Loe raamatut: «Простые сложности»
Глава 1
Нина
Сегодня ужасный день. Нет, не так ‒ омерзительный. Начавшийся пролитым кофе на брюки и закончившийся заседанием суда, на котором я официально стала разведённой женщиной. Через десять дней решение вступит в силу, и на четырнадцатой странице паспорта появится штамп, подтверждающий мою свободу. Но главное сделано: Орехова станет Савёловой, вернув себе прошлую жизнь.
Единственная радость прямо сейчас скачет рядом, крепко сжимая мою ладонь. Егор пока не понял, что наш папа стал воскресным, с редкими посещениями и мизерной помощью. Вряд ли сын вообще будет страдать по нему, привыкший к постоянным отлучкам и появлениям отца поздним вечером, когда уже спит.
‒ Мам, купишь мишек Барни? ‒ Сладкоежка не может пройти мимо магазина, чтобы не вытрясти какую-нибудь вкусняшку.
‒ Куплю.
Заходим в мини-маркет, бродим минут десять по рядам. Кроме сладкого нужны и нормальные продукты. Вспоминаю, что не обговорили с Яной меню на ужин, поэтому беру все на своё усмотрение. Сестра будет не против. Она никогда не против. До сих пор терпит меня в своей квартире только по причине нежелания стоять у плиты и заниматься домашними делами, да и попробуй угоди двум мальчишкам с непростыми запросами.
Медленно идём в сторону дома. Егор успевает измерить все попадающиеся ему по пути лужи. Весело прыгает и заляпывает штаны. Пусть радуется. Хотела бы я сейчас быть хоть на треть счастливой, как сын. С трудом отрываю его от интересного занятия и тащу на третий этаж, в квартиру, которая вот уже месяц является нашим домом.
‒ Привет, пакеты возьми, ‒ вручаю сестре продукты, снимаю обувь и ищу под слоем грязи своего сына. Даже лицо испачкано, не говоря уже обо всём остальном.
‒ Как прошло?
‒ Нормально прошло, ‒ топаю в нашу с Егором комнату за сменной одеждой.
‒ Нин, хватит молчать, ‒ таскается хвостиком следом.
Неугомонная младшая сестра иногда кажется мне старшей. Постоянно учит, осыпает наставлениями и советами. Раньше нужно было слушать, обращать внимание, когда люди рассказывали о похождениях моего мужа. Сейчас поздно.
‒ Нас развели. Всё.
‒ А алименты? А иск по разделу имущества? ‒ не унимается, начинает раздражать.
‒ Юрочка на правах генерального директора своей небольшой фирмы назначил себе заработную плату в пятьдесят тысяч рублей. Посчитай ‒ двадцать пять процентов на помощь сыну.
‒ Двенадцать пятьсот? Ты серьёзно? Нин, это ненормально.
Переодевшись, иду на кухню, чтобы взяться за приготовление ужина. Егор с Мишкой возятся в детской: слышны визги, а значит, мальчики снова дерутся из-за какой-то игрушки. Яна идёт следом. Садится за стол, пока я разбираю продукты.
‒ Знаю, но, увы, ничего сделать не могу, ‒ развожу руками. ‒ Вот так, Янка, двенадцать тысяч, и ни в чём себе не отказывайте. Кушайте ‒ не обляпайтесь, как говорится. ‒ К глазам снова подступают слёзы от обиды, непонимания и жалости к самой себе.
‒ Так, ладно. А имущество?
‒ Пока было предварительное слушание, на котором моему драгоценному мужу дали понять: не сможет договориться, предложив отступные, будем пилить его фирму. Дом он заблаговременно переписал на мамочку, поэтому там мне ничего не светит. А вот за остальное можно побороться.
‒ Требования выдвинула?
‒ Да, ‒ улыбаюсь, ‒ пять миллионов и машину. Мою машину, которую этот козёл нагло отобрал. Если согласится, смогу нам с Егоркой купить квартиру, нет ‒ превращу его жизнь в ад, вставляя палки в колёса. Если войду в его дело, он посрать без моего ведома не сможет, к тому же буду в курсе всех дел и финансовых операций, а прибыль будет делиться пополам.
‒ Он согласился?
‒ Ага, ‒ фыркаю, ‒ предложил забрать иск и только после этого пообещал выполнить все мои требования.
‒ Нин, ты же не заберёшь? Да? ‒ Янка подскакивает. ‒ Ты же знаешь, что иск на раздел имущества можно подать только один раз!
‒ Знаю, успокойся. Именно поэтому требую гарантий: подписываем документы у нотариуса о передаче денег и автомобиля, и потом я забираю иск. Нет ‒ пусть валит ко всем чертям.
Даже не знаю, как я решилась на подобного рода ультиматум. Юра всегда мастерски умел меня придавить, переманить на свою сторону, не оспаривая решений. Вот и сейчас выбрал привычную тактику, только не взял в расчёт, что обиженная и оскорблённая женщина проявит характер, не пойдёт на уступки, начнёт настаивать на своём. У меня есть трёхлетний ребёнок, за которого я несу ответственность. Уступлю сейчас ‒ не получу ничего. Необходимо бороться до конца.
‒ Молодец, Нинка! Горжусь! ‒ Сестра целует меня в щёку, обнимает. ‒ Наконец-то ты прозрела, реально оценив своего мужа. А то всё «мы будем вместе до самой старости и умрём в один день». Тьфу быть такой наивной.
‒ Не наивной, Ян, влюблённой. Это разные вещи.
‒ Возможно, но, слепо следуя за своим Юрочкой, ты совсем забыла, кто ты. Растворилась в нём настолько, что, кажется, потеряла саму себя.
‒ Всё не совсем так…
‒ Так, Нин. Вот когда тебя спрашивали, как у тебя дела, ты что отвечала? ‒ Задумываюсь на секунду, вспоминая, когда кто-то, кроме сестры и мамы, интересовался моей жизнью. ‒ А ты говорила: Егорка здоров, у Юры всё хорошо, бизнес развивается, дом обставили… А человек-то спрашивает, как дела у тебя, понимаешь? Его ты интересуешь, а не твой волшебный муж. А тебе есть что ответить?
‒ Наверное, нет, ‒ пожимаю плечами.
‒ Вот именно. Поэтому налаживай свою жизнь. А вот когда всё у тебя придёт в норму, поверь, и Егору будет хорошо.
Умом я понимаю и принимаю мнение сестры, вот только сердце ещё поскуливает от сожаления потерянных лет. Я любила человека, который уже давно этого не заслуживал и развлекался с другой женщиной.
‒ Так и сделаю. Только немного в себя приду, ‒ стараюсь улыбнуться, но жалкая попытка сразу вызывает у сестры недовольное цоканье. ‒ Устала ты от нас, да?
‒ Нет, конечно. Не говори ерунды. Как Саши не стало, мы с Мишкой вдвоём. Сейчас ему хоть компания есть ‒ Егор. Дерутся, правда, не на жизнь, а насмерть, но это ничего ‒ характер закаляется. Пусть учатся договариваться, ‒ поднимается, чтобы сварить кофе, аромат которого разливается по кухне и приятно щекочет ноздри.
‒ И мне свари, ‒ пристраиваюсь к Янке.
‒ Обязательно, ‒ берёт турку побольше, в расчёте на двоих. ‒ Мама звонила, ‒ начинает издалека, хотя я и так знаю, что сестра скажет дальше. ‒ Спрашивала, почему ты с внуком не хочешь жить с ней. У неё просторная трёшка, места всем хватит.
‒ Потому что я не готова к длинному разговору с ней. Как всегда: «я же говорила», «нужно было смотреть, за кого замуж выходишь», «Юра твой изначально не вызывал доверия». Я всё это уже слышала.
Слышала и хорошо помню, как именно мама просила подумать, когда Орехов сделал мне предложение. Но тогда, шесть лет назад, мне казалось, что я встретила настоящую и единственную любовь, которая перенесёт все ураганы и штормы, оставшись глубоким чувством. По сути, эта самая любовь не вынесла любвеобильности моего мужа.
‒ Не брать трубку как минимум некрасиво. Мама переживает. Позвони, поговори. Я предупредила её, что пока не стоит давить на больное и читать тебе нотации ‒ сделает только хуже. Я и так месяц прыгаю вокруг тебя, стараясь вернуть к жизни. А ещё суд по имуществу, за который ты переживаешь не меньше. Радовался твой Орехов, что стал свободным?
‒ Ещё бы, ‒ отхожу к окну, уставившись в одну точку. Ранняя весна не радует противным дождиком и пронизывающим ветром. ‒ Побежал к своей Ирке сообщить радостную весть. Так кричал, что хочет развода, аж стёкла звенели в зале суда.
‒ А ты не хотела подумать?
‒ Нам давали тридцать дней на раздумья, положенные по закону. Больше не имеет смысла. Ничего не изменится, так зачем тянуть?
Вспоминаю довольную рожу Орехова, вылетевшего из суда на крыльях любви. В машине его ждала Ира. Я видела её и раньше, когда муж утверждал, что Лесникова оказывает ему помощь в некоторых вопросах как юрист и их связывают исключительно рабочие отношения. Оказалось, что вместе они уже больше года и как только Юра выпроводил нас с Егором из дома, туда въехала Ира. Выбросила оставшиеся вещи, которые были мне дороги, и «вычистила» дом от свидетельства моего присутствия. Лидия Павловна, моя свекровь, как оказалось, была в курсе отношений сына на стороне и всячески ему потакала. «Юрочке нельзя ничего запрещать» ‒ все шесть лет она, как мантру, повторяла одно и то же, молниеносно исполняя прихоти сына. Их отношения были настолько тесными, что звонила она по шесть-восемь раз в день узнать, что сынок кушал, пил, когда купался и куда ездил. Последним и, кажется, не главным вопросом была заинтересованность во внуке.
Егора она брала к себе редко. Прямо указывала ‒ ребёнка вы родили для себя. Зато моя мама никогда не отказывалась посмотреть за ним, когда мы с Ореховым отлучались. А когда? Сейчас и вспомнить не могу, когда мы проводили время вдвоём. В компании общих друзей, таких же семейных, как и мы, с его мамой, у родственников, но только не вдвоём. Это потом он мне сказал, что чувств больше нет, всё остыло и семья ему не нужна. Попытки выяснить наличие любовницы успехом не увенчались, потому что он бил себя в грудь и клялся в верности, а развод требовал, потому что больше не хотел жить со мной. И вообще ‒ мы разные. Эти два слова он повторял настолько часто, что через несколько месяцев я поверила. А ещё через время узнала, что у них с Лесниковой продолжительный роман.
А я-то всё копалась в себе, выискивая недостатки, которые можно исправить, подрихтовать, чтобы вновь стать ему интересной. Бессмысленно и глупо. Я только сейчас это понимаю.
‒ Нин?
‒ А? ‒ откликаюсь, встречаясь с озадаченным взглядом сестры.
‒ Ты плачешь.
‒ Да? ‒ смахиваю слёзы, улыбаясь. ‒ Это предпоследние, обещаю.
‒ Хватит уже страдать по своему Юрочке. Козёл он. Был козлом и останется им. Если ты думаешь, что с этой Ирой он другим будет, спешу тебя разочаровать ‒ нет.
‒ А вдруг? Вдруг будет внимательным, заботливым, чутким…
‒ Будет, ‒ утвердительно кивает сестра, ‒ до того самого момента, пока не остынет. А потом история повторится, только с Лесниковой. У таких мужчин всё происходит по накатанному сценарию. Изменения невозможны, потому что он сам остаётся прежним.
‒ Всё-то ты знаешь, ‒ обнимаю Янку. ‒ Умная ты у меня.
‒ Наверное. Кто знает, если бы Саша не разбился, остался жив, и мы провели больше времени вместе, возможно, и меня бы постигла такая участь, ‒ пожимает плечами, а затем поднимается, чтобы разлить кофе по чашкам. ‒ Его не стало на пике наших чувств, именно по этой причине вспоминается только хорошее. Именно поэтому до сих пор больно.
Ворвавшись со своими проблемами и переживаниями, совсем забыла, что только-только минул год со смерти Саши. Яна ревёт по ночам в подушку, уверенная, что я ничего не слышу.
‒ Ты бы нашла кого-нибудь, ‒ предлагаю. ‒ Просто для физического удовлетворения. Тебе всего двадцать пять.
‒ Я нашла. Пару раз встретились ‒ не моё. Неинтересно, не цепляет, всё холодное. С Сашей было по-другому.
‒ Как с ним, никогда не будет больше. Ты же понимаешь?
‒ Да, ‒ соглашается, но глаза выдают надежду на повторение утраченного счастья. ‒ Я не хочу быть с мужчиной ради мужчины. Хочу, чтобы зацепило, ёкнуло, откликнулось где-то внутри. Пресловутых бабочек, в конце концов, которые там где-то порхать должны. На меньшее не согласна.
‒ Я тоже. Теперь на меньшее не согласна, ‒ вторю ей эхом, понимая, что совсем не хочу ничего.
Достаточно разрушающих чувств, самопожертвований и ущемлений себя. Теперь всё будет иначе.
‒ Так, ладно, минутка жалости к самим себе закончена. Какие планы? ‒ Янка, будто очнувшись, даже подпрыгивает, разгоняя навалившуюся тоску. ‒ С работой?
‒ Через неделю Егору три, а значит, я возвращаюсь в компанию. Даже не терпится, если честно. Нужно было выходить, когда ребёнку исполнилось полтора, тогда бы я не оказалась в таком беспомощном состоянии, но Юра убедил меня посвятить больше времени сыну, утверждая, что маленьким он будет только один раз. Дура! ‒ прыскаю в сердцах, который раз укоряя себя в доверчивости.
‒ Не дура, Нин. Ты была уверена, что живёшь за каменной стеной, а оказалось, что это всего лишь картонная ширма.
‒ Именно так, ‒ запускаю пятерню в волосы, взъерошив их. ‒ А в итоге меня выпроводили с ребёнком без гроша в кармане. И оказалась, что дом строила не я, вкладывалась не я и с фирмой помогала не я. Наверное, кирпичи нужно было класть наравне с рабочими, ‒ хмыкаю, ‒ тогда бы мои усилия были засчитаны.
‒ И раствор замешивать вручную. ‒ Яна закатывает глаза. ‒ Хотела бы я посмотреть на это зрелище, ‒ тихонько хихикает, разбавляя обстановку. ‒ Как-то интересно получается: дом строил для семьи, а собственник – мама.
‒ Не интересно ‒ грамотно. Он ведь понимал, что рано или поздно мы разведёмся: или Лесникова развод от него потребует, или я узнаю. И предусмотрительно переписал имущество. Дом на маму, машины на фирму, включая мою, и Юрочка у нас – генеральный директор с зарплатой в пятьдесят тысяч при годовом обороте фирмы в пятьдесят миллионов. Просто чудно, ‒ шепчу, вздыхая.
Снова и снова прокручиваю каждое слово, действие, отлучку, пытаясь вспомнить, а когда наступило то самое начало конца?
‒ Ну ничего, ‒ Яна успокаивает меня, поглаживая по плечу, ‒ уверена, что суд разделит имущество по закону. Тогда ему придётся выбрать, и вряд ли он согласится иметь тебя в качестве делового партнёра. Пусть откупается. Да и Ирка не позволит лишние контакты с бывшей женой.
‒ На это и надежда. ‒ Надежд на самом деле много, вот только не всегда всё происходит так, как человек предполагает. ‒ Ян, ты не думай, я всё тебе отдам, что занимала. До копеечки. Мне бы только на работу выйти, влиться, а там проще станет.
‒ Я и не думаю, ‒ пожимает плечами. ‒ Когда Саши не стало, вы с мамой мне помогали во всём. Теперь моя очередь.
‒ Да что я там помогала…
‒ Помогала, Нин, не спорь. А лучше деньги, что Орехов давал, откладывала бы на чёрный день, чтобы запас был.
‒ Никогда не думала, что этот самый чёрный день наступит, наверное, поэтому на моей карте пусто. Я ему доверяла.
‒ В следующий раз будешь умнее.
‒ В какой такой следующий? ‒ удивлённо смотрю на сестру, не понимая сути сказанного.
‒ Обычный. Тебе двадцать восемь. Ты же не думаешь, что до конца дней проведёшь в одиночестве, страдая по Орехову.
‒ Не-е-ет, ‒ отрицательно мотаю головой. ‒ Просто в ближайшее время не хочу вступать в новые отношения. Мне бы старые переварить.
‒ А знаешь, ‒ Янка садится напротив, хитро улыбаясь, ‒ чтобы забыть старую любовь, нужно с головой окунуться в новую.
‒ Как Орехов?
‒ Ну нет, ‒ сестра недовольно фыркает, ‒ Орехов поступил, как подлец: создавал вид примерного семьянина, при этом имея стабильные отношения на стороне. Нужно найти неженатого, свободного, готового к отношениям мужчину.
‒ Где, интересно? Дать объявление? ‒ смеюсь, представляя, как мы с Янкой устроились перед ноутбуком, отбирая кандидатов или, того хуже, рассылая моё резюме.
‒ Сам найдётся. Вот увидишь. Только в женатого не вляпайся, а?
‒ Тьфу на тебя, этого ещё не хватало!
‒ Я тоже такого же мнения.
Нашу беседу прерывает истошный визг, что означает ‒ бой начался. Причина может быть разной: игрушка, которая понадобилась одновременно обоим мальчикам, или пульт от телевизора.
‒ Пойдём разнимать наших гладиаторов. ‒ Янка закатывает глаза и, настроившись на разборки, бежит в детскую.
Глава 2
После развода прошло несколько дней. Орехов пропал, на связь не выходил и встреч с сыном не искал, вероятно, до сих пор праздновал воссоединение с Ирой. Да и зачем чужой женщине его ребёнок при условии, что своих у неё нет. С Егором нужно возиться, играть, кормить и следить, чтобы не вляпался куда не нужно. В последний год ребёнок был полностью на мне, а Юра лишь иногда делал вид, что заинтересован делами семьи. По факту же он просто жил, как ему удобно, иногда возвращаясь домой.
Через пять дней у сына день рождения, а значит, мне пора выходить из декретного отпуска. Сегодня пятница, а я всё не решаюсь позвонить своей начальнице и обговорить с ней важные вопросы. Тяжело возвращаться после трёхлетнего перерыва, к тому же сейчас не совсем удачный момент в жизни, и я больше похожа на разбитое корыто, которое нехило помотало в шторме, чем на отдохнувшего человека, готового с энтузиазмом приступить к выполнению своих обязанностей.
Миша и Егор в садике, Яна, обложившись бумагами, работает за компьютером, а я скитаюсь по квартире в поисках занятия. Разбираю вещи, открывая одну за одной коробки, и раскладываю в шкаф. Я немного набрала в весе за время декрета, не всё застёгивается, и появляется новая проблема ‒ мне практически не в чем идти на работу. Строгий офисный стиль, которого придерживаются все в компании, требует определённых вещей, на которые сейчас денег у меня совсем нет. Первую зарплату я получу только через месяц, а до этого момента снова придётся занимать у сестры. Она молчит, принимая мою сложную ситуацию, но, в конце концов, ей и самой нужно на что-то жить, ещё и ребёнка обеспечивать.
Снова опускаются руки и просыпается жалость к самой себе. Кажется, это не просто чёрная полоса, которая со временем должна смениться белой, а бесконечная тёмная дорога без долгожданного выхода к свету. Изо всех сил стараюсь быть оптимистом, у которого стакан наполовину полон, но получается наоборот.
Звонок телефона отрывает меня от очередной коробки, а когда на экране высвечивается «Уварова», меня пронимает нервная дрожь. Моя начальница, не дождавшись, решила позвонить сама.
‒ Здравствуйте, Светлана Владимировна, ‒ начинаю с приветствия. ‒ Хотела вам позвонить, но отвлеклась…
‒ Ага, отвлеклась и чуть не забыла, что тебе на работу в среду выходить, ‒ прыскает в трубку, но по-доброму.
Главный экономист не отличается скромностью и сдержанностью, но такой уж у неё характер. Прямолинейная, часто жёсткая, но одновременно справедливая. Первое время мне с ней было тяжело, когда каждое высказывание примеряла на себя, но затем мне объяснили, что это привычное состояние Уваровой, не направленное на кого-то конкретного. Именно тогда я успокоилась, и между нами возникли вполне ровные отношения.
‒ Я помню.
‒ Только не говори, что решила уволиться.
‒ Нет, конечно. Я обязательно выйду.
К тому же сейчас работа меня спасёт во всех смыслах: поддержит в финансовом плане и поможет отвлечься от постоянного уныния.
‒ Так, слушай. Выходишь в понедельник, никакой среды. Я и так зашиваюсь.
‒ В отделе было четыре человека.
‒ Было. А стало два. Вершинина с мужем переехала в Питер три месяца назад. Артисевич упорхнула в декрет. Осталась Аня, но она новичок, много на неё не накинешь, да и медлительная, всё по десять раз проверяет, пересматривает. Не то что мы с тобой.
‒ Я ведь всего год до декрета отработала…
‒ И я сразу поняла, что ты схватываешь на лету. Нам вместе просто.
Проскакивающая похвала от начальницы греет внутри. Меня так давно не хвалили, что, кажется, я и забыла, как реагировать.
‒ Спасибо…
‒ Не спасибо, а на работу надо. Тем более, насколько я понимаю, теперь она тебе необходима. Или уедешь из Твери?
Новости о моём разводе быстро разнеслись. К тому же свекровь Уваровой живёт почти по соседству с нами, и сейчас соседи видят, что Орехов приезжает с другой женщиной.
‒ Не уеду. Не планировала. Все мои здесь, да и ехать некуда, собственно.
‒ Вот и ладно. Кстати, у нас новый босс, ‒ торжественно объявляет Светлана Владимировна.
‒ А куда делся Авдеев? ‒ даже оседаю на кровать, вспоминая противного, злого, вечно брызгающего слюной Игоря Олеговича.
‒ Ой, так удивилась-то, будто человек он был хороший, добрый, понимающий, ‒ цокает. ‒ В кавычках, конечно. Всем офисом радовались, когда его сняли.
‒ А за что?
‒ Взял то, что не положено, у тех, у кого брать нельзя. Большего сказать не могу.
‒ Поняла.
Вероятно, Авдеев решил, что руководители компании много зарабатывают, и немного взял себе. Немного превратилось в значительно, на чём и погорел. Жадность до добра не доведёт.
‒ У тебя ребёнок в сад ходит?
‒ Да.
‒ Вот и отлично. Жду в понедельник к восьми.
‒ До встре… ‒ не успеваю закончить, как женщина скидывает звонок.
Она в своём репертуаре. Это просто я отвыкла от неё, да и от своих задач в целом. Но срок окончания декретного отпуска мне на руку. Я ещё не была в офисе, но уже хочу, чтобы выходные пролетели быстрее. Настолько засиделась дома, погрязнув в ребёнке и кухне, что сейчас для меня любой выход в люди сродни праздничному событию.
‒ Янка, ‒ кричу, ещё не дойдя до комнаты сестры, ‒ мне в понедельник уже на работу, ‒ торжественно заявляю, остановившись в дверях.
И только потом внимательно смотрю на сестру, забыв, что она может консультировать клиента по телефону или по видеосвязи.
‒ Отлично! ‒ Сестра вскакивает. ‒ Ты рада?
‒ Очень. К тому же противный босс Авдеев, которого все не переваривали и старались избегать, ушёл. Точнее, его ушли.
‒ А за что?
‒ Не знаю, но вряд ли это было добровольным решением, ‒ хмыкаю, показывая Янке, что когда-нибудь этот жук должен был понести наказание за издевательства над персоналом.
А издеваться он умел: то работаем до восьми вместо положенных до пяти, потому что он отчёт не успел сдать; то в Москву начальники отделов с документами за него едут за свой счёт; то в выходные работаем, потому что дедлайн по всем фронтам.
‒ На работу есть в чём пойти? Ты вроде говорила, что на размер поправилась и многие вещи малы.
‒ Есть, ‒ махнув рукой, разворачиваюсь, чтобы прямо сейчас проверить это самое «есть».
После часа примерок у меня остаётся пара брюк, юбка, несколько рубашек и два костюма. Негусто, но на первое время хватит, а с полученной зарплаты можно будет докупить нужное.
‒ Да, скромно, ‒ вздыхает Янка.
‒ Что есть.
‒ Помнится мне, ты была страшной модницей. Любила строгий стиль и туфли на высокой шпильке.
‒ И сейчас люблю, ‒ вытаскиваю две коробки с великолепными лодочками синего и зелёного цветов. ‒ Слава богу, хоть размер ноги не изменился. Успела забрать всю обувь из дома Орехова, свои вещи и Егора.
‒ Много твоего там осталось?
‒ Нет. По мелочи, но и этого очень жалко. Альбом Егорки не забрала, в который вкладывала все его фото с самого рождения ‒ это ценное. Но Ирка выбросит. Для неё это важности не имеет, ‒ пожимаю плечами, вновь хлюпая носом.
В доме Юры осталось множество вещей, которые мне были дороги. На сборы мне выделили три часа, и, растерявшись, в спешке о многом я просто не вспомнила, забирала самое основное.
‒ В очередной раз козёл. ‒ Янка бьёт по кровати кулаком, поджимая пухлые губы.
‒ Ладно, ‒ смахиваю слезинки, ‒ всё уже сделано. Сейчас мне нужно строить свою жизнь заново, без надежды на его помощь. Представить, что я одна, совсем, и рассчитывать могу исключительно на себя.
‒ У тебя есть мы. ‒ Сестра начинает спорить. ‒ Мы всегда поможем.
‒ Я знаю, ‒ присаживаюсь рядом и беру её ладонь в свою, мягко поглаживая. ‒ Но я не могу постоянно скидывать на вас с мамой свои проблемы. Мне нужно учиться жить без чьей-либо поддержки.
‒ А я помогу, да?
‒ Конечно! К тому же вряд ли первые дни я смогу забирать Егора из садика, справишься?
‒ Ты ещё спрашиваешь? ‒ фыркает. ‒ Вместе с Мишей. Да даже если Мишка болеть будет, Егора отведу и приведу.
‒ Знаешь, ‒ задумавшись, застываю, ‒ мы у тебя месяц живём, и Егорка не болел ни разу. В доме Орехова с больничного не вылезали.
‒ Я тебе говорила, что аура там плохая, ‒ тычет в меня пальцем. ‒ А всё потому, что свекровь твоя кого только не приводила на смотрины: посмотрите, какой Юрочка дом построил; посмотрите, какие окна большие; посмотрите, какие двери поставил. Типа, он сам это, своими нежными ручками сделал.
‒ Да, меня этот момент раздражал, но слова же нельзя было сказать.
‒ Зато у меня никаких посторонних, смотрин и твоей свекрови. ‒ Янка довольно улыбается. ‒ Кстати, бывший босс уволен, в компании новый? ‒ Ее серые глазки загораются.
‒ Насколько я поняла со слов Светланы Владимировны, да.
‒ А представляешь, там мужчина-красавец, которому ты сразу понравишься?
‒ Да брось, ‒ кривлюсь, ‒ может, не мужчина, может, не красавец. И вообще, сейчас я не готова к отношениям. Мне бы эти прожевать и проглотить.
‒ Глотай быстрее, а? ‒ фыркает сестра и поднимается, чтобы потянуть меня на кухню. ‒ А то два года жевать будешь.
‒ Я стараюсь, ‒ вспыхиваю, в который раз собираясь объяснить сестре, что невозможно за такое короткое время вырвать Юру из души и памяти.
Мы болтаем за готовкой ужина. Яна периодически отвлекается на своих клиентов. Бойкая блондинка с серыми глазами и подвешенным языком, она импонирует людям, привлекает их внимание. Скромничает, когда рассказывает об одном возможном мужчине, потому как ей часто оказывают знаки внимания даже на улице, в кафе, в торговом центре. Мужчины не стесняясь подходят знакомиться; она не грубит, но ясно даёт понять, что продолжать общение не намерена. После смерти мужа довольно быстро пришла в себя, но это благодаря лёгкому характеру и Мишке, который требовал внимания. Возможно, не готова к новым отношениям, а возможно, просто ждёт того, на кого откликнется её сердце.
К пяти еду в сад и, забрав мальчишек, возвращаюсь, обязательно посещая магазин. Маленькие попрошайки готовы вынуть душу, лишь бы им перепало что-нибудь сладкое. Денег у меня по минимуму, но Егору всё же стараюсь покупать желаемое. Не каждый день, но ребёнку отказать не могу.
Как только мы входим в квартиру, малышня переодевается и бежит на кухню, где Яна уже накрыла ужин. Едят с удовольствием, соревнуясь в скорости поглощения еды. Я против запихивания без нормального пережёвывания, но Егор хотя бы ест, что уже радует. Обычно я почти ничего не могу в него затолкать или же заставить съесть по минимуму, но Мишка своими соперническими выходками подстёгивает и брата. Пусть лучше так. Мы ужинаем вчетвером, планируя наступающие выходные, когда звонит мой телефон.
А вот и наш папаша про нас вспомнил.
‒ Что надо? ‒ приветствия он точно не заслужил.
‒ А ты почему со мной так разговариваешь? ‒ вспыхивает Орехов.
‒ А мне нужно в ножки падать при звуках твоего голоса? ‒ Янка показывает палец вверх, поддерживая. ‒ Ты ещё в понедельник стал мне никем.
‒ Алё, детка, у нас общий ребёнок…
‒ О котором ты неделю не вспоминал, ‒ заканчиваю фразу, слышу, как Юра пыхтит в трубку. Выхожу из кухни, чтобы дети не слышали нашей беседы. ‒ Ещё раз спрашиваю ‒ что надо?
‒ Хочу взять Егора на выходные.
‒ Да? А Егор хочет?
‒ Хочет. Уверен. Он соскучился по папе.
‒ Ну давай спросим, ‒ возвращаюсь на кухню и включаю громкую связь, обращаясь к сыну: ‒ Егорка, папа предлагает тебе провести с ним выходные, ты поедешь?
‒ Нет. Я хочу с Мишей играть в солдатиков. И завтра ты в парк пойти обещала, ‒ отнекивается мой ребёнок.
‒ Егорка, сынок, ‒ сладко поёт Орехов, ‒ папа соскучился по тебе. А в парк вместе сходим ‒ ты и я.
‒ Я хочу с мамой, тётей Яной и Мишей.
Переключаюсь на обычный режим, снова выхожу из кухни.
‒ Слышал? Ему никто не подсказывал.
‒ Ты не даёшь мне ребёнка! ‒ заводится. ‒ Запрещаешь видеться! Я обращусь в опеку!
‒ И? Дальше?
‒ Они отберут у тебя Егора.
‒ С чего вдруг? ‒ завожусь, начиная злиться.
Сжимаю и разжимаю пальцы, успокаивая себя, пытаясь не сорваться на крик и оскорбления. Яна говорит, что мне нужно разговаривать с ним спокойно, без эмоций, не позволять провоцировать, разжигая пламя злости.
‒ Ты безработная! А алименты двенадцать тысяч!
‒ Алименты своему сыну платишь ты. Если ты оценил его потребности в такую сумму, это только на твоей совести. На работу выхожу через два дня. До декрета я имела вполне приличную зарплату в «Эвите», меньше она не станет, даже больше, ‒ безбожно вру, потому как даже не поинтересовалась у Светланы Владимировны о получаемой сумме. ‒ Ещё вопросы?
‒ У тебя жилья нет.
‒ Я прописана у мамы, Егор, соответственно, тоже. Квадратные метры предполагают размещение троих человек без стеснения и ограничений.
‒ Но живёшь ты у сестры!
‒ У неё не однушка, мы вполне хорошо себя здесь чувствуем вчетвером. А потом я куплю своё жильё.
‒ Ха-ха, на твои условия я не согласен! ‒ фыркает. ‒ Не жирно-то пять миллионов, милая?
‒ Не жирно, ‒ повышаю голос, рявкая на Орехова. ‒ Не согласен с моими условиями ‒ поделим фирму пополам. По закону мне полагается половина от совместно нажитого имущества.
‒ Ты ничего в этой фирме не делала! ‒ Истерика Юрочки нарастает, а голос сквозит звенящими нотками. ‒ Это всё моё!
‒ А закон считает по-другому, увы, не учитывая твоих желаний, ‒ бросаю равнодушно.
‒ И откуда ты знаешь? ‒ верещит. ‒ Мне уже сказали, что ты мужика нашла, следователь прокуратуры какой-то. Он помогает? Рассказывает, как оставить ни с чем бывшего мужа?
От предположений Орехова я на минуту теряю дар речи, осмысливая сказанное. То есть вот как он считает: развелась и в койку к другому. А что мелочиться, время-то терять? Необходимо навёрстывать упущенное время, которое я прожила с безразличным мужем.
‒ У меня достаточно мозгов, чтобы открыть интернет и прочесть статьи. Для этого не требуется быть юристом. Всё понятно.
‒ И когда это ты такой самостоятельной стала? То в рот мне заглядывала, ожидая подачки, а то глаза от земли оторвала, поверив в себя.
А ведь всё верно он говорит ‒ заглядывала в рот. Ждала, просила, угождала, шла навстречу, избегала ссор и скандалов, а мне в душу плюнули, нагадили, не позаботившись о моих чувствах.
‒ За каждой успешной женщиной стоит козёл, который помог ей стать самостоятельной, ‒ выплёвываю, ядовито ухмыляясь.
‒ Сука!
‒ Не больше, чем ты.
‒ Ты ничего не получишь, овца тупая, слыши…
Скидываю звонок, блокирую номер Орехова. Не хочу выслушивать очередную порцию гадостей.
Теперь я понимаю, что значит выражение, которое сестра постоянно мне повторяет, ‒ «будь проще». Это не о том, чтобы терпеть всякого рода унижения, оскорбления, безропотно принимая ненужную грязь; насиловать себя общением с неприятными людьми; засовывать собственное мнение глубоко и надолго, чтобы не дай бог не вызвать негатива у других. Это о другом ‒ нужно быть проще в плане отношения к жизни и людям. Не переживать из-за пустяков, не принимать мимолётный негатив, ничего не доказывать посторонним людям. Всё, что важно: родные и близкие рядом, здоровы и живы. Не твоё – отвалится само собой, как засохшая грязь с ботинок.
Tasuta katkend on lõppenud.