Loe raamatut: «Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917»

Font:

Alfred Knox

Major General with the Russian Army 1914-1917

Being Chiefly Extracts from, the Diary of A Military Attache

Предисловие

В многочисленных книгах о войне лишь немногие авторы затрагивают тему боев на Восточном театре. А этот театр военных действий, второй по своей важности, может показаться читателю заслуживающим наибольшего интереса. Правда, немецким Генеральным штабом был проделан анализ отдельных эпизодов войны в России, и это стало воистину ценнейшими источниками. Однако в освещении той войны, с точки зрения наших союзников, было сделано очень мало, если не сказать, что не было сделано ничего.

До того уже дня, когда русский Генеральный штаб сможет опубликовать и представить всему миру официальный отчет о деятельности российской армии в Великой войне, можно предположить, что эти выдержки из дневника британского офицера вызовут интерес. В любом случае автор готов утверждать, что у него было гораздо больше возможностей наблюдать за деятельностью русской армии, чем у любого другого зарубежного наблюдателя как до войны, когда он являлся военным атташе британского посольства в Петрограде, так и во время нее, когда он служил офицером связи – представителем Великобритании на фронте.

И если кому-то комментарии автора покажутся чересчур откровенными, он заранее просит за это прощения. Он писал о тех событиях так, как они представлялись ему в то время.

Это собственные впечатления, полученные автором за три с половиной года войны и революции. Проехав накануне объявления войны через территорию Германии, он затем провел несколько дней в Ставке великого князя Николая. Затем посетил 3-ю русскую армию, как раз перед тем, как началось вторжение в Галицию (глава 1), а также 2-ю армию во время битвы под Танненбергом (глава 2). В сентябре он сопровождал кавалерийскую дивизию во время рейда по Юго-Западной Польше, из которого возвратился накануне первого наступления на Варшаву войск Гинденбурга (глава 3). В течение следующих месяцев он находился при гвардейском корпусе во время битвы за Ивангород и участвовал в последовавшем за этим русским контрнаступлением на Краков (глава 4). Рассказы о некоторых событиях, прозвучавшие из уст очевидцев, посвящены Лозинской операции (глава 5), о катастрофе, постигшей русскую 10-ю армию в феврале 1915 г., а также о боях в районе Нарева зимой того же года (глава 6).

Во время большого русского отступления из Польши в 1915 г., которое произошло из-за отсутствия оружия и боеприпасов, автор был прикомандирован сначала к гвардейскому корпусу, а позднее – к штабу 1-й армии (глава 8). В главе 9 говорится о рейде немецкой кавалерии в Свенцянах в сентябре 1915 г., а в главе 10 – о злоключениях русской делегации, направленной в Англию и Францию с задачей добыть для армии боеприпасы.

В главах 12–16 описываются бои 1916 г. При этом автор приводит многие ранее не опубликованные подробности, посвященные Брусиловскому прорыву и последующим событиям. Глава 17 посвящается политическим беспорядкам, предшествовавшим революции. В главах 19 и 20 автор глазами очевидца повествует о революции 12 марта 1917 г. (Февральской революции 1917. – Ред.), а также о том, как русская армия стала стремительно скатываться в состояние упадка, что вылилось в большевистский переворот 7 ноября и последовавшие затем переговоры о сепаратном мире.

Альфред Нокс

Вступление
Русская армия в 1914 г.

Согласно действовавшему законодательству, с началом войны все население Российской империи, насчитывавшее примерно 180 млн человек, в возрасте от 21 до 44 лет, за исключением ряда народностей, к которым относились жители Великого герцогства Финляндского, мусульманское население Кавказа, а также коренные жители русской части Азии, подлежало призыву на военную службу.

Служба в казачьих войсках и на флоте проходила по особым правилам.

Весь этот 23-летний период делился на следующие категории призыва:

Число мужчин в возрасте старше 20 лет каждый год превышало возможности империи по подготовке личного состава, поэтому строгость военных законов смягчалась довольно либеральным законодательством по предоставлению освобождения от воинской службы по семейным обстоятельствам или в связи с получением образования. Те из лиц мужского пола, кто сумел получить освобождение, но физически был годен к прохождению военной службы, сразу же приписывались в ряды ополчения (или народной милиции. – Авт.). Некоторых из них время от времени призывали на службу для начальной военной подготовки сроком на шесть недель.

Весной 1914 г. был тайно принят важный закон, целью которого стало укрепление армии. Этот закон в России, как и аналогичный, принятый во Франции, где увеличивался срок службы с двух до трех лет, представлял собой ответную меру двух союзников на недавнее увеличение армии в Германии.

Согласно новому закону, армия мирного времени за счет дополнительного призыва до 1917 г. ежегодно должна была вырасти на 468 тыс. человек. В таблице ниже даны цифры, отражающие реальную численность русской армии до 1914 г., а также прогнозы на период с 1915 по 1917 г.:

Кроме того, законом на весь потенциально опасный период предусматривалось на то время, пока вновь призванный контингент проходит начальную военную подготовку, то есть на три месяца, задержать на службе тех солдат, которые должны будут перейти в резерв. Новое требование, по сути, продлевало срок службы в пехоте и в полевой артиллерии с трех до трех с четвертью лет, а в кавалерии и технических войсках – с четырех до четырех с четвертью лет.

Дополнительный контингент предполагалось использовать для создания одного нового корпуса у западной границы, одного корпуса – в Сибири, новой дивизии – на Кавказе, а также 4-й стрелковой бригады – в Финляндии. Предполагалось также обеспечить личным составом 26 новых кавалерийских полков шестиэскадронного состава и значительно увеличить количество артиллерии. Тех же из вновь призываемых, которые не понадобятся для формирования новых частей, предполагалось использовать для усиления контингента мирного времени, развернутого вблизи границы. Тем самым планировалось несколько сгладить неблагоприятные условия, в которые попадала русская армия в связи с относительно медленными темпами мобилизации в стране.

Программа была направлена главным образом на то, чтобы укрепить оборону на западной границе. Она была составлена с учетом увеличения численности германской армии и, что важно, должна была достичь заданных целей в 1917 г., когда подлежал пересмотру грабительский торговый договор, навязанный России Германией через год после окончания Русско-японской войны. Все это, разумеется, было хорошо известно в Германии и не вызывало ни малейших сомнений, что принятие данного закона было чуть ли не главным фактором, послужившим причиной того, что в августе 1914 г. немецкое правительство приняло решение об объявлении войны России.

На момент, когда немецкие войска нанесли удар, из запланированных к формированию частей была создана только 4-я стрелковая бригада в Финляндии.

По политическим соображениям в России никогда не вводилась территориальная система призыва. Армия мирного времени на две трети состояла из представителей русского этноса и еще на одну треть – из народов – «субъектов империи», таких как поляки, латыши, эстонцы, грузины, армяне и т. д. Ни русским солдатам, ни представителям «народов-субъектов», как правило, не разрешалось проходить службу вблизи дома. Их отправляли в отдаленные части. Во время мобилизации с целью экономии времени численность личного состава в военных частях доводилась до штатов военного времени за счет подготовленных солдат из числа представителей местного населения.

С 1905 по 1909 г. русский император, очевидно, стоял перед дилеммой, должен ли начальник Генерального штаба быть лицом, независимым от военного министра, как это было в Германии и Австро-Венгрии, или должен был подчиняться ему, как, например, во Франции. Затем партия, выступавшая за то, чтобы власть была сосредоточена в руках военного министра, одержала верх, и начиная с 1909 г. военный министр стал единственным должностным лицом, которое отвечает перед императором за все военные вопросы.

В подчинении военного министра находились различные управления и отделы. Главное управление Генерального штаба включало в себя отдел генерал-квартирмейстера, который соответствовал военно-оперативному управлению в нашей стране. Сюда же входили и другие структуры, в ведении которых находились вопросы военной связи, топографии, организации и обучения, а также мобилизации.

Личный состав главного штаба выполнял ту же работу, что в нашей стране возложена на структуры генерал-адъютанта и на пенсионное управление. Интендантство отвечало за тыловое обеспечение, транспорт и выплату жалованья. Артиллерийское управление занималось вопросами оснащения и подготовки личного состава артиллерии. На военно-техническое управление возлагались вопросы, связанные с деятельностью технических родов войск.

В мирное время территория империи была поделена на 12 военных округов, каждым из которых руководил командующий: Петроградский, Вильненский, Варшавский, Киевский, Одесский, Московский, Казанский, Кавказский, Туркестанский, Омский, Иркутский и Приамурский.

Всего в армии было 37 армейских корпусов: гвардейский, гренадерский, I–XXV линейные, I–III Кавказские, I и II Туркестанские, а также I–V Сибирские.

Количество пехотных дивизий достигало 70: три гвардейские, четыре гренадерские, 52 линейные и 11 сибирских стрелковых.

Помимо этого, в армии было 18 стрелковых бригад: одна гвардейская, пять европейских, четыре финских, две кавказские и шесть туркестанских.

Сюда следует добавить 24 кавалерийских и казачьих дивизии, а также 11 отдельных кавалерийских и казачьих бригад.

Обычно в составе армейского корпуса было две пехотные дивизии, один дивизион (в составе шести батарей) легких гаубиц с гаубичным парком и саперный батальон (три саперные роты и две роты телеграфистов).

В состав пехотной дивизии обычно входили четыре полка четырехбатальонного состава, бригада полевой артиллерии в составе трех батарей по восемь орудий в каждой, а также артиллерийская парковая бригада.

Стрелковая бригада включала в себя четыре стрелковых полка двухбатальонного состава, стрелково-артиллерийский дивизион из трех полевых батарей по восемь орудий и стрелково-артиллерийский парк.

В составе регулярной кавалерийской дивизии было четыре полка по шесть эскадронов в каждом. Они были сведены в две бригады, первая из которых состояла из драгунского и уланского полков, а вторая – из гусарского и казачьего полков.

По плану мобилизации были сформированы 35 пехотных дивизий резерва, номера которых были с 53-й по 84-ю, а также с 12-й по 14-ю сибирскую. Штатная структура резервных дивизий была идентична штатам регулярных соединений. Каждый из четырех пехотных полков резервной дивизии был сформирован за счет личного состава из резерва, который дополнял имеющийся там штат из 22 кадровых офицеров и 400 лиц рядового состава срочной службы, призванного из полков первой линии, на базе которых формировались резервные дивизии.

Определенное количество дополнительных казачьих дивизий было сформировано с началом мобилизации, формирование остальных завершили позднее.

Таким образом, Россия вступила в войну, имея в составе своей армии 114 пехотных и примерно 36 кавалерийских дивизий.

Разумеется, выставить 114 дивизий для этой страны было относительно легко, по сравнению с той же Германией или Францией. Достаточно сказать, что в январе 1910 г. мужское население России достигло цифры 81 980 600 человек, из которых примерно 74 262 600 были годны для несения военной службы.

Ниже приведено оценочное количество мужчин, которые подлежали мобилизации:

По мобилизации призыву подлежал весь личный состав регулярной армии, резерв и казачество. Начинался частичный призыв первой очереди ополчения. Из этих примерно пяти миллионов потенциальных солдат лишь примерно три с половиной миллиона могли рассчитывать на место в боевых частях. Остальные назначались на службу на линиях коммуникаций, в госпиталях, на складах вооружений, в обоз и запасные батальоны.

Планами мобилизации предусматривалось создание 192 запасных батальонов. Из них 16 предназначались для пополнения исключительно гвардейских полков. Остальные не имели четкого адресного предназначения, и личный состав оттуда по требованию мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба мог быть направлен для пополнения любой фронтовой части.

Офицерскими кадрами запасные батальоны комплектовались за счет некоторых заранее назначенных частей первой линии. Так, некоторые полки направляли туда по 10 офицеров: командира батальона, батальонного адъютанта и восемь командиров ротного звена. В ротах запасного батальона обучали по 250 призывников для последующей отправки на фронт по мере необходимости. Уровень потерь значительно превысил все расчеты Генерального штаба, и в 1915 г. было принято решение об отправке на фронт даже частично обученных новобранцев. Сложные климатические условия, а также недостаток казарменных помещений, большинство из которых располагалось в центрах крупных городов, а также плохая подготовка инструкторского состава обусловливали низкое качество подготовки новобранцев. Здесь же действовали и такие негативные факторы, как отсутствие мест для расквартирования войск близ линии фронта и низкая пропускная способность российских железных дорог, что не позволяло вовремя восполнять потери в боевых частях.

На вооружении русской пехоты и кавалерии состояла трехлинейная винтовка образца 1891 г. Несмотря на свой довольно значительный вес (4,5 кг со штыком), это оружие показало себя как достаточно простое и надежное и хорошо прошло проверку войной. В самом начале войны винтовка проходила испытание на использование патрона с новой остроконечной пулей.

Пехотный полк в составе четырех батальонов, стрелковый полк двухбатальонного состава и кавалерийская дивизия из 24 эскадронов имели в своем составе пулеметный взвод, на вооружении которого состояли восемь пулеметов «максим».

Насыщенность войск артиллерией была недостаточной. В составе обычной пехотной дивизии имелась артиллерийская бригада из шести батарей по восемь трехдюймовых¹ пушек. В большинстве случаев это была модель 1902 г. со стальным щитом и панорамным прицелом, но в некоторых частях еще состояли на вооружении системы 1900 г. В каждой кавалерийской дивизии имелась конная артиллерийская батарея в составе двух батарей по шесть орудий тех же трехдюймовок выпуска 1902 г. Как полевые, так и конные батареи для перевозки одного орудия использовали по две повозки. Таким образом, это орудие явно нельзя было быстро изготовить к стрельбе, и кроме того, оно было слишком тяжелым для действий в составе кавалерии.

Горные батареи, которые сменили батареи полевой артиллерии в некоторых частях в Финляндии, Киевском, Кавказском, Туркестанском и Сибирском военных округах, вооружались либо 2,95-дм орудиями Шнайдера – Данглиса образца 1909 г., либо более старыми трехдюймовыми горными пушками образца 1904 г. Оба орудия можно было транспортировать на буксире либо перевозить на вьючных животных.

В составе каждого армейского корпуса имелся дивизион легких гаубиц в составе двух батарей по шесть 122-мм гаубиц конструкции Круппа образца 1909 г.

Русская армия была единственной, в составе которой было семь дивизионов тяжелой полевой артиллерии. В каждом дивизионе было по две батареи, вооруженные четырьмя 152-мм гаубицами образца 1910 г., и одна батарея, на вооружении которой имелось четыре 107-мм пушки. По плану мобилизации, количество таких дивизионов должно было утроиться, то есть всего в составе русской армии должно было насчитываться 63 батареи тяжелой артиллерии. На самом же деле многие из вновь сформированных дивизионов не имели достаточно мощного вооружения.

Суммируя сказанное выше, следует отметить, что на все 114 дивизий русской армии (по 14 тыс. штыков в каждой) приходилось всего по 48 полевых орудий. Кроме того, русскую армию прикрывали 75 батарей (450 орудий) легких гаубиц корпусного звена и 21 батарея (84 орудия) более современных тяжелых орудий армейской артиллерии. Иными словами, на 1000 штыков приходилось всего по 3–4 полевые пушки, 28 легких гаубиц и 0,5 так называемых тяжелых полевых орудий.

Весной 1914 г. было принято решение начать реорганизацию в армии, в частности увеличить в ней количество артиллерии. В таблице ниже приводится реально существующая организация артиллерии в обычном армейском корпусе и предложения по ее усовершенствованию.

Боекомплект полевых орудий составлял 1 тыс. снарядов. Как и в Англии и во Франции, большого запаса снарядов предусмотрено не было, так как в мирное время они не использовались в таком количестве, а накапливать опасный груз никто не желал. С точки зрения экономики это было более критичным для России, поскольку ее заводы могли обеспечить лишь относительно небольшой выпуск военной продукции и, следовательно, в случае крайней необходимости на них невозможно было в короткие сроки развернуть производство значительного количества артиллерийских снарядов. Однако такая структура русской экономики была вполне объяснимой, поскольку в этой стране требовалось большее количество средств использовать на внутреннее развитие. В Генеральном штабе России не предполагали, как и в прочих странах, что война будет затяжной.

В России не было таких мощных дирижаблей, как немецкие цеппелины. К началу войны здесь имелось пять современных машин второго класса и еще десять дирижаблей меньших размеров, ни один из которых с военной точки зрения не представлял собой никакой ценности. За всю войну не было ничего слышно об использовании русской стороной боевых дирижаблей.

В стране имелось 320 аэропланов и примерно такое же количество подготовленных пилотов для них. Большой четырехмоторный аэроплан, позже изобретенный И. Сикорским и названный «Ильей Муромцем», вызвал настоящий бум в прессе. Результаты испытаний этой машины оказались не вполне удовлетворительны, но весной 1914 г. было дано указание построить к осени того же года 10 единиц этой техники. На вооружении армии стояло несколько типов самолетов более легких классов. При этом, если в 1912 г. власти явно отдавали предпочтение «Ньюпортам», в 1913 г. вслед за ними стали закупать и «Фарманы», и «Моран-Солнье», и «Депердюссены». В 1913 г. было принято решение сделать заказ на поставку в армию в течение трех лет с 1914 по 1916 г. 1000 единиц авиационной техники, из которых 400 должны были поступить на вооружение с различных предприятий России уже к осени 1914 г.

Несмотря на все усилия властей и прессы империи поощрять интерес к авиации, аэронавтика в России так и не сумела вырасти за рамки спорта. Количество членов Всероссийского аэроклуба упало с 874 в 1910 г. до 360 в 1912 г. В 1913 г. прекратили существование клубы в Вильно, на Кавказе, в Нижнем Новгороде, Оренбурге и Риге. К январю 1914 г. в России оставалось всего 11 аэроклубов (для сравнения – в Германии таких клубов было примерно 100), да и те держались на плаву лишь благодаря усилиям отдельных местных энтузиастов.

Правительство делало все, что могло, для того, чтобы организовать производство материалов и составляющих для производства самолетов внутри страны, но сумело добиться на этом поприще лишь весьма скромных успехов. В стране было всего два предприятия по производству двигателей: завод «Гном» в Москве, производственные мощности которого позволяли выпускать примерно по 20 двигателей в месяц, и завод «Мотор» в Риге, принадлежавший Теодору Калепу, выпускавший ежемесячно по два-три двигателя.

Русская промышленность совершенно не поспевала за стремительным развитием авиационной техники во время войны. Западные союзники поставляли в Россию значительное количество самолетов, но в стране ощущалась общая нехватка опытных механиков для их сборки и поддержания в боеготовом состоянии. Командование воздушными силами противника на Восточном театре никогда не испытывало особых трудностей, вплоть до знаменитого «наступления Керенского» в 1917 г., когда на помощь русским пилотам пришли французы и англичане.

С точки зрения транспорта русская армия также находилась далеко позади своих союзников. К началу войны в стране имелось всего 679 принадлежавших государству автомобилей: 259 пассажирских, 418 грузовых и две машины скорой помощи. Количество находившейся в частных руках автомобильной техники, пригодной к использованию в военных целях и которая была реквизированной в первые 13 месяцев войны, составляло еще 475 машин. Там, где кончались железнодорожные пути, армия становилась зависимой главным образом от гужевого транспорта, для обеспечения эффективной работы которого требовалось большое количество людей и лошадей, которых, в свою очередь, требовалось кормить, что еще больше усложняло проблему. Колонны конных повозок блокировали дороги; их медлительность и громоздкость значительно снижали мобильность войск.

Репортер, написавший в ноябре 1909 г. статью в газете Danzer’s Armee Zeitung, сравнил русскую армию тех дней с тяжелым, игравшим перекачанными мускулами призовым борцом, которому из-за массивного корпуса недоставало активности и скорости реакции и который, следовательно, должен будет обязательно оказаться во власти более легкого, но более гибкого и умного противника.

Такое сравнение оказалось необыкновенно удачным, но та неэффективность и отсутствие мобильности армии были вызваны скорее нехваткой современного вооружения, а также свойственными для этого народа чертами национального характера, нежели просто некомпетентным руководством и недостаточной подготовкой личного состава.

В период с 1905 по 1914 г. русский Генеральный штаб был занят, если можно обобщить это, насаждением в армии наступательного духа. В этом духе были составлены все наставления и приказы, подготовленные командующими 12 военных округов. При этом поощрялась личная инициатива, по крайней мере на бумаге. Вмешательство старших командиров в распоряжения, отданные подчиненными, строго запрещалось. Во время маневров командиров всех степеней обязали занимать позиции и оставаться там, где они должны были находиться во время реальных боев.

Взаимодействие войск улучшилось после того, как с 1910 г. во время тактических учений управление дивизионной артиллерией перешло в руки начальника дивизии. Позднее стала традиционной практика на время учений передавать инженерные подразделения во временное подчинение командирам различных подразделений дивизии. Такой порядок пришел на смену старой практике, когда инженерные войска проходили тренировки отдельно, в водонепроницаемых отсеках. И все же после проведения этих реформ прошло слишком мало времени, в частности на то, чтобы превратить артиллерию и пехоту дивизии в единый, неразрывный организм. Всего за несколько недель до начала войны репортеры военных изданий пытались доказать, что нововведения приносят один лишь вред, и по этому поводу в прессе развернулась оживленная дискуссия.

При обучении пехоты основное внимание уделялось тому, чтобы научить солдат (и закрепить навыки) действиям в разреженном боевом порядке с максимально возможным использованием естественных укрытий. Боевые уставы пехоты 1909 г. явились значительным шагом вперед, по сравнению с тем, что говорилось в уставах 1899 г. Возросли качественные характеристики используемых в армии боеприпасов.

Кавалерия в целом развивалась менее стремительно. Здесь все еще предпочитали действовать в спешенных порядках, мало внимания уделялось вопросам сочетания огня и маневра. Слабо была налажена разведка. Но качество солдат и конного состава было отменным.

Исходя из увиденного на маневрах, трудно судить о качестве подготовки войск артиллерии. Орудия предпочитали размещать на закрытых позициях, мобильность артиллерии была явно недостаточной.

Война в Маньчжурии вскрыла множество недостатков офицерского состава как с точки зрения подготовки, так и морально-боевого духа. После того как в результате той войны в отставке оказались многие из самых образованных офицеров, задача поднять общий уровень подготовки офицерского состава усложнилась вдвойне. Так, по состоянию на январь 1910 г. недоукомплектованность офицерами в армии составляла 5123 человека. Военная администрация делала все, что могла, для того, чтобы бороться с этим злом. В частности, был принят ряд мер, направленных на повышение материального положения офицеров, улучшения их профессиональной подготовки. Размеры жалованья всех офицеров званием до подполковника включительно повысились от 25 до 35 %. Увеличились пенсии. Более быстрым стало продвижение по службе за счет установления жесткого предельного возраста для каждого звания, по достижении которого следовало увольнение из армии. Всего за один год с небольшим из армии за недостаточную профессиональную подготовку уволили 341 генерала и 400 полковников.

Школы, где готовили офицеров, прежде делились на два класса, «военные» и «юнкерские». Для поступления в последние от юноши не требовалось отвечать особо высоким стандартам с точки зрения уровня образования. Для того чтобы выравнять уровень подготовки офицеров, все юнкерские школы преобразовали в военные училища. Во всех училищах увеличили штаты. Были открыты новые военные училища, в частности третье учебное заведение, где готовили офицеров полевой артиллерии, и совершенно новое училище – для подготовки офицеров крепостной артиллерии. Увеличили сроки подготовки специалистов-артиллеристов, а в районе Луги был оборудован прекрасный учебный полигон. Во многих военных округах организовали курсы дополнительной подготовки офицерского состава.

Для того чтобы все эти реформы принесли запланированные результаты, нужно было время. А пока большая часть полковых офицеров русской армии страдала типично национальными недугами. Если они и не являлись лентяями в полном смысле этого слова, то имели явные наклонности пренебрегать своими обязанностями при малейшем ослаблении контроля. Они ненавидели утомительную рутину регулярной учебы. В отличие от офицеров нашей страны у них не было никакой тяги к развлечениям за порогом собственного дома, а во время праздников они явно предпочитали обильные возлияния и долгий сон в своих жилищах. При построении новой дислокации командование армии сделало попытку избежать траты времени при стратегическом развертывании, обусловленном недостаточно развитой сетью железных дорог. С этой целью еще в мирное время значительное количество армейских частей развернули в непосредственной близости от границы. Можно было себе только представить, насколько однообразно проходила жизнь в таких приграничных армейских поселках, вдали от мест развлечений. Например, в Термезе, на границе с Афганистаном, не было ни одного теннисного корта, хотя гарнизон города насчитывал от 150 до 200 офицеров. Поэтому неудивительны регулярные случаи самоубийств среди офицеров этого гарнизона.

Большая часть вакансий на должности командиров пехотных и кавалерийских полков заполнялась за счет офицеров Генерального штаба и гвардейского корпуса или за счет тех, кто никогда не входил в штат данного полка. Естественным результатом этого стало то, что те, кто не отличался особым усердием в службе, всегда имели для себя оправдание: упорный труд не имеет никакого смысла. И таким людям было позволено занимать свои должности до достижения предельного возраста, после чего они спокойно отправлялись на пенсию, до этого момента не давая возможности расти по службе более грамотной и активной молодежи.

Распределение работ в командной цепочке было организовано слабо. Корпусным, бригадным и батальонным командирам приходилось не слишком много трудиться, в то время как командиров дивизионного, полкового и ротного звена перегружали административными мелочами. Постоянное написание писем и составление рапортов, по замечанию одного из писателей, являлось тем «злом», которое «было способно утопить любые полезные преобразования в море чернил». Это отнимало так много времени боевых офицеров, что к реальной боевой работе – подготовке своих солдат к войне – они могли приступить лишь после того, как были вымотаны, подобно выжатым лимонам. В 1913 г. командир одной из батарей в Средней Азии подсчитал, что ежегодно его батареи приходилось отправлять в адрес командования примерно 4500 писем и рапортов. Правда, при этом он сделал оговорку, что «их могло быть не больше 3500, но офицер интендантской службы был чересчур добросовестным»! Командир другой батареи, расквартированной в Казани, отмечал, что его подразделение ежегодно отправляет наверх по 8 тыс. писем.

Наиболее грамотные офицеры поступали в Академию Генерального штаба в слишком молодом возрасте, не успев вникнуть во все тонкости службы в полку и не имея опыта командования большим количеством солдат. Пройдя трехгодичный курс обучения в этом учебном заведении, они обеспечивали себе безостановочный карьерный рост при условии отсутствия трений с кем-то из влиятельных представителей вышестоящего начальства. Таким образом, у них отсутствовал дальнейший стимул проявлять инициативу на службе. В опубликованной в 1912 г. газетой «Русский инвалид» статье описывалась жизнь типичного офицера Генерального штаба. Обычно эти офицеры покидали стены академии, успев прослужить по 6–8 лет. Предполагалось, что после этого в течение двух лет они будут командовать ротой или эскадроном, однако это условие редко соблюдалось. Последующие 4 года проходили на одной из второстепенных должностей в штабе дивизии, корпуса или крепости, и получалось, что молодому офицеру приходилось видеть солдат только во время учений. «Через шесть лет после окончания академии, то есть имея выслугу 12 или 14 лет службы, офицер Генерального штаба становится подполковником. Потом он потихоньку перебирается в штаб своего округа или армии, но характер службы остается прежним. Он никогда ничего не решает и никогда не выражает свое мнение. Он проводит время, занимаясь проверкой и скрупулезным выполнением чужих решений. Единственные качества его характера, которые он при этом имеет возможность развивать, – это самоконтроль и предельно преданное уважение к тем, от кого, как он знает, зависит его продвижение по службе». Прежде чем получить назначение на должность полкового командира (обычно это происходит после 23–26 лет службы), офицер Генерального штаба имеет непосредственный контакт с солдатами в течение лишь одного относительно продолжительного периода времени – когда он четыре месяца проходит стажировку на должности командира батальона или офицера управления, если речь идет о кавалерийском полке. Несмотря на весь пессимизм статьи, будет честным отметить, что офицеры Генерального штаба сумели продемонстрировать во время войны, что действительно являются элитой армии.

1.Д ю й м – единица длины в ряде стран = 2,54 см. (Примеч. ред.)