Морщась от невыносимой боли под ребрами, я вернулся к телу охранника и подобрал зеркальную пластину. Ухватил тощую лемурью лапу, без усилия оторвал и поплелся к ближайшей камере с керассцем. Направил пластину на стену куба и, едва отражения соприкоснулись, прочертил лапой роатанца вертикальную линию снизу вверх. Дверь открылась. В первые секунды мне казалось, что камера пуста, а потом с потолка на меня прыгнул огромный керассец. Защищаясь, я инстинктивно вскинул руку, и он всем телом ударился о броню. Упал на спину, но тут же вскочил и растерянно моргая уставился на меня. Я видел, что он сильно травмирован: две нижние руки сломаны, чешуйчатый хвост лишен шипов и ободран. Вытащив из кармана свой старый переводчик, я открыл броню и бросил его керассцу. Тот осторожно приблизился к упавшей на зеркальный пол капле, поднял и вставил в ухо.
– Давай свалим отсюда, – просто сказал я.
Силы стремительно кончались, к горлу подкатывала тошнота. Керассец внимательно оглядел меня и, задержав взгляд на окровавленной ткани комбинезона, кивнул. Он успел отойти от куба всего на пару шагов, когда из коридора послышался многочисленный топот ног. На нас шли боевые отряды роатанцев.
Керассец ощетинился. Мощные лапы напряглись и подогнулись, он приготовился к прыжку. А я уже шел к следующему кубу. Когда разъяренные панцири влетели в зал, их уже ждали трое зубастых шестилапых ящеров в боевых стойках. И вскоре к ним присоединился четвертый. Передав карту и лапу роатанца последнему пленнику, я вклинился в гущу сражения и уложил молотом сразу пятерых панцирей, чем заслужил одобрительное рычание керассцев. Но разделить их радость не смог, в глазах померк свет, ноги подогнулись, и я начал оседать на пол. Двое керассцев метнулись ко мне и, поднырнув под СИЗБЕ, вернули броню в вертикальное положение. Собрав последние силы, я прохрипел слова благодарности. Один из ящеров оскалил зубастый рот и, поднеся морду к шлему, негромко прошипел:
– От имени Керасса мы благодарим тебя за освобождение, человек. И знай, что этот жест послужит залогом крепкой дружбы, если кому-нибудь из нас удастся выжить в этой битве. Теперь уходи отсюда, а мы покажем подлому народу Роатана, что значит бросать вызов расе Серой Туманности.
С трудом переставляя ноги, я потащился к выходу. Протиснулся в узкий ход и устремился вперед, топча не успевших убраться с дороги панцирей. Выйдя из здания суда, запустил бота-секретаря в защитный барьер. Солнце палило, немыслимыми цветами раскрашивая небо Каоан-Таоракиса. Но я смотрел только на крошечный челнок, стоящий у самого горизонта. Если мне удастся до него добраться, я запущу протокол возвращения, и челнок доставит меня на Землю даже в бессознательном состоянии. Я вновь увижу родителей, друзей, смогу пройтись по улицам родного города. Мысль о доме придала мне сил. Сцепив зубы, я побежал вперед, стараясь не обращать внимание на привкус крови во рту.
Город опустел – узнав о массовом побеге заключенных, роатанцы попрятались по норам. И часть меня радовалась этому. Убийство мирного населения даже такого подлого народа, как панцири, не принесло бы мне удовлетворения. Но другая часть мстительно желала им всем смерти.
Когда до челнока осталось пятьсот метров, я перешел на шаг. Глаза застилал кровавый туман, легкие словно набили осколками стекла. Но даже это показалось мне ничтожным по сравнению с тем, что я ощутил, когда понял, что не смогу забраться в челнок в СИЗБЕ. Мне придется оставить броню здесь, в стане врага. Все равно что бросить боевого товарища. Я дошел до челнока и повернулся лицом к Таоракису. Заблокировал коленные сервомоторы, чтобы больше ничто не могло поставить СИЗБЕ на колени. Поднял руку и, протянув ее вперед, показал городу средний палец. И только после этого покинул броню. Теперь, если роатанцы решат возвратить ее на постамент в суде, они смогут любоваться лишь своим унижением.
Я вошел в челнок, поднялся на приборный пункт и врубил автопилот. Активировал протокол возвращения, согласно которому потерявшиеся в космосе суда возвращаются на Землю.
Опустился в кресло и закрыл глаза. Легкая тряска обозначила старт, и челнок устремился в небо. Едва заметный перепад давления дал понять, что корабль вышел в открытый космос. Я старался не думать о том, сколько времени займет полет, и о том, что в моем челноке почему-то не оказалось медицинского блока. И на темное блестящее озеро под ногами я тоже не смотрел. Не хотел, чтобы разум начал анализировать и подсчитывать количество крови, которое я потерял. В неведении есть место для надежды, и я не хотел знать, что могу умереть всего в нескольких парсеках от Земли. И в моем угасающем сознании билась лишь одна единственная, самая важная мысль – Штурмовик Небесного флота возвращается домой.