Loe raamatut: «Итальянский синдром»

Пролог

В непроницаемой темени нескончаемо долгого туннеля, невесть когда вырубленного в толще серого сырого известняка, цепочкой брели трое мужчин, освещая путь электрическими фонарями. Тяжело дыша едковатыми испарениями каменных недр, они изредка вполголоса обменивались короткими фразами. В неподвижной атмосфере подземелья витал стойкий, назойливый запах плесени и тлена. Втягивая в легкие влажный спертый воздух, путники поеживались от холода, царящего в каменной утробе.

Туннель, образованный, скорее всего, в те времена, когда возводилась Белокаменная, для чего вырубались вручную многие тысячи кубометров камня, был не чета метростроевским. Он извивался то вправо, то влево. Его пол то прогибался затяжными ложбинами, над которыми потолок провисал почти до самого низа, то выступал бугром. Скопившаяся в ложбинах вода хлюпала под ногами: кое-где путникам приходилось передвигаться почти на четвереньках, упираясь руками в липкую грязь. В некоторых местах к подземному коридору примыкали боковые ответвления с прямоугольным или совершенно бесформенным входом, порой куда более широким, нежели основной туннель. Правильно сориентироваться в таких местах мог только человек, имеющий огромный опыт подземных странствий. А иногда приходилось спешно брать в рот загубники портативных кислородных аппаратов – в наиболее низких участках подземелья скапливался стекающий из известняка углекислый газ.

Шедший впереди крепкий, плечистый мужчина лет сорока временами заглядывал в какой-то лист бумаги, подсвечивая себе фонарем. Следом за ним, флегматично озирая неровные стены, сохранившие следы ударов кирки и кайла, шествовал невысокий, почти квадратный брюнет (каких в народе именуют «метром с кепкой») с короткими черными с проседью, волосами. На нем был серо-зеленый костюм из плотного материала со множеством карманов и швами, усиленными дополнительной строчкой. Кепку того же серо-зеленого цвета он то и дело поправлял, словно она собиралась слететь с его головы. Морщинки, густо изрезавшие веки у больших черных, как антрацит, глаз типичного южноевропейца, беззастенчиво прибавляли возраст своему обладателю, которому было немногим за тридцать.

Замыкающим, громко сопя, шел крупный парень, с мощной шеей и толстыми мускулистыми руками, типично «расейского» обличья. Его плечи оттягивал висящий за спиной брезентовый вещмешок, в котором лежало что-то очень тяжелое. Когда путники останавливались на привал, замыкающий осторожно снимал с плеч ремни и садился рядом со своей ношей, позволяя себе об нее лишь облокотиться. В подземелье они вошли в ту пору, когда утреннее солнце еще только начало свой путь по небосклону. За время долгого путешествия под землей они успели забыть, что сейчас где-то там, наверху, ясный день. Им порой начинало казаться, что везде и всюду царит вечный мрак.

Идущий во главе группы, судя по всему, проводник, в одном из мест, где туннель разделялся надвое, остановился и коротко объявил:

– Привал!

Сбросив с плеч небольшой рюкзак, он уселся на свою ношу и, достав из кармана джинсовой куртки плоскую фляжку, с удовольствием отхлебнул из нее терпкой пряной жидкости. «Метр с кепкой», на правах не последнего члена группы, уловив аромат коньяка, недовольно проворчал с заметным чужеземным акцентом:

– Я не одобрять ваш пристрастие к коньяк. Пить можно после конец наш путешествий в этот катакомб.

– Не переживайте, синьор Паоло, – проводник снисходительно усмехнулся, что хорошо было заметно в отсветах фонарей, – здесь коньяк не только средство сохранения морального равновесия, но еще и хороший способ согреться изнутри. Вас еще не пробрало?

Синьор Паоло сердито передернул плечами – то ли от переполнявшего его раздражения, то ли от того, что и впрямь ощущалась прохлада, исходящая от стен. Он достал сигару, но, подумав, спрятал обратно – было ясно, что курить в такой атмосфере крайне нежелательно, поскольку и так дышалось очень тяжело. Третий в группе, носильщик, не проронив ни звука, сидел на корточках у своего груза и, ничего не выражающим взглядом смотрел в темноту подземелья.

– Мы идти уже больше три час, – посмотрев на часы, снова заговорил синьор Паоло. – Сколько время идти нам еще?

– Примерно столько же, если не возникнет непредвиденных обстоятельств, – сделав еще один глоток и спрятав фляжку, все так же невозмутимо ответил проводник.

Внезапно где-то вдали, в одном из туннелей, мелькнул какой-то сизоватый отсвет и раздался странный звук, напоминающий одновременно еле различимый скрежет металла и чей-то приглушенный стон. Длилось это всего секунду, но синьор Паоло, словно подброшенный пружиной, одним прыжком поднялся на ноги.

– Коза сио? Что это такой? Что это? – испуганно спросил он, начав креститься двоеперстием слева направо.

Внезапно как бы спохватившись, он торопливо опустил руку, не завершив крестного знамения.

– Вот видите, синьор Паоло, – назидательно заметил проводник, – что значит не иметь хорошего средства, укрепляющего нервную систему. Не обращайте внимания. Когда-то, путешествуя по этим лабиринтам, я не раз видывал нечто подобное. Ничего страшного. Мне кажется, это следствие каких-то природных процессов и к мистике никакого отношения не имеет. Ну что, раз уж вы на ногах, пойдемте дальше?

Еще раз заглянув в свой план, он решительно направился направо. Именно туда, где и были замечены загадочные блики. И вновь потянулись нескончаемо долгие минуты подземного путешествия. Примерно через километр пути проводник свернул в неприметный боковой коридор и, дойдя до тупика, которым тот заканчивался, указал на груду камней, сложенных в углу бесформенной кучей.

– Здесь должен быть лаз в другой, более благоустроенный туннель. Но до него еще нужно добраться. Не понимаю, кому было нужно его заваливать? Приступаем к работе, – объявил он, начав отбрасывать в сторону обломки известняка.

Когда камни были убраны, в углу открылась широкая нора, ведущая под уклоном куда-то вниз. Проводник снял рюкзак и совершенно спокойно, словно из одной комнаты своей квартиры переходил в другую, придерживаясь за края норы, спустился вниз, освещая себе путь фонарем. Синьор Паоло последовал за ним, изобразив рукой какой-то непонятный, судя по всему, ритуальный жест, и пробормотал по-итальянски странную фразу, что в переводе на русский могло означать: «О, могучий, крылатый владыка!..» Третий снял с плеч свой вещмешок, в котором лежало нечто, напоминающее короткий толстый цилиндр, весом не менее трех пудов, и, бережно прижимая его к себе, тоже спустился в узковатую для такого крупного мужчины нору, изобилующую острыми углами. Двигаться по этому лазу, где более-менее пологие участки то и дело сменялись довольно крутыми и почти отвесными, пришлось более четверти часа.

Наконец лаз закончился, и, спрыгнув куда-то вниз, все трое оказались в куда более просторном туннеле со сводчатым потолком. Стены и пол здесь были ровные, да и воздух несколько суше.

– Что это есть такой? – направляя во все стороны луч фонаря, удивленно спросил синьор Паоло.

– Недостроенное метро, – пояснил проводник. – Говорят, вскоре после войны начали строить секретную ветку для военных нужд. А как Сталин помер, так ее и забросили. Вообще-то, наподобие этой, но действующих, под Москвой немало. Говорят, есть и такие, о существовании которых знают только высшие чины ФСБ.

Они зашагали по туннелю, кое-где встречая ржавеющие у стен части каких-то металлических конструкций и штабеля толстой арматуры. По сравнению с тесным лазом, путешествие по этому коридору казалось почти комфортным. Но длилось оно не очень долго. Всего через полчаса пути впереди показалась бесформенная куча каменных глыб и глины, которая закупоривала просвет туннеля. Проводник, осветив стену справа от себя, нашел лучом фонаря черный прямоугольник входа в боковой коридор. Но за входом обнаружилось нечто вроде небольшой пещеры, в полу которой зиял воронкообразный провал, ведущий в неведомую бездну.

– Дьяволо! – синьор Паоло посветил в провал и, не увидев дна, недоуменно обернулся к проводнику. – Мы идти вниз и вниз. Мы идти в инферно... В ад?

– Другой дороги здесь нет, – достав из рюкзака и разматывая толстый крепкий шнур, почти безмятежно откликнулся проводник. – Да вы не переживайте – я тут дорогу найду даже с закрытыми глазами. Осталось не так уж и много.

Он закрепил конец шнура за толстенную арматурину, положенную поперек провала, а его свободный конец привязал к лямкам вещмешка носильщика. Тот, встав на краю бездонной ямы, неспеша стал спускать вниз свою увесистую ношу. Когда где-то там, в неведомой глубине, вещмешок наконец-то достиг дна провала, проводник сбросил вниз свободные концы шнура и, опираясь ногами о неровный камень стен, начал спускаться в жутковатую черную бездну. Фонарь он придерживал зубами, и поэтому было видно, как пятно света, прыгающее на стене, все дальше и дальше уходит вниз. Достигнув дна, проводник без каких-либо эмоций крикнул:

– Давай, следующий.

Внутренне содрогаясь, синьор Паоло взялся за шнур и, мысленно поминая все того же крылатого владыку, начал свой спуск, изо всех сил стараясь не сорваться и не упасть. Ему казалось, что этот путь не закончится никогда. Когда его онемевшие от напряжения руки уже готовы были разжаться сами собой, он с невероятным облегчением ощутил под ногами мелкую россыпь камней. Носильщик спустился довольно быстро, скользя по шнуру кожаными перчатками и время от времени отталкиваясь от стен ногами.

В отличие от недавней, не слишком утомительной прогулки по туннелю, путь по этой галерее стал преодолением сплошной полосы препятствий. Здесь ходы, скорее всего, созданные потоками подземных вод, имели самую замысловатую форму. Люди, бредущие сквозь хаотическое нагромождение пластов известняка, были вынуждены пробираться через узкие, тесные норы с острыми выступами. Кое-где продвигаться можно было только лишь ползком, а в других местах ход разрастался до размеров большой пещеры, с потолком из каменных складок и огромных глыб, которые, казалось, могли рухнуть в любую минуту и похоронить собою всех. Здесь почти постоянно приходилось идти, дыша через кислородные аппараты.

Когда проводник вновь произнес долгожданное: «Привал!», его спутники, донельзя измученные изматывающей дорогой в никуда, буквально рухнули на неровный мокрый пол, не обращая внимания на капли воды падающие с потолка. Отдых прошел в полном молчании. В непроглядной тьме слышалось лишь тяжелое дыхание и покряхтывание носильщика. Подняться вновь и идти дальше в неизвестность казалось выше всяческих сил. Но когда проводник встал и буднично объявил, что пора идти дальше, синьор Паоло и носильщик, после некоторой заминки, тоже встали и побрели вслед за ним.

Вскоре их путь пошел на подъем. Синьора Паоло это несколько воодушевило и он даже немного повеселел. Когда они еще через пару часов, преодолев участок крутого подъема, оказались в просторной галерее, в одном месте обнаружилась частая капель, от которой распространялся тяжелый запах канализации.

– Ага, – удовлетворенно отметил проводник, – мы уже почти у цели. Еще полчаса ходу, и мы на месте.

Это известие его спутникам как будто придало сил. И хотя их дальнейший путь по-прежнему представлял собой все ту же «полосу препятствий», идти стало как будто легче. Теперь кое-где сверху временами доносился непонятный приглушенный грохот.

– Это метро, – заметив недоумение спутников, пояснил проводник.

Оказавшись в гроте с низким потолком, куда они забрались по узкому крутому лазу, проводник остановился и осветил свой план фонарем.

– Мы на месте, – объявил он. – Да, это именно то, что нам и нужно. Все, синьор Паоло, мы пришли именно в то место, куда заказчик приказал доставить груз. Прямо над нами – Кремль. Вон в той стороне – Спасская башня, а там – Троицкая. Да, не слабо мы отмахали – километров пятнадцать, не меньше. В толк только не возьму – зачем эту хрень надо прятать так далеко? Можно было и у самого входа в катакомбы так замаскировать, что ни одна собака не унюхала бы.

– Желание заказчик – закон. Он нам платить огромный деньги, – хмуро уведомил «метр с кепкой». – Нам надо прятать груз. Нужен найти ниша в камень, туда положить, маскировать. Давайте, давайте, искать ниша, искать!

Проводник обошел все углы грота и в одном из них обнаружил длинный лаз, ведущий в смежный бесформенный грот, изобилующий всякого рода разломами и трещинами в стенах. Найдя подходящую выемку, проводник и носильщик затолкали в нее груз, не распаковывая вещмешка, и заложили его кусками камня. Теперь едва ли можно было бы догадаться, что здесь что-то спрятано.

– Так, синьор, нам сообщили, что всю сумму денег за работу по доставке груза заказчик передал через вас. Когда мы сможем получить свою долю целиком? – спросил он у иностранца.

– Задаток я вам уже отдать, – недовольно парировал итальянец. – Остальной часть находиться в гостиница. Там, в мой номер, я их забирать и отдать вам весь оставшийся часть деньги, например, у зоопарк.

– У меня другое предложение. Выходим на поверхность и все вместе едем в гостиницу. Так, на всякий случай...

– Вы мне что, не доверять?! – зло огрызнулся итальянец. – Я вас не обманывать. Расчет гарантировать синьор Геннадио. Он вам обещать – я делать. Вы мне верить? Хорошо. Назад мы пойдем другой дорога. Если за нами кто-то следить, он не должен знать наш конечный цель. И, будете добры, дать мне ваш план.

Он взял у проводника план их подземного маршрута и, осмотрев его при свете фонаря, спрятал в задний карман брюк. Потом достал аэрозольный баллончик краски и ярко-красной струей нарисовал на стене грота что-то наподобие летящего орла с изогнутой саблей в когтях. Кончив рисовать, он швырнул баллончик куда-то в угол. Точно такого же орла перед началом пути он нарисовал и у входа в катакомбы.

Путники покинули грот и тем же порядком продолжили свое путешествие – первым двинулся проводник, за ним синьор Паоло, последним зашагал носильщик. По узкому извилистому ходу они описали большой полукруг, потратив на путь около часа. Затем по наклонной галерее с полом, покрытом липкой грязью, они вновь пошли на подъем. Еще через полчаса, протиснувшись в неприметный боковой лаз, оказались в довольно просторном гроте. Обшарив стены лучом фонаря, проводник нашел в одной из стен кладку, выполненную из плоских кусков известняка, из-за которой явственно доносилось непонятное журчание и плеск.

– А вот и то, что нам нужно, – проводник начал разбирать кладку. – Здесь проходит большая канализационная труба. Сейчас спустимся в нее, отсюда идем вправо около километра и там выходим на поверхность.

Когда камни были убраны, открылась пустота, из которой донесся шум бегущего потока. В нос ударила тяжелая волна канализационных испарений.

– Тьфу! Какой здесь вонь! – скривившись, плюнул синьор Паоло.

– Ха! В вашей римской канализации, думаю, тоже пахнет не духами, – хохотнул проводник. – Вот, интересно, как вы собираетесь форсировать нашу московскую канализацию? Я же вас предупреждал, чтобы вы тоже надели резиновые сапоги.

Он продемонстрировал свою ногу. Высокие ботинки синьора Паоло, разумеется, ни в какое сравнение с ними не шли.

– Ничего, это не проблем, – иностранец издал короткий сдавленный смешок и что-то быстро достал из-за пазухи.

Его спутники, заподозрив недоброе, в последнее мгновение отпрянули в темноту, но было поздно. Приглушенно хлопнули два выстрела.

– За что?! С-сука!.. – падая на пол, прохрипел проводник.

Носильщик умер мгновенно, без единого звука рухнув на неровный камень пола. Подсвечивая фонарем, синьор Паоло в упор выстрелил обоим в голову. Сняв с них сапоги, он сначала примерил обувь носильщика. Но та оказалась ему слишком велика. Зато сапоги проводника оказались почти в самый раз.

Заглянув в открывшийся ход, синьор Паоло посветил туда фонарем и увидел круглый туннель бетонной канализационной трубы, по дну которой бежал поток темной зловонной жижи. Неподалеку от пролома из стены выступал конец другой железной трубы, меньшего диаметра, откуда в туннель непрерывно извергалась широкая струя грязно-черной мути. Синьор Паоло подтащил к лазу проводника и, перевесив его через край прогала, сбросил вниз безжизненное тело. Следом, с громким плеском, упал носильщик. Посветив им вслед, синьор Паоло убедился, что мертвецы, подхваченные стоками, исчезли в темени трубы. Затем он выбросил в канализацию все, что валялось на полу, и, сунув свои ботинки под мышку, спустился в канализацию.

Пригнувшись, чтобы не задевать головой за свод туннеля, он пошел вправо, навстречу бегущим струям. Атмосфера, насыщенная аммиаком и сероводородом, стесняла дыхание. Кислородный аппарат, переставший работать еще во время последнего подъема, болтался на плече бесполезным грузом, и синьор Паоло с досадой бросил его под ноги. То и дело накатывала тошнота, ломило в темени и висках.

Но синьор Паоло с настойчивостью заведенного механизма шел и шел внутри этой огромной бетонной кишки, покрытой слоем черной липкой плесени. Его ноги, юзившие по скользкому бетону, одеревенели и подгибались. Но здесь нельзя было не то что присесть – омерзительно было просто прикоснуться к стенке трубы. Вдобавок ко всему, ослепительно-белый луч фонаря постепенно начал тускнеть, делаясь красноватым, что означало переразряд аккумуляторов. Синьор Паоло с досадой вспомнил, что фонари проводника и носильщика он опрометчиво не захватил с собой.

Это повергало в уныние и тоску. При одной лишь мысли о том, что скоро он может оказаться в этой бетонной клоаке без света и надежды найти выход, его охватывала невольная дрожь. Он снова изобразил все тот же ритуальный жест и попросил защиты у некоего загадочного божества. Шагая чуть не по колено в густой как деготь жиже, синьор Паоло напряженно вглядывался в мрак, надеясь увидеть хоть что-то, напоминающее смотровой колодец, где, безусловно, можно было бы найти выход наружу. В конце концов судьба над ним как будто сжалилась, и он внезапно с облегчением увидел впереди широкий квадратный колодец со стенами, выложенными кирпичом.

Посветив тусклым лучом внутрь колодца, синьор Паоло заметил ржавую железную лестницу, прикрепленную к стене. Высоко над головой темнел бетонный потолок, на котором четко выделялся черный круг люка. Обрадованный синьор Паоло из последних сил подтянулся на нижней ступеньке лестницы и, с трудом достав до следующей, тяжело дыша стал медленно взбираться наверх. Шум и плеск бегущих стоков, доносящийся снизу, стал приглушеннее, откуда-то сверху повеяло свежестью. Но когда он был уже примерно в метре от люка, под штырями, торчащими из стены, к которым сваркой была прихвачена лестница, что-то внезапно хрустнуло, и... синьор Паоло с ужасом почувствовал, что вместе с верхним звеном лестницы падает спиной вниз.

– А-а-а!.. – единственное, что успел он крикнуть перед тем, как весь, целиком, ушел в зловонную жидкую грязь.

Он успел услышать громкий плеск и ощутить болезненный удар спиной и затылком о какие-то острые камни, лежащие под стоками на дне колодца. Тело, парализованное болью, стало вялым и непослушным. Тяжелое звено лестницы давило на грудь и не давало возможности хотя бы приподнять голову над поверхностью. В его рот и ноздри хлынула омерзительная липкая жижа. Он отчаянно забился, ощутив приступ отчаяния и предсмертного ужаса, но менее чем через минуту все было кончено. Синьор Паоло захлебнулся, и его изувеченное при падении тело осталось на дне сточной ямы, без надежды быть найденным и погребенным.

Глава 1

Раздраженный звонок телефона, выдавшего свою трель отрывисто и зло, застал Льва Гурова за завершением оформления очередного бумажного «урожая». Он уже занес руку, чтобы, коротко черкнув свой автограф на последней странице отчета, поставить на законченном деле большущую точку (и в прямом, и в переносном смысле), как его остановило противное и требовательное «Д-р-р-р!..»

Бросив ручку, Гуров поднял трубку. Голос генерал-лейтенанта Орлова звучал с какой-то непонятной хитрецой.

– Лева, а Станислав на месте? – спросил тот, как будто не зная, что Стас Крячко имеет обыкновение хронически опаздывать на работу.

– Ты совершенно правильно догадался, что его здесь нет, – известил Гуров.

– Да? Ну, ты это... свои дела уже закончил? Ты сегодня вроде собирался закругляться.

– Петр Николаевич, опять издалека заходишь? Говори прямо: собираешься преподнести мне какой-нибудь «подарочек»?

– Да при чем тут «подарочек»?.. Гм... Ладно, раз уж Стаса нет, зайди один. Кое о чем перетолкуем.

– Ну хорошо, хорошо. Зайду! – Гуров бросил трубку, заранее понимая, что о намечавшемся вояже в Питер, куда они собирались в ближайшие дни съездить с Марией, придется опять забыть.

«Господи! Да что ж за напасть такая! – усмехнулся Гуров, откинувшись на спинку стула и стиснув кулаки. – Ну почему я должен вечно обманывать свою законную жену, без конца обещая ей куда-нибудь с ней сходить, съездить, и каждый раз – откладывать, откладывать, откладывать «на потом»?.. Вот, блин, надыбал себе работенку! Добро бы, получал за нее кучу денег. А то – дадут, и домой нести неловко. Все! Пора начинать брать взятки! В особо крупных размерах…»

Оборвав свои философствования, он в сердцах отрывисто стукнул кулаками по столу и направился к двери. Едва не столкнувшись с ним лоб в лоб, размахивая чем-то, скрученным в трубку, в кабинет почти вбежал Стас, собственной персоной.

Оперуполномоченного главка Станислава Крячко приятели звали Стасом еще с той поры, когда он пришел работать в МУР совсем молодым лейтенантом. Крячко в любой компании мог моментально стать ее душой, всех без конца тормоша, будоража и веселя. Неслучайно их со Львом старый приятель генерал-лейтенант Орлов как-то заметил: «Стас, у меня складывается впечатление, что ты, хоть у тебя и нет пропеллера, но все же состоишь в близком родстве с Карлсоном. Даже голосом похож…»

– Лева, – Крячко с громким шелестом развернул какую-то газету и сунул Гурову прямо под нос, – ты только почитай, что про нас опять накатала эта зараза Быстряева!

Взяв измятый номер «Ночного бульвара», тот пренебрежительно усмехнулся:

– С каких это пор ты начал зачитываться «желтой прессой»? – едко поинтересовался Гуров, натыкаясь взглядом на визгливый заголовок «Писан ли закон для «ментов в законе»?» – Я, даже не читая, заранее могу сказать, что ничего, кроме заурядного безмозглого тявканья, в этой газетенке не найдешь. «Скунс пера» – она и есть – «скунс пера».

– В целом – да, – согласился Крячко. – Клеймит «треклятых ментов» и, в частности, тебя за «воспрепятствование международному культурному обмену». Ты же месяц назад повязал жулье, которое чистило музеи? Так вот, оказывается, это – «прометеи, несущие цивилизованному Западу свет русской культуры». Выходит, зря мы с ними так – их надо не сажать, а награждать медалью матери Терезы. А еще из-за нас, оказывается, сорвался визит в Москву делегации университета города Палермо.

– Что, и там есть университет? – удивился Гуров. – Я почему-то всегда думал, что раз Палермо административный центр Сицилии, то там, кроме вилл главарей тамошней мафии, больше ничего и не существует.

– Выходит, существует. А ты куда навострился?

– Нас с тобой ждет группенфюрер Орлофф. – Гуров отодвинул Стаса и протиснулся в коридор. – Он только что звонил. Чую – что-то припас по нашу душу. Уж такие делал дальние закидоны, что и дураку было бы понятно – неспроста так мягко стелет.

Генерал Орлов их появление отметил энергичным кивком, не отнимая от уха телефонной трубки.

– ...Ну то, что он там лежал около трех суток, я уже знаю, – сердито сказал он своему собеседнику. – Мне уже звонили и в целом с этой информацией я знаком. Меня интересует другое. Его по отпечаткам пальцев уже идентифицировали? Так вот и займитесь этим.

Он положил трубку и выжидающе посмотрел на приятелей.

– Это не ты на нас должен смотреть так вопросительно, а мы на тебя, – садясь в кресло, заметил Гуров. – Ну рассказывай, Петр Николаевич, какую бяку подготовил нам на этот раз.

– Ишь ты, «бяку»! – передразнил Орлов. – Ну почему обязательно «бяку»? Интересное, можно сказать, увлекательное дело нарисовалось. Сам бы взялся, да, знаете ли, должен же кто-то нашим отделом руководить...

– А если без рекламы? – нетерпеливо спросил Крячко.

– А без рекламы... Дело, братцы, очень серьезное. Я не преувеличиваю. Сами знаете, – Петр изобразил великодушный жест, – по пустякам я вас никогда не загружаю. А суть его вот в чем. Вчера в одном из коллекторов городской канализационной сети случайно был обнаружен труп мужчины средних лет с двумя огнестрельными ранениями.

– Ой! Ой! Ой! – съерничал Станислав. – Таких находок в канализационной сети – воз и маленькая тележка. А вообще, мужики, и в самом деле: что за идиотская мода пошла? Пиф-паф – и в канализацию?.. Так что же за «фишка» в этом, отдельно взятом случае, о котором мы имели честь услышать?

– «Фишка» в том, что у убитого в кармане обнаружена визитка итальянской торговой фирмы. А три дня назад из одной гостиницы ушел и не вернулся проживавший там итальянец Паоло Розелли. Правда, опера райотдела, который сейчас и занимается этим случаем, предполагают, что убитый вовсе не итальянец. Возможно, они и правы. Но мне кажется, что даже если это два совершенно разных случая, они все равно каким-то образом меж собой связаны.

– И ты, ясное дело, хочешь кого-то из нас впрячь в этот хомут? – Гуров понимающе покачал головой.

– Между прочим, я еще не выпрягся из старого хомута! – с ликованием объявил Крячко. – Мне еще добивать заказуху на Тверской.

– И когда же ты думаешь с этой заказухой развязаться? – язвительно спросил Петр, сердито засопев носом. – Уже неделю колупаешься. Лева вот за это время успел раскрутить два дела. С последним, Лев, я так понял, ты уже разделался от и до?

– Разделался, разделался... – понимая, что сейчас все концы сойдутся именно на нем, нахмурился Гуров. – Только что это меняет? Я уже две недели пашу без выходных. Мы с Марией собирались съездить на пару дней в Питер. Смешно сказать – за всю свою жизнь я в Эрмитаже был всего лишь раз. И то, в связи с проведением расследования пропажи царской диадемы. Да что там Эрмитаж! Здесь, в Москве, ни разу не был в большинстве музеев! Я что – робот?! Поменяли батарейки – и дальше паши?

– Полковник Гуров! Ты же офицер – к лицу ли тебе подобное нытье? Сам ведь, стоит мне заикнуться о своих проблемах, тут же утыкаешь: это, дескать, издержки твоего начальственного положения. Верно? Так это же самое я могу сказать и тебе: это издержки твоей незаменимости. Ну нет у меня другого спеца такого уровня! А тут никак нельзя допустить, чтобы и этот случай дополнил коллекцию наших хронических висяков. Так что, давай обойдемся без долгих уговоров – сам ведь прекрасно понимаешь, что я все равно не отстану. Тут на карту поставлен, можно сказать, международный престиж российских сыскарей. Масштаб воспринимаешь?

– Только не надо давить на патриотизм, – поморщился Гуров. – Обойдемся без высокого «штиля». Я в патриотах состою со времен своей октябрятской «звездочки». Уж так нас воспитали. Идеологически настропалили – дальше некуда. Так что, тебе на этой грядке делать уже нечего. Ну, давай, давай это «увлекательное» дело. Как же оно некстати! Так... Какой райотдел им сейчас занимается? Давай их телефоны, явки, шифры, пароли...

– Чего? – насторожился Орлов, но по взгляду Льва тут же догадался и без пояснений, что «шифры», «явки» и «пароли» – не более чем прикол. – Опять все та же, ваша «фирменная» клоунада, – устало резюмировал он. – Ладно, записывай...

Час спустя с опером райотдела, подвижным как ртуть, майором, Гуров отправился в морг. Судмедэксперт Дроздов, уже закончив осмотр тела убитого, неторопливо, как бы подчеркивая значимость выполненной им работы, излагал результаты осмотра и вскрытия:

– Судя по трупным изменениям, смерть наступила трое суток назад. Первый выстрел был выполнен в грудь с расстояния примерно двух-трех метров. И хотя эта рана была, в принципе, смертельной, умер он после второго выстрела в голову, выполненного почти в упор. Судя по входному отверстию в кости, убийца использовал оружие калибра девять миллиметров. Это, скорее всего, или пистолет Макарова, или немецкий «вальтер».

– Пули не обнаружены? – спросил Гуров.

– Нет, обе прошли навылет, – суховато пояснил Дроздов. – Убитому около сорока лет, рост около ста семидесяти восьми сантиметров, физически развит, хотя «качком» его бы не назвал. На теле несколько шрамов. На животе – давний, послеоперационный рубец после перенесенного аппендицита. На правом плече старый шрам, предположительно, от удара ножом. На левом бедре отметина от сквозного пулевого ранения. Тоже давнего. На левом плече – татуировка, эмблема какого-то подразделения спецназа. Ее, судя по всему, наш «клиент» пытался вытравить, поэтому она очень размыта, уточнить ее детали не представляется возможным.

– Отпечатки пальцев уже сняли?

Гуров оглянулся на анатомический стол, где под белой тканью угадывались контуры укрытого ею человеческого тела.

– Да, уже отправили на идентификацию, – кивнул Дроздов.

– Ну-ка, давайте посмотрим, что там за эмблема… – Лев подошел к столу. – Вдруг что-нибудь да разглядим? Ее, кстати, крупным планом засняли?

– Да, фотосъемка выполнена во всех ракурсах и деталях, – откидывая покрывало, сообщил Дроздов. – Что интересно, целы практически все зубы. На весь рот – всего две пломбы, справа сверху и слева снизу. Везунчик... Со стоматологами, считай, не пересекался.

– Везунчик?! – саркастически рассмеялся Гуров. – Да уж, «счастливее» его – не найти. Ты со своими вставными железками еще не знаю сколько пробегаешь, а он с сохранившимися, родными – досрочно «сыграл в ящик».

Осмотрев вздутое изнутри плечо убитого, под кожей которого уже расплылись бесформенные зеленоватые трупные пятна, Лев в контурах синеватых обрывков линий татуировки увидел что-то знакомое.

– По-моему, – задумчиво отметил он, – эмблему такой же формы я уже видел. Да, точно, видел. Лет десять назад мы взяли киллера. Бывший афганец, служил в спецназе снайпером. Так вот, у него на плече было что-то похожее.

– Ну и замечательно! – отметил майор. – Значит, есть возможность уточнить, что это за «лейбл». Тот киллер еще сидит? Ему сколько дали?

– Да дали-то ему около двадцати лет строгача. Только он уже давно не сидит, а лежит. Всего год спустя после вынесения приговора его убили. То ли убрали как нежелательного свидетеля, то ли это была чья-то месть. Он же столько убрал криминальных авторитетов – на руках пальцев не хватит.