Loe raamatut: «Стихотворения»

Зловредный полковник и спасительный костёр
^{Петербургская баллада}

По распоряжению морского министерства у слушателей военноморской академии был отобран учебник полковника Кладо. Из учебника были вырезаны и сожжены страницы, заключавшие в себе критику некоторых деятелей русско– японской войны, а также проводившие взгляды на необходимость отстаиванья своих мнений. После операции книга была возвращена слушателям.

(«Киевская Мысль» № 64).

 
Споём мы на лад петербургской земли:
– Ой, ладо, ой, ладушки-ладо!
В морском министерстве намедни сожгли
Учебник полковника Кладо.
Почто же такой возгорался костёр,
Как призрак былых инквизиций?
Крамольный учебник был слишком остёр
В разборе цусимских позиций.
Коварною ложью смущая умы,
Шептал он, с кивком на уронцы,
Что в битве тогда победили не мы,
А нас расчесали японцы.
Сплетая для внемлющих юношей сеть,
Шипел он змеиным обманом,
Что надобно думать, сужденья иметь,
Не быть автоматом-болваном.
Но зоркая Правда на хитрую ложь
Восстала с коробкою спичек,
И вырезал ложь из учебника нож,
И вспыхнули пачки страничек.
Безумный полковник! ты вник ли, когда
Преступное тлело тисненье,
Что паче ерунд всех твоя ерунда —
Отстаивать право на мненье?
Держи, коли велено, руки по швам,
Нам критиков даром не надо…
На лад министерский пропели мы вам:
Ай, Кладо! Ай, Кладушки-Кладо!
 

Ода на победу над граммофоном

Тов. м.в.д. Золотарёв обратился к Щегловитову с предложением ввести цензуру граммофонных пластинок.

Телеграмма

 
Ты знаешь бич ужасный века?
Ты слышал звук удавный тот,
Как будто душат человека,
А он, хоть душат, всё поёт?
Внебрачный правнук аристона,
Синематографа кузен,
Под мрачной фирмой граммофона,
Россию взял в крамольный плен.
Холмы, долины, грады, веси,
Взревели, им оглашены,
Как будто в них вселились бесы,
Геенским скрежетам верны.
Но в помещении закрытом
Ещё свирепей граммофон —
Как будто болен дифтеритом
В нём даже Собинова тон!
Орёт жестокая машина,
Хрипя, храпя, шипя, звеня —
Гремит Шаляпина «Дубина»,
Его-ж – «Колена преклоня»!
То – Карапетом либо Ицкой
Врёт анекдоты без конца,
То заголосит вдруг Плевицкой
Скандал про «Ухаря-купца».
Подобны ржавому железу
В нём трели даже серебра…
Порою грянет «Марсельезу»,
Порою рявкает «ура»!..
А, в заключение несчастий,
Звончее, чем локомотив,
Гнусит он Вяльцевою Настей,
Как будто насморк захватив.
Но граммофонного страданья
Свершился рок, окончен срок,
И, горделивым в назиданье,
Готов решительный урок.
Патриотической натуре
Несносен стал крамольный рёв,
И подчинить его цензуре
Решил мосье Золотарёв.
Статьёю сто двадцать девятой
Заткнётся дерзостная пасть.
Узнаешь, граммофон проклятый,
Что значит крепкая-то власть!
Одет в намордники повсюду,
Явишь закона торжество,
Пища: «простите! я не буду!
Не буду больше, вашество!».
Спасла от горя государство
Опять Всевышнего рука,
И новый опыт Золотарства
Прославят русские века!
 

Афоризмы

1

 
Наш век – таинственный и пёстрый маскарад, —
Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке! —
Где ум давно надел дурачества наряд,
А глупость с важностью гуляет в умной маске!
 

2

 
Когда ты истинный поэт,
Твори без фанаберий,
Не издавай свой юный бред
И не пиши мистерий.
 

Не позднее 1912

Мнительный лаокоон, или Обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду

 
Хоть говорят, говорят, что «времена уж не энти-с!»,
Но – timeo Danaos et dona ferentes!¹
Стал полицейский смирней, не сразу он тычет нас в dentes,²
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
Меньшиков вновь либерал… Колпак хоть фригийский наденьте-с,
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
Отдан под суд генерал, да какой еще! в анненской ленте-с!
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
На либеральном играть кто не горазд инструменте-с!
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
Ох, крокодильей слезы не было б в сем инциденте-с!
Ох, timeo Danaos et dona ferentes!
Много весны на словах! Нам покажи в документе-с…
Да-с! Timeo Danaos et dona ferentes!
Чуткая юность мрачна… Жив, значит, нюх-то в студенте-с!
Timeamus Danaos et dona ferentes.³
 

30 ноября 1904

Рим

Герой нашего времени

 
Позвольте рекомендоваться:
Я петербургский либерал.
Люблю в идейках завираться…
Но – кто не врал? Но – кто не врал?
 
 
Я красен, но и осторожен:
Рад слово смелое прочесть,
Но – тем, кто неблагонадежен…
Имею честь! Имею честь!
 
 
Мысль зарубежную смакуя,
Шлю эмигрантам комплимент,
Но в русских недрах – начеку я:
Я не студент! Я не студент!
 
 
Прогресса заповеди верен,
Кляну я тьму: да будет свет!
Но – друг мой неблагонамерен…
Нас дома нет! Нас дома нет!
 
 
Пленяем остроумья ширью,
Бывает, брякну что-нибудь…
Но – чтобы рисковать Сибирью?!
Счастливый путь! Счастливый путь!
 
 
Святой гуманности поборник,
Я равноправья женщин жду.
Но – если бьет курсистку дворник,
Я обойду! Я обойду!
 
 
Люблю раскупорить котомку!
Когда с друзьями я кучу,
Пью смело тост – «за Незнакомку!!!»
Но кто она – молчу! молчу!
 
 
Я зол, что нравы наши грубы:
От произвола гибнет Русь!
Но – треснет мне хожалый в зубы…
Я оботрусь! Я оботрусь!
 
 
Всегда, везде, во всем я – влеве!
Отрежу правду – хоть царю!..
Молчал как мертвый я при Плеве,
Зато при Мирском – говорю!!!
 
 
За право земства – новый Муций —
Борюсь я в гордой тишине.
Но… земцы ищут конституций!!
Я в стороне! Я в стороне!
 
 
Свободу я люблю без меры
И проповедую везде.
Но – сколь противны мне эсеры!
Как ненавистны мне эс-де!
 
 
Горит душа невыносимо!
Я революцией дышу!
И только Горького Максима
Не выношу! Не выношу!
 
 
Свободу прессе! К свету! К свету!
Я – гласной правды паладин!
Но – хлопнут честную газету…
Так подпишусь на «Гражданин»!
 
 
На безобразия цензуры
Негодовать я храбр и быстр.
Но – на меня карикатуры?!
Карай, министр! Ссылай, министр!
 
 
Я в убеждениях упорен,
В устоях – просто исполин:
Я тверд, как Алексей Суворин…
Отец, конечно, а не сын!
 
 
Еврейства мукам и печалям,
Согласен я, предела нет…
Но – мы знакомы с Левендалем:
К нам на журфикс! К нам на обед!
 
 
Я прогрессист, но без нахальства,
Мне страшен каждый генерал:
Лишь с дозволения начальства
Я – петербургский либерал!
 
 
Характер у меня – лягушкин,
Я – земноводный по уму:
Мне руку даст Бобрищев-Пушкин, —
Что ж? Я пожму! Что ж? Я пожму!
 
 
Я компаньон весьма веселый,
Певали мы недурно встарь…
Залиться жутко «Карманьолой»,
Так гряну «Славься, русский царь!».
 
 
Пророк пиров, при звоне кубков
«Глаголом жгу сердца людей»…
Вы лишь не требуйте поступков:
Я без затей! Я без затей!
 
 
Я не построю баррикады
И цитадели не взорву:
Я к Пасхе жду себе награды
И к Рождеству, и к Рождеству!