Найди меня в лесу

9

Уже нетрезвый Яан тискал в углу другую девку, пока Камилла помогала готовить очередной огромный коктейль для всех. Закончив со смешиванием и налив себе и Яану по стакану, она обернулась, ища глазами своего парня, и остолбенела. Подошла к ним, плеснула один стакан в лицо ему, другой – ей, развернулась и пошла в прихожую за курткой. Вслед ей доносился пьяный смех и вопли Яана. Нет, она вовсе не сошла с ума. Нет, она не долбанутая дура. Камилла представила, что все гадости, которые было слышно из прихожей, пока она надевала сапожки, Яан на самом деле кричит той, другой. Она даже не местная, по крайней мере, Камилла никогда раньше её не видела. Она точно не из их школы или гимназии. Чья-то подружка приехала в гости, потусить в коттедже на чужие деньги. Напиться и нажраться на халяву и позволить чужим парням залезть себе в трусы. Тварь. Жаль, что они приготовили не глинтвейн. Ошпарить бы её смазливую мордашку, а Яану вылить стакан за пояс приспущенных джинсов.

Камилла натянула бирюзовую шапку, застегнула бирюзовый пуховик, вытерла слёзы, взяла из пакета с общими покупками бутылку вина и выскочила за дверь, успев услышать, что Яан с ней расстаётся.

Так и крикнул – у меня теперь новая девушка!

Камилла шла по шоссе, от обиды и разочарования почти переходя на бег. Отцу Яан никогда не нравился. Сначала ему и эти вечеринки не нравились, но после смерти матери у них с Камиллой был уговор: она сохраняет благоразумие, а он не лезет в её воспитание, запрещая то, что можно всем её друзьям. Их обоих всё устраивало. Если отцу можно участвовать в вечеринках, почему бы этого не делать и Камилле?

Мысли Камиллы снова метнулись к парочке в углу. А что, если Яан решит догнать её и извиниться? Она пошлёт его подальше, вот что. Камилла обернулась, но сзади никого не было. Ни машин, ни людей. Тишина… По бокам от шоссе простирался лес, и где-то там хрустнула ветка. А что, если это какой-нибудь маньяк? Камилла достала телефон – ни звонков, ни сообщений. Проклятый Яан. Она была уверена, что рано или поздно он всё-таки спохватится, всё-таки одумается, поймёт, что Камиллу нужно хотя бы проводить до дома, ведь путь от коттеджа пешком по шоссе неблизкий, да и мало ли что может случиться… Ей хотелось заставить его поволноваться, почувствовать вину. Хотелось, чтобы он занервничал, когда не увидит её фигурку на прямой шоссе. И ещё ей очень не хотелось, чтобы мимо проехала какая-нибудь машина. Всё-таки ночь… Справа Камилла увидела проход к пляжу. Вытоптанная лесная тропка, многие здесь проходят. Даже деревья здесь стоят не так тесно. Камилла открутила простецкую крышку и отхлебнула из горлышка бутылки. Потом ещё разок. И пошла через лес на пляж. Если уж идти так долго, то хоть по красивому пляжу под шум волн, а не по сраному пустому шоссе, постоянно оборачиваясь в сторону сраного же коттеджа. Через пару минут Камилла вышла к пляжу, спустилась на песок, подошла к воде. Присмотрелась, прислушалась. И ощутила такое умиротворение, какое не могло дать ей ни одно вино.

Тишина, посеребрённая луной.

Идеально.

К чёрту Яана и вечеринки. Она выше этого.

Луна была настолько яркой, что Камилле не потребовался фонарик. Она шла по кромке берега под мягкий, медленный плеск сонных волн и почему-то думала о том приехавшем светловолосом и зеленоглазом композиторе. Его обсудили уже все девчонки в её классе, попутно накрутив ему прослушиваний на Spotify и просмотров на YouTube. Как он сам написал в соцсетях, он приехал сюда, чтобы набраться вдохновения и написать действительно шикарный альбом. Вот такого ей надо парня, а не балбеса Яана. Отец, как всегда, был прав. Они с Акселем были бы отличной парой. Ну, если бы он был помоложе, конечно. Все парни старше двадцати казались Камилле стариками, так что с Акселем без вариантов. Но как было бы здорово, если бы он, например, влюбился в неё и посвятил ей альбом…

Замечтавшись, Камилла не заметила, как дошла до деревянного остова «Ракеты», в лунном свете выглядевшего печально и одиноко. Ещё более одиноко, чем сейчас чувствовала себя Камилла. Она вспомнила, что в понедельник будет контрольная по алгебре, и настроение у неё совсем испортилось. Пляж закончился, и нужно было возвращаться на шоссе, а оттуда уже недалеко и до дома. Хорошо, что она тепло одета. Такие долгие прогулки среди ночи не входили в её планы.

Камилла свернула налево и поднялась в лес. Такая же протоптанная тропинка, по которой чаще всего ходили с шоссе на пляж и обратно. Но сквозь кроны сосен луна пробивалась неохотно, и Камилле пришлось включить фонарик, чтобы не споткнуться о какую-нибудь корягу и не порвать любимый пуховик. Бутылка опустела наполовину, так что Камилла всё ещё несла её в руке, другой подсвечивая себе путь.

Звук врезался в лесную тишину. Странный звук. Камилла замерла. Звук повторился. Потом ещё раз. Откуда-то справа. Камилла повернула голову и увидела между деревьями силуэты, подсвеченные бледным светом слабого фонарика, лежащего на земле. Звук снова повторился.

Камилла увидела в руках силуэта лопату.

С лопаты стряхнули землю.

Никто не говорил. Ни одного слова. Никто её не видел. И Камилла хотела, чтобы так и оставалось. Она осторожно выключила фонарик и убрала телефон в карман джинсов. Сделала тихий шаг по направлению к шоссе. Никто не обратил на неё внимания. Камилла перевела дух, прищурилась, когда что-то в этой странной ночной сцене привлекло её взгляд.

Чья-то рука, торчавшая из земли.

Силуэт толкнул руку носком сапога, и она исчезла. Сверху полетела порция чернозёма с лопаты.

Осознав, что она видит, Камилла мгновенно протрезвела, в ужасе зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, а потом случилось то, что в итоге привело её в «Ракету».

Бутылка выпала из второй руки, внезапно ослабевшей от страха, и шмякнулась на корягу. Звук был негромким, но он был. Нора встревоженно обернулась, направила на деревья фонарь. Увидела Камиллу.

Узнала её.

А Камилла узнала кассира из «Гросси», хотя и не смогла вспомнить её имя.

Нора сделала шаг по направлению к ней, и Камиллу обдало горячей волной. Нужно было бежать, вернуться на вечеринку или мчаться домой, только валить из леса, где кассир и какой-то бомж закапывают труп, но Камилла словно увязла в мёрзлой листве, не способная пошевелиться. Нора приближалась, и лицо её ничего не выражало, по крайней мере, этого не было видно в темноте и на расстоянии. В горле у Камиллы пересохло, губы слиплись и не желали размыкаться, она не могла издать не звука. Эта женщина, что идёт к ней, она же ей ничего не сделает? Она просто хочет всё объяснить, рассказать, что произошло. Наверное, какой-нибудь несчастный случай. Очень несчастный, после которого требовалось рыть могилу в лесу посреди ночи. Господи, ну не убьёт же кассир дочь мэра, в самом-то деле?

Взгляд Норы говорил обратное. Когда она подошла достаточно близко, Камилла наконец разглядела её лицо. Она наконец смогла и закричать, и сбросить с себя оцепенение, и развернуться, и побежать.

Но всё уже было решено.

10

Сфинкс догнал её, эту девчонку, обдолбанную дочурку мэра. Других причин в одиночестве шляться посреди ночи по лесу Нора не видела. Она не видела бутылки, выскользнувшей из руки Камиллы, не знала про вечеринку, про мудака, тискающего других девчонок, про подростковые обиды и девчачью гордость, часто смешивавшуюся с глупостью. Единственное, что она знала, – девчонка не должна ничего рассказать.

Когда Нора вышла на пляж, Сфинкс стоял на коленях возле тщедушного тельца и плакал. Нора подошла ближе, и Сфинкс поднял на неё измученное лицо. В ту секунду она поняла, что привлечь его было ошибкой. Кристиан Тинн слишком слаб. Он сломается, если не сломать его раньше. Одного убийства было для него более чем достаточно, но два превратили его в хнычущую тряпку. Однако и для Норы убийств было более чем достаточно. С тремя трупами она не справится. Придётся рискнуть. Может быть, Кристиан оклемается. Может быть, она сможет удержать его. Потому что сейчас он выглядел так, словно был готов, рыдая, признаться во всех грехах первому встречному.

Нельзя.

Нельзя полагаться на волю случая.

Нора смотрела на камень, по форме напоминающий грушу. Её отношение к камням изменится навсегда, она будет помнить тот самый мартовский до конца жизни, а в других узнавать его очертания, но всё это будет потом, а сейчас Кристиан опустил голову, и ей хватило бы нескольких секунд, чтобы со всем покончить. Но в тот момент, когда она была готова поддаться импульсу, Камилла зашевелилась.

И тогда импульс поменял вектор.

Сфинкс в ужасе попятился, отползая по песку к воде, когда Нора оттолкнула его и уселась Камилле на грудь. Чёртов идиот даже не смог прикончить девчонку в два раза меньше его. Бесполезный балласт, который Нора сама привязала к своей шее. Но даже Нора Йордан не могла предусмотреть всего.

Убивая Марту, Нора ощутила настолько глубокое удовлетворение, что даже испугалась. Нанеся удар, она почувствовала, как внутри разливается серебристо-чёрный электролит из ампулы подводной мины. Эта мина так долго сидела в её душе, что наконец взорвать её, выпустить из неё яд стало огромным облегчением. Сомкнув руки на белой в лунном свете шее Камиллы, Нора давила изо всех сил, призывая прошлые ощущения ради её же блага. Ей нужно было вновь это почувствовать, ощутить силу, чтобы закончить начатое, ощутить облегчение, чтобы не быть придавленной очередным грузом вины.

Но теперь было вовсе не так, как с Мартой. Камилла была хрупкой и беззащитной, словно цыплёнок, и её убийство было ценой выживания Норы. Норы и Сфинкса. Так что она просто не могла остановиться. Хотела бы, но не могла. Всё зашло слишком далеко.

Слишком.

Нора не чувствовала ни силы, ни облегчения. Только покалывание в заледеневших пальцах. Камилла была так юна, так прекрасна и так мертва.

Только скорбь.

По Камилле, Луукасу, Марте, Кристиану.

Скорбь по Норе Йордан, которая никогда больше не обретёт покой.

Которая убила двух человек, до сих пор не до конца в это веря.

Которая отдала бы всё, чтобы оказаться в том автобусе на месте Луукаса.

11

Камиллу Йенсен задушили, а всем известно, что удушение – весьма личный способ убийства. Не обезличенная травма тупым предметом или выстрел. Не отравление или толчок под колёса автомобиля. Когда руки смыкаются на шее жертвы, когда она смотрит на тебя, а ты смотришь, как жизнь покидает её глаза, её бездонные чёрные зрачки, в которых отражается твоё перекошенное от ярости лицо, о какой-то отстранённости речи не идёт.

Эмоции. Ярость. Гнев. Личные отношения.

Убийца был в перчатках, оставив Камилле на память лишь следы, но не отпечатки или ДНК. Всё было продумано. Подготовлено заранее. Возможно, кто-то назначил Камилле встречу. Или подстерёг её, зная, что она рано или поздно будет возвращаться с вечеринки.

План. Подготовка. Расчёт.

Так говорили. Так думали. Но они ошибались. Все.

В убийстве Камиллы не было ничего личного. В нём не было ни эмоций, ни отношения. Оно не было спланировано. Его совершенно не брали в расчёт. Его попросту не должно было быть. Нора лишь выполнила внезапно свалившуюся на неё работу. То, что должна была сделать. Защитить себя. И Сфинкса. Раз уж они так далеко зашли. Ни ярости, ни гнева Нора не испытывала много лет, и уж тем более не чувствовала ничего такого к Камилле Йенсен. Она вообще ничего не чувствовала и ни о чём не думала. Превратилась в механический манекен, отстранённый, живущий лишь моментом, действующий по велению инстинкта. То, что на Норе были перчатки, было простым везением. Ночь выдалась холодной, и она натянула их, не задумываясь. Ни об отпечатках. Ни о ДНК. Ни о том, чтобы не оставить следов на Марте. В основном её трогал Сфинкс, как и лопату. Может, Нора не до конца осознавала всю важность сокрытия следов. Может, часть её хотела бы, чтобы нашлись отпечатки. А может быть, ночь была такой холодной не случайно. Тьма взялась оберегать Нору, раз уж не смогла удержать её под контролем. Следствие никогда не утверждало, что душегубом мог быть подросток или женщина, ведь руки у Норы были довольно крупные, это в какой-то мере упрощало ей работу за кассой и совершенно определённо упростило убийство. Если бы перчаток не было, она задушила бы Камиллу и без них. Просто потому, что это нужно было сделать. Потом бы она, наверное, попыталась стереть чем-нибудь отпечатки на её шее, но разве можно быть до конца уверенным в успехе такого дела, когда действуешь в спешке, в темноте и с на глазах разваливающимся сообщником? Норе просто повезло.

Чего не скажешь о Марте и Камилле.

12

Голоса и хихиканье, разносившиеся по безмолвному ночному лесу, долетавшие сквозь штиль до пляжа, заставили Нору и Сфинкса отказаться от мысли прятать тело Камиллы. Они могли бы закопать её в лесу, недалеко от Марты, или где-нибудь ещё. Если бы не Блэр и Ксандра, Камиллу могли бы не найти ещё очень долго.

«Ракета» стояла здесь, ещё когда Луукас был жив. Почти целая, раза в два выше, крепче, внушительнее. Всё ещё большой, но сильно разрушившийся остов, который остался от неё сейчас, обострял чувство одиночества, внушал ощущение упадка. Будил тоску по чему-то, что осталось в прошлом. Нора никогда не ступала на борт, даже когда вечность назад Луукас предлагал ей там сфотографироваться, и хотела, чтобы так и оставалось. Если Сфинксу приспичило затащить туда девчонку – это его дело. Нора останется у носа корабля и будет смотреть на крупные ржавые шляпки гвоздей, щепки, торчавшие отовсюду, водоросли, обвивающие застрявшее глубоко в песке дерево. Но не на них. Не на должника, отдавшего долг с непомерными процентами. И не на неё, непредвиденную случайность, заблудившуюся косулю, выскочившую прямо в свет фар машины, которую Нора вела в ад. Не на Сфинкса, бережно несущего Камиллу по скелету корабля, укладывающего её в углубление, на дно, одёргивающего её яркий пуховик, в карманы которого набился песок. Когда он закончил и спрыгнул с борта на влажный тёмный берег, Нора не смогла отвести взгляда от его следов, медленно наполняющихся водой. Совсем как её новая жизнь. Вопрос был лишь в том, насколько ей хватит воздуха.

Это зависело в том числе и от Сфинкса.

Сфинкса, живущего совершенно в другом мире. Скелет «Ракеты» был для него не просто огромным обглоданным куском подгнившего дерева. Он всегда напоминал ему погребальную ладью, и теперь наконец-то стал ею – для Камиллы. Пусть не идеальным, но всё же прибежищем. Это всё, что он мог для неё сделать. Он не смог избавить её от мучений, лишь смотрел, как она задыхается под хваткой Норы, как жизнь утекает из неё по песку прямиком в чёрный залив. Её найдут и перезахоронят по своим обычаям. В конце концов она обретёт покой. Ради этого они и были здесь. Все они, всегда, тысячелетие за тысячелетием.

Только ради долгожданного покоя.

13

Надо было их взять, думал Сфинкс, надо было. Не нужно было их оставлять. Они могли бы стать его сокровищем, единственной настоящей драгоценностью в его безыскусном жилище. Зачем они тебе, сказала Нора. Ты не сможешь ни продать, ни носить их. Она ничего не понимала. Но ему пришлось послушаться.

Попрощавшись с Камиллой, Сфинкс поднялся с колен и увидел, как на подгнившем дереве «Ракеты» что-то блеснуло в лунном свете.

– Пошли, – приказала Нора, но он наклонился и поднял их. Красивые часы с расстегнувшимся металлическим браслетом. Они отливали серебром, приятно холодили кожу. Сфинкс бы очень хотел иметь такие. Он осторожно посветил на них фонариком и замер.

– Да что там такое, – прошипела Нора, вытягивая шею.

Сфинкс прошагал по мёртвому кораблю и показал ей находку. Увидев гравировку на обороте корпуса, Нора охнула. Задумалась. Потом сказала:

– Так даже лучше. Это отвлечёт их внимание. Положи обратно.

Сфинкс пытался было возражать, но он и сам понимал: такую улику лучше оставить здесь, а не хранить у себя. Хотя уликой это назвать было сложно. Ведь обычно они указывают на преступника, а на них с Норой эти часы никак не указывали. Нора тщательно протёрла часы носовым платком, завернула их в него, и Сфинкс бросил их на место. Платок отдал Норе.

Он ещё долго будет думать о тех часах. В Древнем Египте серебро ценилось выше, чем золото, хоть в этом повезло. Конечно, он не смог обеспечить саркофаг всем необходимым в загробном мире. Но такие часы… Нет, всё-таки Нора была права, оставив их.

По крайней мере, у Камиллы будет хоть что-то.

Он очень хотел бы изобразить на «Ракете» хотя бы глаз-уджа. Опустить палец в тёмную воду, провести им по холодному дереву. Оставить невидимый для других защитный символ, защищающий от зла, покровительствующий и живым, и умершим. Но это было опасно. А что, если следы всё-таки останутся? Слишком многие так или иначе знали о его пристрастии. Иначе его не прозвали бы Сфинксом.

Не говоря уже об отпечатках.

14

Нора Йордан не могла позволить себе ошибиться. Не после того, как прижгла свою душу двумя убийствами. Боли не было, только тлеющий отпечаток на всю оставшуюся жизнь, но сейчас думать стоило не о нём. Нужно было вернуться по домам, оставшись незамеченными, но какие-то ублюдки до сих пор ржали неподалёку в лесу, рассекая мёртвую тишину. У Норы замирало сердце, когда она представляла, как они выйдут на пляж, так же как и когда ей казалось, что они обязательно увидят их с Сфинксом возвращающимися через лес. Что было бы, если бы они появились в лесу, когда закапывали Марту? Всё ещё можно было сказать, что им чертовски повезло. Она в нерешительности стояла на краю пляжа, напряжённо вслушиваясь в ночь, и смогла перевести дух только когда смешки стали удаляться. Кажется, чёртова пьянь свалила.

Они пошли через лес, стараясь не издавать и не извлекать ни звука. Примерно там, где они увидели Камиллу, Нора остановилась и стала светить фонариком под ноги. Минута, другая, и когда она уже собиралась пойти дальше, блеснуло стекло. Интуиция не подвела её. Если бы в лесу нашли бутылку с отпечатками пальцев убитой Камиллы, тщательного обыска ближайшей местности было бы не избежать. Норе вовсе не хотелось, чтобы вдобавок к дочери мэра откопали бы Марту Петерсен. Пока ещё оставался шанс, что хотя бы её не найдут. Нора вытерла бутылку тем же платком, что и часы Камиллы. Сфинкс молча смотрел на неё, сливаясь с тишиной.

Если бы это могло помочь, она дала бы ему эту бутылку. Подержи, сказала бы она, и Сфинкс послушался бы, потому что он чёртов псих. Потом Нора могла бы подбросить бутылку с его отпечатками к телу Камиллы или приберечь на всякий случай. Но всё это не имело никакого смысла. Потому что теперь они были заодно, во веки веков, аминь. Нора выбросила бутылку в ближайший мусорный контейнер. Потом их вновь обступила тишина. Сфинкс слышал в ней шуршание велосипедных шин, а Нора – своё гулко бьющееся сердце.

На развилке каждый свернул к своему дому.

15

Нора презирала Сфинкса. Он был изворотлив и льстив, когда это могло принести ему пользу, и жалок и слаб в остальное время. У него не было ни семьи, ни нормальной работы, ни какого-то места в обществе, ни планов на будущее. Но, в отличие от Норы, он от этого не страдал. И за это Нора его ненавидела. Его и его египтян. Ей так и не удалось найти что-то, способное зажечь её сердце, пробудить её интерес, желание чем-то заниматься. Она была никчёмнее даже этого отребья. Если бы только у неё была лопата, она ни за что бы с ним не связалась.

Нора была убедительна. По крайней мере, так ей казалось. Она смогла задушить в Сфинксе зерно сомнения. И заронить другое зерно – страха. Никаких угроз. Только факты. Которые Сфинкс не захочет проверять. У тебя отберут всё, сказала Нора. Всё. Никаких египтян. О них можешь забыть сразу. Ты сгниёшь от одиночества, и это будет ужасно. Нора говорила спокойно, чем внушила Сфинксу ещё больший страх. То, что Нора и сама подгнивала последние пятнадцать лет, значения не имело. Она сделала всё, что смогла. Призвала на помощь всё своё красноречие, которого у неё никогда не было, и заставила его молчать. Деньги, конечно, сыграли большую роль. Сфинкс стал проплаченным соучастником, и если он вдруг решит потопить Нору, то и сам пойдёт с ней на дно. Но больше всего Сфинксом двигал его долг. Нора понятия не имела, кем он вообразил Луукаса, когда тот спас ему жизнь.

Но теперь это могло спасти жизнь ей.

16

Нора ужасно замёрзла, ночь выдалась неимоверно тяжёлой. Вряд ли многие проводили хоть одну ночь так, как её провела Нора. Убийство. Риск. Сообщник. Закапывание остывшего тела. Угроза. Ещё одно убийство. Слишком много всего для одной жизни, не то что для одной ночи. Нора встала под горячий душ, и ей было всё равно, слышат ли соседи, что вовсю льётся вода в полчетвёртого утра, ей было всё равно, сколько набежит по счётчику. Она не чувствовала тепла, не чувствовала в себе жизни. Словно это она лежала в земле или дереве, а не Марта с Камиллой. Нора чувствовала лишь холодную опустошённость.

Она вышла из ванной красная как рак, выпила две чашки горячего травяного чая, но всё равно не согрелась. Нора словно проглотила здоровенный кусок льда, который теперь обволакивал желудок, и ничто не могло его растопить. Или большой холодный камень, которым она убила Марту. Через несколько часов ей нужно было выйти на работу, и она не представляла, как ей это удастся. Лёжа в кровати, она смотрела в потолок, но в комнате была такая непроглядная тьма, что с таким же успехом Нора могла смотреть на стены, свои руки или в свою душу. Самое тяжёлое было позади. Нужно было найти в себе силы выйти на смену и вести себя соответственно. Сердце её почти не билось, и единственное, что дало ему мощный импульс, – это возвращение Олафа с улицы в квартиру. Все оставшиеся десятки минут до выхода на работу Нора гадала, где и что он делал, и главное – видел ли он, как она возвращалась? А может, и что-нибудь ещё?

В конце концов ей пришлось вылить в утренний кофе – в оба – немного коньяка, чтобы успокоиться. Коньяк Нора не пила, только очень редко добавляла в горячие напитки, поэтому единственная бутылка держалась довольно долго. До сегодняшнего утра. Она поняла, что правильно поступила, когда шла к «Гросси». Если бы не коньяк, Нора не дошла бы до дверей. Просто опустилась бы на асфальт, разорвав колготки на подкосившихся ногах. Потому что она не только увидела Сфинкса, ползущего чёрт знает куда в такую рань, – кажется, к спорткомплексу. Не только встретилась с ним глазами, и они оба сделали вид, что ничего не было, что это просто обычное утро, и вся их жизнь по-прежнему обычнее некуда. Она увидела и кое-кого ещё. Когда Нора проходила мимо автовокзала, в город въехали редкие гости их городка.

Полиция.

Ещё не было восьми утра. Это из-за Камиллы? Почему её нашли так рано? Нора судорожно сжала ручку сумки на плече и пошла дальше, не видя дороги. Она уже поняла, что ошибалась. Самое тяжёлое было не позади.

Оно только начиналось.