Киану Ривз: победы, печали и правила жизни

3
Киану Ривз в детстве играет на стройплощадке, где однажды появится отель Four Seasons и пятый в списке самых дорогих торговых коридоров Северной Америки

Расставшись с отцом Киану, Патрисия Тейлор переезжает с детьми в Нью-Йорк. В 1970 году она выходит замуж за Пола Аарона, который на тот момент подает надежды как театральный режиссер, периодически работая на Бродвее и вне Бродвея. Брак скоропостижно распадется, но Аарон будет поддерживать отношения с Киану: когда тот уже подросток, бывший отчим переключается на съемки игровых фильмов, и на некоторых из них Киану работает ассистентом продюсера. Аарон создает собственную продюсерскую компанию с менеджерским отделом. Его коллега Эрвин Стофф становится менеджером Киану, в пятнадцать лет начинающего профессиональную актерскую карьеру.

Позже мать Киану переезжает с детьми в Торонто. Они устраиваются в Йорквилле, районе, незадолго до того слывшем гаванью канадской контркультуры: здесь появился первый канадский хэдшоп «У Гэндальфа»^[38], сюда со всей Канады съезжались хиппи и бежавшие от призыва уклонисты из США, в этой части города в конце 1960-х можно было увидеть Нила Янга, Рика Джеймса, Джони Митчелл, Баффи Сент-Мари и Гордона Лайтфута в клубах «Ривербот», «Пенни-фартинг», «Лиловая луковица» и «Птица-майна»^[39].

Попробуйте поискать информацию о том, что представлял собой район, где рос Киану, в свой золотой век, в 1960-е, – и вы неизбежно наткнетесь на документальный фильм CBC 1967 года о жителях Йорквилла. Это настоящее «в мире животных» об ареале и повадках североамериканского торчка под ошеломленно-снисходительный закадровый текст чопорного журналиста Ноултона Нэша: «Около полудня хиппи оживают – поначалу весьма неспешно, потому что время их цветения – ночь». Нэш предлагает нашему вниманию «профессионального хиппи» по имени Билл, долговязого нескладного человека, который идет по улице с сигаретой, закусывает фруктовым льдом и говорит что-то вроде: «Нонконформисту не обязательно быть хиппи^[40]. Хиппи должен конфликтовать с Истеблишментом, но при этом подчиняться другим хиппи».

Десятки лет спустя Билл под именем Уильям Гибсон станет знаменитым писателем, а из его первой книги «Нейромант» английский язык позаимствует слово «киберпространство», описывающее вымышленную красочную страну, созданную объединенными в сеть компьютерами^[41]. При первой встрече с Гибсоном Киану расскажет ему, как рос в Йорквилле, играя в грязи на стройке будущего отеля Four Seasons на Йорквилл-авеню. Позднее Гибсон напишет о «поистине потрясающем остервенении, с которым пространство, сохранившееся в моей памяти, застраивалось торговыми центрами^[42]. Оглядываясь назад, понимаешь: это было продиктовано тем, что изначально „Йорквилл-Виллидж“ задумывался строительными компаниями как симулякр Вест-Виллидж, который в мое время ненадолго оказался во власти социального симулякра Ист-Виллидж».

К моменту появления там Киану район уже зарастал мегамоллами. В первом сильном фильме Киану «На берегу реки» 1987 года память о 1960-х пропитывает атмосферу, как застоялый сигаретный дым; за исключением выхолощенного, призрачного Денниса Хоппера и каких-то учителей, без умолку вспоминающих Вьетнам, Киану и его компания панков-нигилистов – это все, что к тупиковым восьмидесятым осталось от мечты хиппи. Из рассказов Киану о том, как он, богемное дитя, искал свою богему в Торонто эпохи джентрификации, что пришла на смену 1960-м, вырисовывается почти такая же картина.

«Мы даже граффити не рисовали, представляете?^[43] Мы конструировали гоночные карты „Файерболл-500“, – рассказывал он писателю Деннису Куперу в интервью 1990 года. – Ну да, мы швыряли каштаны, целясь учителю в голову, в восьмом классе уже потихоньку баловались гашишем и вроде бы ЛСД. Но теперь Торонто превратился в торговый центр».

Патрисия Тейлор работает художником по костюмам. Она шьет на заказ костюмы для музыкантов – для Дэвида Боуи, Долли Партон. Корсетный костюм кролика, в котором Долли Партон в 1978 году появилась на обложке журнала Playboy, – творение Патрисии. В 1983 году Киану, старшеклассник-бунтарь из театральной школы, надевает кроличий наряд Долли Партон на Хеллоуин.

Один таблоид описывает Патрисию как даму с ультракороткими персиковыми волосами, курящую сигареты «Житан»^[44]. У нее много друзей в музыкальной индустрии, в окружении которых растет Киану. Он живет на той же улице, где расположена студия «Нимбус 9» – там под руководством продюсера Боба Эзрина часто записывается Элис Купер. Мама Киану знакома с Купером, и иногда Киану тусуется в «Нимбусе», пьет колу и ест конфеты. По меньшей мере однажды Элис Купер пришел посидеть с Киану, принеся ему в подарок игрушечную блевотину и пластиковые собачьи какашки. Киану и его друг детства Эван Уильямс боролись с Элисом Купером на ковре и проиграли. «Он просто связал нас в узел», – расскажет потом Уильямс журналу People^[45].

Патрисия Тейлор выходит замуж за рок-промоутера. Патрисия Тейлор разводится с рок-промоутером и выходит замуж за владельца парикмахерской. Киану часто ходит в кино. В 2013 году он назвал несколько фильмов, изменивших его жизнь: «Гарольд и Мод», «Монти Пайтон и Священный Грааль», «Звездные войны» – особенно сцены с отрезанием конечностей; «Голова-ластик» («После него я вышел другим человеком»), «Таксист» и фильмы с Питером О’Тулом, в частности «Правящий класс», «Бекет» и «Лоуренс Аравийский»^[46]. Киану говорит, что любит О’Тула, поскольку тот «играл уникальных, выдающихся героев, зачастую попадающих в трагически безвыходное положение».

В интерактивном интервью на Reddit этот список пополнится «Апокалипсисом сегодня» и «Строшеком» Вернера Херцога^[47]. Последний – один из двух фильмов, которые режиссер снял с Бруно Шлейнштайном, или «Бруно С.», эксцентричным берлинским уличным музыкантом, до приглашения Херцога не имевшим никакого актерского опыта. «От его представлений невозможно было оторвать глаз, – писал в 2008 году Майкл Киммельман, – но он явно был психически болен и, пусть и производил впечатление человека в своем роде опытного, в то же время просто был сам собой, и в воздухе повисал вопрос: каково здесь соотношение вымысла и действительности?»^[48] У любого актера «Строшек» – любимый фильм в творчестве Херцога.

К пятнадцати годам Киану уже знает, что хочет стать актером. В то же время он зарабатывает заточкой коньков, подрезает ветки и готовит пасту в итальянском ресторане. Здесь он дослуживается до менеджера, но бросает работу ради пьесы. У него дислексия. В обычной школе ему приходится трудно, и трудности продолжаются в нескольких театральных школах, которые он периодически меняет.

Но в 1984 году он получает первую роль в профессиональном театре «Пасс-Мюрай» в Торонто в пьесе под названием «Волчонок»^[49]. В ней рассказывается об отношениях двух подростков, познакомившихся в психиатрической больнице. Киану – капитан хоккейной команды, выживший после попытки самоубийства, а его друг Карл Маротт играет мальчика, считающего себя оборотнем.

Фотограф, делавший снимки для афиши «Волчонка», обливает Киану и Маротта водой и ставит так, что их лица оказываются впритык друг к другу, словно они вот-вот поцелуются. На исходниках получились просто два неловко позирующих парня в мокрых футболках. Однако есть всего один снимок, где создается впечатление, будто все по-настоящему, и именно эту фотографию выбирают для афиши.

Пьеса становится культовым хитом в гей-сообществе Торонто – что уж говорить об афишах. Их постоянно воруют. Так складывается некий имидж – не факт, что Киану проецирует его сознательно. Спустя десять с лишним лет в журнале People домыслы о сексуальной ориентации Киану назовут «наследием „Волчонка“»^[50].

В серии канадского ситкома «Упорство» о приюте для проблемных подростков Киану играет как раз такого подростка^[51]. Наверное, это его первое появление на экране, когда массовая аудитория слышит от него какие-то реплики. Реплика звучит так: «Эй, а где тут у вас полотенца? Пит сказал, я могу принять душ у него». Киану разрешили самому выбрать, в чем он будет сниматься, и он выбрал кожаную жилетку.

В серии канадского полицейского детектива «Ночная жара» в январе 1985 года Киану играет грабителя, которого с места преступления гонит вооруженная кусторезом пожилая дама; в другой серии «Ночной жары», вышедшей в эфир в феврале, он играет «Отморозка № 1», несостоявшегося насильника, которого один из главных героев застрелил, приняв его фонарик за пистолет; главный герой корит себя за это всю серию^[52]. Тем временем Киану также регулярно разбавляет энергией вожатого-недотепы дет скую телепередачу СВС «Все классно» в роли корреспондента, готового, к примеру, надеть шляпу пчеловода и поближе познакомиться с пчелами^[53].

В рекламе хлопьев для завтрака он играет официанта в галстуке-бабочке, которого тарелка кукурузных хлопьев вдохновляет на исступленный танец. Годы спустя креативный директор канадского отделения компании «Лео Бернетт» скажет, что изначально Киану должен был сыграть всего одну сцену из нескольких в ролике по совершенно другому сценарию, но, отсмотрев материал, они уловили в актере явную искру и выстроили ролик вокруг его персонажа.

В фильме «Отпуская» – который выходит на канале АВС 11 мая 1985 года в 21:00^[54], сдвигая повтор восьмого сезона сериала «Любовная лодка» с его привычного времени^[55], – Джон Риттер играет владельца магазина стереоаппаратуры, увещевающего настырных подростков не баловаться с его оборудованием, а Киану – один из тех самых подростков, плевавших на эти увещевания.

В фильме «Всего шаг» 1985 года Киану, в плаще а-ля Джон Бендер и c серьгой в ухе, играет начинающего малолетнего преступника, которого друзья подначивают к воровству^[56]. Фильм был снят Национальным кинофондом Канады для показа в школах, церковных группах и социальных службах в рамках серии «Семейный кризис», задуманной как «увлекательные получасовые драмы, которые могут лечь в основу обсуждения в программах, связанных с семейной тематикой».

Среди многочисленных сюжетов «Семейного кризиса» есть истории о молодом человеке, который с трудом принимает психическое заболевание матери; о мужчине средних лет, который набирается мужества, чтобы сообщить жене и дочерям о своем внебрачном сыне; о выпускнике колледжа, который лишается работы и вынужден вернуться обратно в родной дом. Есть фильм о ревнивом мужчине, поднимающий, по-видимому, очень характерную для Канады социальную проблему, а потом и «Всего шаг», где Киану встречает вампирообразного торчка – тот подговаривает его подсобить в краже автомагнитолы, а Киану отказывается.

«Дел не мутишь? – с недоверием на лице спрашивает парень. – А чего делаешь?»

Киану отвечает: «Хороший вопрос».

«Я пробовался в диснеевский „Фильм недели“ под названием „Снова молодой“^[57], – будет рассказывать Киану Ривз в книге 1988 года „Новое поколение: подающие надежды молодые актеры“, где содержатся интервью с Патриком Суэйзи, Джонни Деппом и Робертом Дауни-младшим, но на обложке изображена Лиза Мари („Марс атакует!“)^[58] и надувший губы Стивен Болдуин – потому что стопроцентно выигрышных ставок на подающих надежды актеров не бывает. – Я никому не понравился, кроме режиссера. И он свел меня с Хильди Готтлиб из ICM. Я полетел на встречу с ней и в результате получил грин-карту. Тогда я сел в свой покоцанный „вольво“ и приехал сюда с тремя тысячами долларов. Остановился у отчима, – (имеется в виду Пол Аарон), – и продолжил погружение во мрак – то есть в Лос-Анджелес». Последняя часть – про мрак – своего рода общее место про Лос-Анджелес у всех вновь прибывших, даже если они знают, что, вероятно, никогда отсюда не уедут.

Приехав в Лос-Анджелес, Киану еле успевает припарковать и запереть машину, как его агенты пристают к нему с уговорами сменить имя на нечто менее этническое. В 2017 году он расскажет Джимми Фэллону, что после этих слов – о смене имени – он доехал на автомобиле до океана, обратился к нему с вопросом, каким же именем себя назвать, и океан якобы ответил: «Чак Спадайна» – предположительно, дань памяти Спадайна-авеню, ключевой артерии в центре Торонто, чье название произносится с долгим звуком «ай», как в слове «лайм»; увидев, как агенты содрогнулись от этого варианта, Киану предложил вместо него другой – «Темплтон Пейдж-Тейлор», после чего, по-видимому, и оказался в титрах презентации «Диснея по воскресеньям» «Снова молодой» 1986 года как Кей Си Ривз, хотя на прослушиваниях продолжал называть себя Киану.

К концу 1986 года – года, когда он переехал из Канады в Лос-Анджелес, – Киану снялся в шести телефильмах и двух игровых картинах, вышедших на большие экраны. Ни в одной из ролей он не выглядит вполне органично – разве что в фильме «На берегу реки», где он словно обращается к собственному опыту подростка-рокера в Торонто, которому не помешали бы транки^[59]. В «Новом поколении» он единственный «подающий надежды молодой актер», перечисляющий свои любимые панк-группы: «Мне повезло: я слышал The Ramones, Violent Femmes, The Clash, Exploited, Joy Division… Мой мир стал намного лучше».

И таков он и есть: его воодушевляет этот способ самовыражения. Его канадское детство пришлось на закат контркультуры, и соприкосновения с ней хватало, чтобы он знал, что упустил; по мере взросления он ищет богему в литературе, фильмах и музыке, а потом обретает нечто созвучное ей – сообщество ночных обитателей города – в театральных труппах и на съемочных площадках; когда же популярность сузит его возможности до предела, исключающего даже мысль о том, что вся его киножизнь – это богемно, он совершит побег, создаст панк-группу и некоторое время будет разъезжать по стране на гастрольном автобусе, пытаясь убежать от этой правды.

Он станет одним из первых широко известных артистов с панковским мировоззрением, а благодаря этому – одним из символов начала 90-х, эпохи звезд, которые под софитами готовы зажмуриться и обратиться в бегство. В 80-е, однако, ему раз за разом предлагают роли обыкновенных тинейджеров, из-за чего кажется, будто он играет вполсилы. Режиссеры еще не догадались, как вывести на экран панковскую, необузданную сторону Киану.

В фильме «Снова молодой» в его речи еще можно уловить Канаду – преимущественно со звуком «л»: «Я не смогу быть счастлив без тебя, Ллллора! Вот что я понялллл!»

В этом фильме 17-летний стажер в офисе Роберта Уриха в день сорокалетия этого последнего укладывает его на обе лопатки в ракетбольном поединке, и перенесенный позор повергает Роберта Уриха в пучины уныния из-за безвозвратно ушедшей юности. Вечером после празднования своего дня рождения Роберт Урих бредет в одиночестве по улице, вслед за группой подростков садится в автобус, где сталкивается со стариком в белом костюме, откуда-то знающим о нем все, в том числе как звали девушку, с которой Роберт Урих встречался в старших классах и неосмотрительно расстался, о чем до сих пор жалеет, – а звали ее Лора.

«Я всего-навсего хочу получить шанс снова стать таким, – говорит Роберт Урих старику, указывая на смеющихся подростков. – Неужели это так трудно?» Может, и нет, отвечает ему старик, который, само собой, оказывается волшебником; когда в пустом автобусе на конечной остановке водитель оборачивается к Роберту Уриху и просит поторопиться, на месте Уриха в его костюме и галстуке сидит уже Киану Ривз.

«Снова молодой» выходит в рубрике «Дисней по воскресеньям» 11 мая 1986 года; в прямом эфире фильм представляет Майкл Айснер, на тот момент председатель компании «Уолт Дисней», говорящий голосом «из песка и клея»^[60] и выступающий вместе с соведущими – Дональдом Даком и Дейзи Дак, – которые как будто трепещут в своих утиных костюмах, оказавшись в студии бок о бок с боссом. Он ни слова не говорит о Киану, не рассказывает ничего существенного о фильме, одном из самых ранних и скучных образцов в затопившей 80-е волне комедий о том, как взрослый человек оказывается в теле ребенка. Можно утверждать, что эта волна достигает пика и обрывается после номинации Тома Хэнкса на премию Американской киноакадемии за фильм Пенни Маршалл «Большой», где двенадцатилетний мальчик вклинивается в мир взрослых дяденек^[61]. При сравнении «Снова молодой» выглядит слабенькой вариацией на ту же тему: сорокалетний бизнесмен со свойственным сорокалетнему бизнесмену эго использует свой расчетливый взрослый ум, чтобы обхитрить, а порой и откровенно облапошить старшеклассников. Киану делает все возможное, чтобы продемонстрировать раздутое самомнение героя, и воплощает образ Ривза/Уриха с нахальством человека, уже видавшего виды, с чванством, словно говорящим: «Я уже трахался и платил налоги».

В этом фильме, пожалуй, есть один момент, где Киану действительно похож на подающую надежды кинозвезду: после первой сцены в автобусе оказавшийся в теле Ривза Роберт Урих идет к себе домой, вешает лапшу на уши швейцару, чтобы тот его пропустил, и танцует в квартире под кавер-версию песни The Isley Brothers «Shout» («Кричи»). Это совершенно очевидная отсылка к знаменитому танцу Тома Круза в неглиже из фильма «Рискованный бизнес», разве что, поскольку это рубрика «Дисней по воскресеньям», Киану исполняет вариант танца в режиме для семейного просмотра: он не просто остается в брюках, но даже накидывает лишнее пальто поверх своей одежды, когда то и дело выскакивает из гардеробной, словно готовя кому-то сюрприз, хотя дома больше никого нет^[62]. Он много поет, глядя на себя в зеркало, указывая на себя пальцем и озвучивая назидание из песни – «Только не забудь, что обещал». Так и слышишь, как режиссер постоянно требует новые дубли и все больше энтузиазма от Киану, что тот и демонстрирует. Это нелепый и вторичный эпизод в нелепом и вторичном фильме, но Киану вполне правдоподобен в образе человека, который благодарит вселенную за свое тело и его возможности, радуется, что, взглянув в зеркало, видит в отражении жизнь и свет – физиономию крикуна, раззадоривающего себя призывом кричать и дальше.

4
Как юный безжалостный Киану Ривз прикончил Чарльза Бронсона

В фильме HBO «Акт возмездия» 1986 года Чарльз Бронсон играет активиста, работающего на угольных шахтах Пенсильвании^[63]. Председателю профсоюза шахтеров он уже порядком надоел, и вот в канун Нового года трое мужчин направляются в Кларкс-вилл убить его, пока он спит. И один из этих троих – Киану Ривз.

Я видел только фрагмент, который есть на «Ютьюбе», то есть фрагмент, в котором есть Киану Ривз. Он новичок, двое наемников, которых мы уже видели, берут его в команду, чтобы он помог им решить вопрос с Чарльзом Бронсоном. По пути в Кларкс-вилл он пьет пиво, расположившись на заднем сиденье автомобиля. Роберт Шенккан играет головореза, сидящего за рулем, а Мори Чайкин – того, что на пассажирском месте.

Шенккан в этом деле за главного, ему больше всех известно о причинах, по которым они едут к дому Бронсона, поэтому он нервничает. Зато Киану в прекрасном расположении духа. Ему не сказали, зачем конкретно они направляются в Кларксвилл, но, когда он заводит речь о том, как потратит деньги, заработанные этим дельцем, каким бы оно ни было, и спрашивает у остальных: «А вот вы хоть раз совали в женщину руку – ну, типа, блин, всю руку целиком?», возникает ощущение, что он готов на все.

Троица паркуется рядом с домом Бронсона и ждет, пока в его спальне погаснет свет. На улице мороз, Мори Чайкин хочет погреться в машине, Киану – пойти в дом и приступить к делу, а Роберт Шенккан орет на обоих, чтоб они вели себя потише. Они подождут, пока не выключится свет, потому что их план проще будет провернуть, когда Чарльз Бронсон уснет, и к тому же они сюда приехали не телевизор красть, говорит Шенккан.

«У нас тут крупное дело, оно попадет в историю», – говорит он им.

Наконец свет гаснет, и три тени пробираются вдоль боковой стены дома, влезают в открытое окно и, поднявшись по лестнице, останавливаются на площадке перед двумя спальнями. Киану, уже догадавшись, что от них требуется, говорит остальным, что не хочет никого убивать. Подельники отвечают: ладно, но и денег ты в таком случае никаких не получишь. Киану говорит: о’кей, я сделаю, но нужно все провернуть как положено – нельзя оставлять свидетелей. И надо все сделать синхронно, говорит Киану, начиная руководить убийством, от которого едва не отказался.

Итак, план состоит в том, что Киану Ривз зайдет в одну спальню на втором этаже, а Чайкин с Шенкканом – в другую, каждый досчитает до десяти и застрелит того, кто находится в комнате. Киану заглядывает в комнату справа и, увидев там спящую в кровати женщину, дочь Чарльза Бронсона, подает сигнал двум другим сообщникам, что у него все под контролем. Девушка лежит лицом к камере, спиной к Киану. Он наставляет на нее пистолет. Он все это время считал? Или, может, забыл, что должен считать? Он колеблется и, похоже, вот-вот слетит с катушек.

Двое наемников стоят на пороге хозяйской спальни, глядя на кровать, где спят Чарльз Бронсон и его жена – ее играет Эллен Бёрстин. Чайкин наставил на спящих автомат. Злоумышленники считают. Повисает тяжелая, напряженная пауза. Шенккан, до сих пор номинально руководящий операцией, но не отвечающий за автомат, приказывает Чайкину шепотом: «Да стреляй же, мать твою!»

Зато теперь ясно, что происходит: они ждут выстрела Киану, а тот ждет их. Киану стоит в комнате дочери Бронсона, смотрит на дверь и ждет, когда из другой комнаты раздастся выстрел. Он снова смотрит на спящую дочь Бронсона и с внезапной решимостью на лице выпускает сначала первый, а следом и второй выстрел девушке в затылок. В другой спальне от выстрелов с криком просыпается Эллен Бёрстин. Теперь начинает стрелять Чайкин, но автомат заклинило, и крики жены разбудили Чарльза Бронсона.

Киану вбегает в комнату, держа в руке пистолет, из которого застрелил дочь Бронсона, видит, что у его подельника заклинило автомат, дважды со знанием дела стреляет в Эллен Бёрстин – раз, два, – и та падает замертво на кровать. Бронсон пытается подняться, Киану продолжает стрелять, а Мори Чайкин, справившись наконец со своим автоматом, выпускает очередь по Бронсону и кровати. Бронсон валится на пол. В спальне стоят его запыхавшиеся палачи. По застывшему на их лицах выражению ясно, что дело оказалось труднее, чем им думалось.

Вдруг мы видим, как Бронсон поднимает руку и хватается за простыню. Может, он и старик в голубой пижаме, но ведь, в конце концов, он Чарльз Бронсон, вашу мать. Теперь мы смотрим на происходящее с позиции Бронсона, и в кадре появляется Киану, нависая над камерой с презрительной гримасой. «Ах ты, упрямый ублюдок…»

…и в этот момент, осознаёт он это сам или нет, Киану – я хочу сказать, Киану-актер, а не его персонаж – вот-вот станет последним человеком, вступающим в элитное братство актеров, которым удалось убить Чарльза Бронсона на экране.

Такое случалось всего несколько раз. В фильме «Четверо из Техаса» Чарльз Бронсон врезается в гребное колесо речного трамвая, получив пулю от Фрэнка Синатры. В «Битве в Сан-Себастьяне» Энтони Куинн наносит ему смертельный ножевой удар. В «Городе насилия» в него стреляют полицейские, а в «Механике» его травит Ян-Майкл Винсент. И вот теперь в него целится Киану Ривз^[64].

Это момент причастия, своего рода символическая передача власти, момент откровения между двумя звездами, у которых немало общего. В «Акте возмездия» в своей единственной совместной сцене они не обмениваются ни словом. Их связывает друг с другом насилие, и в этом есть своя правда. Как и в случае Киану, злопыхатели часто называли Бронсона деревянным; как и у Киану, лучшими его ролями зачастую оказывались те, где было меньше всего реплик. Как и у Киану, новый виток славы Бронсон переживает уже на шестом десятке, играя человека, убивающего множество людей в отместку за личную трагедию, которую не исправить никакими новыми жертвами. Его «Джоном Уиком» был фильм «Жажда смерти», где Бронсон играет малодушного либерала, архитектора, хватающегося за оружие в борьбе против мафии после того, как бандиты врываются к нему в дом, убивают его жену и насилуют дочь^[65]. В перерыве между третьей и четвертой частью «Жажды смерти» он снимается в «Акте возмездия», нетипичном для себя фильме: здесь его персонаж (прототипом которого стал Джозеф «Джок» Яблонски, лидер Объединенного профсоюза шахтеров, убитый по приказу продажного руководителя местного отделения организации, такой же сын угольного края Пенсильвании, как и сам Бронсон) ни разу не применяет насилия.

«Это нечто совершенно новое, – скажет Чарльз Бронсон в интервью газете The Washington Post перед премьерой фильма. – Я здесь не ношу ни усов, ни пистолета»^[66].

Мне бы хотелось думать, что Чарльз Бронсон так пошутил, но даже если он говорил всерьез – а, полагаю, выглядел он при этом чрезвычайно серьезно, – думаю, у него было особое понимание своей актерской сущности и, наверное, актерского мастерства в целом: нужно знать диапазон своих способностей и способы их применения. В своих пределах, которые Чарльз Бронсон, несомненно, сознавал, он сделал немало. Он начинал играть еще на черно-белом телевидении и дорос до спагетти-вестернов («Строгает какую-то деревяху, – говорит Джейсон Робардс о персонаже Бронсона в фильме Серджо Леоне „Однажды на Диком Западе“^[67]; кстати, о дереве. – Сдается мне, едва он с ней покончит – что-то произойдет») и франко-итальянских криминальных триллеров в 1960-е и наконец в 1970-е, когда ему было уже за пятьдесят, стал звездой американского кино.

В этом смысле Киану не похож на Чарльза Бронсона – его путь к успеху оказался гораздо короче. «Я утвердил его на роль, как только увидел, – скажет годы спустя режиссер „Акта возмездия“ Джон Маккензи. – Едва начинаешь его снимать, пленка просто горит. Он непредсказуем, я бы не назвал его очень хорошим актером, но стоит ему попасть в точку, как в нем открывается настоящий Божий дар»^[68].

За несколько лет до «Акта возмездия» Маккензи снял один из величайших британских гангстерских фильмов, «Долгая Страстная пятница», – уж его-то мнению можно доверять^[69]. То, что он вытаскивает из Киану в «Акте возмездия», – способность к хладнокровию, порывистую злость – вы потом не увидите в творчестве Киану еще долго и после «Акта возмездия» будете недоумевать, откуда же все взялось и куда делось…

…а потом Киану стреляет в Чарльза Бронсона.

Бронсон снова падает, но поднимается, почти как Дракула, восстающий из склепа, – сверхъестественное движение, продиктованное одной лишь волей. Во взгляде читается гнев Чарльза Бронсона, знакомый зрителю по тем героям, с которыми шутки зашли слишком далеко, – и тогда Киану вновь стреляет в него, на сей раз в голову.

Киану как будто доволен собой; затем он сглатывает, словно борясь с подступившей тошнотой. Он хладнокровно убил Чарльза Бронсона и остался наедине с последствиями своего поступка. Он проделал в мире брешь в форме Чарльза Бронсона, и кому-то придется ее заполнить.

Некоторое время герои молчат, а потом Киану говорит: «Идем отсюда».