Loe raamatut: «Дом отравы и крови»

Font:

Примечание автора

Предупреждения о содержании:

«Дом отравы и крови» – молодежное романтическое фэнтези. В тексте романа присутствуют грубые, в том числе богохульные, выражения и ругательства, а также моменты, которые могут расстроить некоторых людей или показаться им неприемлемыми, например, описание курения и употребления алкогольных напитков, откровенных сцен сексуального характера, сексуальных игр с удушением, газлайтинга в отношении ближайших родственников, а также упоминания о смерти родителя и самоубийства. Если вы находите пугающими или неприемлемыми другие моменты, которые не попали в этот список, не бойтесь написать автору, чтобы добавить их в это предупреждение.

Посвящаю всем, кто потерял себя, пытаясь угодить всем подряд. Вы все еще можете быть теми, кем сами хотите быть.

Пролог

Режущий ухо скрежет в камере заставил его резко открыть глаза. Он не спал из-за воющих и стонущих голосов, что беспрестанно доносились до него свозь постоянно перемещающиеся стены. В камере не было ни дверей, ни окон, ни каких-либо источников света, кроме одинокой свечи, что вплавилась в пол. До него не доносилось иных звуков, кроме воплей других заключенных да свиста ветра, что бился в отвесные черные скалы острова и гулял в трещинах стен внешней крепости. Только его изломанное тело, его месть, о которой он думал долгое время, и стены, что двигались и постоянно менялись местами, словно карты в колоде.

Его камера находилась в самом конце коридора. В этом коридоре, по ту сторону решетки, стоял посетитель. Он толкнул на пол свою койку, тонкая подушка на ней вечно была ледяной из-за отсутствия хоть какого-нибудь источника тепла. Стоявший перед ним человек носил мантию стража: того, кто служит Надзирателю. Золотой поясной ремень указывал на довольно высокое звание: это даже могло быть звание капитана, судя по сверкающим на груди медалям.

Его всегда забавляли эти военные звания. Никому не нужны армии, когда нет королевств, которые можно завоевать, и нет войн, чтобы в них сражаться. Они были всего лишь стражниками, которые присматривали за городами и поддерживали власть Внутренних Судов и знатных семейств, влиявших на их решения.

– Вставай, – потребовал страж.

– Чего ради?

Посетитель раздраженно выдохнул. Заключенный не имел права задавать вопросы стражам. И не важно, чего они хотели и куда его вели, в конце концов он, добром или поневоле, все равно выполнил бы все, что от него требуют.

Страж достал металлическую дубинку. Да уж, не самый изящный способ побуждения к действию. Если бы его След не глушили, то и дело пичкая «бликами», он бы уже повалил этого стража на лопатки и запихал бы ему эту дубинку в дыру поглубже, чем та, где они оба сейчас находились.

Однако проявить способности не было ни малейшего шанса, так что пришлось встать и коснуться ступнями выщербленного пола. Ноздреватый камень впился в босые ноги и врезался в мозоли, заставив забыть обо всем, кроме не сильно, но постоянно грызущего неуютного ощущения. Даже не взглянув на линии, выцарапанные им на стене за весь срок его заключения, – а их было тысяча четыреста тридцать две, – он последовал за стражем, который даже не воспользовался пристегнутыми к поясу цепями.

Он задавался вопросом: как хозяин лабиринта, где содержатся преступники со всего Острова, может двигать стены против часовой стрелки? Никто из Святых Покровителей не даровал носителям своего Следа способность управлять миром подобным образом. Если бы обладатели таких способностей существовали – он бы об этом знал. Камень царапал ноги, заставляя его скрежетать зубами: эта музыка слышалась здесь бесконечно, но он так и не смог привыкнуть к тому, насколько она пробирает до костей.

Он преодолел вслед за стражем еще несколько лестничных пролетов, оказавшихся за еще одной монолитной каменной стеной, но маршрут был настолько запутанным, что он совершенно не ориентировался в пространстве и не запоминал, куда именно они идут.

Не то чтобы это действительно было важно. Из Хайтауэра невозможно было сбежать, а его собственный След не мог двигать стены, как это делал человек, идущий впереди.

Они вышли на поверхность и оказались на наземном уровне тюрьмы. Он понял это потому, что, взглянув наверх, через круглое отверстие увидел небо – впервые за тысячу четыреста тридцать два дня. Небо было серым и мрачным, и дождь лился на стекло, словно оплакивая его судьбу. Как будто кому-то там, на небесах, было дело до несправедливости, творящейся в этой стеклянной клетке. Точно такое же небо он видел тогда, последний раз на долгие годы вперед, и еще тогда его мучил вопрос, увидит ли он когда-нибудь еще солнце. Почувствует ли когда-нибудь еще тепло. Вряд ли, учитывая, что ему предстояло всю оставшуюся жизнь существовать в этом проклятом месте.

Это гниющее под землей, вдалеке от солнца и улыбок людей, место перемололо его надежды в мельчайшую пыль.

На верхнем этаже находилась пустая круглая комната. Он смутно помнил, что именно сюда его притащили в первый день, когда он тут оказался. Вход в тюрьму находился прямо перед ним, и луч яркого света пробивался сквозь передние двери: последние из целой череды дверей, ведущих в бушующий внешний мир. Здесь до него доносился свежий соленый запах моря. Наконец он мог почувствовать что-то, кроме вони его собственного немытого тела в застоявшемся воздухе тюремной камеры. По периметру комнаты, напоминая собой паучьи лапы, разбегались в стороны восемь коридоров. Человек, за которым он следовал, дубинкой указал на один из них.

– Третья дверь направо. И только посмей хотя бы руку поднять в этой комнате – я тебе ее отрублю прежде, чем ты успеешь причинить вред инспектору, – предупредил он.

Заключенный только усмехнулся.

– Мне еду приносили три дня назад. Да меня сейчас десятилетка в драке уделает, так что убери-ка ты эту палку, а то, не ровен час, сам покалечишься.

Он поймал на себе свирепый взгляд охранника, когда проходил мимо него к двери, но этот взгляд не пробудил в нем ответных чувств. Он ощутил, как его тело вдруг налилось силой, и, стремясь выяснить, почему же инспектор – второй человек после самого Верховного Наблюдателя – из всех заключенных потребовал вызвать к себе именно его, он шагнул в комнату на том конце указанного охранником коридора.

Внутри было шестеро Стражей. Ему указали на одно из кожаных кресел – и он уселся. Человек, который – как он полагал – был инспектором, сидел в таком же кресле на другом конце ковровой дорожки. Черный костюм, пошитый на заказ и сидевший так ладно, словно был скроен специально по его фигуре, подчеркивал его высокий статус. К его лацкану был приколот сигил Ордена Внутреннего Суда: золотой орел в окружении четырех драгоценных камней разного цвета, символизирующих и прославляющих каждого из четырех Святых Покровителей.

Впрочем, так сильно озабоченные почитанием своего священного происхождения, эти представители правящего класса, разумеется, видели в потомках своих святых лишь паразитов – вроде вшей или крыс.

– Можете нас оставить, – велел этот человек стражникам.

Те переглянулись, однако повиновались и вышли, закрыв за собой дверь. Инспектор крутил в руках стакан, наполненный напитком янтарного цвета, и неторопливо потягивал из него, пока бой стоявших рядом часов разбил тишину. Судя по виду помещения, оно было предназначено для содержания под стражей: голые стены и снова стеклянный потолок. Вдоль внутренней стены, позади стола, рядом с которым не было ни одного стула, выстроились запирающиеся шкафчики. Это помещение не было предназначено для подобных встреч. Это было не по протоколу.

Наконец инспектор заговорил:

– Подумать только. Я тебя сперва и не узнал. Ты вырос почти на целую голову.

– Я был почти ребенком, когда ваш предшественник упек меня сюда, – выплюнул заключенный. – Тюрьма вроде этой – не лучшее место для ребенка. Она меняет нас. Она изменила меня.

Инспектор кивнул, и приветственная улыбка сползла с его лица.

– Как бы там ни было, у меня не так много времени на разговор с тобой. Уверен, тебе интересно, почему ты здесь. Я имею в виду: в этой комнате. Ты ведь знаешь, почему тебя отправили в Хайтауэр.

– Моя семья в порядке? Что-то случилось?

Инспектор взмахнул рукой, отметая его вопросы.

– С твоей семьей все хорошо. Я предлагаю тебе сделку, которая сократит срок твоего заключения.

– На какое время?

Инспектор снова улыбнулся, и выглядело это невыносимо.

– На всю оставшуюся жизнь.

На всю оставшуюся жизнь. Именно на такой срок судья по ложному обвинению отправил в тюрьму шестнадцатилетнего мальчишку.

– Вы имеете в виду…

– Да.

Инспектор вытащил лист бумаги. Договор.

– У меня есть работа, которую нужно выполнить, и мне нужен кто-то вроде тебя, чтобы с ней справиться.

Он взял бумагу из рук инспектора и вчитался в мелкий шрифт. Это был оправдательный приговор. Его оправдательный приговор. И именно его полное имя было написано черными чернилами на свежем пергаменте.

– Что за работа? – спросил он.

Не то чтобы это имело значение. Инспектор знал, что он согласится, и теперь дразнил его, словно голодного пса, дергая кость перед его носом.

– Здесь нам ее не обсудить. Буду откровенен: эти дела опасны и связаны с риском для жизни. Если тебя сцапают, я не смогу тебя вытащить. Ни одно из этих дел ни при каких обстоятельствах не должно быть связано со мной. Это понятно?

– То есть я должен убивать людей.

Он сам никогда подобным не занимался, но мужчины из его семьи на этом собаку съели. Можно сказать, что это было своеобразной инициацией, посвящением в образ жизни, принятый в их кругу: в кругу родовитых семейств, с их вечной грызней и непрекращающимся соперничеством.

Инспектор кивнул, пристально наблюдая за его реакцией, отмечая любые возможные признаки нерешительности.

– Это пойдет на благо Острову. Ты достойно послужишь своей стране.

Но это была не его страна. Его семье здесь никогда не были рады, несмотря на все блага, которые они принесли Острову.

– Мой двоюродный брат тоже здесь. Я хочу, чтобы его отсюда выпустили, – тогда мы договорились, инспектор.

Инспектор в задумчивости закусил щеку.

– Хорошо. Он тоже выйдет на свободу. Но если ты нарушишь договор – отвечать за последствия придется вам обоим. Тебе ясно?

Он согласился.

Инспектор подписал его оправдательный приговор, охранники принесли ему одежду, в которой его сюда доставили, правда, теперь она была ему мала по меньшей мере на четыре размера. Ему дали запасной комплект формы, и он последовал за человеком, даровавшим ему свободу, прямиком через переднюю дверь.

– И помни, сынок, – предупредил инспектор перед тем, как они взошли на борт корабля, идущего на материк. – Если ты посмеешь не выполнить хоть один приказ, я позабочусь о том, чтобы ты снова оказался здесь.

Инспектор оставил его на поросшем травой берегу, где он стоял и вдыхал полной грудью свежий воздух, что принес восточный ветер.

Он все еще не был свободен. Не полностью. Это была очередная тюрьма, прикинувшаяся свободой. Но когда его ноги коснулись голой земли, а не ледяного обсидиана, когда тучи на сером небе разошлись и солнечный свет согрел его щеки своим теплом – он почувствовал, как в самом темном уголке его души робко подняла голову новорожденная надежда.

Он не был намертво скован сделкой по рукам и ногам. Даже выполняя грязную работу для инспектора, он вполне мог получить все обратно. Все, к чему он стремился и что находилось за пределами Хайтауэра. Его прежняя жизнь, его семья, его месть.

И, что важнее всего, Камилла Маркезе.

Глава 1
Камилла

Два года спустя

Мой извозчик опоздал.

Я назвала ему точное время, вплоть до минуты, когда он должен был встретить меня у ворот, и теперь с каждой секундой, проведенной мной на нашей подъездной дорожке в ожидании, мое сердце билось все чаще. Если только кто-нибудь увидит меня и расскажет об этом братьям, я стану темным пятном на репутации нашего семейства. К счастью, экипаж появился в поле зрения через несколько минут, и я с облегчением выдохнула облачко пара в морозный воздух, запрыгивая внутрь прямо на ходу.

– Куда едем, мисс Маркезе? – спросил меня извозчик через решетку.

– Первый сектор. Высадите меня на углу Бернвик и Деллани.

– Но, мэм, это же…

– Знаю. Потому и плачу вам столько, – напомнила я.

Новенький, наверное, раз меня расспрашивает.

Уже не первый раз я тайком выбиралась из дома, да и отправляться в одиночку на другой берег Ады мне тоже было не впервой. Жиль как-то рассказал мне, что рядом с перекрестком этих двух улиц есть паб, где пиво наливают прямо из крана – и с того времени я, рискуя в случае неудачи нарваться на бесконечный поток ругани от старшего брата, выбиралась туда каждую третью субботу месяца, когда Арамис проводил вечер в отеле «Василли» в старом городе, проматывая в карты скромное наследство, которое нам досталось.

Я полагала, что сегодня ночью мне выпала последняя возможность улизнуть из дома. Кем бы ни был мой нареченный – уверена, он не обрадуется тому, что его невеста тайком пересекает реку, чтобы попасть в ту часть города, где безраздельно властвуют наши соперники, у каждого из которых могущественный След. Ради такого стоило рискнуть и насладиться последним глотком свободы – или, в данном случае, последним глотком восхитительно холодного, очищающего разум хмельного медового напитка.

Когда извозчик высадил меня в нужном месте, было уже около полуночи. Если я хотела вернуться домой раньше Арамиса, у меня в запасе был примерно час, максимум два, но мне и нужен был всего час. По мере моего приближения к цели клубы тумана обвивали мои лодыжки, словно пытаясь оттащить меня прочь от заведения, ярко светящегося в темноте спящей улицы.

«Дом Бейна».

В пабе было, по обыкновению, полно народу. Я сбросила капюшон с кудрей, но не поднимала головы, пока не подошла к барной стойке, рядом с которой – на удивление – не было почти никого, только двое мужчин сидели на высоких табуретах у правого края. На этом берегу реки меня никто не знал. Здесь я была просто человеком с громким именем, а мое лицо было всего лишь одним из многих лиц в этом зале.

Бармен колебался, принимая мой заказ, изредка бросая взгляды в сторону двоих справа от меня.

– Что-то не так? – поинтересовалась я.

Что-то новенькое. Раньше, когда я приходила сюда, такого не было.

– Нет, конечно, – ответил вместо него мужчина, сидевший поодаль.

Он наклонил голову, так что поля низко надвинутой шляпы скрывали его глаза, хотя по легкому повороту головы я догадалась, что он пристально смотрит на меня с того момента, как я повесила плащ на спинку стула. В пепельнице рядом с ним лежала сигарилла – и дым, белой лентой поднимавшийся к потолку, мешал разглядеть черты его лица.

Он кивнул бармену.

– Налей ей эля, Дом.

Я лишь фыркнула, смерив неприязненным взглядом того, кто решил за меня. Даже если он и не ошибся.

– А если я не хочу эль?

– Его хотят все местные, которые осмеливаются побывать в этой части города.

Я нахмурилась.

– А откуда вам знать, что я местная? Вы со мной даже не знакомы.

Обладатели Следа ничем особенно не отличались от тех, кто Следом не обладал. По крайней мере, в той части города, где жили мы. Если только он не знал, кто я такая. Моя правая рука скользнула по тонкой ткани платья, скрывавшей ножны со смазанным «бликами» кинжалом.

– Все верно. Я тебя не знаю, – сказал он, потушив окурок, – но я знаю всех носителей Следа в Линчхэвене, кто приходит сюда. Значит, ты с того берега.

– Постоянный посетитель? – спросила я. В это время Дом поставил на золотистое дерево стойки передо мной кружку с элем.

Мужчина наклонил голову.

– Можно и так сказать.

Я сделала глоток. Холодный и свежий вкус легкой медовой сладостью растекся на языке, и я не сдержала восторженного стона. Мужчина медленно повернул голову в мою сторону, словно отозвавшись на звук.

– Нравится? – спросил он, и в интонациях его глубокого голоса мне послышался намек на веселье.

– Еще как. – Я улыбнулась, кажется, впервые за эту неделю.

Мой взгляд скользнул в его сторону, и я обнаружила, что он все еще смотрит на меня. Шляпу он снял, и теперь я видела его глаза. Первый взгляд, брошенный на эти глаза, напомнил мне о серых тонах этого города – словно растворившегося в этом пристальном взгляде. Когда я увидела их во второй раз, мне оказалось нелегко отвести глаза. Этот мужчина был поразительно красив, а его усмешка – неестественно ехидна.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила я, когда косые взгляды, которые он бросал в мою сторону, стали возмутительно очевидными.

– Можно к тебе подсесть?

Я затеребила пальцами бахрому на подоле платья. Мысль о том, чтобы оказаться ближе, вызвала у меня нервную дрожь.

– Было бы невежливо бросить друга, тебе не кажется? – спросила я, закидывая удочку и оценивая, насколько он готов клюнуть.

Он небрежно махнул рукой.

– А-а, он уже собрался уходить. Правда ведь, кузен? – Не слишком мягкий тычок под ребра заставил его спутника подпрыгнуть на стуле.

Тот только вздохнул, залпом допил бренди и толкнул пустой стакан по стойке в сторону бармена.

– Да, верно, я тут понял, что мне нужно быть где угодно, но только не здесь. Увидимся утром, босс.

Затем он приподнял шляпу, прощаясь со мной.

– Доброй ночи, мисс.

И вот у барной стойки остались только мы и пустые табуретки – слишком много пустых табуреток – между нами.

Эту проблему он решил, сев рядом со мной. Дом начал принимать заказы на самом дальнем конце стойки, оттягивая от нас поток посетителей.

– Как тебя зовут? – спросил он и сделал глоток.

– Милла.

В моей жизни лишь двое называли меня так, и один из них был уже мертв. Кажется, это был самый безопасный вариант – по крайней мере, я почти не соврала.

– Милла, – медленно повторил он, словно пробуя имя на вкус.

– А тебя?

– Нико.

Я подняла бровь.

– Просто Нико?

Он растянул губы идеальной формы в улыбке.

– Этим вечером просто Нико. Может быть, я скажу тебе свое полное имя, когда ты придешь сюда снова.

Мое сердце сжалось от чувства вины. Нет, дело было не в Феликсе, а в том, что этот парень верит в то, что мы могли бы встретиться еще раз. Я снова сделала глоток эля, чтобы прогнать привкус горечи.

– К сожалению, я зашла сюда в последний раз.

Он склонил голову набок.

– Это почему же?

– Завтра я выхожу замуж.

Мне совсем не понравилось, как это прозвучало: словно то, что я произнесла это вслух, сделало все более реальным. Даже больше, чем брачный контракт, который все еще лежал на моем столе.

Нико задумчиво хмыкнул.

– Не вижу кольца.

– Оно сдавило мне горло.

А от него тянется короткий поводок, на котором держит меня мой брат.

Не предупреждая, он протянул руку к моей шее. Пальцы, обтянутые кожаной перчаткой, прижались к моей коже и провели линию поперек горла. У меня перехватило дыхание, когда они задержались на мгновение дольше, чем нужно.

– Ошейника тоже нет. На мой взгляд, ты все еще свободна.

– Не все клетки сделаны из прутьев.

Я, например, была закована в кандалы долга и цепи семейных обязательств.

Кончики пальцев в кожаной перчатке скользнули вверх – к подбородку. Легонько надавив на него, он повернул мое лицо к себе.

– Договорной брак, да? Ты ведь не хочешь замуж за этого человека.

Это был не вопрос, это было его наблюдение. Весьма проницательно с его стороны.

– Нет, – я наконец-то признала это вслух, – но придется.

Он пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Тебя же никто не тащит насильно, приставив дуло к виску. Всегда можно сбежать.

Сама мысль об этом меня рассмешила.

– Я бы хотела, но – увы: моей семье очень нужен этот брак, а мне нужно о них позаботиться.

Он продолжал расспрашивать:

– А ты хотела бы сбежать хотя бы на сегодняшнюю ночь?

Моя улыбка померкла.

– Чего ты от меня хочешь, Нико?

Он кивнул в сторону музыкантов, игравших какой-то плавный ритм в углу бара.

– Хочешь потанцевать?

Да. Проклятие, да. Еще как хочу. Очень. Я невероятно хотела принять его приглашение, согласие уже вертелось у меня на языке. Однако время было уже позднее, и экипаж должен был скоро за мной вернуться. Как бы ни был хорош этот парень – он не стоил тех проблем с родственниками, которые я получу, если не вернусь домой вовремя.

Или стоил?

Я оценила количество людей между нами и музыкантами.

– Кажется, танцплощадка вся занята.

– Так и есть.

Он махнул рукой, подзывая Дома ближе, тот наклонился, чтобы расслышать слова Нико. И пусть он понизил голос – я все равно сумела прочитать по великолепным губам произнесенное слово: «Закрывайся».

Я с ужасом наблюдала, как Дом в одно мгновение превратился из бармена в бандита: он стянул свой фартук, показывая пистолет, спрятанный в кобуре на боку. Потом он крикнул посетителям, чтобы они убирались, потому что заведение закрывается. Прошло меньше трех минут – а ошеломленные посетители, подгоняемые остальными работниками паба, уже вымелись через парадный вход.

Музыканты даже не сбились с такта. Внимание Нико снова было обращено ко мне.

– А теперь?

У меня вырвался нервный смешок, который показался мне слишком громким в наступившей тишине.

– Да кто ты такой? – спросила я, очарованная больше, чем когда-либо прежде.

Он поднялся со стула и протянул мне руку, однако перчаток так и не снял.

– Просто бизнесмен.

Прежде чем опереться на протянутую руку, я решила его поддразнить.

– Тогда покажи свое лучшее торговое предложение.

Он быстро облизнул зубы.

– Мой план – тебя соблазнить. Вот и все.

Я вздрогнула.

– Ужасное предложение!

– Оно должно сработать всего раз.

Он снова протянул руку.

Поддавшись очарованию его усмешки, я приняла приглашение, и наши пальцы сплелись. Все мои тревоги о том, что скажет брат, улетучились, стоило мне коснуться его ладони.

– Ну что ж, между нами, шефами, – сказала я, пройдя за ним в центр зала, – тебе стоило бы знать, что выгонять посетителей – вредно для бизнеса.

Он притянул меня к себе одной рукой, а другой обнял за талию. И пусть его прикосновение было вполне пристойным, оно соблазняло и дразнило воображение, побуждая его рисовать запретные образы.

– Ты всегда флиртуешь, раздавая непрошеные советы о том, как вести дела?

– Не чаще, чем ты разгоняешь народ в баре ради первой встречной.

Я провела пальцами по его груди, скользя по рельефу мышц к шее. Он выдохнул и, положив руку мне на бедро, притянул меня ближе, сократив расстояние между нами до предела.

Потом он откашлялся, сохраняя на лице мягкую улыбку.

– Ну и кто он – этот твой жених?

От одного упоминания о нем у меня по телу пробежал холодок.

– Зачем тебе это?

– Хочу знать, кого проклинать сегодня вечером в своих молитвах.

– Ах, ну если так, – произнесла я, нарочито растягивая слова, – его зовут Феликс Фиренце.

Он замедлился, почти остановился – всего на секунду, – но затем снова ускорил шаг.

– Алхимик, да?

– Вы знакомы?

– Встречались пару раз.

Судя по горечи в его интонации – не самые приятные это были встречи.

– Это больше, чем я могла бы сказать.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, как тяжесть невидимых кандалов и цепей – звено за звеном – возвращается на мои плечи, пригибая их земле. Моя рука бессильно соскользнула с его шеи, разгладив рубашку и жилет – черное на черном, а галстук серебристый. Для владельца бара он был одет очень даже неплохо. Музыканты, не прерывая игры, перешли к следующей мелодии, сохранив, впрочем, медленный чувственный ритм.

– Ладно, не будем об этом гаденыше, – сказал он с воодушевлением в голосе. – Эта ночь для тебя, Милла. Расскажи больше о себе.

Рука на моей спине спустилась немного ниже, подталкивая меня к нему, пока наши бедра не начали двигаться синхронно.

– А что тебе хотелось бы знать?

Он снова усмехнулся, и эта усмешка так и манила выдать все грязные тайны до единой.

– Всё.

* * *

По вполне очевидным причинам я не рассказала всего. Я не до такой степени напилась, чтобы выболтать, что я – единственная наследница железнодорожной компании, которой моя семья владела на протяжении многих поколений, и мои братья слишком явно ненавидят меня за это. Я не могла рассказать ему о том, что по моей вине семейное достояние оказалось под угрозой, или о том, что мы должны Ордену Внутренних Судов больше ста тысяч реолей и что семья Фиренце породнится с нами через брак в обмен на долю в компании.

Я также не могла сказать, что меня зовут Камилла Маркезе, потому что в этой части города репутация этого имени была такой, что меня могли убить или, что еще хуже, начать шантажировать.

Вместо этого мы беседовали о моем детстве, о месте, где я выросла, и о том, как бы я распорядилась своей жизнью, если бы меня не отдавали замуж за алхимика. Каким-то образом я вывела разговор на свои многочисленные аллергические реакции.

– Как можно иметь аллергию на столько вещей? Чем ты питаешься?

На его лице появилась гримаса, словно устройство моего организма было каким-то нелепым.

Я пожала плечами.

– У меня сбалансированный рацион из хлеба, дичи и виски. Оказывается, эль тоже ничего. Уже трижды его пила – и все еще обходится без отека.

Он раздраженно покачал головой:

– Звучит невероятно утомительно.

– Примерно так же утомительно, как и твои отношения с тем, кто делает тебе стрижку.

– А что не так с моей стрижкой?

Я улыбнулась.

– Ничего. Я просто никогда не встречала мужчину с такими руками, который бы выглядел настолько статусным. Ты, наверное, подравниваешь стрижку не реже раза в неделю, чтобы линия среза оставалась такой четкой.

– Статусным, – фыркнул он. – Да ты расхаживаешь в шелковом платье от Ливетен и туфлях от Романи – и у тебя хватает наглости называть меня статусным.

Когда я наконец перестала хихикать, он спросил:

– А что ты имела в виду, говоря про мои руки?

Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули.

– Ничего.

– Милла, – проговорил он полушепотом, – ты скоро исчезнешь из моей жизни навсегда. Можешь рассказать мне что угодно, и все это не будет иметь никакого значения уже через несколько часов, когда взойдет солнце.

Через несколько часов? О Святые Покровители! Я уже давно должна быть дома. Однако он был прав. Я больше никогда его не увижу, а если чудо и случится, то уже не стану его Миллой. Наутро мы оба превратимся друг для друга в воспоминание. Я взяла обеими руками его ладонь в кожаной перчатке – и наши пальцы снова сплелись.

– Не буду притворяться, что у меня большой опыт мужских прикосновений, – призналась я, – однако в твоих руках есть сила, и даже самое мягкое твое касание выдает стремление обладать. Как будто ты не боишься взять. Никогда не чувствовала такого ни в чьих прикосновениях.

– Напор? – спросил он.

Я покачала головой:

– Вожделение.

Он бросил взгляд на мои губы, и глаза его загорелись.

– Дом?

– Да, сэр?

– Оставь нас.

Дом вышел, даже не поставив на место стакан, который вытирал.

Нико поднес наши переплетенные руки к груди и приложил к сердцу.

– Думаешь, я тебя вожделею, принцесса?

Я была неопытна, но не наивна. Выпитый эль придал мне уверенности в себе, которой так не хватало несколько часов назад. Подавшись немного вперед, я бессовестно притянула его взгляд к своему декольте, открывавшему верх груди.

– А разве нет, Нико?

Он медлил с ответом, но затем произнес: «Да». Святые Покровители!

Он поднес к губам мою руку и почти неощутимо поцеловал тыльную сторону ладони, однако я почувствовала это касание всем телом.

– Хочешь подняться наверх, чтобы уединиться? Мне хочется забыть столько всякой дряни – но я не могу. Может быть, у нас выйдет помочь друг другу этой ночью.

– Я никогда раньше… – Я опустила глаза и смотрела на пустую кружку. В чем я пыталась ему признаться? – Я не завожу случайных связей.

Он пожал плечами.

– Мы можем заниматься всем, чем только пожелаешь. Разговаривать. Целоваться. Спать. Не спать. Я просто пока не хочу, чтобы ты уходила. А если дашь мне слишком много свободного времени – я найду твоего жениха и прикончу его.

О Создатель! Я была уверена: он говорит абсолютно серьезно.

Он был так убедителен, да и в самом деле, что я теряла? Завтра я собираюсь принести в жертву собственную свободную жизнь ради спасения моей семьи. Разумеется, я могла позволить себе несколько часов удовольствия. По крайней мере, я считала, что такая возможность перепадает мне единственный раз в жизни.

Мне нужно было совершить опрометчивый поступок, пока меня не связывают узы брака с тем, кого интересует лишь химия. Ради себя самой. Из-за любопытства, которое обернется сожалением, если я не дам ему волю. И кроме того: я не хотела, чтобы кровь Феликса оказалась на моих руках.

До поры до времени.

Мне нужны были его деньги.

Я наконец кивнула и потянулась за кошельком в кармане плаща.

– Дай мне расплатиться. Я к тебе поднимусь.

Он снова усмехнулся, на этот раз мстительно.

– За счет заведения, принцесса.

Нико схватил меня за руку и стащил с табуретки.

* * *

Над баром была небольшая квартира – он вскользь упомянул, что это его собственность. Я не расслышала, да и, честно говоря, мне было все равно. В ту же минуту, когда я небрежно бросила плащ на кушетку, его руки оказались у меня на бедрах. Я обвила руками его шею, чувствуя под пальцами короткие волоски на затылке.

– Предупреждаю, – прошептала я, когда он наклонился ко мне и между нашими лицами осталось не больше дюйма. В его дыхании ощущался запах дорогого алкоголя, который переплетался с ароматом его одеколона: ваниль и сандаловое дерево. – На мне полно лезвий, покрытых «бликами», которые тебе нипочем не найти самостоятельно.

– Это вызов?

– Если ты настаиваешь.

– О проклятие, – выдохнул он, – я хочу тебя поцеловать.

У меня пересохло во рту. Вся моя уверенность, с которой я поднялась в эту комнату, полностью исчезла. Так или иначе – я кивнула.

– Тогда почему не поцеловал?

– Ты меня не просила.

Он опустил голову ниже, не касаясь моих губ. Кончиком носа провел из стороны в сторону по шее, дразня кожу приятным ощущением. Краем глаза я заметила придвинутую к стене наполовину застеленную кровать. Она была залита лунным светом: прямо над ней располагалось единственное в комнате окно. Шторы были широко раздвинуты, открывая вид на половину улицы и полную луну в окружении звезд.

– Устроимся поудобнее?

Его тело согласно задрожало под моими пальцами. Его руки соскользнули с моей талии, чтобы обхватить меня за плечи и повести к кровати. Он присел на край и нежно притянул меня к себе на колени. Заметив мою нерешительность, он сказал:

– Мы можем остановиться, когда захочешь, Милла. Но я очень прошу: останься со мной чуть дольше.

Я улыбнулась, наслаждаясь мольбой, которая читалась в его глазах, и чувствуя силу осознания того, что я желанна. Всю мою жизнь я почти ничего не контролировала – и как же было приятно наконец владеть ситуацией. Особенно когда наградой стало его прикосновение.