Loe raamatut: «Неспортивное поведение. Как потерпеть неудачу и не облажаться»

Font:

Дисклеймер

Как же в спорте было классно и весело. У меня всегда все получалось, с первого раза. Я была прирожденной чемпионкой.

Эта история не начнется с этих слов. Если вы не готовы на грустную музыку с вкраплениями мрачного юмора – положите книгу, откуда вы ее взяли. Моя мама с детства мне говорила – никто не обещал, что будет легко. И она была права, так и оказалось.

Учитывая, что в спорт я не собиралась, а сноубординг – не самый валютный вид, я выжала из этой истории по максимуму. Однако мне не удалось победить гравитацию, я не из железа, я не легенда и не народное достояние. Все же я попыталась получить некоторое удовольствие от спортивной карьеры. И эта история о том, как я смешивала бизнес и удовольствие на протяжении 18 лет.

Подождите, для начала мне нужно кое-что сказать для тех, кто думает, что все, что напечатано на бумаге, – это факт. Я воспользуюсь словами Адама Кертиса:

«Эта книга представляет собой набор моих воспоминаний и убеждений, которые многие назовут спорными. Соответственно, это мои личные убеждения. Повторю, личные убеждения. Это убеждения человека. Это не набор фактов, высеченный на бетоне большим, сверяющим факты компьютером. Не диссертация, не доклад. ЭТО ЛИЧНЫЕ УБЕЖДЕНИЯ. Хорошо? Вы готовы?»

И еще. Пожалуйста, никогда не рассказывайте мне, как у вас после «прошлого раза на сноуборде так жопа болела». Спасибо.

Микроощущения

Я стою под душем после долгого дня на склоне. Абсолютно не чувствуя ступней. Я вижу, как стекает горячая вода. Постепенно начинаю чувствовать пальцы ног, и сначала они ужасно болят, как будто в них тысяча иголок, потом горят, потом отходят.

Я на морозе отрываю с лица кинезио-тейп вместе со слоем кожи себе назло. Я трогаю рукой жесткое покрытие трассы, и снег в руке рассыпается на холодные гранулы. Я чувствую знакомую тяжесть, когда одной рукой распределяю вес доски в ладони и как холодный кант впивается в пальцы, а из-под пластины стекает ледяная вода.

В ски-руме я ставлю мокрую доску на резиновый коврик с такими круглыми отверстиями, сначала одним краем она впивается в него, потом другим. Я знаю, насколько доска тяжелая и что она точно сломает мне палец ноги даже через кроссовки, если я выроню ее, потому что так уже было, но на этот раз я точно пойду делать снимок.

Неровная колея в стартовых воротах, которую я притаптываю доской и проверяю скольжение вперед-назад, и дышу очень медленно.

Холодный воздух и мелкая снежная пыль, садящаяся на лицо, когда кто-то проезжает мимо меня по трассе. Адреналин последних двух ворот и финишный створ.

Боль, когда я смотрю, как кто-то поднимается на пьедестал, а сама стою в толпе.

Когда мне не хватает рук для кубка, букета и медали, когда я все-таки оказываюсь на нем.

Я чувствую на себе шерстяное термобелье, тонкий скользкий пуховик, куртку и номер. Их всегда делали слишком маленькими, и все немного неловко и сковывает движения. Я на старте поправляю маску, чтобы воздух не холодил лоб, подтягиваю застежку шлема до упора.

Все эти микроощущения.

Уверенность доски в жестком снегу, и скорость, и нарастающее давление. Когда ты ловишь ритм и ускоряешься с каждым новым поворотом, а вокруг пролетают сосны и в ушах играет музыка.

Мягкий снег, пушистый снег, слегка мокрый снег, очень мокрый снег, жесткий с ледяными горошинами, сахарный снег, медленный с пылью, серый новосибирский снег, всепрощающий, как будто из мела, снег Колорадо, скользкий и влажный австрийский снег, непонятный и непредсказуемый снег Кореи.

Я пакую в рюкзак сначала ботинки, застегивая все клипсы, затем маску, чтобы ремешок торчал из мешка и не царапал линзу, кладу ее в шлем, щитки по сторонам, куртку, термос, пакет с протеиновой смесью, перчатки, номер, застегиваю за тугую длинную веревку замок и с размаху поднимаю 10 кг на плечо.

Укладываю пять досок в машину очень аккуратно, стараясь не поцарапать их креплениями, сверху кладу для веса рюкзаки, чтобы они не мотались по багажнику.

Холод автомобильного кресла, чищу лобовое стекло циклей и вбиваю маршрут доочередного бергбана.

Очередь Кубка мира в Саас-Фе, где я медленно переваливаюсь в лавине из лыж, палок, досок, шлемов, костюмов и национальных флагов из одной станции в другую, в сырое метро, в набитый вагон, вверх по тяжелым ступеням на 3000 метров, и опять негде сесть.

Даже не хочется объяснять, как это чувствуется, тем, кто очень далек от спорта и сразу закатывает глаза при одном упоминании, и в голове у них играет хари кришна.

Когда я думаю о сноуборде, я не думаю о друзьях и отпуске. Я не думаю об апре-ски, курортах. Не думаю о славе и медалях. Я думаю обо всем этом потоке ощущений, который не так уж важен для вас, но являлся моей жизнью последние 20 лет. Возможно, вас это вдохновит.

Я никогда не была особенно спортивной

Вообще, я никогда не была особенно спортивной. В детстве, когда меня спрашивали, кем я хочу стать, я называла какие угодно профессии, кроме спорта – визажист, художник, актриса, певица (в общем, звезда), директор. По сути, меня всегда интересовали творческая работа, руководящие роли и общественное внимание. Спорт я считала профессией для людей не особо выдающегося ума. Потому что в детстве все черно-белое – либо ты умный, либо спортивный.

На первых соревнованиях по художественной гимнастике я три раза умудрилась потерять мяч. Когда все стояли на награждении и мягкие игрушки уже раздали, я в последней надежде ждала хотя бы грамоту за участие. Это стандартная практика. Я никогда не любила соревнования. Я так старалась, но приз за старание всегда доставался самым маленьким, самым милым девочкам. Которые, скорее всего, никогда не получили бы призов при другом раскладе. Все это понимали и делали скидку.

Я всегда попадала мимо скидок. Не самая маленькая, не самая большая, не самая гибкая, быстрая или сильная. Я всегда была где-то в середине. Даже в классе, на физкультуре, я оказывалась далеко не первой, кого выбирали в команду по волейболу.

Это так унизительно, когда тебя всегда выбирают одной из последних.

С гимнастикой я рассталась достаточно быстро. Я списала свои неудачи на то, что у меня не было подходящего снаряжения. Мне было 5 лет, это был 94-й год, в России начали появляться первые силиконовые перламутровые мячи и классные ленты. У меня был резиновый мячик в полоску. Ладно, до лент я так и не дошла. В пять лет я впервые оценила значимость хорошего снаряжения. Как мне потом говорила мама, больше всего на тренировках я любила болтать с подружками. Когда меня забрали с гимнастики, я не сильно расстроилась.

В школе я не отличалась успехами на физкультуре, более того, у меня часто было освобождение. Одна учительница физры меня просто ненавидела, что не добавляло моей любви к спорту. Один раз меня взяли бежать 1 км за школу. Было холодно. На старте толпился народ, в воздухе чувствовалось напряжение. Дали старт, и все устремились на дистанцию, и, конечно же, через 20 метров от старта у меня развязался шнурок, об меня спотыкались люди, я занервничала и пробежала так себе. За такую панику не люблю массовые забеги. Кровь пульсирует в ушах, пот стекает по шее, она быстро замерзает, и тебе кажется, что ты не слышишь.

Следующей попыткой влиться в массовый спорт было плавание. «Дельфин», «Нептун», «Сибсельмаш». Я люблю эти названия. Я ходила во все три бассейна. Ни в одном не прижилась. Из «Дельфина» меня выгнали за то, что я прыгнула в бассейн до появления тренера.

Это вопиющее нарушение правил поведения. Я спасала упавшие в бассейн доски для плавания. Моих усилий не оценили, и это был мой последний раз в этом бассейне. У меня сразу не сложилось с подчинением авторитету. Мне было очень обидно.

Горные лыжи я попробовала в высоких Татрах, когда мне было 7 лет. Все три недели ожидания поездки сопровождались тревожными разговорами о снаряжении. Или о снаряге, как это было модно называть в девяностые. Снаряга была не у всех. Мои родители собирались купить ее в Словакии, по совету их более опытных друзей. У тех снаряга уже имелась, и они обсуждали ее достоинства. Часто использовалось слово «топовая модель». До меня быстро дошло, что большая часть спорта – это понты. Мою снарягу, естественно, брали напрокат, потому что, когда ты маленький, тебе вообще нет смысла покупать что-то свое. Может быть, это мелочно, но я всегда хотела иметь красивый комбинезон для катания, классный шлем. А получалось не совсем так.

Лыжный стиль меня удручал, все было неудобное. Меня даже бесил не сам факт того, что я не умею кататься и регулярно падаю с бугеля, а свой внешний вид. В ботинках невозможно ходить, носки всегда мокрые, очки сползают и в них ничего не видно, шерстяной свитер колется. Позднее, когда я начала кататься на сноуборде, я узнала, что можно одеваться по-другому. Но хочу отметить важный факт – внешний вид всегда много для меня значил, и я еще к этому вернусь.

На тот момент я ни разу не видела настоящих гор, не считая гор у Иссык-Куля. Поэтому на пути к Štrbské Pleso я старалась увидеть горы в окне автобуса. Там были только огромные сказочные ели. У меня было ощущение, что я в спектакле «Щелкунчик». Везде был снег.

Увидев утром какой-то пик, я начала представлять, как спускаюсь по нему на лыжах. Я мысленно прочерчивала себе линию, смотря в окно. Сам принцип катания был для меня неясен. Я не знала, что, скорее всего, не буду спускаться между скал и что на вершину меня вообще не возьмут. Вопросов я не задавала. Естественно, взрослые сами не умели кататься. Меня сдали в школу, которая мне не нравилась. Я тормозила, зарываясь перчатками в снег или въезжая в сетку. Время тянулось бесконечно. Лучшее, что случалось со мной за весь день, – это картошка фри, кола и мороженое корнетто, которого в Новосибирске еще не продавали.

Потом меня сажали в трамвай, направляющийся к стоянке, и говорили, что «вон тот дядя за тобой присмотрит». В среднем я проводила по три часа в автобусе, когда все остальные катались на «вершине». Ни разу там не побывав, я мысленно проигрывала возможные сценарии того, как взрослые там катаются. Жгут. На топовых моделях. Я представляла, как они спускаются между скал, и не могла поверить, что они могут так кататься. Также я представляла себе, как сын маминого супруга, которого брали с собой и который был на два года старше, ломает себе руку. Я надеялась, что если очень сильно на этом сосредоточусь, то это и правда произойдет. Так было на протяжении всей недели, и в конце отпуска я решила, что научусь кататься так, что никого не буду брать с собой. (И руку он потом тоже сломал.)

Мое возвращение на снег случилось в возрасте десяти лет. Было сразу очевидно, что в спортивные секции мне путь не лежит. Сноуборд подкрался ко мне как троянский конь – под предлогом «образа жизни». Обещали забавы, развлечения на воздухе и приятное времяпрепровождение. Спортом там не пахло. Часто употреблялись слова типа «фестиваль» и «прыгать трюки». Кстати, первый раз я увидела, как на сноуборде катаются в Ключах, и как раз в тот день был какой-то фестиваль и люди прыгали трюки вверх ногами с трамплина. Прикольно, подумала я. Тоже так хочу. Это были мамины друзья. Они открывали школу сноуборда в Новосибирске и проводили набор детей.

В начале сезона нас собрали в гимнастическом зале «Спартака» и учили прыгать на трамплине, делать стойки на руках и прочей гимнастике. Пахло гимнастическим залом, то есть детством в художественной гимнастике. У меня начало закрадываться подозрение, что меня дурят. Но скоро выпал снег, и мы приступили к обещанным забавам на свежем воздухе.

Сначала нас было около 10 детей. Три раза в неделю нас забирал микроавтобус на речном вокзале, и мы ехали час за Академгородок. Там был небольшой склон, около 400 метров, очень пологий и с натуральным пайпом (разновидность трассы для сноуборда). Нас учили поворачивать, и задача была повернуть 8 раз на этом склоне, и потом ты можешь пойти прыгать с пирамиды. Никто не хотел поворачивать, все хотели прыгать. Этот тренд сохранился и по сей день.

Я была одной из немногих девочек, и конкуренция была очень низкая. У меня сразу начало получаться, и я ощущала себя в нужном месте. В мой первый сезон я съездила на несколько фестивалей, где давали мягкие игрушки не только за победу, но и за участие, за самый красивый спуск, волю к победе, самому маленькому участнику – в общем, все номинации, в которые я попадала. Потому что соревнования я не выигрывала. С этим ложным ощущением победы я продолжала заниматься. Но больше всего мне нравилось уезжать в лес. Я не могла поверить, что человек может быть настолько свободен.

По пути на первый фестиваль в Шерегеше нам объяснили правила участия в соревнованиях и нарисовали схему на бумажке. Слалом – это когда объезжаешь флажки. Самый быстрый выигрывает. Трамплин или пирамида – это лучший трюк по трем попыткам. Бордеркросс – это страшно и непонятно, много человек едет одновременно по препятствиям. И самое интересное – фрирайд. Все собираются на вершине горы, и внизу в лесу разжигают костер, и все едут на этот дым. Кто быстрее приедет, тот выиграл.

На старте слалома меня познакомили с членами сборной России по сноуборду. Напомню, это был 2000 год. Я в первый раз увидела Свету Болдыкову, Олю Голованову и Стаса и Дениса Детковых. Они казались мне богами. Я пыталась представить, сколько нужно тренироваться, чтобы так кататься. Эти ребята начинали с горных лыж и перешли на сноуборд с уже имеющейся базой, и сразу на жесткие доски. Они производили впечатление. Особенно Стас, который делал сальто, прогнувшись на жесткой доске. Естественно, ребята разгромили нас, любителей, в щепки. Я даже не помню, сколько минут было отставание. Меня, впрочем, дисквалифицировали, потому что я финишировала не в тот створ. Первый DNF¹. Как это мило. С трамплином все было поинтересней. Я заняла второе место и почувствовала уверенность в себе. Фрирайд выиграли ребята из сборной, но по слухам, они срезали под канаткой. Как нехорошо. Маленький урок большого спорта.

Мой первый тренер – Юля Цваигбоим – привозила с собой видеокассеты с записанными поверх обычных фильмов сноубордическими видео. Нам рассказывали про культуру сноубординга и известных райдеров. Джиджи Руф, Терье Хааконсен. Я помню фильм Бертона с молодым Шоном Уайтом, где ему всего 11 лет – «смотри, как паренек мочит, он всего на два года старше тебя!» Это была такая мотивация. Доступа к интернету тогда не было, чтобы смотреть контент по запросу, поэтому это видео отложилось у меня в голове. Я хотела быть как он. Шон Уайт – легендарный райдер и спортсмен. Он выиграл первый, второй пайп на Олимпиаде. В 2014-м проиграл. А в 2018-м вернулся, чтобы вновь выиграть. И теперь он хочет выступить еще и в скейтбординге в Токио-2021. Он всегда выходил за пределы дозволенного человеку, расширяя границы трюков и придумывая и совершая новые, о которых никто даже не мог подумать. Это такой запредельный уровень, я счастливчик, что мне хотя бы удалось выступать в одну эпоху с такими легендами. Естественно, мы никогда не выступали в одной дисциплине.

Летом школу сноубординга вывозили в лагерь. Это был первый раз в моей жизни, когда я не чувствовала себя какой-то не такой. Да, было сложно, и нас гоняли по кроссам, заставляли делать зарядку и пробивали тапки за опоздание. Но после обеда, когда мы отходили на солнце после долгих тренировок, кто-нибудь говорил: «Представляете, как сейчас мы в Шерегеше едем по целине и снег так фшууууухх делает». И все вздыхали.

Ребята привозили с собой постеры сноубордических фирм. Мы брали друг у друга журнал, разглядывали доски и тыкали в картинки – это я делаю трюк. Нет, я делаю трюк.

Выбирали свои идеальные доски на сезон. Представляя, что у нас хватит денег купить себе новую доску «Бертон» с классной графикой. Все это объединяло нас и делало немного не такими, как подавляющее большинство детей. Мы потихоньку становились субкультурой.

Впрочем, после первого сезона меня переставили на жесткую доску, потому что у меня и главного тренера были разногласия. Он засуживал меня на соревнованиях, и я приезжала домой в слезах. Мама приняла решение убрать меня из субъективной сферы спорта и отдать в секунды (спорт на время). Школа сноуборда стала ДЮСШ, а потом школой олимпийского резерва. И вот так я попала в большой спорт.

Все начинается с фестивалей, городских соревнований, конкуренция становится острее, вас отбирают среди других. Отправляют на региональные старты. Ждут каких-то результатов. Ставки повышаются, родители покупают более дорогое снаряжение. Вкладывают деньги в выезды и сборы. И все, ты уже на крючке.

Я начала ездить на Кубки России по сноуборду и очень посредственно выступать. В это время в Красноярске и Таштаголе уже были сильные школы. Было много детей моего возраста 1988–1989 годов рождения, конкуренция была очень сильная. Я не знала, по сути, ничего о поворотах и жесткой доске, кроме того, что она была в два раза тяжелее фристайл-доски и была сущим мучением. Мои ботинки были 40 размера и на 5 размеров больше, чем нужно. Я натерла себе мозоли размером с Австралию на обеих ногах. Я ненавидела все, что было связано с поворотами. Меня взяли под крыло красноярские тренеры и поставили какую-то технику, наладили крепления, разрешили тренироваться с ними на сборах. Я абсолютно не могла понять принцип поворотов по трассе. Оставалось только смотреть на более взрослых спортсменов, все они вышли из горных лыж, ходили по трассе с впечатляющей скоростью и очень близко к вешке.

Мои родители – мама и ее гражданский супруг Андрей Яковлев – создали частную команду. Они хотели, чтобы у их детей были успехи в сноуборде. Возможно, слишком много усилий уже было приложено, и никто не хотел сдаваться. Они купили вешки, дрель, бур, оборудование для подготовки досок и нашли тренера по рейсовым дисциплинам. Нас было около 5 детей у одного тренера. Деньги на все эти мероприятия были моих родителей. И если я посчитаю это сейчас, это немало. Чтобы вывезти трех человек на две недели на снег, даже в России стоит значительных денег. Не говоря уже о зарплате тренера, его квартире, бензине. Усилия прикладывались огромные, а мои успехи оставляли желать лучшего.

Мой первый тренер на жесткой доске, которому я обязана всем, что помогло мне попасть в сборную России – Андрей Сергеевич Яковлев (тезка маминого супруга). Он был в сборной России и Кемеровской области, тренировался у Фоминых В. В. (тренер больших чемпионов в горных лыжах и сноуборде), и стиль тренировок у него был жестким. Сдохни или сделай.

Зимой он ставил мне технику, и я делала огромное количество спусков, чтобы хотя бы как-то приблизиться к своим соперницам из Красноярска и Таштагола. Летом тренировал на стадионе два раза в день. Наказанием за плохое катание зимой был кросс с горы, а летом – штрафные пистолеты (приседания на одной ноге). Опоздание на 1 минуту – 100 пистолетов. Если опоздал на 20 минут, тебе лучше не приходить.

Мы ездили по Сибири на поездах. Поэтому, когда иностранцы говорят мне о том, как хотят путешествовать по Транссибирской магистрали и мечтательно смотрят в горизонт, у меня сворачивается нутро. Потому что для меня Транссибирская магистраль – это станция без перрона и остановка поезда 40 секунд, и ты со всем снаряжением запрыгиваешь в вонючий плацкарт. На верхних полках лежат баулы из Нерюнгри, не дающие засунуть твой огромный чехол, который не влезает никуда. Это путепроводы с оледеневшими покатыми ступеньками, по которым ты тащишь снарягу без колесиков. Потому что колеса – это лишний вес. Это доширак, роллтон и вареные яйца и 38-е место у туалета. Нет уж, спасибо, я не составлю вам компанию.

Однажды мы с сыном маминого супруга тренировались в Междуреченске. Мне было 14 лет, и я была на пике своей сознательности как спортсмена. Тренера не было, и приходилось ставить трассу самим. Ставить трассу не так уж просто. У всех есть свои трюки, как мерить расстояние между воротами и какой рисунок ставить. Мы пытались ставить на глаз так, чтобы хотя бы можно было по ней проехать. С первого раза поставить никогда не удавалось, и к тому времени, когда ты делал первый спуск, сил уже никаких не оставалось. В Междуреченске гора находится за рекой, и я помню, как тащила на себе свою сумку, ботинки, две доски в чехле плюс вешки по тропинке на реке, а в найки Dunk засыпался снег, и лодыжки мерзли. Чертово время.

Я не знаю, как я выдержала эти первые годы в спорте, честное слово, заново бы я ни за что не согласилась через это пройти. В 15 лет я хотела бросить и заняться виндсерфингом. Я пришла к маме и с серьезным видом представила ей идею моего будущего в виндсерфинге. Она спокойно согласилась, но с условием, что мне придется зимой быть как все и ходить на контрольные по математике, как сверстники. Я все взвесила и решила не бросать начатое. Бросить начатое – это ключевая фраза моего детства. Я очень часто бросала, но научилась не бросать. Этот навык отрабатывается.

Где-то в 16 лет мне пришлось сделать первый очень тяжелый жизненный выбор – остаться в спорте или заняться учебой. В спорте у меня были какие-то посредственные третьи места на юношеских соревнованиях и не было тренера и финансовой поддержки от родного города. Училась хорошо, несмотря на все пропуски. И, в принципе, подавала академические надежды. Но не была одной из лучших (как и в спорте). В спорте я осталась без тренера и команды, так как в Новосибирске никогда не любили сноуборд и тем более слалом и финансирование нам урезали настолько, что проехать весь сезон было невозможно. Дальше этим заниматься не имело смысла. Ключевую роль в это время сыграл Артур Злобин, тренер из Красноярска. У него было много успешных спортсменов, которых он устроил в сборную России. Он пообещал мне помочь, если я перееду кататься за Красноярск. Я отказалась от своей малой родины и привезла документы в Красноярск.

Уже летом он договорился о том, чтобы меня взяли на просмотровые сборы со сборной России.

Спорт – это, конечно, талант и работа. Но также личное отношение и связи. Если у тебя есть харизма и ты располагаешь к себе людей, они более склонны тебе помогать. Артур Олегович никогда меня не тренировал, но он повлиял на мою карьеру как продюсер. За что я очень его уважаю и ценю. К слову, он был единственным, кто приехал поговорить со мной, когда я сделала заявление об уходе в 2018 году. Он реально обо мне заботился. И иногда – это все, что нужно.

На первых сборах я понравилась главному тренеру – Денису Тихомирову, и он взял меня на снег. Это был 2006 год, сразу после Олимпиады в Турине, начало нового олимпийского цикла и время финансовых вливаний в спорт и новых надежд. В 2006 году от нашей команды выступали три человека – Денис Салагаев, Света Болдыкова и Катя Тудегешева. Ребята выступили неплохо, но без медалей. Однако начало было положено, сноуборд посчитали перспективным и дали финансирование на основную и юниорскую команды. В этот замес я как раз и попала.

Вообще, все, с кем я соревновалась в детстве, оказались на тех летних сборах вместе с основной сборной России. Сборники незамедлительно установили дедовщину, а тренеры разбивали нас по перспективности. Кому-то удалось зацепиться за основную сборную и начать сезон с ними, остальным пришлось работать с молодежной сборной. Разница всегда чувствовалась. Давление в основной команде было такое, что от голоса главного тренера выступал холодный пот. Нам не ставили грандиозных целей, и работа была достаточно бессистемная. Каждый молодой спортсмен для себя ставил задачу приблизиться к основному составу и отставать не более, чем на пару секунд. После долгих лет унижения на Кубках России перешагнуть пропасть между собой и сборной России было тяжело. Самооценка – сложная тема. Когда у тебя еще нет успеха и никто в тебя особо не верит, а старшие держатся за свое место и любым образом дают тебе понять, кто в доме хозяин, тяжело прорваться через свои собственные ограничения. Я бы даже сказала, это скорее психологические ограничения, нежели физические. Так как вы уже тренируетесь одинаково, у вас схожее снаряжение и единственное, что тебя останавливает – это ты сам.

Отношения и атмосфера внутри команды очень сильно влияют на результат. В мой первый год я была в роли новенькой, и у меня не было шанса высказывать свое мнение. Перед своим первым сбором в сборной России мне дали совет – никого не обсуждай за глаза и не вступай в интриги. Этим советом я, конечно же, пренебрегла. Я сразу сдружилась с основной массой ребят, и мы сформировали плотное кольцо интриг. Могу сказать, что культура зависти, выслуживания и сталкивания лбами существовала в команде задолго до моего появления. Тренеры создавали напряженную атмосферу между спортсменами, а старшие по команде сильно держались за свои позиции и никогда не давали тебе забыть твое место. «Вот будешь выигрывать, будешь летать на самолете в Москву» (то есть не ездить в плацкарте из Сибири).

Тихомиров мотивировал на результат обсуждениями за закрытыми дверьми и избирательными поощрениями. Он мог отпустить комментарий типа: «Вот эта старается, на тренировках лучшая». И ты сразу напрягаешься и пытаешься выслужиться перед ним, бегаешь быстрее других, приходишь раньше на тренировку, выходишь на зарядку. Пытаешься заслужить уважение. Но ты накаляешь себя до выгорания еще перед стартами, а когда дело доходит до выступлений, сил на них уже не остается.

Мои отношения с Тихомировым очень неоднозначные. Вроде бы я ему нравилась, но в то же время он делал меня крайней во всех ситуациях. Однажды мы выступали на Кубке Европы, и я отлетела уже в квалификации. Мне было стыдно за свой провал, и я хотела любой ценой избежать наказания. Я сидела на финише с рацией и говорила тренерам, которые стояли на старте, результаты наших спортсменов. Все успешно прошли первый круг соревнований, и после 1/4 финала я отлучилась в туалет и отдала рацию подруге по команде, а когда вернулась, все до одного вылетели. Разъяренный Тихомиров начал орать в рацию, что это я во всем виновата, так как отдала рацию другому и спугнула удачу. Он был слегка суеверен.

Он мог выдать снаряжение лучшим, на глазах у всех показательно высказать тебе в лицо, что ты ничего не заслужил и что нужно больше тренироваться. На тренировке, если ты стабильно плохо проезжал, он мог очень долго высказывать все, что он о тебе думает, в рацию и, пока ты стоишь на старте и готовишься ехать по трассе со всей этой информацией, за твоей спиной раздаются смешки. Я называла это радиоконцертами. При всех прокомментировать твой вес, например – че-то ты набрала, надо бы кроссы побегать. Вы че там жрете? Вон посмотри на того-то, он больше тренируется, будь как он. Он часто комментировал мой внешний вид и мое отношение к спорту – ты не выглядишь как спортсменка, ты похожа на… журналистку. Ты сюда приехала развлекаться и дружить с мальчиками? Иди, тренируйся лучше. Однажды, он зажал мои футболки от Кесслера, которые тот отправил специально для прорайдеров команды – меня и «одной известной спортсменке». И выдал их только ей. Я знала, что футболки мне положены, и после прямого вопроса он сказал, что я не заслужила и что мне нужно больше тренироваться. Меня так это разозлило, что я заняла призовое место на Кубке мира и вернулась к нему за несчастными футболками. Ему пришлось купить у Кесслера новые. Не знаю, куда он дел те, но для меня было принципиально выбить то, что мне полагается.

Но с другой стороны, он всегда был неравнодушным и иногда даже оказывал поддержку. Как строгий родитель, который никогда в лицо не похвалит, а за глаза скажет, что «вот есть у нас чемпион». Это все порождает больную зависимость от одобрения, которая у меня и так уже была с детства. Когда я пыталась любым способом привлечь внимание мамы. Этот механизм всегда срабатывал со мной. Кнут и пряник – это то, чем славится спортивная система России, и то, с чем я мало сталкивалась где-либо еще. В других странах так себя вести нельзя. А у нас эта система породила не одно поколение чемпионов, включая мое. До сих пор я считаю, что Денис Тихомиров и его неравнодушие к сноуборду в целом и к команде параллельных дисциплин, в частности, помогло вырастить поколение очень сильных спортсменов. Во многом я с ним не согласна, и возможно, у нас было бы больше выдающихся спортсменов, и мои результаты были бы стабильнее, но с ним ты всегда чувствовал, что твое выступление что-то значит. И это сильная мотивация. Иногда, конечно, когда мои выступления становились из рук вон плохими, он переставал со мной разговаривать и игнорировал меня месяцами, но то, что нас не убивает, делает нас сильнее.

1.Did Not Finish, отметка в протоколе, когда спортсмен не финиширует.