все сопутствующие документы для сделки и доверенность на тебя на подписание договора. Вот тогда «да»! Хотя, при таком раскладе и Красниковская вам все сделает.

– Вредная вы, Софья Аркадьевна! Пойду, обсужу с шефом, – понурились на том конце провода, и трубка, обиженно пискнув и мигнув огоньком, уснула.

Мало мне проблем, которые предстоят завтра, так еще и Даник! Но от него я, похоже, благополучно отвязалась!

Приготовления к первому дню рабочей недели шли полным ходом. Глажка, стирка, сбор игрушек, разбрасывание игрушек, попытки найти все, что было раскидано в период праздничной лени. Вечером я упала на диван, положила ноги на нагретый от праведных трудов пылесос и была готова отрубиться прямо так. Настена, пытавшаяся сделать вид, что она убирает игрушки, заснула в своей кроватке. Хорошо, что хоть поужинать успела. Я укрыла дочь одеялом, даже не став будить и утомлять переодеванием, тихо сгрузила средства для уборки в крохотную кладовку, приготовила себе чай и, приняв душ, направилась в спальню.

И вот именно в тот момент, когда я ставила будильник, Даник решил позвонить и сообщить, что господа согласны. Если честно, меня перекосило. И я, как и любой нормальный человек, начала искать лазейки, пути отступления: досконально выспросила у Даника, что он подготовил, но, молодой мужчина, со мной не первый год работает и знает, что и как. Его клятвенные заверения о том, что документы приедут утром, сопровождались благодарностями, между которыми у меня не получалось вставить и писк, не то что слово.

После чего белобрысая зараза быстренько отключилась. Самое забавное, что мне от суммы их сделки никакой радости не было. Потому как моя зарплата тоже имела некий потолок, и она, конечно, будет чуть «круглее», но пара тысяч не идет в сравнение с миллионами. А вот головная боль до самого снятия обременения с имущества гарантирована.

А самое главное – опять Тропинин. Я, конечно, после нашей предпоследней встречи отошла. Но, как говорится, ложечка нашлась, а осадок остался. В общем, пока ехала на работу, готовилась морально, как гладиатор к битве, пообещав себе кучу бонусов и приятностей, если удачно, а самое главное продуктивно, переживу этот день.

Народу было после праздников мало. Все деньги потрачены, едва открывшиеся глаза и еле шевелящиеся конечности с трудом доносили людей до работы, если мозг еще вспоминал, где она находится, эта самая работа. Так что четыре часа до встречи со Светланой показались мне адом, ничем неразбавленным. Я уже перепила весь кофе. С горя даже скушала самый большой гамбургер из «МакДака»

Без пятнадцати два в помещение конторы вошли Маргарита Николаевна в необъятном пуховике ярко-алого цвета и с боевым настроем, весьма четко вырисовывающимся на лице, так точно выглядели бойцы красной Армии, завидев белых. Валентина Алексеевна осунулась и похудела. Женщина куталась в огромный пуховый платок, сидя на краешке стула, и кидала на меня взгляд полный надежды.

Светлана пришла одна, опоздав на двадцать минут. Стянув белый пуховичек, она уселась за стол, даже не удосужившись поздороваться с Валентиной Алексеевной, и воззрилась исключительно на меня, смотрела с вызовов, понятное дело, готовая встретить в штыки любое мое предложение. Выглядела молодая женщина недурно. Она была, кажется, чуть моложе меня, но за счет своего небольшого росточка и миниатюрной фигурки смотрелась еще моложе. Если бы не взгляд.

Маргарита Николаевна умело игнорировала жену Димы. Валентина Алексеевна сидела тихо. А я себя ощутила центром вселенной и вершителем судеб. Никто не хотел быть первым. Пришлось инициатору. Я сцепила руки в замок и начала.

– Светлана, Валентина Алексеевна. В прошлый раз у нас нормального разговора не получилось. Все были несколько на взводе. Но, я думаю, сейчас, в спокойной обстановке, нам стоит обсудить сложившуюся ситуацию и прийти к тому решению, которое всех устроит.

Светлана скривилась.

– Я и сама понимаю, то, что сделал Дима, немного странно. Если бы оставил только дочери квартиру еще ладно, но я там действительно «никаким боком».

Маргарита Николаевна открыла рот, чтобы возразить, но я подняла руку, призывая к тому, чтобы меня дослушали.

– Я предлагаю следующее. Мы забываем про завещание. Вы, Светлана, и, вы, Валентина Алексеевна, вступаете в наследство в равных долях. После чего я помогу вам с продажей квартиры. Вас, Светлана, не обделим, вы будете контролировать весь ход сделки. Каждый остается при деньгах. Мы спокойно купим квартиру для Валентины Алексеевны. А вы, – я кивнула Диминой жене, – будете вольны делать, что захотите. Но это при условии, что до оформления наследства и продажи квартиры вы, Светлана, не трогайте Валентину Алексеевну, даете ей спокойно жить в квартире. Полгода вы в состоянии потерпеть.

Димина мать тяжело вздохнула. А вот Светлана смотрела на меня в упор.

– Знаешь, при других обстоятельствах я бы согласилась. Но сейчас – нет! – ее лицо преобразилось и улыбка стала похожей на оскал. – Он мне задолжал слишком много. Он мне жизнь сломал! И я получу то, что мне причитается!

– К чему такая упертость? Даже если бы завещание было написано на вас, Валентина Алексеевна и моя дочь все равно могли бы вступить, – я была удивлена такой враждебности.

– Ну, рискните. Я свое слово сказала. Эта квартира – моя, – она вскочила, сорвав со стула пуховик, и вылетела из кабинета.

– Что за психованная дама? – я сидела с открытым ртом. – Я не понимаю, чего она хочет добиться.

– Так я тебе о чем и говорила, деточка. С ней невозможно говорить, – покачала головой Маргарита Николаевна.

– Это бред! Она все равно бы не получила квартиру целиком, – я никак не могла понять, что это был за спектакль.

– А все просто, Сонюшка. Ты испугаешься. А запугать Валю… Да ты на нее посмотри, она все отдаст. Она сына похоронила. Вывезут ее куда-нибудь в деревню в холодный дом, и все. Вон читала, внук бабку выкинул на улицу, а тут и не родня даже. А там уж подпишет, все что дадут.

Слезы-хрусталики побежали по морщинистому лицу съежившейся в своем платке женщине. А ведь и правда! У меня есть семья, друзья, родные, у нее нет никого. Она одна против целого мира.

Телефон сам собой оказался в руке, и на номер Светланы ушло смс.

«Сама напросилась. Вступаю по завещанию. Держись от нас подальше. Заявление в полицию подам»

Маргарита Николаевна просияла. Она первая поняла, что я приняла решение. По-моему, даже раньше, чем я. Заверив, что Валя будет жить столько, сколько надо, у нее, она принялась тормошить подругу, но та застыла ледяной скульптурой.

– Боязно мне за тебя, Сонечка. Страшная она, эта Светлана. Всегда была страшной. Я уверена, что это из-за нее Димочка погиб, – вдруг прошептала старушка. – Не надо, пусть забирает. Мне и так, и так помирать.

– Валентина Алексеевна, мы все решили, – я подошла к женщине и сжала ее плечи. – Идите спокойно с Маргаритой Николаевной. Я всем займусь.

Пока Димина мать одевала пальтишко, Маргарита Николаевна отвела меня в сторону.

– У Вали долг еще. Она же на похороны сама деньги собирала.

– Сколько? – вздохнула я.

– Да, порядком, тысяч шестьдесят. Гроб закрытый был.

– Он же вроде в транспортной компании работал, ему разве не оплатили похороны, раз было ДТП на служебном транспорте?

– Так нет, пока разбирательство же идет, сказали, платить не будут, говорят, он сам виноват.

Шестьдесят тысяч – почти все, что было отложено на поездку с Абрикосом на море.

– Хорошо, – тяжело вздохнула я.

– Вот и славненько, – глаза Маргариты Николаевны засияли, кажется, я знаю, у кого заняла деньги Димина мама. Дама в алом пуховике посчитала, что раз уж я приберу к рукам квартиру, то и долги мне погашать.

Когда они ушли, мне потребовалось тридцать минут и капли Морозова, чтобы собраться с мыслями. Как раз к этому моменту приехал партнер и сторона по сделке с господином Тропининым.

Зрелый, загорелый мужчина с белозубой улыбкой и приятным голосом почему-то для меня олицетворял страну, куда сегодня унесет его самолет: он весь был напоен солнцем, особым шармом Востока, и от него ненавязчиво тянуло роскошью. Он был уроженцем Москвы, но, похоже, давно уже жил за границей и редко говорил по-русски, отчего обзавелся легким акцентом. Мужчина с удивительной теплотой говорил о Тропинине, иногда даже проскакивало у него вместо Виталия – Вита, несмягченная буквой «я» буква «т» делала имя Тропинина иностранным, весьма приятным языку и каким-то интимно-дружеским.

Все прошло гладко. Мужчина отбыл в аэропорт. А я занялась подготовкой бумаг лично, очень уж хотелось избавиться от воспоминаний о разговоре со Светланой.

В восемь вечера в кабинет, где на столе уже лежали готовые стопки документов на подпись, влетел Даник, а за ним вошел Тропинин. Он выглядел усталым, чуть прикрывая глаза, будто ему было тяжело на свету. Иногда его длинные, тонкие пальцы касались лба, чуть надавливая, но читал он все и слушал внимательно, не перебивая. Я сидела по левую руку от него, и в какой-то момент стала ловить себя на мысли, что все время хочу прикрыть губу рукой, на которой под слоем косметики все-таки угадывался синяк.

Когда настала пора росписей, я переложила аккуратно сложенные шарф и перчатки Тропинина со стола на стул и наклонилась, водя пальцем по бумагам. От его волос шел терпкий, но приятный аромат мужского парфюма. Пришла в голову глупейшая мысль, что так и должна пахнуть «его» Италия. Даник по секрету поведал мне, у Виталия Аркадьевича в Италии тоже есть свой бизнес, и он много времени проводит в этой стране, о которой Гоголь писал: «Кто был в Италии, тот скажи „прости“ другим землям».

Скинув наваждение, я перепроверила все, что есть, мужчины терпеливо ждали, не выказывая желание, как это обычно бывает, отправиться по своим делам.

– Все готово, Виталий Аркадьевич. Сегодня я отправлю сведения в налоговую инспекцию, но примут они в обработку только завтра. Думаю, в течение трех-четырех дней зарегистрируют.

– Отлично. Благодарю, – Тропинин кивнул, о чем-то спросил Даника, тот удивленно порылся в телефоне, а потом оба, попрощавшись, ушли.

Девчонки заглянули в кабинет с вопросом, собираюсь ли я домой. Я, тяжко вздохнув, сказала, что хочу закончить, потому как завтра не работаю, а сведения надо отправить. Мои сослуживицы вяло пособолезновали и, споренько собрав манатки, вылетели из конторы через пять минут, щелкнув входной дверью.