Loe raamatut: «Обязана быть его-2»

1

Дарина

– Заткнись! – прикрикнул Эдуард. – Заткнись, сука!

Машина резко вильнула на повороте, и меня швырнуло на дверцу, но сбросить скорость Эдуард даже не подумал. Обернувшись через сиденье, я попыталась рассмотреть хоть что-нибудь. Что с Демьяном? Кажется, он задел его. Или нет?

– Что ты там хочешь увидеть? – пальцы его впились в моё плечо.

Он снова толкнул меня на дверцу. Резанул холодным взглядом. Губы его искривила злая усмешка.

– Быстрая ты, Дарина, – процедил он. – И как тебе под ним? Понравилось?

– Выпусти меня! – в истерике закричала я, дёрнув ручку.

В машине было тепло, но меня знобило, как в лихорадке. Его холодный взгляд сковывал меня. Животный, неконтролируемый страх мешал дышать. Происходящее казалось ожившим кошмаром. Одним из самых страшных кошмаров, что только мог быть. Я словно чувствовала пальцы Эдуарда на шее, чувствовала его руки на запястьях.

– Продажная шлюха! – внезапно он схватил меня за воротник пальто и, не сбрасывая скорости, подтянул к себе.

Теперь нас разделяли какие-то сантиметры. Инстинктивно я впилась пальцами в его запястье, попыталась выдохнуть, но не смогла сделать этого. Дыхание застряло в пережатом шарфом горле.

– Эдуард, – просипела я.

Машина вильнула, нас занесло к обочине, колёса сделали несколько холостых оборотов по льду.

– Дрянь, – рявкнул он. Выпустил, и в ту же секунду лицо моё обжёг удар.

Машину занесло сильнее, я схватилась за щёку. Если бы не осмысленность всего, что он делал, я бы посчитала его сумасшедшим, но нет. Привкус собственной крови заставил меня потихоньку заскулить. Что он сделает со мной?!

Эдуард немного сбросил скорость, и мне вдруг стало совсем не по себе. Пытаясь отодвинуться от него, я отползла к краю сиденья.

– Это ты? – прошептала, сжимая в кулаке кончики шарфа. – Мама… Это ведь ты?

Выражение его лица не изменилась, только глаза блеснули, как лезвие занесённого ножа. Вдоль позвоночника у меня прокатилась новая волна холода.

– Это ты?! – закричала я. Из груди вырвались рыдания. – Это ты убил её?!

С каждой секундой машина замедляла ход. До тех пор, пока не остановилась совсем. Эдуард посмотрел на меня тяжёлым, гневным взглядом. В руке его что-то мелькнуло.

– Что ты… – поняв, что это шприц, начала было я.

Он грубо сжал мою руку и, дёрнув, повалил себе на колени. Я пыталась оттолкнуть его, отбиться, но получила лишь ещё одну пощёчину.

– Замолчи, дрянь.

Зубами он снял с иглы защитный колпачок. Я видела, как иголка блеснула серебром, видела жёсткое выражение лица бывшего мужа, чувствовала собственные слёзы, бегущие по лицу.

– Что тебе от меня нужно?! – зарыдала, когда он перехватил обе моих ладони одной своей. Дёрнулась в последний раз.

– А ты не знаешь? – игла вонзилась в моё бедро прямо через ткань джинсов. Боль была короткой, похожей на вспышку.

– Что это?! Что ты мне вколол?! – обессиленно заплакала я. – Что ты от меня хочешь?!

– Разве я не ясно дал тебе это понять? – он всё ещё удерживал мои руки.

– Что дал понять?! – я плохо соображала, что он говорит. К горлу резко подкатила тошнота, стремительно сгущающийся туман начал путать мысли.

– Что ты моя, Дарина. Навсегда моя. – Он грубо пошлёпал меня по ещё горящей от удара щеке, и на миг мысли стали яснее. Глядя прямо мне в глаза, он вкрадчиво, леденящим душу тоном повторил: – Навсегда. А ты решила, что я шучу? Нет, Дарина, нет.

– Ты ненормальный, – прошептала я, проваливаясь в темноту. Веки стали свинцовыми, язык шевелился с трудом. – Ты психопат… – почти беззвучно.

Сквозь пелену забытья я услышала его сдавленный рык, ощутила очередной удар. Боль в плече, в локте, а после ничего – пустота. И только где-то там, будто из другой реальности взгляд другого мужчины. Карие глаза… Карие, тёплые…

Тошнота была первым, что я ощутила, начав приходить в себя. Тошнота и головная боль: тяжёлая, будто бы давящая изнутри. Во рту было сухо, губы потрескались, и я попыталась облизнуть их. Едва затянувшаяся ранка в уголке рта лопнула. Я снова почувствовала вкус собственной крови.

С трудом приоткрыв глаза, поняла, что на улице совсем темно.

– Куда мы едем? – просипела я. Слова царапали пересохшее горло, язык не слушался. Я снова облизнула губы.

Пошевелилась и не смогла сдержать стон. То тяжёлое, что распирало голову, как будто прокатилось свинцовым шаром. Тошнота усилилась, и я сделала глубокий вдох.

– Эдуард, куда мы едем? – спросила настойчивее. Упёрлась ладонью в край сиденья. Что-то было не так, по-другому. Машина… Он сменил машину.

– Туда, где нас никто не найдёт. Только ты и я, Дарина.

Слова прозвучали приговором. В салоне пахло одеколоном Эдуарда, и запах этот сводил с ума. Само его присутствие рядом отравляло. Я и раньше боялась его, особенно в последние годы, но только сейчас поняла, насколько сильно этот страх укоренился во мне. Как я прожила с ним столько времени? Как выдерживала его прикосновения?! Как?!

– Соня… – прошептала я. – Как же Соня?

– Забудь о ней, – зло выплюнул он.

Мне подумалось, что я поняла что-то не так. Вроде бы услышала его, но…

– Забыть? – шёпотом переспросила я, заставив себя окончательно открыть глаза.

– Ребёнок мне нужен был для статуса, Дарина, – проговорил Эдуард всё так же зло.

– Но она твоя…

– Мне не нужны дети, – оборвал он меня жёстко. Одарил быстрым взглядом. – Мне нужна только ты. Девчонка меня не волнует.

– Я? – на глаза опять навернулись слёзы. Ребёнок, которого он растил с самого рождения, ребёнок, который называл его папой… Его родная дочь. Он всегда был холоден с ней, но чтобы так… Ему нужна я? – Тебе нужна я, и поэтому ты отправил меня тогда к Демьяну, да?

Уголок его губ нервно дёрнулся, пальцы сжались на руле. Возникшая в салоне тишина была такой нехорошей, что у меня зашумело в ушах.

– Так было нужно, – сухо выговорил Эдуард, не отводя от дороги взгляда. Глаза его потемнели. За это время он похудел, и от этого черты лица стали резкими. – Я это сделал не по своей воле, Дарина.

– А по чьей? – мой голос дрогнул.

Он не ответил, всё так же смотрел вперёд, и только уголок его поджатых губ снова дёрнулся – нервно, цинично и самодовольно.

– Эдуард…

Я поспешно отогнала ворвавшуюся в свинцовую тяжесть мысль. Демьян… Пусть он и привык подчинять себе всё и вся, так бы он не поступил. Это не в его правилах. Вот только… Что я знаю о том, что в его правилах, а что нет?

Как я ни пыталась избавиться от закравшихся сомнений, где-то в глубине остался неприятный след. Тошнота стала сильнее. Нет! Я слишком хорошо знала Эдика: это его молчание, призванное вселить в меня неуверенность, заставить нервничать.

– А ты не догадываешься? – нехотя отозвался он.

– Не догадываюсь.

Вдоль обочины замелькали фонари, и свет их резанул по глазам. Вспышка головной боли вызвала новый приступ тошноты.

– Догадываешься, – презрительно, немного растянув слово, ответил Эдик. – Ты всегда была глуповатой, Дарина. Но не настолько.

– Открой окно, – не желая слушать его, попросила я, понимая, что мне становится всё хуже.

Непослушными пальцами расстегнула пальто, но воздуха по-прежнему не хватало.

Не слушать его. Главное – не слушать.

– Мне плохо. – Сглотнула слюну. Мне действительно было плохо: от мельтешения огоньков за окном, от запаха, наполнявшего салон, от его близости и той дряни, что он вколол мне. – Пожалуйста, открой окно, Эдуард.

– Потерпишь, – он резко свернул с дороги. К огонькам прибавилось несколько ярких подсвеченных витрин.

Голова закружилась, и я жадно вдохнула воняющий одеколоном воздух.

– Под Терентьевым хорошо было? – циничная усмешка. – Понравилось? Понравилось, – процедил зло, сдавив руль. – А теперь плохо, дрянь? Ничего, потерпишь.

Понимая, что лучше не возражать ему, я сделала ещё один глубокий вдох. Дурнота не прошла, даже когда я прикрыла глаза. Наоборот, стало только хуже.

Телефон Эдуарда зазвонил, и он, глянув на дисплей, ответил:

– Да, – голос его прозвучал так, словно кто-то провёл лезвием по стеклу. Может быть, это было и не стекло, а мои собственные натянутые нервы. – Да… Я закончил со своими делами. Можно сказать, и так… Нет. Утром? Хорошо. У меня к вам тоже будет одна просьба, Павел…

Разговор был мне не понятен, но я всё равно прислушивалась буквально к каждому слову. Что хотела услышать? Хоть что-то, что могло бы мне позволить найти точку опоры. Что у него в голове? Что он задумал?! В том, что Эдуард способен на всё, я уже не сомневалась. Павел… Кто такой этот Павел?

Я затаила дыхание в надежде разобрать слова этого самого Павла, но было бесполезно. Будто почувствовав подвох, бывший муж приковал меня взглядом.

– Я скоро подъеду, – сказал Эдуард прежде, чем положить трубку.

– С кем ты говорил? – тут же спросила я. Знала, что он не ответит, но попытаться стоило.

– Не твоё дело, – коротко сказал он. – Ты не дура… – сам себе. – Нет… Далеко не дура. Ты сука…

– Тогда зачем я тебе? Зачем, Эдуард? – в голосе моём мелькнули истеричные нотки. – Отпусти меня. Тебе не нужна Соня, а я… Отпусти меня, пожалуйста!

Голова опять закружилась, от слабости меня бросило в жар, сердце бешено застучало. Мне нужен был хотя бы глоток свежего воздуха. Хоть один маленький глоточек.

Отвечать Эдик не торопился. Машина снова резко свернула, и мы оказались в тёмном, освещённым только висящими над козырьками подъездов фонарями дворе. Проехав до конца дома, Эдик остановил автомобиль. Откинулся на спинку сиденья, потёр переносицу двумя пальцами.

Перед глазами у меня всё ещё мелькали огоньки. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я прижалась лбом к прохладному стеклу и тут услышала:

– Все мужчины в моей семье женились только один раз, – сказал он сухо. От прохлады мне на секунду стало легче, но едва я смогла выдохнуть, Эдуард схватил меня и развернул к себе. Пальцы его оказались на моём горле: холодные, похожие на щупальца спрута. – Только один раз, Дарина. Раз и навсегда.

– Я больше не твоя жена, – просипела я, пытаясь освободиться от его руки.

– Ошибаешься. – Не выпуская, он открыл бардачок и достал два паспорта.

Пальцы его сжались сильнее, а в голове у меня опять всё поплыло.

– Отпусти, – лёгкие жгло, паника становилась сильнее и сильнее. Чёрные точки, мелькающие перед глазами, становились сплошными полосами, огромными пятнами, губы немели.

– Пожалуйста, Эдик…

– Просишь? – чуть ослабив хватку, он провёл большим пальцем по моей шее и толкнул на сиденье. Бросил паспорта мне на колени и приказал: – Открой.

Руки дрожали, я пыталась отдышаться. Моя фотография… Назарова Алина. Назарова Алина… Открыла второй: Назаров Святослав и фотография Эдика.

– Открой дверь, – понимая, что больше не в состоянии терпеть, просипела я.

Услышала, как щёлкнула кнопка блокировки и буквально вывалилась из машины в грязь. Упёрлась ладонями в стылую жижу. Назарова Алина…

Поддельные документы, по которым я снова была его женой. Меня вывернуло наизнанку. Спазм за спазмом меня выворачивало в талый снег, а по щекам текли слёзы. Господи, не дай этому случиться! Господи…

2

Дверца машины хлопнула. Вытерев рот тыльной стороной ладони, я попыталась подняться. Опёрлась о колесо машины и тут же почувствовала хватку на плече.

– Если ты забеременела от него… – звук голоса Эдуарда отозвался во мне внутренней дрожью.

По телу пробежал мороз, я поспешила мотнуть головой.

– Смотри, Дарина, – с предупреждением проговорил он и рывком поставил меня на ноги.

Тёмная картинка перед глазами покачнулась, свет фонарей стал ярче и тут же отдалился.

Новый приступ тошноты был таким сильным, что я едва не упала прямо Эдику под ноги. В желудке ничего не было, и несколько раз меня просто скрутило спазмом.

Шумно дыша, я сидела возле колеса, чувствуя себя такой слабой и жалкой, что от бессилия на глаза навернулись слёзы. Как я могла выйти за него? Как?! Наивная девчонка… Разве могла я подумать несколько лет назад, что однажды буду сидеть у ног человека, начало отношений с которым так походило на сказку, и бояться каждой следующей минуты? Ухаживания, цветы, подарки, сладкие речи, на которые я повелась.

– Ты жалкая, – презрительно процедил Эдик и снова поставил меня на ноги.

– Где мы? – просипела, когда он потащил меня к подъезду.

Несмотря на то, что вокруг было темно, я понимала, что в Питер он меня не повёз. Всё было другим: воздух, чёрное небо, даже грязь под ногами.

Подойдя к подъезду, он достал ключ и приложил к домофону. Тот мелодично запищал, и Эдик, открыв дверь, втолкнул меня в подъезд.

На вопрос мой он не ответил. Протащил вверх по ступенькам на один пролёт и, остановившись, посмотрел в лицо.

Я тяжело выдохнула. От слабости меня бросило в пот, спина стала мокрой. Мокрые грязные колготки прилипли к ногам, ладони тоже были грязными.

Взгляд Эдуарда опустился к моей шее и, хотя он не касался меня, я ощутила приступ удушья. Подъезд был едва освещён, но я видела холодный блеск его глаз, видела выступившие на скулах желваки.

– Сука! – замахнувшись, он ударил меня наотмашь.

Я отлетела к стене. Задыхаясь, опёрлась на неё обеими ладонями, в ужасе смотря, как Эдик приближается. Хотела отступить, но было некуда. Скула болела, в голове шумело, соскользнувший с волос платок лежал у моих ног.

– Эдуард… – дрожащим голосом прошептала я, сглотнув ком из крови и слюны.

Попятилась, но он тут же схватил меня и, намотав на кисть шарф, дёрнул. Внезапно я поняла, что всё это время на мне был тот самый шарф, что подарил Демьян. Должно быть, Эдуард тоже заметил это. Не сейчас, раньше. Намного раньше, а сейчас…

Схватив за волосы, он туго обвязал шарф вокруг моей шеи и стянул концы. Смотрел мне прямо в глаза, а я боялась сделать лишний вдох, лишнее движение. Только потихоньку всхлипнула, когда он, криво усмехнувшись, провёл большим пальцем по ссадине на моей губе.

– Ничего, – сказал он неожиданно мягко. – Ты забудешь про него. Забудешь ведь, Дарина?

Парализованная отчаянием, непониманием и ужасом, я молчала.

– Дарина? – чуть жёстче, чем прежде. Палец прошёлся по губе с большим нажимом.

– П-пойдём домой, – запнувшись, проговорила я. – Пойдём домой, Эдуард.

Он ещё несколько секунд не сводил с меня взгляда, а после, твёрдо взяв за локоть, потянул вверх.

Не знаю, как я преодолела ещё один пролёт. В голове метались мысли о том, что будет дальше, о том, что делать, но ответа у меня не было.

Остановившись возле одной из дверей на площадке второго этажа, Эдуард отпер её и провёл меня в квартиру. Включил свет. Желудок скрутило очередным спазмом. Пересилив себя, я глубоко вдохнула.

– Это твоя квартира? – снова попыталась узнать я хоть что-то.

Мне показалось, что на этот раз Эдуард собирается ответить, но тут у него снова зазвонил телефон.

– Раздевайся и иди готовить ужин, – бросил он. – И смотри, чтобы это было что-нибудь стоящее. Из-за тебя мне пришлось помотаться.

Я проводила его взглядом. Слышала обрывки разговора, но никак не могла собрать их воедино. Нащупав угол тумбочки. Обувь…

Оперевшись о тумбу, я стянула сапоги. На полу остались грязные разводы, и я подумала, что нужно бы вытереть их, пока Эдуард не заметил. Главное – не злить его.

Поспешно сняв шарф, я сложила его и убрала в тумбу. Сняла кажущееся слишком тяжёлым пальто, а за ним пропитавшиеся грязью колготки.

– Ты всё ещё тут?

Эдуард снова появился в коридоре. Посмотрел на пол, на мои руки. Губы его сжались, глаза блеснули, и я замерла, ожидая всего, чего угодно.

– Я, кажется, попросил тебя приготовить ужин, – неожиданно мягко сказал он. – Ты помнишь?

– Помню, – я не двинулась с места.

– Хорошо, – взгляд на мои колени, на выпачканные ладони. – Вымой руки и иди на кухню. Я сам уберу здесь.

Кивнув, я, не спрашивая, где ванная, пошла вперёд по коридору, но стоило коснуться ручки нужной двери, Эдуард окликнул меня.

– Да? – я придержалась за косяк.

– Всё, что я делаю, я делаю ради нас, – проговорил он, глядя на меня. – Ради тебя.

– Ради меня? – не удержалась я.

– Да, – он подошёл на несколько шагов. – Ради твоего блага. Ты ведь всегда хотела жить красиво. Хотела ездить на дорогие курорты, хотела собственную квартиру. А то жалкое существование…

– Жалкое существование? – с усмешкой переспросила я. – Ты считаешь, что то, что было у нас, было жалким существованием?

Эдуард поморщился, взгляд его снова стал презрительно-тёмным, и я пожалела, что вообще открыла рот. Но если бы я промолчала, это было бы странным. Во всём соглашаться с ним? Я боялась сделать неосторожный шаг, неосторожное движение.

– Скажешь, нет? – презрение просочилось в голос. – Скажешь, ты просто так тут же прыгнула на член Терентьеву, – уголок рта дёрнулся, взглядом он впился в меня, будто коршун когтями.

Я молчала. Возразить? Что будет, если я не сделаю этого? А что будет, если сделаю? Усмешка стала ещё презрительнее и более явной. Взяв меня за подбородок, Эдик приподнял мою голову.

– Он хотел тебя, и он тебя получил, – усмехнулся Эдик невесело. – Я надеялся, что этого всё же не случится. У меня, в отличие от тебя, выбора не было. А ты… – качнул головой и отпустил.

– Что ты хочешь сказать? – дрожащим голосом спросила я.

Ощущение чего-то тёмного, грязного, появившееся ещё в машине, обдало сердце неприятным предчувствием.

– Только то, что сказал, Дарина, – отозвался Эдик и, прежде чем отвернуться, жёстко повторил: – Вымой руки и приготовь ужин.

– Эдуард…

– Переночуем тут, – перебил он меня, – а завтра вылетим в Таиланд.

– В Таиланд? – у меня снова запульсировало в висках. – Я… Я никуда с тобой не полечу.

– Полетишь, – процедил он. – Ещё как полетишь.

Я смотрела на него, борясь с гневом и страхом. Лететь я с ним не собиралась. Аэропорт… Если он отвезёт меня в аэропорт, я смогу…

– Помни про девчонку, – глядя мне прямо в глаза, выговорил Эдик.

– Про девчонку? – одними губами переспросила я, сильнее хватаясь за косяк. О ком он? Если о Соне… Не может же он…

– Терентьев приставил к ней своего пса, но не думай, моя дорогая, за мной тоже стоят люди. И стоит мне попросить их…

Он замолчал. Всё так же молча, в тишине, красноречиво кивнул и сказал снова:

– Руки и ужин, Дарина. И побыстрее, – приблизился. Я думала, что он снова возьмёт меня за подбородок, но он схватил за шею. – Тебя купили, как шлюху, а ты и рада, – так же резко отпустил и, усмехнувшись, ушёл вглубь коридора, попутно отвечая на очередной звонок.

Раздражённо отложив вилку, Эдуард поднялся из-за стола. К ужину он едва притронулся. Наспех приготовленное рыбное филе так и осталось лежать на его тарелке рядом с приправленной травами и оливковым маслом зелёной фасолью.

– Готовишь ты отвратительно, – налив себе стакан воды из графина, проговорил он. – Давно пора отправить тебя на кулинарные курсы. Хоть на что-то же ты должна быть годной.

– Эдуард, – после недолгого молчания всё так же осторожно позвала я.

Он нехотя обернулся. Отпив пару глотков, выплеснул остатки в раковину, туда же поставил стакан.

– Зачем ты на мне женился? – спросила я тихо. – Если… Если я ни на что не годна.

Щека припухла, разбитая губа ныла. Сидя к бывшему мужу в пол-оборота, я ждала, что будет дальше.

Эдуард молчал, рассматривая меня, потом вернулся за стол и, взяв вилку, наколол несколько стручков фасоли. Приподнял, словно нарочно демонстрируя мне проткнутые зубчиками зелёные стручки.

– Да чёрт его знает, – поморщился и принялся за еду. Прожевал и, пристально глядя на меня, сказал: – Когда я на тебе женился, ты была достаточно хорошенькая. Из тебя могло получиться что-то дельное. – Он наколол ещё несколько стручков и кивнул на мою тарелку: – Заткнись и ешь.

От запаха еды меня воротило. Готовя ужин, едва сдерживалась, чтобы не броситься в ванную, но выбора у меня не было. Отломив ребром вилки кусочек рыбного филе, я проглотила его, почти не жуя.

Эдуард наблюдал за мной с каким-то понятным лишь ему одному садистским удовлетворением.

– Самолёт в полдень, – наконец сказал он спустя несколько долгих минут.

– Ты совсем не боишься? – не выдержала я.

– Чего я должен бояться? – на этот раз вилку он отложил спокойнее.

– Появляться в аэропорту, – сделала то же самое. – Летать вот так… Эдуард…

Встретившись с ним взглядом, я замолчала. Он некоторое время смотрел на меня, не говоря ни слова. В повисшей тишине было слышно, как на улице залаяла собака, как пикнула сигнализация машины. Эдик откинулся на спинку стула, забросил ногу на ногу.

– Сделай мне чай, – распорядился он, и я, поколебавшись, встала. Стоило мне сделать это, он заговорил: – Ты всё-таки глупая, Дарина. Красивая, но глупая.

Поначалу я хотела попросить его перестать. Перестать унижать меня, перестать называть по имени, перестать говорить загадками. Перестать, перестать и ещё раз перестать!! Чувство опасности, что я испытывала в начале, находясь рядом с Демьяном, ничем не напоминало то, что пробуждал во мне бывший муж. Снова и снова я спрашивала себя, как могла прожить с ним столько времени? Как мне удавалось ходить по краю и не падать в пропасть?

Едва я включила чайник, Эдик подошёл ко мне сзади. Я насторожилась, подобралась, он же, положив ладони мне на бёдра, развернул к себе.

– Почему, как ты думаешь, Терентьев не обратился в полицию, Дарина? – спросил он, глядя мне в глаза. – Думаешь, он искал меня всё это время?

Меня пронзил ужас. Ужас понимания того, что он хочет сказать. Того, что он, в сущности, сказал уже давно – ещё когда мы были в машине. Догадавшись, что я всё поняла, он ухмыльнулся.

– Правильно, милая, – погладил меня по скуле. – Ты всё правильно поняла. Никто всё это время меня не искал. Ты дорого обошлась ему и, надеюсь, оно того стоило. Стоило ведь? Ты постаралась?

– Что… – голос был едва слышен, вместо слов из груди вырвался какой-то сип. – Что ты такое говоришь?!

– Дарина… – он покачал головой.

Шум чайника давил на виски, каждое слово Эдуарда взрывалось во мне, подобно начинённой крохотными обрезками железной арматуры бомбе. Каждый из этих осколков, все до единого, попадали в меня, оставляя царапины, кровоточащие раны, а Эдик продолжал смотреть.

– Деньги, угрозы… Именно так Терентьев добивается своего. Кнут, – резко схватил меня за шею и сжал. – Кнут… – притянул к себе, поглаживая большим пальцем.

Я захлебнулась собственным вдохом, потянулась к его руке, Эдуард же повторил в третий раз:

– Кнут. – Приблизил своё лицо к моему и ослабил хватку. Коснулся губами губ и, почти разжав пальцы, положил вторую ладонь мне на спину. – А потом пряник.

Губы его оказались на моих губах. Прихватив нижнюю, он провёл по ней языком. Погладил по спине и прижал к столешнице.

Я почувствовала его член, и меня снова начало мутить. От его поцелуев, его рук на теле, его явного желания.

Жёстко обхватив мою голову, он проник в рот языком и принялся целовать меня. К глазам подступили слёзы, больше всего на свете мне хотелось оттолкнуть его, закричать, чтобы никогда он не прикасался ко мне, но я послушно терпела, как терпела много раз до этого.

– Угрозы и деньги, – выдохнул он мне в лицо. – Ты понимаешь? Как думаешь, был у меня выбор? – он продолжал поглаживать меня по голове, а меня трясло.

От его близости, от нахлынувшего осознания. Угрозы и деньги… Я вспомнила тот день, когда Егор силой вынудил меня сесть в машину. Всё должно быть так, как захочет он…

Голова закружилась, перед глазами поплыло. Чайник выключился одновременно с тем, как я ухватилась за край столешницы.

Желчь подступила к горлу, и я, прикрыв рот рукой, со всех ног бросилась в ванную. Едва добежав, склонилась над унитазом. По щекам опять катились слёзы, внутри разлилась ярость и боль. Боль предательства, боль неопределённости. И ещё страх. Что будет со мной, что будет с Соней?!

Эдуард вошёл следом и, присев на корточки, оторвал несколько бумажных полотенец от принесённого им рулона. Протянул мне, и я, взяв, вытерла рот.

– Пожалуйста… – шепнула. – Эдик… Пожалуйста, отпусти меня. Мне… мне надо похоронить маму.

Он покачал головой.

– Не просто же так Терентьев трахал тебя, – губа его дёрнулась. – Он позаботиться и о твоей матери, и о твоей дочери.

Я молчала. Сжимала в кулаке использованные полотенца и не могла ничего сказать. Бывший муж поднял меня на ноги и повёл прочь из ванной. Я шла не сопротивляясь.

– Отдохни, – проводив меня до спальни, сказал он. – Ты выглядишь слишком уставшей.

Высвободил полотенца из моих пальцев и, прижавшись, как и на кухне, погладил по шее. Я сглотнула.

– Терентьев всегда получает всё, что хочет, Дарина, – слова точно в цель. – Он захотел тебя. Тебя, – повторил, будто контрольный в голову. – И выбора у меня не было. Но теперь… – опять по шее, потом по щеке. – Теперь ты только моя. Отдыхай, – подтолкнул к постели и, не оборачиваясь, вышел в коридор.

Я медленно опустилась на постель. На край, а после легла на бок, понимая, что внутри нет ничего. Пустота. Сплошная серая пустота.

Притянула к себе подушку и, уткнувшись в неё, глухо разрыдалась.