Кое-что из жизни воронов и не только…

– В футбол? – поразился я. – А разве боги играют в футбол?

– Играют, и ещё как, – усмехнулся Локи. – Скоро сам в этом убедишься.

– А в каких вы отношениях с христианством? – задал я вопрос, который давно меня волновал.

– А ни в каких, – мгновенно отреагировал гость. – Оно нас не замечает, мы – его. Благо, места во Вселенной всем хватает. Ведь мир людей, мы называем его Мидгард, является лишь одной из девяти сфер реальности. Кроме него есть Асгард, где живут АСЫ, Ванахейм, населённый ВАНАМИ, Хель – царство мёртвых, Лессальфхейм, обжитый эльфами, Свартальфхейм с жителями в виде гномов, Етунхейм – царство сил хаоса, Муспелльсхейм и Нифльхейм, порождающие соответственно Мировой Огонь и Космический Лёд. Мидгард, кстати, занимает срединное место между энергиями Огня и Льда.

– А разве у льда есть энергия? – спросил я.

– Конечно, – кивнул Локи. – Только со знаком «минус», что обеспечивает баланс температур на земном шаре. А вообще-то, ты знаешь, всё это деление на сферы давно устарело и существует лишь благодаря приверженности к старой бюрократической системе моего братца Одина, закрывающего, кстати, глаза на проделки своего приятеля Тора. Он, представляешь, живёт в открытую с богиней эроса Фрейей в Асгарде, хотя она по происхождению ВАНКА. Его жена Гефьен – богиня добродетели неоднократно просила Одина пресечь творящееся у него под носом безобразие, но тот делает вид, что ничего не замечает. Он вообще многого не замечает. Того, в частности, что Тор взял себе в команду лишнего игрока – бога физического совершенства Фрейра.

– Фраера? – поразился я. – Ничего себе, имя у бога!

– А ведь он точно фраер! – взвеселился Локи, громко расхохотавшись. – Ну точно, ну просто лучше не скажешь! Представляешь, этот Фрейр, он, кстати, брат Фрейи, потому его Тор в команду и взял. Так вот этот фраер Фрейр, занимая фактически пост министра спорта и туризма, в спорте ничего не смыслит, и на поле ни на что, кроме подлых подкатов сзади, не способен.

– Это ты опять о футболе говоришь? – уточнил я.

– Нну, – довольно ухмыльнулся Локи. – Футбол в наше время – это и есть главная мировая религия, а ортодоксы ведущих конфессий всё спорят между собой, кто круче, не понимая, что давно уже находятся на обочине мэйнстрима. Впрочем, эту тему мы обсудим как-нибудь в другой раз. А сейчас ты мне скажи, – ты надумал с Гаршавиным разобраться?

– Надумал, – кивнул я. – Ты говорил, что можешь сделать так, что урода уволят из издательства и никуда больше не примут. Так вот делай, я согласен, и заплачу, сколько скажешь.

– В том, что заплатишь, даже не сомневайся, – усмехнулся Локи. – Только делать будем вместе – ты и я. А вернее, ты и два моих ворона – Хугин и Мунин.

– Кто? – оторопел я. – Ещё раз повтори – кто?!

– Два моих ворона – Хугин и Мунин. Хугин олицетворяет силу интеллектуального мышления, а Мунин – мышления рефлекторного, больше известного, как «память». Твоя задача позвонить Гаршавину, вызвать его на разговор и заставить произнести имена воронов. Произнеся: «Хугин», он в ту же секунду лишится интеллекта, «Мунин» – памяти.

Я поднял брови.

– Как же, интересно, я его заставлю?

– Твоя проблема, – пожал плечами Локи. – Впрочем, подсказать могу. Скажи, что написал новый роман из жизни роботов и название придумал «Хугин и Мунин», но не уверен в его благозвучности. Типа, как на ваш вкус, прошу совета, Короче, прикинься идиотом.

– Да с таким названием и прикидываться не надо. Сразу станет ясно – звонит идиот, с которым в принципе не стоит разговаривать, и уж, как минимум, повторять его идиотские придумки.

– Повторит, никуда не денется! – по-волчьи оскалился Локи. – Тем более, что нам, чтобы сделать его профнепрогодным, достаточно озвучивания им лишь одного имени. Причём, не важно Хугина или Мунина. Ведь редактору, тем более, главному, интеллект так же необходим, как и память.

Локи продолжал скалиться, а я вдруг вспомнил фрагмент исландской саги, слышанной недавно по радио. Не ручаюсь за точность, но текст был примерно таким:

«Руны нарезал на роге я, окрашены кровью те руны,

Слово такое я выбрал для рога свирепого зверя:

Из налитого питья я пью, сколько сам пожелаю,

И не боюсь злого демона Локи, имя которому Люцифер».

– Я не тот, о ком ты подумал, – быстро произнёс мой гость, внимательно на меня посмотрев. – Я самый добропорядочный и самый благожелательно настроенный к людям из всех богов Северного проекта. Ты можешь убедиться в этом, прочитав откровения прорицательницы Вельвы. Её сайт в «ЯНДЕКСЕ» так и называется «Маги, прорицатели, астрологи». Давай, не откладывая, зайдём на него, и закроем, таким образом, вопрос.

– К сожалению, не получится, – сказал я, действительно испытывая сожаление, переходящее в досаду. – Дело в том, что мой компьютер не подключён к интернету. Завтра с утра пойду в интернет-кафе и ознакомлюсь с откровениями прорицательницы. А до завтра, ты уж извини….

– Да я понимаю, – вздохнул Локи. – Пока человека не пробьёшь, нечего и думать идти с ним в разведку. Тебя я, кстати, не одну неделю пробивал. А, вообще, конечно, жаль. – Он ещё раз вздохнул. – Я-то надеялся, что мы сегодня сговоримся. Август-то ведь уже вот-вот наступит.

– А что ты запланировал на август? – осторожно поинтересовался я. – Нашу совместную разведку?

– Лучше, Вадим, намного лучше! – воскликнул Локи, впервые назвав меня по имени. – В августе нас ожидает грандиозное событие, можно сказать, праздник! И ты, я надеюсь, будешь равноправным его участником. Так что ты с Вельвой-то не откладывай. Завтра с утра пойди, как обещал, и ознакомься со всем, что написала обо мне эта достойная женщина.

*

Не знаю, с чего Локи решил, что в откровениях Вельвы он изображён положительным героем. На мой взгляд, старуха (а я думаю, все прорицательницы – старухи) сделала всё, чтобы выставить его в самом неприглядном свете. Это явствовало даже из той почти пародийной текстовой невнятицы, которая получается в результате перевода с одного языка на другой, осуществляемого компьютером в автоматическом режиме. Вельва писала на староголландском, и я, чтобы не быть голословным, приведу в качестве примера конечную фразу затёртой байки о героическом фламандском мальчике, которая в переводе на русский, выглядит следующим образом: «Мальчик вложил пальцы в лесбиянку, и тем спас город от наводнения». Почему компьютер решил, что щель в дамбе и лесбиянка – это одно и то же, – тайна сия велика есть. Хотя некоторые ассоциативные связи между ними, безусловно, просматриваются. Труднее понять, что имелось в виду, когда прорицательница, описывая разгульную жизнь Локи, сообщала: «Он любил шляться по локальным голландским кабакам, имевшим дружественную атмосферу коричневого кайфа и сильные, и переполненные современные тюремные решетки». Так и не поняв, какой коричневый кайф ловил сидевший за «сильными и переполненными современными тюремными решётками» Локи, я продолжил читать дальше и вскоре понял, что «подвигов» у моего знакомца, в самом деле, накопилось немало. Во-первых, он действительно при помощи заклинаний потопил Гиперборею, во-вторых, построил из ногтей мертвецов жуткого вида корабль под названием «Нагльфар», в-третьих, за деньги заговаривал тевтонским рыцарям мечи на турнирах, а в-четвёртых, был просто злокозненным плутом и вруном, постоянно огорчавшим мать и старшего брата Одина. Терпение последнего однажды лопнуло, и он лишил Локи звания бога-АСА, переведя его в разряд демонов. Сам Один, по словам Вельвы, был образцовым верховным божеством, и выглядел соответствующим образом – на коне, в шлеме, с бородой, вооружённый копьём, похожим на то, каким наш Георгий-Победоносец задолбил змея.

В том, что Один действительно один в один наш Георгий Победоносец (прошу прощения за каламбур), я убедился, когда взглянул на его изображение, для которого Вельва не пожалела целой страницы. Только выражение лица у него было чересчур гневное и беспощадное – даже в контексте предстоящей схватки с врагами. Но поразило меня не это. А присутствие на картинке двух больших воронов, как бы парящих над головой главного бога Северного проекта. Без сомнения, это были Хугин и Мунин, ибо Вельва открытым текстом сообщала: «Вороны, волки, конь и змея являются магическими животными верховного владыки».

«Плут он и есть плут», – подумал я. И выкатил ему свои претензии, когда он вечером того же дня припёрся ко мне домой.

– Старая жопа! – произнёс Локи, адресуя этот комплимент прорицательнице Вельве. – Давно видно сайт не обновляла, зараза! Веков семь, не меньше. Я ведь ещё в правление короля Ричарда II заполучил Хугина и Мунина, отдав за них братцу меч Драгвендиль. Он из-за этого меча чуть трона не лишился, поскольку слух пошёл, что Одину, типа, играть только в «Динамо». Вот ты прочитал у Вельвы, что я мечи, типа, за деньги заговаривал. И заговаривал. Только занимался этим не я один. Братец тоже приработка не чурался, хотя, его заклинания ни черта не действовали, и мои клиенты разрубали его клиентов сверху донизу. Особенно показателен в этом смысле поединок между Кетилем Генгом и королём викингов Фрамаром. Фрамар был отважным воином, при этом огромным, как медведь, плюс поддержка самого Одина, короче, все ставили только на него. А Кетиль Генг, он и был Кетилем Генгом, и ничего особенного ни в нём, ни на нём не было, кроме меча по имени Дрангвендиль, который я заговорил особенно удачно. Кстати, подонок Снорри Стурлусон в своей «Младшей Эдде» обвинил меня, что я, типа, перед поединком затупил меч короля викингов. Даже завывалку от имени Фрамара придумал: «…Думал ли я, что твоё остриё понапрасну рубило по ядовитым плечам, словно Локи тебя затупил!». Но это всё чушь полная, как ты понимаешь. Никакого меча я не тупил, хотя, повторяю, Драгвендиль заговорил так, что «ядовитые плечи» Кетиля Генга остались целы, а Фрамар оказался разрубленным на две половины. Вот тогда Один и заныл, – продай, и продай меч. Но я был тоже не прост, знал, что он собирается сдавать Драгвендиль в аренду и бабки таким образом качать. Поэтому запросил немало – двух его магических воронов, Хугина и Мунина. Братец вначале послал меня в етунхейм, но потом на обмен пошёл, затаив при этом злобу. Во что она вылилась ты знаешь из записок старой жопы Вельвы – меня дисквалифицировали – перевели из АСОВ в демоны, причём, навсегда. Представляешь, из-за какого-то паршивого меча родного брата….

– Ну да, – сказал я. – А кораблик из человеческих ногтей кто построил?

– А, «Нагльфар» – ничуть не смутился Локи, – Ну был период, когда я увлекался кораблестроением. Этот период прошёл. Теперь у меня другие увлечения. Так что не вижу необходимости оправдываться.

– И за Гиперборею не хочешь оправдаться?

– Конечно, нет. Потому что она затонула сама. Понимаешь, сама! Одно дело меч заговорить, другое – целый континент уничтожить. Сам подумай, кому это под силу! Если у подонка Снорри Стурлусона соображалка не работает, это его проблемы. Но не надо ему уподобляться.

– Да я и не думал ему уподобляться. Просто Вельва постоянно повторяет, что ты мастер заклинаний. Вот я и решил…

– В этом Вельва права, – нетерпеливо перебил он меня. – Я действительно кое-что смыслю в заклинаниях, потому что верю в силу слова и вообще всякого звука, будь то рёв, пение или шёпот. В какой-то степени я даже являюсь автором магического практикума под названием Гальдор, что в переводе означает «Крик ворона» или «Песнь ворона». Уже из названия ясно, что применяющие Гальдор маги воздействуют на удачу и судьбу при помощи звуков – упругих волн, распространяющихся в газах, жидкостях и твёрдых телах, и являющихся, по сути, всё той же энергией. Ей одной лишь под силу изменить существующую реальность. Свидетельством тому является рёв древнеримских амфитеатров и современных стадионов, изменявших соответственно ход гладиаторских боёв и футбольных матчей. Удивительно, что есть дураки, и их немало, верящие в магию рун или, ещё того смешнее, в фитнес-магию под названием Сейт. Эту хрень придумали богиня Фрейра и её брат-физкультурник, которого ты метко окрестил фраером.

– Это не я его окрестил, – начал было я, но Локи остановил меня движением руки.

– Ты лучше послушай, как они людям головы морочат, эти дети своего папы. Их отец Ньерд работает управдомом в Вальхалле. Это дворец Одина и одновременно чертог, куда попадают после смерти павшие в битвах воины, там они продолжают прежнюю героическую жизнь. Так этот Ньерд обворовывает их почём зря. А ведь они ветераны – кто без руки, кто без ноги, а кто и без головы! Впрочем, не о нём речь. Ты лучше послушай, какую фразу придумала Фрейра для привлечения простаков: «Воздействуя на психофизические сферы Вашего тела, Сейт поможет Вам обрести счастье!» Типа, навазюкайся магическими мазями, обмотайся магическими травами, выпей магической настойки и ну, изнурять себя на магических тренажёрах! Когда изнуришь до полного беспамятства, испытаешь счастье! Шарлатаны! Самые настоящие шарлатаны! Вот как девушка-дурнушка сможет обрести счастье при помощи Сейта?

– Будто она сможет обрести его при помощи Гальдора, – заметил я.

– Может! Еще как может! – нацелил на меня указательный палец Локи. – Она может подружиться со Словом и стать писательницей или поэтессой, а, если не хватит усидчивости или таланта, может примкнуть к какому-нибудь пассионарному движению, наподобие феминистского, участвовать в разнообразных акциях, ходить на митинги, орать там, чтобы заметили. Всё это, в конце концов, обеспечит ей общественное признание и являющееся на самом деле счастьем.

– Ну, может и так, – согласился я, не желая не спорить. – Ты лучше расскажи, что такое магия рун. Я что-то краем уха слышал об этом, но так толком ничего и не понял.

– О, это отдельная песня! – ещё больше оживился, заблестев глазами Локи. – Лохотрон под названием «бросание рун» держит мой брат Один, имея с этого неплохие бабки. Идея брать деньги за швыряние деревянных дощечек с вырезанными на них значками пришла ему в голову, когда он увидел в Швеции большое количество камней, которые веками сохранялись по берегам рек, на полях и вблизи населённых пунктов. Для шведов эти камни были тем же, что берестяные грамоты для новгородцев, имевших, как известно, привычку фиксировать наиболее значимые события каждого года. Типа, «язва, гибель для младенцев», «град», «урожай», «моросящий дождик, окалина», «лёд». Шведы тоже писали примерно о том же, но Один и взятый им в долю шведский король Магнус Эриксон объявили эти каракули древними, обладающими магической силой знаками, посвящёнными земле, воде, огню, духам добра и энергии. Ну, а дальше, дело техники. Типа, настрогали дощечек со значками, по шестнадцать штук в каждом комплекте, обозвали их рунами и обучили технике «бросания» всякий сброд, который принялся дурить народ на каждом средневековом перекрёстке. Кстати, руны «бросают» до сих пор, причём на космической карте, разделённой по кругу на восемь равных частей. Простаки верят, что руны, лёгшие по отношению друг к другу под углом сорок пять или сто тридцать пять градусов, предвещают удачу, в то время, как положение рун под девяносто градусов или сто восемьдесят – сулит неприятности. Есть, правда, и другие способы раскладывания рун, но я не хочу об этом распространяться, ибо это пустая трата времени. Я хочу прояснить главный для себя вопрос – достоин ли я твоего доверия?

– Твоя искренность, безусловно, вызывает уважение, – сказал я то, что думал. – Поэтому, скорее, да, чем, нет.

– Ну и что это означает?

– Означает, что я готов заключить с тобою сделку. Ты, кстати, в гульденах берёшь, в долларах или в евро?

– Деньги меня не интересуют, – тихо произнёс он, глядя мне прямо в глаза. – Меня интересует твоя душа.

*

«Каждый должен о чём-то думать, я вот думаю, – а не выпить ли мне ещё рюмочку?» Это была любимая присказка Жака Дорньера, и я подумал, что рюмочка или даже две мне бы сейчас совсем не помешали.

Надо ли говорить, что Локи тут же зазвенел бутылками за моей спиной.

– Возьми. – Он протянул мне стакан, до половины заполненный виски.

Я выпил, потом вернул стакан, изобразив большим пальцем «Ещё». Он снова налил, я снова выпил. И повторил жест.

– Может не стоит? – обеспокоился он, пряча бутылку за спину. – Хватит уже. Ведь правда хватит?

– Хватит, так хватит, – пожал я плечами. – Когда уйдёшь, я всё равно своё доберу.

– Да, – покрутил он головой. – Я, честно говоря, не ожидал, что цена так тебя ошпарит.

Я не хотел с ним разговаривать, но алкоголь заставлял мой язык двигаться, как секундант не желавшего драться боксёра. В конце концов, я спросил:

– А с чего ты вообще решил, что у меня есть душа?

– С того, что она у тебя есть, – заулыбался он, довольный видимо тем, что его не вышвырнули в окно. – Ты волка спас. – Он потрепал по загривку разлёгшегося у его ног Зорро. – И вообще, наличие или отсутствие души определяется очень просто – способен человек любить или нет. Ты любить способен, это сомнению не подлежит. И факт вручения мне души означает для тебя лишь то, что меня ты будешь любить чуть больше остальных. То есть, чуть больше жены, матери, детей, возлюбленной. Кроме этого от тебя ничего не потребуется, поверь мне.

– Ты голубой? – спросил, решив отбросить церемонии.

– Начинается! – Он завёл свои серые глаза к потолку. – Не ожидал, что ты мыслишь так примитивно. По-твоему, любить – это обязательно совокупляться? Да любить – это, в первую очередь, болеть за человека, переживать, вопить от радости за него и выть от обиды!

– Значит, ты хочешь, чтобы я за тебя переживал, вопя и воя?

– Да, – с серьёзным видом кивнул Локи. – Именно этого и хочу. А ещё я хочу, чтобы ты был счастлив и как писатель, и как человек. А счастливым ты сможешь стать, только если отомстишь Гаршавину. Конечно, писатели – особые люди. Все свои грехи и безумства, несчастья, любовь без ответа, физические недостатки, болезни, нужду, разбитые надежды, горести и унижения они могут обратить в материал и преодолеть, написав об этом. Всё недоброе, что с ними может случиться, они властны изжить, переплавив в тексты. Но подумай, хочешь ли ты изжить подобным образом душевную травму, которую тебе сознательно нанёс главный редактор «Гранады», фактически опустивший тебя? Если хочешь, то давай, пиши психологический роман, переживай в нём заново своё унижение, чтобы к концу заполучить катарсис – очищение состраданием и ужасом, в котором, кстати, Аристотель видел смысл искусства.

Локи продолжать вещать в том же духе, а я, представив себя за работой над романом, где мы с Гаршавиным – в качестве главных героев, содрогнулся от омерзения.

– Ага! – заорал Локи, бросив на середине очередную высокопарную фразу. – Не хочешь?! Не хочешь писать об ублюдке, пошёл он в етунхейм!

– Не хочу, – сказал я, отбирая у него бутылку. – И душу тебе продавать не хочу.

– О-хо-хо-хо-хо-хо, – завздыхал он, театрально обхватив руками голову. – Вольно же вам, людям, благородный акт вверения души называть «продажей»! Это всё старик Гёте виноват, сколько страстей вокруг доктора Фаустуса наворотил! А Фаустус, между прочим, Георг Сабеликус, был до встречи со мной простым бродячим астрологом, мечтавшим осесть в каком-нибудь тихом немецком городке. И таким городком мог стать для него Эрфурт, поскольку он составил для епископа Эрфуртского несколько удачных гороскопов. Но против Георга Сабеликуса усиленно интриговали монахи местного монастыря и настоятель церковь Северикирхе, обвиняя его в следовании практическим руководствам по магии – гримуарам, запрещённым инквизицией. В воздухе уже пахло дымом костра, на котором Фаустуса обязательно поджарили бы, если бы не вмешался я. Доктор вверил мне свою душу, а я разобрался с церковниками, устроив для монастырской братии то, что вы называете полтергейстом. Монахи разбежались, а настоятель церкви Северикирхе посвятил остаток жизни счастливому времяпрепровождению – выращиванию роз, ибо Мунин лишил его памяти.

– Классная история, – сказал я, оторвавшись от бутылки. – Нет, действительно, классная, я просто восхищён. И ещё восхищён вашим ругательством – «Пошёл в етунхейм!». Етунхейм, насколько я помню, это царство хаоса?

– Ага, – расплылся в улыбке Локи. – «Пошёл в етунхейм!» – это всё равно, что у вас – «Пошёл в задницу!».

– Понял, – кивнул я. – Пошёл ты, Локи, в задницу!

*

Он ушёл. И появился только через две недели. А я все эти две недели раздумывал над фразой, сказанной однажды Жаком Дорньером: «В день, когда вы решите продать вашу душу, вам станет ясно, что душа – излишество». Капрал-шеф сказал это, конечно, в шутку, не подозревая, что в контексте моей ситуации изрекает мудрость. Он вообще не подозревал, что существуют такие ситуации, как моя, потому что был нормальным человеком. Я же, скорее всего, был ненормальным, раз воспринимал Локи не как порождённый моим воображением трансцендентный образ, а как реально существующего языческого демона. И воспринимая его именно так, мучился бессонницей, постоянно задавая себе вопрос, – а на фиг мне душа? Ведь из родных у меня лишь мать в Твери, которой я помогаю материально, но с которой у меня никогда не было духовного родства. Жены нет, детей тоже. По крайней мере, тех, о которых я был бы осведомлён. Да и потом, если Локи прав, и писатель, творя, пытается себя обессмертить, то его произведения и есть его дети, которые, как он надеется, будут жить вечно. Не замахиваясь на жизнь в веках, я, тем не менее, сознавал, – увидеть свои романы изданными – это именно то, чего я хочу больше всего на свете. Сознавал я и то, что пока не разберусь с Гаршавиным, моей мечте не осуществиться. Ибо, как говаривал тот же Жак Дорьер: «Чтобы не утратить остальные желания, поддавайтесь, парни, желанию отомстить». В принципе, отомстить я мог и без помощи Локи – просто приехать в Москву и замочить гада. Но это только «в принципе», потому что я утратил способность убивать. Случилось это со мной на кофейной плантации близ Ямасукро, когда я увидел останки Бранко и Остапа, и ещё этого чёртова падальщика-грифа увидел, от которого меня чуть не вырвало. По-настоящему выворачивало меня уже потом, в госпитале. Врачи думали из-за сотрясения мозга, но я-то знал, – рвёт от отвращения к своему мачистскому поведению, выражавшемуся в готовности убивать по самому ничтожному поводу и быть убитым по поводу не менее ничтожному. Кстати, подлое поведение главного редактора «Гранады» тоже не являлось достаточным поводом для его убийства. И в этом смысле предложение Локи выглядело как самый, пожалуй, оптимальный вариант. Но в продаже души дьяволу было что-то до того омерзительное, что при одной мысли об этом волна тошнотворной дрожи проходила по животу. С другой стороны вспоминались такие, я бы сказал, положительные «дьявольские» образы, как булгаковский Воланд и брюсовский Демон – покровитель творчества, «со странно-длительной улыбкой на устах». У Локи, правда, улыбка была самая обыкновенная, но он также не производил отталкивающего впечатления.

Самым плохим было то, что я начал пить. И это не нравилось Зорро, который с глухим рычанием подходил к каждой оказывавшейся на полу по причине опорожнения бутылке, брал её зубами за горлышко и принимался мотаться по комнате, ища укромное место, чтобы спрятать, и не понимая, что прятать надо бутылку полную.

Однажды, когда он так мотался, в дверь позвонили. Он пошёл в прихожую вместе со мной, и, увидев Локи, бутылку не выпустил, а стал её как бы демонстрировать, укоризненно при этом на меня поглядывая. Впрочем, так как я был изрядно пьян, это мне, возможно, померещилось.

– Привет. – Локи сделав вид, что не заметил моего состояния, протянул руку.

Я ответил на рукопожатие.

– Проходи.

– Я билеты на футбол принёс, – сообщил он, усаживаясь в кресло. – Пойдёте?

– В смысле? – не понял я. – Я и Зорро, что ли?

– Ну, да.

– А волков разве на матчи пускают?

– У нас пускают, – усмехнулся он. – У нас они почётные гости. Играть-то будут «локи» и «торы». То есть, моя команда и команда Тора.

– Здорово! – восхитился я. – «локи» и «торы»! Это как российские «Локомотив» и «Торпедо». А «Динамо» у вас есть?

– «Динамо» впору моему братцу Одину возглавлять. Это он динамит людей, создавая организации, типа «Герметического Ордена Золотой Зари», «Готической лиги» или «Братства Сатурна». Впрочем, «динамит» – устаревшее слово и в данном контексте – неточное. Братец разводит простаков, обещая им, через своих клевретов, вроде Якоба Адлерберта, превратить их в языческих богов и богинь, которые, оказывается, живут в плоти и духе каждого человека, но находятся в состоянии дрёмы. Когда один из «сатурновцев» решил, что заплатил достаточно бабок, чтобы дремавший в нём Аполлон проснулся, он посреди Фицрой-сквера «сбросил земные одежды», и полицейские отвели его в участок. Пришлось его оттуда вызволять. Вернее, уже из психиатрической лечебницы, где бедолага, упорно отождествляя себя с богом, возлагал руки на других больных, чтобы даровать им исцеление.

– Мне кажется, ты не совсем справедлив к Одину, – сказал я. – Ведь он обманывает тех, кто сам обманываться рад.

– Не скажи, – покачал головой Локи. – Братец мухлюет, где только может. А насчёт справедливости, то о какой справедливости может идти речь, если в моей команде три игрока, а в команде Тора – четыре?

Я недоумённо поднял брови, и мой гость пояснил:

– Мы играем без вратарей, а количество игроков в команде может варьироваться от трёх до одиннадцати. При условии соблюдения принципа равного представительства сторон. Братец закрывает глаза на то, что Тор нагло нарушает это правило. Сам посуди – в команде «локи» – я сам и два моих ворона Хугин и Мунин, а в команде Тора, кроме него, – бог правосудия Форсети, у которого, как я уже говорил, два лица, и он видит, гад, что происходит сзади, затем бог слепой силы и конфликтов Хедр – тот ещё детина, и брат Фрейи Фрейр, являющийся, конечно, фраером, но фраером весьма опасным, специализирующемся на подлых подкатах сбоку.

– Да, ерунда какая-то получается, – посочувствовал я Локи.

– Да не то слово, – махнул он рукой. – Мы, конечно, всё равно их сделаем, но для нас важен голос каждого болельщика. Так что вы уж, пожалуйста, приходите.

– Придём обязательно, – заверил я его. Потом, после недолгого молчания сказал: – Я насчёт души хотел поговорить.

Он остановил меня движением руки.

– Поговорим после матча. Начало в девять. Не опаздывайте.

– В девять? – удивился я. – А не поздновато? Или при свете прожекторов будете играть?

– Мы будем играть при свете звёзд, – без улыбки произнёс Локи. – Уверен, – ты такого никогда раньше не видел. Ты, кстати, знаешь, где находится Тевтобургский лес?

– Нет.

– В Германии. Между Оснабрюком и Билефельдом.

– Ты хочешь сказать, что матч состоится в лесу?!

– Именно это я и хочу сказать, – кивнул Локи. – А ещё хочу дать совет – ехать не на машине, а на поезде. Между Амстердамом и Оснабрюком есть прямое железнодорожное сообщение. Доедете до Оснабрюка и на привокзальной площади возьмёте велосипед.

– Напрокат?

– Можно и так сказать. Только вам дадут его просто так, если скажете, что едете в Циллерталь. Это небольшая деревушка в пятнадцати километрах к югу от города. Найти дорогу туда не составит труда, поскольку в Германии всё в порядке с дорожными указателями. Когда увидите стрелку на Циллерталь, туда не сворачивайте, а езжайте прямо по дороге до большого камня, на котором написано «Первый из АСОВ». От камня сверните налево, и потом прямо, до самого конца. Всё понятно?

– Не совсем, – сказал я. – Во-первых, непонятно кто даст мне просто так велосипед. А во-вторых, не проще ли всё-таки доехать на машине?

– Велосипед тебе даст дед Пихто, – усмехнулся Локи. – Вернее, два деда – Якоб и Вильгельм. Кто они – узнаешь в своё время. А по поводу машины, скажу – не экспериментируй. Волков сильно укачивает, так что замучаешься салон отмывать. Ты и перед поездом Зорро не корми на всякий случай.

*

Несмотря на то, что я, следуя совету Локи, не покормил утром волка, того всё-таки вырвало. Произошло это на перегоне Утрехт – Апелдорн, аккурат тогда, когда соседка по купе – славная пожилая женщина – попросила снять с «пёсика» намордник, чтобы угостить его домашним печеньем. «Посмотрите, он уже заранее благодарит!» – воскликнула она, когда увидела, что «пёсик» совершает движения головой вверх-вниз, будто кланяется. Я рванул Зорро за ошейник с целью выволочь в коридор, но было поздно – он уже «отблагодарил» всех присутствующих, отрыгнув куски съеденного накануне мяса.

Меня оштрафовали на двадцать евро, и Зорро, чувствуя свою вину, пролежал у моих ног, не шевелясь, всю оставшуюся дорогу. Зато очень бодро зашевелил лапами на привокзальной площади Оснабрюка, потащив меня к велосипедной стоянке, находившейся у торцевой стены здания почты.

– Вы в Циллерталь? – спросил сидевший под полотняным тентом седовласый старик в широкополой шляпе, похожий на волшебника Гендольфа из «Властелина колец».

– Х-ррр-ыы-аа, – ответил Зорро.

– Да, – подтвердил я.

– Чудное местечко, доложу я вам, – произнёс кто-то у меня за спиной.

Обернувшись, я увидел ещё одного пожилого джентльмена, чрезвычайно похожего на Гендольфа.

– Там, – продолжал он, улыбаясь, – есть центральная площадь с колодцем посередине, тут же старенькая ратуша, дома мирового судьи, пастора и бургомистра. Все друг друга знают, всякому известно, что где происходит. Когда к столу бургомистра подают лишнее блюдо, то в обеденную пору это известно уже всем жителям Циллерталя. И дамы за кофе с куском сладкого пирога будут обсуждать это великое событие. Вы действительно туда хотите?

– Действительно хочу, – кивнул я.

– Тогда вот вам велосипед, – старик №2 выкатил из крайнего в ряду параллельно расположенных «стойл» сверкающее никелем и хромом чудо, одно колесо которого фирмы «Mavic», стоило больше трёх тысяч долларов.

– Вы удивляетесь, что велосипед горный? – отреагировал на мои высоко поднятые брови старик №1. – Не удивляйтесь. Местность вблизи Циллерталя холмистая, так что покрепче сжимайте руль, особенно, когда повернёте от большого камня налево. Вы, кстати, помните, что написано на камне?

– Помню, – сказал я. – «Первый из АСОВ». Что я должен оставить в залог?

– Ничего. Вы назвали пароль, и этого достаточно.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Счастливого пути.

Это сказал старик №1, а №2 добавил:

– И не забудьте, от камня – налево.

*

Эту фразу я вспомнил, когда добрался до испещрённого сакральными каракулями камня, лежавшего на обочине шоссе, на другой стороне которого находился указатель со стрелкой на Циллерталь. Вспомнил, потому что влево уходили целых две лесные грунтовые дороги, казавшиеся совершенно одинаковыми. Одна – начиналась выше каменной глыбы, другая – ниже. После непродолжительного раздумья я выбрал нижнюю, понравившуюся тем, что в её устье росла большая лиственница, но, проехав с полкилометра, остановился, сомневаясь в правильности выбранного пути. Дело в том, что дорога очень быстро превратилась в узкую дорожку, а та, в свою очередь, в тропинку, еле видную среди хвощей и папоротников. Пахнуло прелью, хвоей, сосновой смолой, в сантиметре от велосипедного колеса на клочке тёмной губчатой земли столпились кружком крохотные белоголовые грибы.