Loe raamatut: «Оперативное вмешательство»

Часть 45

Шестьсот одиннадцатый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Не успели отгреметь залпы второй битвы на реке Шахэ и морского сражения при Эллиотах, как запахом паленого потянуло совсем с другой стороны – точнее, сразу с двух. Во-первых – неустройства случились на северных берегах Финского залива в Гельсингфорсе, где Финляндские Сейм и Сенат отказались присягать на верность императору Михаилу Второму. Во-вторых – не успел я вернуться с морского побоища в свою штаб-квартиру в Тридесятом царстве, как энергооболочка сообщила мне, что библиотекарь Ольга Васильевна испрашивает у меня аудиенции. Вообще-то она самый тихий и незаметный член нашей команды, никогда не жалуется и ничего не просит. Поэтому я решил сам заглянуть к ней в библиотеку. И не пожалел.

– Сергей Сергеевич, – сказала мне она, – извините, я, наверное, отвлекла вас от важных военных дел, но, если календарь мне не врет, то со дня на день в Баку должна разразиться всеобщая стачка, вызванная скотскими условиями труда на местных нефтепромыслах и грошовыми зарплатами рабочих. А местные власти – бакинский губернатор Накашидзе и кавказский генерал-губернатор Голицин – не придумают ничего лучше, как перевести классовую борьбу в русло межнациональной вражды, из-за чего в Баку и окрестностях случится первая в истории армяно-азербайджанская резня. Не кажется ли вам, что проще затоптать тлеющие искры, чем потом тушить разгоревшийся пожар?

И тут меня торкнуло. Еще немного, и мне стало бы невыносимо стыдно не только перед Небесным Отцом, но и перед самим собой – за то, что мог предотвратить абсолютно ненужное смертоубийство, но не сделал этого.

– Благодарю вас, Ольга Васильевна, за напоминание, – ответил я, – в самом деле, правда ваша, замотался за военными делами и забыл о сем прискорбном факте, а может быть, и вовсе о нем не ведал, ибо мои прежние интересы лежали вне плоскости изучения истории революционного движения. Но могу вас заверить, что теперь я не только приму все меры для того, чтобы затоптать искры и отобрать у дрянных мальчишек спички, но и сделаю все, чтобы выдернуть у поджигателей руки, засунув их в такое место, которое настоящий офицер никогда не упомянет в дамском обществе.

19 (6) декабря 1904 год Р.Х., день пятнадцатый, утро. Санкт-Петербург, Зимний дворец.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Пришлось, позабыв про отдых, через портал явиться в Зимний дворец, ибо времени лететь в Санкт-Петербург на штурмоносце уже не было. И если о финских безобразиях император Михаил уже знал, и даже успел издать указ об аннулировании автономии Великого княжества Финляндского и непосредственном включении его территории в состав Российской империи на правах отдельного генерал-губернаторства, то о том, что должно случиться в Баку, мой протеже пока был ни сном, ни духом.

С вздумавшими побунтовать маленькими, но гордыми чухонскими националистами (а на самом деле шведскими элитариями) все было предрешено и без меня. Гарнизон Свеаборга и русской военно-морской базы принес присягу Михаилу и держался прочно, а Финляндским генерал-губернатором новый император назначил небезызвестного в нашей истории душителя свободы вице-адмирала Дубасова. Войска для сухопутной операции по подавлению мятежа уже сосредотачиваются в Выборге, и скоро все в Финляндии будет кончено самым жестким и решительным образом. Как говорит Ольга Васильевна, адмирал Дубасов – это такой кадр, который в нашем прошлом при подавлении первой русской революции в Москве доходил даже до расстрелов на месте всех, кого схватили с оружием в руках. Зная, во что в дальнейшем эволюционирует финское так называемое «национально освободительное движение», я бы тоже ничуть не возражал против применения самых жестких мер, но этому препятствовали некие особые соображения.

– Расстрел на месте крайне нежелателен, – в присутствии адмирала Дубасова сказал я Михаилу, – особенно против непосредственных руководителей мятежа. Этих людей сначала следует допросить на предмет установления их местных сообщников, а также связей с иностранными державами. И только потом должен состояться большой публичный процесс против мятежников, на котором всех зачинщиков и поджигателей, без различия пола, возраста и общественного положения, следует приговорить к смертной казни за государственную измену. Приводить приговор в исполнение нужно также публично, чтобы все желающие поболтать на разные политические темы могли видеть, к чему их может привести неразумное поведение. А что касается простонародья, затянутого в жернова своими вождями, то всем им, оптом, следует заменить смертную казнь десятью годами каторги. Пусть достраивают Транссибирскую магистраль и прокладывают дороги в меридианальном направлении.

С адмиралом мы прежде лично знакомы не были, и знал он меня только опосредованно, по бродившим в петербургском «обществе» разнообразным слухам, а потому слушал мои слова, скептически скривив губы.

– Сергей Сергеевич, неужели вы думаете, что эти злодеи прямо как на духу выложат вам все о своих сообщниках и иностранных доброхотах, снабжавших их оружием и деньгами? – с недоверием спросил он.

Я ответил:

– Мне, Федор Васильевич, в силу моих особых возможностей, они выложат не только то, о чем знали, но и то, о чем догадывались или подозревали. Если у меня способы превратить самого скрытного человека в некое подобие болтливого попугая, так что он начнет выблевывать перед следователями самые сокровенные свои тайны.

– Говоря так, вы имеете в виду отрока Димитрия и его особые возможности? – с явным интересом спросил Михаил.

– Именно, – подтвердил я, – если будет недостаточно «Полного Откровения», то можно будет применить «Муки Совести». Правда, такое сильное средство я предпочел бы придержать до суда. Сорную траву недостаточно просто скосить, ее следует выдергивать с корнем, чтобы не было ее больше никогда в Российской империи. Там, в мире моей супруги, вашему брату-близнецу в установлении истины помогали опытные специалисты из числа «старших братьев». Но у меня в команде нет ни опытных контрразведчиков моего времени, ни возможности положить свою жизнь на то, чтобы привести в порядок этот мир, больной предчувствием двух великих общеевропейских войн, по сравнению с которыми события столетний давности покажутся просто летними маневрами. А посему, вознаграждая добрых и карая злых, я не стану стесняться в средствах, и горе тому государству, которое силой оружия попробует вмешаться во внутренние дела Российской империи.

– Федор Васильевич, – вздохнул Михаил, – не смотрите на Сергея Сергеевича с таким недоверием. Он может и не такое, хотя далеко не все станет приводить в исполнение. Большую часть работы нам предстоит проделать самим, он только поможет нам одолеть то, что сейчас является неодолимым, но и откладывать на будущее эти дела нельзя. Поэтому я прямо запрещаю вам проводить хоть какие-то экзекуции, а всех арестованных и взятых в плен с оружием в руках приказываю направлять к нам в Петербург. А мы тут за это время из верных (главное слово), и в то же время умных офицеров организуем нечто вроде приказа Тайных дел времен императора Петра Великого. Как оказалось, без подобного учреждения немыслимо существование никакого государства.

Адмирал Дубасов ушел, и тогда я рассказал Михаилу о заварухе, что в настоящий момент вызревает в Баку. А все потому, что там в одной точке сошлись голодная нищета рабочих; безудержная алчность нефтепромышленников, перегоняющих на прибыли живых людей, политические амбиции революционеров, а также патологическое тупоумие местных крупных чиновников, играющих со спичками возле взрывоопасного национального вопроса. Если бы я рассказал это же его старшему брату, Николай от меня бы просто отмахнулся, ведь всего полтора года назад он, не задумываясь, подписал закон о конфискации имущества Армянской апостольской церкви и закрытии армянских школ, пролоббированный кавказским генерал-губернатором Голициным. Тогда одним росчерком пера был нанесен жесточайший удар по лояльности армянского населения, которое прежде видело в Российской империи защитницу своих интересов перед лицом хищного и безжалостного Османского государства. И вот в один момент все перевернулось с точностью до наоборот.

Но Михаил, напротив, услышав мой рассказ, крайне встревожился. Ему совсем не хотелось начинать свое царствование с армяно-азербайджанской резни и жестокого классового конфликта, доставшихся в наследство от брата.

– Так что же теперь, Сергей Сергеевич, делать? – спросил он. – Бог с ними, с финнами – нечто подобное, как я понимаю, в Гельсингфорсе произошло бы при любой перемене царствования. Тамошняя, как у вас говорят, элита давно уже зажралась и, не особо скрываясь, мечтала о самостоятельном существовании или даже о возвращении в состав единокровной¹ им Швеции. При этом ничего подобного описанному вами Мы в Баку допустить не хотим, да и просто не имеем права.

– Первым делом, – сказал я, – необходимо отменить тот дурацкий закон, и с извинениями вернуть армянской церкви все у нее конфискованное. Затем нужно решительно со всей возможной поспешностью вскрыть уже созревший нарыв и вычистить его, не останавливаясь даже перед самыми радикальными средствами. Разумные требования рабочих следует удовлетворить, алчность промышленников ввести в рамки закона, который вам, Михаил, еще предстоит составить, а дураков-чиновников заменить на вменяемых администраторов, нацеленных на укрепление внутреннего мира в Империи, а не на разжигание свар. Политика «разделяй и властвуй» ущербна в самой своей основе; кстати, вы должны помнить, что сказано по этому поводу в Библии.

– Помню, Сергей Сергеевич, – с серьезным видом ответил Михаил, – царство, разделившееся внутри себя, не устоит.

– Вот именно, – сказал я, – именно поэтому в моем личном прошлом и в прошлом некоторой части моих офицеров не устояла Империя вашего брата Николая, рухнувшая под тяжестью внутренних проблем. Ведь даже неудачи на фронте, которые, казалось бы, и были причиной ее краха, на самом деле проистекали из поразивших государственный организм чисто внутренних неустройств.

– Я вас понимаю, – сказал Михаил, – и сожалею, что не могу лично броситься в Баку разгребать тамошние авгиевы конюшни. Ведь стоит мне на какое-то время оставить позицию в Зимнем дворце, как уже тут может созреть какой-нибудь заговор, вроде декабристского. Очень многие в наших высоких кругах связывали свое будущее благополучие с фигурой моего дяди Владимира Александровича, и еще большее число людей являются сторонниками бездумной ориентации на французские интересы, что я намерен пресечь в самое ближайшее время. А у меня и Тайной канцелярии еще нет, я только начал собирать ее из тех своих Верных, которые имеют к госбезопасному делу определенные наклонности. Не будете ли вы так любезны побыть какое-то время моим полномочным представителем? Соответствующий карт-бланш на все необходимые действия я вам выдам.

На этом мы и договорились. Я отбыл из Зимнего дворца, имея на руках страшную бумагу, вроде той, что в «Трех мушкетерах» кардинал Ришелье вручил миледи. Только мой карт-бланш был именным, и, попади он в чужие руки, ценность его упадет до уровня туалетной бумаги. Но это было еще не все. Также, не колеблясь, Михаил приказал секретарю написать указ об отмене решения его брата конфисковать имущество Апостольской армянской церкви, и один из трех экземпляров этого документа тоже был у меня с собой. Но из Зимнего дворца направился я не в Баку (одному там делать нечего), а… в Порт-Артур, гарнизон которого после разгрома осадной японской армии выпал из активных боевых действий.

20 (7) декабря 1904 год Р.Х., день шестнадцатый, утро. Порт-Артур, ресторан «Ласточка».

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Имея на руках карт-бланш, я имел право привлечь к выполнению поставленной задачи кого угодно и на каких угодно условиях. Если мне придется отстранять от власти господина Накашидзе, то на его место надо ставить вменяемого ответственного человека. Если ставить русского – то окажется, что он не знает местной специфики, ставить армянина – ему не будут доверять азербайджанцы, ставить азербайджанца – ему не будут доверять армяне. Единственный выход из такой ситуации – временно, пока не разрядится обстановка, поставить на управление Бакинской губернией дуумвират из уважаемого губернатора-азербайджанца и его товарища (заместителя), не менее уважаемого армянина. И как только я об этом подумал, на ум пришли два Порт-Артурских артиллериста: генерал-майор Самедбек Садыкович Мехмандаров и полковник Иссаак Артемьевич Тахателов. Первый – азербайджанец, второй – армянин, оба одновременно стали моими Верными, а потом перешли под руку Михаила. А потому на их содействие в этом деле я могу рассчитывать с полной гарантией.

Но первым делом в Порт-Артуре я явился в штаб крепости к генералу Кондратенко. Задание заданием, а армейские политесы соблюдать требуется. Прежде чем разговаривать с Мехмандаровым и Тахателовым, вне зависимости от своих полномочий, необходимо поставить об этом в известность их непосредственного начальника.

Роман Исидорович внимательно прочитал предъявленную бумагу, выслушал мою просьбу, а потом, на мгновенье задумавшись (в на самом деле мысленно посоветовавшись со своим патроном Михаилом), ответил, что в любой момент готов предоставить этим двум господам бессрочный отпуск по личным обстоятельствам. Пусть только они сами об этом попросят.

Обоих нужных мне людей я обнаружил не на квартирах, а, к своему величайшему удивлению, в ресторане «Ласточка», считавшемся местом, приличествующим не сухопутным, а морским офицерам. У «сапогов» вроде меня для принятия пищи и банкетов в Порт-Артуре имелось свое заведение – ресторан «Саратов». Но как оказалось, все правильно: недавно на внешнем рейде бросила якоря победоносная русская эскадра, и теперь сухопутное и морское офицерство вперемешку шумно отмечало громкие победы при Эллиотах и на реке Шахэ. Стоило мне там появиться – и главный именинник, каперанг Эссен, громко рявкнул на все собрание:

– Господа офицеры, смирно! Самовластному Артанскому князю, Сергею Сергеевичу Серегину – наше дружное «Ура!»

И что вы думаете – все собрание дружно вскочило и рявкнуло – да так, что зазвенели стекла! Было видно, что этим людям кружит головы отнюдь не вино, а хмельной вкус победы, которого им так не доставало в предшествующие времена.

– Вольно, господа, – сказал я, – поздравляю вас с наступлением окончательного перелома в этой войне. Сейчас подавляющая часть тех сил, которые еще год назад микадо приготовил для того, чтобы оспорить у России звание главной Тихоокеанской державы, уже лежат в земле или покоятся на морском дне. Япония сейчас оказалась в том же положении, что и Франция тридцать пять лет назад после выигранной пруссаками битвы при Седане. Но смею заметить, что японский микадо решился на эту войну не сам по себе. Враждебные России державы выдали нищей Японии кредиты на создание современных армии и флота, а потом науськали свою боевую моську на русского медведя.

– Господин Серегин, – выкрикнул со своего места поручик Борейко, легко узнаваемый по своим выдающимся габаритам, – а какие державы России враждебны?

– Проще сказать, какие ей дружественны, господин поручик, – ответил я, – и ответ на это вопрос будет – никакие.

– А как же Франция? – спросил инженер Рашевский.

– А никак, – отрезал я. – Об этом говорит правило «двадцати четырех часов»² введенное в своих портах к востоку от Коломбо для русских кораблей якобы союзной нам Францией. Заключая союз с Россией, французское правительство ставило себе только одну цель – когда настанет удобный момент, руками русских солдат попробовать вернуть себе утраченные тридцать четыре года назад Эльзас и Лотарингию. Кто-нибудь из вас желает повоевать за интересы французских буржуа, изнеженных будто откормленные каплуны?

– В таком случае я назову вам Болгарию, Сербию и Черногорию! – снова выкрикнул поручик Борейко.

– Ну какие же это державы? – с улыбкой спросил я. – А Болгария к тому же формально является вассалом Оттоманской Порты, а неформально – Австро-Венгерской империи. Сербов и черногорцев я при этом всемерно уважаю, потому что нет народов в мире храбрее их, но братушек так мало, что они даже при своем полном желании в ходе серьезного европейского конфликта не смогут оказать России никакой серьезной помощи. Напротив, России придется спасать сербов, пробиваясь к ним на выручку через территорию Австро-Венгрии. Но худшее заключается в том, что в сербских провластных кругах сейчас бродят мысли о присоединении к Сербии территорий всех славянских наров на Балканах и создании Великосербской империи. Задача дурацкая, потому что эти самые народы отнюдь не желают попадать под власть Белграда, и нереалистичная – оттого, что сербов слишком мало, чтобы достичь этой цели. Большую войну в Европе таким образом устроить можно, а добиться создания хоть сколько-нибудь устойчивого государства – уже нет. Даже если ценой ужасающих жертв сербского народа такое государство и удастся сколотить, то через поколение или два оно с грохотом будет разорвано нарастающими межнациональными противоречиями.

– Так что же, Сергей Сергеевич, вы, с вашими возможностями, бросите сербов на произвол судьбы? – спросил инженер Рашевский.

– Нет, не брошу, – сказал я, – но речь сейчас шла не обо мне, а о Российской империи. И вообще, мое дело – не решать за вас ваши мелкие проблемы, а поставить Российскую империю в такие условия, чтобы она сама могла быстро развиваться и оказать помощь всем, кто смотрит в ее сторону с надеждой. Так что готовьтесь, господа. Спокойное и тихое время кончилось, и большинству из вас еще придется повоевать не раз и не два. Но сейчас я пришел к вам с совершенно конкретной целью – чтобы похитить из ваших рядов двух уважаемых мною людей: генерала Мехмандарова и полковника Тахателова, и переговорить с ними об одном очень важном государственном деле, не терпящем отлагательств. Государственном для Российской империи, а не для меня лично, ибо все свои дела я решаю без посторонней помощи.

И что вы думаете – и тот и другой встали и пошли за мной, не говоря не слова. Не то что некоторые интеллигенты, которые непременно замучили бы меня вопросами.

Шестьсот двенадцатый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Из Порт-Артурской «Ласточки» мы шагнули прямо на площадь Фонтана. Яростное солнце только-только оторвалось от горизонта, так что температура воздуха была еще вполне терпимой, не то что в полдень, когда без работающего кондиционирующего заклинания и на улицу-то выйти страшно. Но все равно произошедшее немало шокировало обоих моих гостей. Одно дело слушать рассказы о том, как Артанский князь шагает через миры «одна нога здесь, другая уже там», и совсем другое – самому за один шаг очутиться незнамо где и незнамо когда.

– Сергей Сергеевич, это Великая Артания? – спросил меня полковник Тахателов.

– Нет, Исаак Артемьевич, – ответил я, – это другое мое владение – не титульное, но имеющее стратегическую важность. Тут наша штаб-квартира, тут мы набираем и тренируем своих универсальных солдат. Все в этом месте пропитано высшей магией. И фонтан, на который вы сейчас смотрите – это не просто украшение архитектурного ансамбля, а источник Живой Воды, позволяющей нам в кратчайший срок возвращать в строй раненых воинов. Если вас притащат сюда смертельно израненного, но еще живого, наши специалисты не только сохранят вам жизнь и вернут в строй, но и полностью избавят от последствий ранения. У меня, знаете ли, есть принцип, что все мои люди должны иметь все самое лучшее, в том числе и медицинскую помощь. И то же самое правило распространяется на всех, кто бьется за Россию – неважно, из каких времен он происходит и какого монарха считает своим государем. По-другому я просто не умею. Но идемте же в мой кабинет, разговор не ждет.

– Идемте, мне и самому интересно, о чем мы с вами будем говорить, – сказал полковник Тахателов.

– Да, – сказал генерал Мехмандаров, – мне тоже не терпится узнать, какое государственное дело могло потребовать нашего участия, да еще и вдвоем…

В моем кабинете я первым делом пригласил гостей садиться, после чего продемонстрировал им императорский карт-бланш, а полковнику Тахателову еще и императорский указ о возвращении Апостольской армянской церкви отнятого у нее имущества, а затем подробно изложил подоплеку грядущих Бакинских событий, закончив такими словами:

– И если сто лет спустя в этом мире армяне будут убивать азербайджанцев, а азербайджанцы армян, то виновны в этом будем мы, не сумев предотвратить того, с чего все началось.

Оба моих гостя переглянулись.

– И вы, Сергей Сергеевич, хотите, чтобы мы помогли вам урегулировать этот скользкий национальный вопрос? – спросил генерал майор Мехмандаров.

– Не мне, а себе, Самедбек Садыкович, – ответил я. – Вам и вашим детям в этом мире еще жить, а я пойду дальше. Я, конечно, могу справиться и сам, но сопротивление тогда будет больше, а вместе с ним возрастет и мера насилия. Михаила Александровича, собственно, устроит любой исход этого дела, лишь бы на какое-то время, пока он берет вожжи в свои руки, на Кавказе установилось всеобщее согласие.

– Ну хорошо, – кивнул полковник Тахателов, – предположим, господина Накашидзе вы отстраните и в силу своих драконовских полномочий назначите нас вдвоем исполнять его обязанности. Возможно, беспорядков на национальной почве в таком случае не произойдет. Но что делать с рабочими, требования которых неисполнимы для владельцев нефтепромыслов?

– Неисполнимы? Ой ли? – сказал я. – А если я пришлю к вашим нефтяным нуворишам своего казначея, и она на пальцах докажет, что владельцы нефтепромыслов не только жрут в три горла, но еще двумя руками запихивают себе за щеки, в то время как их рабочие трудятся до изнеможения, питаются впроголодь, к тому же живут в таких помещениях, куда хороший хозяин постеснялся бы загнать отару баранов?

– «Она»?! – тряхнув бородой и недоуменно вытаращившись, переспросил генерал Мехмандаров. – Ваш казначей женщина?

– Да, женщина, – подтвердил я, – мисс Мэри Смитсон, американка из верхнего, на сто лет вперед по отношению к вам мира. А еще она – высокоранговый маг богатства, и насквозь видит разных жирных котов, притворяющихся бедными овечками. У меня, как видите, все самое лучшее, а не только солдаты и доктора. А вот, кстати, и она. Привет, Мэри!

Оба моих гостя синхронно обернулись и увидели нашу магиню богатства Мэри Великолепную, которую деловые партнеры частенько кличут Рыжей Стервой. Темно-зеленое длинное платье гармонировало с рыжими волосами и висящей в разрезе декольте слабо светящейся подвеской-топазом; легкий церемониальный меч на поясе завершал композицию. Важная и очень уверенная в себе особа; из-за спины ее выглядывает немного испуганная девочка-служанка в сером платье, держа в руках ридикюль хозяйки. Мгновение – и Мехмандаров с Тахателовым, будто подброшенные пружинами, вскочили со стульев, галантно раскланиваясь с вошедшей дамой. Вот чего не отнять у местных господ офицеров, так это воспитания.

Мэри ответила на эти поклоны приветливым кивком, а потом перевела взгляд на меня.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич, – сказала она грудным голосом. – Вы меня вызывали?

– Да Мэри, – ответил я, – вызывал. Но сначала позволь представить тебе моих гостей: генерал-майора Самедбека Садыковича Мехмандарова и Исаака Артемьевича Тахателова – как говорится, прошу любить и жаловать.

– Очень приятно, господа, – ответила Мэри, – я Мэри Смитсон, работаю в этой корпорации начальником финансовой службы и главным казначеем. А теперь давайте не будем мешкать, сядем и приступим к делам. Ну-с, Сергей Сергеевич, я вас слушаю.

– Вам предстоит отправиться со мной на выездное задание, – сказал я. – Несколько весьма состоятельных господ в мире, где я сейчас оперирую, так урезали денежное содержание своих рабочих, что это грозит неминуемым социальным взрывом. Я хочу знать, что стало тому виной: банальная алчность или проблемы местной финансовой системы.

– Сразу скажу, – ответила наш главный финансист, – что пока вы там воевали с японцами, я по собственной инициативе решила изучить, как обстоят финансовые дела в местной России, и по результатам своего расследования пришла в тихий ужас. Человека, который в индустриальную эпоху придумал вводить золотой стандарт, из финансистов надо гнать палками. Или, наоборот, хватать руками без соблюдения мер вежливости и тащить в подвал к герру Шмидту на предмет выяснения, в чьих интересах была проделана такая глупость.

– Но почему, сударыня? – воскликнул генерал Мехмандаров. – Твердый золотой рубль – это очень хорошая вещь!

– Лично для вас – да, – парировала Мэри, – а вот для государственных финансов и для тех, кто занимается производством товаров – отнюдь. В первую очередь, потому, что количество золота в обороте невозможно увеличивать с той же скоростью, как может расти производство товаров. А урезание или невыплата денежного содержание наемным работникам усугубляет эту проблему, поскольку как раз эти люди и должны составлять основную массу покупателей. Из-за этого в вашей стране не имеет смысла строить новые заводы и фабрики, а продукция тех, что уже построены, не находит сбыта, поскольку у желающих купить эти товары просто нет денег или их недостаточно. В результате этих процессов замедляется общее промышленное развитие, и государство оказывается в критической зависимости от импорта товаров из-за границы. Я, конечно, посмотрю ваш конкретный случай, но должна сказать, что проблему нехватки денег в государстве надо решать на самом высоком уровне, и совсем не в форме займов у иностранных банкиров.

Полковник Тахателов хотел что-то сказать, но я его опередил:

– Господа, – решительным тоном сказал я, – сейчас нет времени для экономических дискуссий, тем более что вы в этом вопросе не специалисты. Поручение вашего государя-императора следует выполнить как можно скорее. А посему давайте ближе к делу.

– И что, мы отправимся на это задание прямо так, вчетвером? – спросил генерал Мехмандаров. – Или вы возьмете с собой своих головорезов, ибо на тамошний бакинский гарнизон и жандармов в плане содействия надежды мало?

– Возьму, – сказал я, – но не своих, точнее, не только своих: у меня сейчас здесь из ваших выздоравливающих после ранений солдат и офицеров можно составить до батальона включительно – вот их мы и возьмем, тем более что воевать там им не придется. Командиром этого батальона предлагаю назначить подполковника пограничной стражи Бутусова. А мои бойцы числом до пары взводов пусть будут в качестве усиления на самый тяжелый случай…

– Сергей Сергеевич, – вдруг сказала Мэри, – в качестве усиления возьмите своих первопризывных амазонок, всю роту – ибо, как говорил ваш полководец Суворов, «удивить – значит победить».

– Амазонок?! – переспросил генерал Мехмандаров, приподняв брови.

– Самедбек Садыкович, вы мадмуазель Аеллу помните? – спросил я. – Так вот, у меня таких воинствующих девиц ровно сотня, а первопризывными их зовут за то, что они первыми присоединились к моему воинству и дали клятву верности. – Немного подумав, я добавил: – Кстати, Мэри, это отличная идея. Так мы и сделаем.

– Да вы, Сергей Сергеевич, собираетесь на это дело так, будто и в самом деле готовитесь штурмовать вражеский штаб, – усмехнулся полковник Тахателов. – Я уже начинаю бояться за тамошних чиновников и господина Накашидзе – останутся ли в губернском управлении вообще живые после вашего нападения…

– Ни с чьей головы не упадет ни один волос, – сказал я, – это я вам обещаю. А амазонки нужны как раз для того, чтобы ни одна буйная голова даже не вздумала оказать сопротивление. С моей точки зрения, которую разделяет и ваш новый император, господин Накашидзе – это не просто дурак, находящийся не на своем месте, а государственный преступник, действовавший в интересах иностранных держав, и его деятельность необходимо расследовать со всем тщанием. А помощников нынешнего губернатора надо разделить на тех, кто просто выполнял начальственные указания, и тех, кто сознательно разжигал смуту. Невиновные останутся на своих местах и продолжат работать вместе с вами, ибо без чиновников невозможно никакое государство, а вторые, вместе со своим начальником, поедут в Санкт-Петербург под светлы очи вашего государя. И мало им тогда, знаете ли, не покажется. А сводный батальон, когда я покину Баку, останется в вашем распоряжении, ибо мало ли какие могут случиться рецидивы.

Тахателов с Мехмандаровым снова переглянулись, и согласились с предложенной диспозицией, после чего началась лихорадочная деятельность по сколачиванию сводного батальона.

20 (7) декабря 1904 год Р.Х., день шестнадцатый, вечер. Воздушное пространство над Баку.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

В набег на Баку мы пошли не через портал (еще чего не хватало), а на транспортном челноке с «Неумолимого», команду которого составляли выученные моей женой кадетки из юных бойцовых лилиток, мясных и волчиц. Помимо Мехмандарова и Тахателова (дополнительно подготовленных, походом в библиотеку к Ольге Васильевне на предмет ознакомления с грядущими событиями) и нашего финансового гения мисс Мэри, меня сопровождали Дима Колдун, а также мои адъютанты Профессор и Матильда. А вот Кобру я попросил остаться: не стоило тащить мага Огня в такое пожароопасное место, как Баку, ну и к тому же ее импульсивность могла бы мне дорого обойтись. Отрубит с ходу голову кому-нибудь не тому – и гадай потом, какие были в ней мысли, пока она не отделилась от тела. Взамен этой поездки я ей пообещал, что в тот момент, когда я решу заняться таким общеизвестным персонажем, как поп Гапон, а также его подельниками, она непременно будет рядом со мной.

Колдун мне был нужен, чтобы прямо на месте произвести некоторые следственные действия – не столько по делу господина Накашидзе, сколько в отношении разного рода революционеров, которых я под шумок собирался наловить широким бреднем. На контакт с этой публикой мне все равно выходить придется, так почему же не начать с товарищей из Баку. Разговаривать я буду только с теми из них, что пошли в революцию бороться за народное счастье, а остальных ждет пропадание в безвестности. Ольга Васильевна на дорогу снабдила меня списком видных большевистских и меньшевистских деятелей, которых я могу встретить в Баку. Слепков аур этих людей у меня нет, но при сканировании местности энергоооболочкой эти люди должны так же выделяться среди обычных обывателей, как на поле боя выделяются среди солдат генералы, отдающие приказы своим войскам. Генерала Ноги я засек с точностью, достаточной для нанесения по его штабу минометного удара, и на этот раз мои дополнительные способности, думаю, тоже не подведут.