Найди меня в лесу

3

Странный разговор, странная сцена. Что за нелепость, поразилась Марта, отходя от онемевшей вдруг соседки и крепче сжимая ручку чемодана. Глупая Нора, она совершенно ничего не понимает. Сидит за своей кассой и думает, что все ей что-то должны. Но даже неуместная Нора Йордан не собьёт её с намеченного пути. У Марты всё под контролем.

Было, пока в следующую секунду она не наступила на крупную шишку, не подвернула лодыжку, не приложилась лбом к коряге, торчавшей из земли, не вдохнула запах этой самой земли.

Сплошное разочарование.

Марта была так нелепа, так слаба. Так обычна. Она ничем не отличалась от Норы. Она ничем не завоевала себе права быть счастливой. Права так разговаривать с другими. Так думать. Если бы Олаф умер по вине Марты, сколько длилась бы её скорбь? Наверное, не двадцать лет. Через месяц Марта уже нашла бы себе другого и укатила с ним в закат вместе со своим проклятым жёлтым чемоданом. Нора наклонилась, пытаясь расслышать, что она говорит.

Почему такие, как Марта, не ценят того, что имеют? Почему они считают нормальным постоянно срываться на тех, кто их любит? Разве они не понимают, что каждый раз бросают новую лопату земли на их будущую могилу? Марта попыталась встать, изо всех сил упираясь ладонями в песок с хвоёй. Сосновые иголки оставят на её коже следы. И тогда Нора осознала: нет, конечно, не понимают. Она тоже не понимала. Пилила Луукаса, пока не перепилила его до смерти, находилась в падающем самолёте, не способная ничего изменить, даже если бы захотела. Нора просто не могла остановиться.

Марта тоже не сможет.

Никогда. Олафу будет лучше без неё. Норе будет лучше.

Всем будет.

– Чёрт, Нора, помоги же мне встать!

Марта рассекла лоб, кровь заливала ей глаза, она щурилась. Нора стояла рядом, не в силах пошевелиться. Неужели она действительно только что думала о смерти Марты?

– Твою же мать…

Марта села, подгребая к себе травмированную ногу. Вроде бы не очень больно. Наверное, просто подвернула. Она отёрла рукавом куртки кровь с лица, на серой дутой ткани остались грязно-бурые разводы. Марта почувствовала тошноту. Протянула соседке руку, чтобы опереться на неё, но та руки не подала, стояла, словно в трансе. Да что же не так с этой идиоткой Норой?! Марта попыталась встать, но вывихнутая, а вовсе не подвёрнутая лодыжка лишь заставила её вскрикнуть и снова опуститься на песок. Осознавая серьёзность произошедшего, Марта начала бледнеть. Она даже до дома не сможет сама доковылять, не то что до автовокзала! Ей придётся звонить Олафу, возвращаться домой, начинать всё сначала… Именно тогда, когда она решила со всем покончить.

Именно сейчас.

Марта вытерла стекающую по щекам кровь тыльной стороной ладони и с удивлением обнаружила, что плачет. Марта Петерсен, которая сильнее всех, сидит среди шишек, иголок и муравьёв с вывихнутой ногой и разбитым лбом и плачет. Сквозь рыдания Марта услышала собственный смех.

Нора смотрела на плачущую Марту, но не чувствовала жалости. Если бы упала Нора, Марта смеялась бы? Нора помогала ей, когда та поскальзывалась на льду, поддерживала её на собраниях. Она помнила об этом. Но сейчас ей не хотелось ни помогать, ни поддерживать. Она так устала. От всего. В первую очередь от себя, конечно. Но и от таких, как Марта. Нора посмотрела на жёлтый чемодан. Маятник, мечущийся от Олафа и обратно. Наверняка Марта специально выбирала такой кричащий цвет. Чтобы душа Олафа при виде этого чемодана тоже кричала.

Марта вытащила из кармана носовой платок и высморкалась. Чокнутая Нора всё ещё стояла неподалёку, ничего не делая. Этого Марта ей не простит, уж она найдёт способ поставить её на место. Марта отлично знала, что Олаф небезразличен Норе. Это было ясно с их первой встречи. Курица не понимала, что у неё нет шансов. Ничего, с этого момента их общению придёт конец. Марта нашарила в другом кармане телефон. Она решила оставить Олафа в покое и попробовать начать другую жизнь, и вот к чему это привело: само провидение меняет её планы.

Душа Норы не кричала. Ни при виде чемодана, ни при виде Марты, размазывающей кровь и сопли. Но когда Нора увидела, как Марта берёт телефон, набирает пароль и заходит в контакты, чтобы позвонить брошенному Олафу, как всё снова и снова повторяется по кругу, внутри неё что-то хрустнуло. Словно кто-то наступил на острую тонкую кромку льда.

Трещина. Другая. Целая сеть трещин. Разрастающаяся паутина, которую уже не остановить. Целый океан безграничной тьмы и глубочайшей боли, покрытый двадцатилетним льдом, хлынул наружу. Нора всхлипнула, но Марта ничего не заметила. Зато Нора заметила то, что навсегда изменит её жизнь.

Он был так похож на гранат.

В ту секунду, когда Марта занесла палец над кнопкой вызова, Нора занесла камень над её головой. И пока она не обернулась, не посмотрела на неё своими невыносимыми голубыми глазами, выбивая почву из-под ног несостоявшейся убийцы, Нора подумала о косулях. Представила, что ей выпал шанс размозжить голову одной из тех, что убили Луукаса. Переложить наконец вину на никчёмное животное.

Это оказалось легко. И быстро. Камень, окрашенный гранатовым соком, выпал из её рук. Океан внутри Норы затих.

Как и Марта.

4

Нора судорожно хватала руками воздух возле плеча, снова и снова, и никак не могла понять, где же он.

Где этот чёртов ремень.

Всё повторилось, словно не было этих пятнадцати лет: сердце подскакивает и затем летит вниз, Нора и её желудок в невесомости, автобус поднимается в воздух и будто в замедленной съёмке переворачивается вместе со всем её миром, всё вокруг – или только её голова – начинает кружиться. Норе, как и тогда, нечем дышать, хотя морской холодный воздух окружает её в избытке. Как и тогда – невесомость и головокружение. Ощущение, что она падает, её инстинкт – пристегнуть ремень, который она почему-то оставила непристёгнутым. Но ремня нет, как нет и автобуса, а есть только замершая у её ног Марта с пробитой головой.

И всё остальное уже неважно.

Следующие сорок минут просто выпали из жизни Норы. Хотя что там какие-то сорок минут, вот из жизни Марты выпала вся жизнь, и уже ничего не изменить. Всё это время Нора только и думала: как же ей изменить в случившемся хоть что-нибудь? Её пальцы совсем заледенели, но она стояла неподвижно, застыв скорбным монументом над Мартой, пока окончательно не стемнело. Но Марта так и не шевельнулась, не издала ни вздоха, и никогда уже не издаст.

Нора оказалась права. Они были мягкими. Правда, уже не такими красивыми. Грязно-бурые у корней, запутавшиеся на концах. Нора коснулась платиновых волос Марты, которые больше не будут маячить у неё перед глазами. И которым она теперь совершенно не завидовала.

Совершенство повержено.

Больше всего Норе хотелось сесть на промозглую землю рядом с Мартой, совсем не заслужившей смерти, и остаться здесь. Замёрзнуть навсегда. Не чувствовать больше этой мёрзлости изнутри, не носить её больше в себе. Посмотри, Нора, к чему это привело.

Посмотри, что ты натворила.

Вместо этого Нора пошла домой. Пробиралась в уже опустившейся темноте через лес, по протоптанной тропинке, не решаясь достать телефон с фонариком. Бесшумно проскользнула в подъезд, беззвучно поднялась по ступенькам, выронила из замёрзших трясущихся рук ключи. Застыла. Но ничего не произошло. Ни звука, ни движения. Нора аккуратно прикрыла за собой дверь и оказалась наконец в тепле. Её била дрожь, но холод был тому виной в меньшей степени. Нора не решилась включить свет. Прошла в комнату, не снимая ботинок, села на постель. За стенкой заскрипела кровать овдовевшего Олафа – видимо, тот ворочался во сне, – и Нора заплакала. Беззвучно, бесслёзно, но она точно знала, что плачет, и точно знала, что не плакала с момента аварии, в которой погиб Луукас. Всё кончено – осталось только дождаться утра, вызвать полицию и всё рассказать. Рассказать, что она мертва уже пятнадцать лет, не так, как Марта, конечно, но она охотно поменялась бы с ней местами.

Что всё это вышло случайно, и ей действительно жаль.

5

Часы на стене тикали так оглушительно, что Нора не могла сосредоточиться. Звук проникал в мозг, отвлекал внимание. Нора попыталась абстрагироваться, но не вышло. Похоже, она и так уже была максимально абстрагирована. Иначе точно рехнулась бы после того, что натворила. Нора встала, сняла часы со стены и вынула батарейки. К её удивлению, тиканье не прекратилось. Нора прошла на кухню и проделала то же самое с кухонными часами, погладив циферблат. Часам было шестнадцать лет, это было первое, что Нора купила в их с Луукасом квартиру.

Тиканье не прекратилось. Нора вернулась в комнату, уставилась в стену. Часы тикали в квартире Олафа.

Но это невозможно!

Слышимость, конечно, у них отменная, но не настолько же.

Нора подумала, что всё-таки сошла с ума, и с облегчением села на кровать. Что ж, если такова её защитная реакция, с этим ничего не поделать. Она сидела и смотрела на пол, ни о чём не думая, положившись на волю судьбы, отпустив свою жизнь дрейфовать в открытом море.

Тик-так.

Тик. Так.

Наконец она поняла.

Невидимые внутренние часы отсчитывали её время. Время, когда она ещё может что-то изменить, таяло.

Но шанс пока оставался.

К половине второго ночи Нора передумала.

Олаф не знал, что его жена мертва, – Марта просто в очередной раз уехала, давая понять, что больше не вернётся. Он не будет её искать. Может быть, никто не будет. Хотя бы какое-то время. Норе незачем рушить свою жизнь ещё больше. Она должна постараться всё исправить – и если для Луукаса и для Марты это уже невозможно, то ради неё самой стоит попробовать.

Хуже от этого не будет.

Она пыталась оттащить тело подальше. Марта была стройной и грациозной и должна была бы быть лёгкой, но на неё вдруг навалилась тяжесть. А может быть, это на Нору навалилось что-то тёмное и тяжёлое, что-то, возникающее, когда лишаешь кого-то жизни. Что странно, потому что на деле это оказалось совсем легко. Марту необходимо спрятать, да так, чтобы её не нашли, это Нора отлично понимала, как и то, что одна она не справится. К тому же у неё не было лопаты.

Риск был велик – огромен, но больше Норе не у кого было просить помощи. Что-то подсказывало ей, что стоит рискнуть. Нора открыла ящик тумбочки и достала жестяную коробку из-под конфет «Калев». Пересчитала свои сбережения. Она даже не знала, на что откладывала деньги, потому что у неё не было никакого желания их тратить или строить на них какие-то планы.

До этого момента.

На полке среди немногочисленных книг она взяла «Весну» Оскара Лутса – любимую Луукаса. Встряхнула, подняла выпавший клочок бумаги с телефонным номером. Постояла всё так же в темноте, подумала. Вздохнула, рассовала по карманам евровые банкноты, замоталась в шарф. Набралась смелости, вышла за дверь.

Телефон – слишком опасно. Не стоит оставлять лишних следов.

Ночная пятнично-субботняя Локса была на удивление тихой. Нора вывела из подвала свой старый велосипед, на котором раз в сезон просила Олафа подкачать шины, – с лета они уже немного спустили – и поехала по пустой улице, молясь, чтобы никто её не увидел. Доехав до поворота, задумалась. А что, если Марту уже нашли?

Но если нет, она лишь потеряет время, проверяя это. А времени было гораздо меньше, чем ей хотелось бы. Всё-таки навыков сокрытия убийства у Норы не имелось. Она поправила перчатки и свернула в другую сторону от пляжа. Ничего, Марта. Потерпи немного. Я скоро вернусь за тобой.

Мы скоро вернёмся.

Расмус Магнуссен – вот кто её волновал. Но даже издалека Нора увидела, что свет в окнах его дома не горит. Правильно. Нормальные люди, даже если они только что вышли из тюрьмы, должны спать в такое время.

Нормальные люди, даже если сделали это непредумышленно, не убивают своих соседок.

Вообще-то теперь им с Расмусом есть о чём поговорить. Только вот в планы Норы не входило сидеть десять–пятнадцать лет за то, что долбанная Марта её спровоцировала. Расмус мог что-нибудь придумать, но не стал, сдался полиции. Хотя теперь Нора его понимала. Она и сама чуть не осталась там, на пляже, рядом с Мартой, в ожидании правосудия.

Больше она себе такой слабости не позволит.

Дом, который был ей нужен, тоже был окутан темнотой. Нора вздохнула и тихонько постучала. Потом постучала в окно. Занавеска отодвинулась, и показалось хмурое заспанное лицо. Увидев Нору, лицо мгновенно проснулось.

Пришла пора вернуть долг.

6

Госпожа звёзд, покровительница грешников и угнетённых, прекрасная Исида. Всё было так, но всё-таки что-то не сходилось. Сфинкс, выслушав то, чего от него требовала Нора, тонул в растерянности. Он всегда знал, что легко не будет. Что долг за спасение жизни будет чем-то особенным. Но он не думал, что Нора Йордан способна на убийство. Это поразило его до глубины души. Она сказала, что это был несчастный случай, но Сфинкс не был идиотом. Не таким, каким его считали. Если бы это действительно была случайность, Нора не пришла бы к нему посреди ночи с просьбой помочь спрятать тело. Сфинкс вспомнил, как к нему после убийства пришёл Расмус Магнуссен. Пришёл и сказал вызвать полицию. Нора же о полиции и не помышляла.

Стук в дверь заставил его вздрогнуть, стряхнуть с себя оцепенение, вынырнуть наружу. Но где-то глубоко внутри ил взбаламученного дна его души не хотел оседать. Нора Йордан – не убийца.

В этом часть Сфинкса всё ещё была уверена.

Когда раздался громкий стук в дверь, Нора поняла, что это конец. Кто-то видел её. Кто-то знает, что она сделала, и проследил за ней. Других внезапных гостей посреди ночи быть не могло.

В этом Нора была уверена.

Они оба ошибались.

Сфинкс всё ещё не до конца осознавал происходящее, поэтому потянулся к ручке двери. Нора шикнула на него, попыталась возразить, но Сфинкс печально покачал головой. В его доме горел свет, и тот, кто пришёл, ждал, что ему откроют. Это подтверждали и возобновившиеся удары. Нора спряталась за шкаф, почти не чувствуя своего тела, ещё чуть-чуть, и у неё что-нибудь отнимется, или сердце, или свобода. Сфинкс поинтересовался, кто там, и Нора вздрогнула, поняв, что это Расмус Магнуссен.

Ему-то что здесь нужно, подумала она, и тут же – с ним ещё можно договориться. Всего пару дней назад она считала, что у неё с ним нет ничего общего.

Теперь было.

Сфинкс с опаской приоткрыл дверь, боясь, что Расмус ворвётся к нему, и всё это плохо закончится. Но если от новостей Норы он был растерян, то от вопроса Расмуса он просто впал в ступор.

– Выпить есть? – прохрипел Магнуссен, не дожидаясь приветствия.

Сфинкс по слогам прокручивал в голове вопрос, не понимая его.

– Наверняка есть, – ладонь Расмуса легла на приоткрытую дверь, и она приоткрылась чуть больше.

– В два часа ночи? – только и сумел выговорить Сфинкс.

– Почему бы и нет?

В глазах Расмуса была осязаемая тьма, и Сфинксу стало страшно. Тьма египетская. Густая, обволакивающая. Что-то очень опасное плескалось в душе у Магнуссена, и он хотел погасить это, плеснув в себя алкоголя.

Но что, если это только раззадорит огонь?

Хоть бы он ушёл, подумала Нора, прижимавшаяся к стене, и едва не закричала, когда что-то коснулось её головы. Осторожно повернувшись, Нора обнаружила, что на стене висят коряги, прибитые крупными гвоздями. Вместе с небольшой картинкой, которую Нора смахнула плечом и с трудом успела поймать, едва не лишившись чувств. Три маленькие коровы смотрели на неё с укором, и она осторожно повесила картинку обратно к корягам. Он же совсем псих, подумала Нора, с ужасом смотря на какой-то алтарь из таких же коряг на подоконнике. Но потом вспомнила, что поэтому и пришла к нему.

– Развлекаетесь? – с нажимом спросил Расмус.

И Сфинкс понял, что тот видел Нору. Это было очень плохо.

Очень, очень плохо. Для них обоих.

Он выдавил улыбку и погоди минутку.

Нора смотрела на него огромными глазами, пока он рылся в коробке под столом.

Разумеется, выпить у него было. В ассортименте и столько, что хватит ещё на одну вечеринку вперёд. Половину запасов Сфинкс как раз сегодня передал Яану с дружками. На деньги сверх уплаченного за купленное он несколько раз сходит в сауну. Только Сфинкс уже сомневался, что она ему поможет. Он вляпался во что-то ужасное, такое, что уже нельзя будет исправить.

Может быть, это просто его судьба. Может быть, только ради этого он был спасён. Чтобы теперь спасти Нору Йордан.

Жену Луукаса Йордана.

Луукаса, спасшего его тем зимним вечером.

Луукаса, ставшего сосудом для Осириса.

Бога возрождения.

Его Бога.

Расмус должен забыть и про Нору, и про то, что у Сфинкса горел свет, и про то, что он хотел или собирался сделать. Поэтому Сфинкс выбрал самую большую бутылку водки, достал аптечку, где хранились выписываемые ему таблетки по постоянно продлеваемым рецептам. Некоторые из них были со снотворным эффектом. Часть из них Сфинкс принимал, когда не мог заснуть, часть у него забирали ребята, и он не желал знать, с какими целями. Они говорили, что для себя, и он не уточнял, что конкретно они имели в виду. Сфинкс открутил крышку и кинул в бутылку несколько таблеток. Магнуссен снова стал стучать, и Сфинкс, закрутив крышку, стал болтать канопу со злом, чтобы таблетки быстрее растворились.

– Вау, – сказал Расмус, когда Сфинкс онемевшими от ужаса руками вручил ему водку. – Так и знал, что ты умеешь развлекаться. За мной должок, – брякнул он и пошёл к своему дому, на ходу открывая бутылку

Никаких больше долгов, подумал Сфинкс.

7

Нора говорила совсем мало, и Сфинкс понял, что редкие слова из её уст – вовсе не слова Норы Йордан, и даже не слова Исиды. Сам Осирис говорил с ним через свою супругу. Когда другие бросили Сфинкса умирать, Осирис его возродил. И теперь, когда царь мёртвых вернулся к нему, Сфинкс был готов на всё, даже если это значило, что вскоре он предстанет перед загробным судом. Являться на суд Осириса, не сделав то, что ему сказали, Сфинкс считал невозможным.

Сфинкс отдал Расмусу водку и смотрел, как тот уходит домой. Они с Норой подождали, но больше Магнуссен не выходил. Сфинкс взял в разваливающемся сарайчике фонарик и лопату, и Нора почему-то вздрогнула. Она приехала на велосипеде, почти у всех в городке он был, у Сфинкса тоже. До леса «Ракеты» пешком от его дома, как и от дома Магнуссена, было далековато. Осирис, Исида и Нора сказали ему, что у них не так много времени, поэтому он закрепил лопату на багажнике велосипеда, фонарик сунул в карман и уставился на Нору.

Она понимала, что вероятность обнаружения Марты посреди осенней ночи в лесу крайне мала, но страх гнал её вперёд. Им нужно было срочно спрятать тело, закончить своё чёрное дело и вернуться домой. Поэтому она кивнула, даже не заметив этого, и они поехали. Оранжевые фонари освещали пустынные улицы. Чем ближе к заводу и к «Ракете», тем меньше света будет на их пути; в конце концов дорога погрузится во мрак, но даже он будет не таким беспросветным, как тот, в который погрузилась Марта.

Нора была во власти страха, Сфинкс – во власти Норы. Никто не говорил ни слова. Лишь шины шуршали по замёрзшему асфальту.

Просто невероятно, думал Сфинкс. Осирис на велосипеде.

Просто невероятно.

8

Сфинкс был щупловатым, но почему-то достаточно сильным. Может быть, сил ему придала работа бок о бок с самим Осирисом. В любом случае перетащить окоченевшую Марту подальше в лес им обоим не составило особого труда.

Хотя, конечно, Сфинкс приложил к этому больше усилий, чем Нора.

Окровавленный камень Нора бросила в залив, в заросли камыша, предварительно постаравшись его отмыть. Чемодан они спрятали в небольшом лесном овражке с таким количеством маскировки в виде переплетённых между собой коряг и жухлой листвы, что его можно было даже не закапывать. Но Сфинкс, конечно, всё равно забросал его землёй. Марта была похожа на сломанную куклу, и Нора никак не могла прогнать от себя эту мысль. В детстве она как-то разбила красивую фарфоровую куклу, которая попала к матери от её бабушки, тем самым заодно разбив возможность передавать её дальше, от поколения к поколению, и мать орала как резаная. Стоило так убиваться, думала сейчас Нора, всё равно передать её было бы некому. Они выбросили осколки, оставив красивое голубое платье с оборками и бархатными бантиками. Ночью Нора вытащила осколки из мусорного ведра и попыталась нарядить их в платье, но только поранилась об острые края фарфора.

Теперь Нора разбила Марту Петерсен, но никто как резаный не орал. Наоборот, Вселенная хранила неприличную тишину. И хотя Норе меньше всего хотелось бы услышать сейчас хруст веток или чьи-то голоса, её не могло не поражать, как легко всё-таки исчезнуть. В ночи. В тишине. В глубокой яме, вырытой Сфинксом. И никто, кроме них, не будет знать.

Сфинкс, сдвинув безжизненную руку, зацепившуюся за борт могилы, бросал на Марту землю, и с каждой горстью Норе становилось легче. Марта уже не была Мартой, лишь мёртвым телом, грязным и покорёженным, и никакие бархатные бантики не смогут этого изменить.

Ещё немного, думала Нора, и всё закончится. Ещё совсем чуть-чуть. Когда Сфинкс копал яму, Норе всё чудилось, что кто-то найдёт торчащую руку Марты или что-то в этом роде, поэтому она заставляла его копать глубже и глубже, а с промёрзшей землёй это не так-то легко, но разве не поэтому она его и позвала? Теперь же Норе казалось, что они возятся слишком долго. Если бы яма была не такая большая, её не пришлось бы так долго закапывать. Но когда Нора заглянула в могилу, она ужаснулась. Могила казалась недостаточно глубокой, Марта почему-то была слишком близко к поверхности. Словно всё ещё отчаянно пыталась вернуться к жизни. Всё не так, подумала Нора.

Всё должно было быть не так.