Loe raamatut: «Я ухожу, Варя», lehekülg 4

Font:

Глава 8

«Продолжим экскурсию. Ты покидаешь комнату и всех присутствующих в ней, проходишь несколько метров, заворачиваешь и поднимаешься по лестнице наверх. Весь третий уровень находится под открытым небом; здесь нет дверей и закрытых помещений. Здесь только веселье, безрассудство и свобода действий. Ты оказываешься на настоящем танцполе. Тебя слепят установленные по всему периметру прожекторы, мигающие разными цветами. Взглянув направо, ты можешь увидеть яркую, светодиодную диджейскую стойку, за которой стоит один из лучших в своем роде – Крис Фортис, молодой парень, вечно одетый в какие-то лохмотья. Слева от тебя – целая стена людей, повернувшихся к тебе спинами. В том месте находится барная стойка – самое привлекательное место для всех гостей на судне. От громкой музыки закладывает уши, немного душно и даже боязно. Звуки отдаются у тебя в груди, пульсируют где-то внутри. Тебе хочется поскорее уйти отсюда и вернуться на первый уровень, на палубу, где более спокойно, или вовсе спрыгнуть в воду, только чтобы не слышать и не видеть всего, что тут происходит. Однако тебя уже пленила толпа, и она не собирается так быстро отпускать свою жертву. Танцующие прижимают тебя, становится тяжело дышать. Ты еле-еле протискиваешься сквозь толпу и оказываешься около двух бассейнов, одного большого и второго чуть меньше. Люди в купальниках прыгают в воду, пьют коктейли, спят на шезлонгах, громко разговаривают и еще громче смеются. Кто – то разбил бутылку дорогого рома, где-то неподалеку завязалась драка, прямо перед тобой парень продал пакетик с белым порошком девушке лет шестнадцати. Здесь же группа молодых людей в уличных одеждах с разбега бросилась в бассейн и весело, со смехом, стала плескаться, обрызгивая всех вокруг. Тебе становится плохо, страшно. Ты приподнимаешь голову, вглядываешься в небо. Ярко светят звезды, и на секунду тревога отпускает тебя. Вдруг твое спокойствие прерывает один из гостей. Он что-то бормочет, предлагает, зовет тебя куда-то, просит помочь или просто выпить вместе. Ты с минуту слушаешь всю эту пустую болтовню, морщишься от всего того ужаса, в котором находишься, отворачиваешься и бежишь. Отталкиваешь людей, кричишь на них, просишь освободить тебе дорогу, слышишь проклятья и нецензурную брань себе вслед. Но, кажется, тебе все равно. Совершенно все равно. Оказавшись на самой нижней палубе, ты идешь в кормовую часть судна, где находится спуск к каютам. Немного кружится голова, тошнит и хочется спать. Тебя слегка покачивает из стороны в сторону, в ушах звенит, в горле стоит ком. Тебе отчетливо кажется, что встретив хоть кого-нибудь сейчас, ты не выдержишь и обязательно ударишь этого человека, а может даже и убьешь. Спустившись вниз и оказавшись в длинном коридоре, ты начинаешь судорожно искать свою каюту. Ты не помнишь, что все каюты пронумерованы и что у тебя в левом кармане лежит ключ, на котором указан номер твоего временного жилища. Да, когда-то давно, Бруно решил присвоить всем каютам номера. Это действительно полезно: так намного проще найти свою каюту, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения. Слева от тебя двери с нечетными номерами, справа – с четными. Прилагая невероятные усилия и чувствуя сильнейшую боль в груди, подступающие слезы, накопившуюся злобу и ярость, ты, наконец, вспоминаешь о заветном ключе и видишь на нем кривую «5». Отыскав свою каюту, ты трясущимися руками вставляешь ключ в замочную скважину, поворачиваешь его три раза вправо и отворяешь дверь. Ноги становятся ватными, они отказываются держать тебя, и ты чувствуешь, что сейчас упадешь. Проходит несколько секунд. Ты берешь себя в руки, переступаешь через порог, закрываешь за собой дверь и, пройдя несколько шагов, падаешь на кровать. Темнота поглощает тебя.

Наутро, проснувшись, ты припоминаешь все то, что было, и списываешь свое странное и болезненное состояние на обычное отравление. Душ освежает, приводит в порядок мысли. Все возвращается на круги своя. Только теперь, окончательно вернувшись в реальность, ты можешь, наконец, осмотреть место, в котором очнулся. Слева от входа стоит большой белый глянцевый шкаф с зеркальными раздвижными дверьми, справа, в нескольких шагах, – круглый стол со стеклянной поверхностью и два стула с чуть выгнутыми спинками серого цвета. Пройдя вглубь каюты, слева, недалеко от шкафа, можно увидеть большую круглую кровать, корпус которой по виду очень напоминает корпус яхты. Белые мягкие подушки, украшенные атласными темно-синими лентами, бежевая простыня и черное, вышитое золотыми нитями одеяло вносят свою лепту в общий интерьер. Две черные прикроватные тумбы украшены стеклянными овальными вазами, в каждой из которых стоит по одной красной розе. В самой глубине каюты располагается санузел, больше похожий по размеру на еще одну каюту. Не буду вдаваться в подробности и рассказывать об унитазе, душевой кабине и прочих вещах. Однако стоит упомянуть о трех иллюминаторах, расположенных над кроватью и столом. А также отдельное внимание заслуживает освещение каюты: кровать подсвечивается снизу светодиодной лентой, в двухуровневый потолок встроены точечные светильники, а у шкафа стоит напольный светильник в виде переплетающихся линий. Да, каюта поистине хороша. Не только интерьером, но и тишиной, которая в ней царит. Здесь совершенно не слышно ночной жизни судна. Да, совсем не слышно…

Кажется, все. Кажется, я закончил свою экскурсию. Именно так я видел эту яхту в первый раз, когда попал на нее. Все было так. Мои чувства были те же. Я рассказал все, как есть. Надо отметить, что ничего не поменялось. На этой яхте и в ту ночь, и по сей день происходит то же самое. Даже игроки в покер остались неизменными. Я много говорил о своем состоянии: тошноте, головокружении, ощущениях, похожих на паническую атаку. Тогда, в свой первый день, а точнее первую ночь, на яхте я подумал, что отравился. Каким-нибудь несвежим блюдом или просроченным алкоголем. Но, безусловно, это такой же бред, как если бы я сказал, что являюсь хорошим человеком. Нет, человек я плохой и даже мерзкий. Но, пожалуй, об этом позже. Я действительно отравился. Отравился обществом, в котором очутился. Обществом, которое держится на разврате, пьянстве, высокомерии, чревоугодии. Я ступил на борт одним человеком, а покинул судно другим. Будто черная густая слизь проникла в мой организм и стала обволакивать органы. Будто что-то новое и страшное стало развиваться в моей груди, расти и подниматься к горлу. Я должен был тогда все осознать, перестать общаться с Бруно и больше никогда не посещать эту яхту. Но я не смог. Я принимал приглашения своего «друга», я ходил на его вечеринки, я жил на этой яхте по несколько дней. Это большое черное судно поглотило меня и сделало своим рабом. Я стал грешен и мерзок как все те, кто развлекался вместе со мной. Я стал как они. Я стал мертвецом. И думал, что Варя сможет спасти меня, сможет разбудить меня, растолкать, дать отрезвляющую пощечину. Но она не смогла, потому что я ей не позволил. Я закрылся от своей жены и сам себя погубил. Раз и навсегда. Спрошу еще раз: вы когда-нибудь разговаривали с живыми мертвецами? Видели их на расстоянии нескольких сантиметров? Я – да. Зеркало не даст обмануть»

Глава 9

«Бруно повел нас в ресторан, в свой личный зал, где он обычно принимал гостей. Официант принес нам меню, и около десяти минут мы решали, что заказать. Мне было, мягко говоря, все равно, что поесть, а вот Варя, наоборот, была в восторге от широкого выбора блюд и старательно изучала все то, что было представлено в меню. Бруно, как обычно, заказал свой любимый стейк средней прожарки с жареным картофелем на гарнир и бутылку шампанского. Варя, приложив невероятные усилия, наконец, решилась на мидии в томатном бульоне, а я выбрал суп из морепродуктов. Сделав заказ, Бруно начал рассказывать о своей жизни, о компании и отце, о своих доходах и вечеринках. В общем, не стал изменять себе и продолжал, как и всегда, нести полную чушь. Помимо увлекательных историй Бруно также много шутил и, надо отдать должное, весьма остроумно. Несколько раз и я не смог удержаться от смеха. Что касается Вари, то она улыбалась всю беседу, слушала с неподдельным вниманием и интересом, заливалась искренним и безудержным хохотом после каждой шутки Бруно. Я не ревновал. Совсем нет. Честно, положа руку на сердце. Вскоре нам принесли наши блюда, мы довольно вкусно поели, и разговор продолжился. Теперь Бруно выступал в роли интервьюера. Довольно плохого интервьюера. Он задавал нескончаемые вопросы о нашем знакомстве, свадьбе, семейной жизни. Я молчал как партизан всю дорогу. Мне было неинтересно принимать участие в этом разговоре трех людей. Точнее двух. Варя охотно отвечала Бруно, вдавалась в различные подробности и вообще вела себя крайне непринужденно. Меня ничего не смущало. Все было хорошо, даже прекрасно. Ровно до того момента, пока дверь не отворилась и перед нами не предстала фигура Рика Стефенсона. Он с минуту осматривал Варю, затем подошел к ней, поцеловал ей руку, бросил на меня презрительный взгляд, коротко поздоровался и уселся рядом с Бруно, прямо напротив моей жены. Его губы расплылись в широкой улыбке. Глаза засверкали. Немного задергался нос. Я не придал этому значения, совершенно. Наверное, потому что изо всех сил старался не смотреть на эту мерзкую рожу. Для меня – мерзкую. Если брать во внимание лишь оболочку, внешность и не думать о том, какой Рик человек, то можно сказать, что он довольно хорош собой. Его волнистые каштановые волосы, большие зеленые глаза, правильный овал лица, прямой и тонкий нос, чуть сплющенный на конце, ярко выраженные скулы и ровный оттенок кожи не могли быть незамеченными представительницами женского пола. Я, со своим худым и чуть вытянутым бледным лицом, темно-серыми глазами, белокурыми прямыми волосами и вздернутым носом, конечно, слыву не таким красавцем. Однако я не хуже. Совсем не хуже. По крайней мере, я в этом глубоко убежден. Однако отбросим эти ненужные заверения и попытки повысить свою самооценку и вернемся к делу. Да, Рик умел обращаться с женщинами. Он ко всем находил подход. Я видел, как он подобрал ключик и к моей жене. Рик стал говорить о кулинарии – о том, чем жила моя супруга. Разговор довольно быстро перерос в легкий дружеский спор: Варя на своем идеальном английском пыталась доказать Рику, почему лобстеры имеют более нежное и вкусное мясо, чем лангусты. Я отключился еще в начале разговора и не слушал, о чем идет речь. Бруно пил и, осушив одну бутылку, заказывал вторую. Он пристально смотрел на Рика, будто следил за ним. В какой-то момент мой «друг» нахмурился, уголки его губ опустились, между бровей образовалась морщина. Я не придал и этому никакого значения. Господи, какой же я был болван. Допив очередной бокал, Бруно резко встал, поставил бокал на стол, повернулся к Варе, сказал ей пару комплиментов, затем обратился ко мне, заявил, что ему пора к «своим», извинился и направился к двери. Перед тем, как выйти, он обернулся, улыбнулся нам и на секунду остановил свой взгляд на Рике. Стефенсон почувствовал этот взгляд, поднял голову и смело взглянул на своего друга. Рик ухмыльнулся и произнес: «Take it easy, my friend» («Успокойся, мой друг»). Я подумал тогда, что эта фраза была обычным ответом на извинения Бруно и его спешность, но, как потом оказалось, я ошибался. Глубоко ошибался. Бруно кивнул головой, сохраняя при этом какое-то странное, несвойственное ему напряжение в выражении лица, отвернулся и вышел. Мы остались втроем. На минуту воцарилось молчание. Возможно, оно и было для кого-то неловким, но для меня – нет. Я был рад не слышать голос Рика. Мои уши отдыхали от его скрипучего тона. Первый паузу прервал Рик. Он предложил нам выйти на палубу, подышать свежим воздухом. Я охотно согласился, потому что начинал ощущать неприятную духоту. Мы вышли из ресторана, достигли палубы, нашли свободные кресла и присели. Легкий ветерок обдавал лицо, развевал волосы, морской воздух приятно действовал на нервы. Варя первая начала разговор. Она обратилась к Рику и стала задавать ему вопросы касательно его жизни, интересов, его желаний и планов на будущее. Стефенсон принимал эти вопросы с заметным удовольствием и отвечал на них подробно, не пренебрегая деталями и уточнениями. Он улыбался, не спускал с Вари глаз, беспрестанно наклонялся к ней и пожимал ей руку. Я наблюдал за этой картиной спокойно, не выказывал и тени недовольства, старался принимать участие в беседе. Однако с каждой секундой моей отвращение к этой персоне усиливалось, и через двадцать минут я был готов задушить мерзавца собственными руками. Но я не ревновал. Я ненавидел Рика в тот момент совсем не за то, что он открыто кокетничал с моей женой. Нет, совсем нет. Я ненавидел его просто за то, что он был. За то, что он существовал. И мне действительно хотелось его убить. Чувствуя закипающую внутри меня злобу и опасаясь возможного выхода ее наружу, я встал, обратился к Рику и сказал, что нам с Варей нужно ненадолго удалиться. Стефенсон даже не взглянул на меня. Варя посмотрела на меня удивленными глазами, встала, улыбнулась Рику и последовала за мной. Я не знал, куда мы пойдем. На секунду остановился, посмотрел на Варю, взял ее за руку и отправился наверх, туда, где были танцпол и бассейны. Моя жена была в прекрасном расположении духа. Она хвалила и Бруно, и Рика, пыталась развеселить меня, шутила надо мной и над моей ревностью. Да, Варя была уверена в том, что я расстроился из-за ее наиприятнейшей беседы с Риком. Мне было откровенно лень реагировать на ее подначки; я просто улыбался. Точнее делал вид, что улыбаюсь. Мы поднялись наверх и оказались в пучине людей, в самом центре ночной жизни судна. Я отошел к бару, пока Варя осматривалась и знакомилась с окружающей обстановкой. Заказать напитки оказалось задачей непростой: меня беспрестанно толкали, пытались обойти, молодая девушка лет тридцати в довольно вызывающем наряде пару раз пыталась со мной заговорить. Спустя десять, а то и двадцать минут я, наконец, взял два коктейля и стал искать Варю. Какого же было мое удивление, когда я нашел ее мило беседующей с Риком у одного из бассейнов. Злоба, дикая злоба исказила мое лицо. Натянув поддельную улыбку, я подошел к ним и пристально, намеренно посмотрел на Рика. Он впервые за вечер ответил на мой взгляд своим, полным насмешки и презрения. Варя улыбнулась мне и стала вовлекать в общую беседу. Я говорил неохотно, не скрывал своего недовольства и желания плюнуть Рику в лицо. Стефенсон понимал это, понимал, что творится в моей голове и радовался этому. Ему нравилось издеваться надо мной, раздражать меня и выводить из себя. Через полчаса нашу компанию разбавили две высокие, модельной внешности девушки. Я узнал их: они часто сопровождали Рика. Одна из них – Аманда Каштру – бразильянка, с кудрявыми эффектными волосами, смуглой ровной коже, невероятно пухлыми губами и яркими голубыми глазами. Вторая – Майя Тарновская – полька, с узкими карими глазами, длинной светлой косой и удивительно большим носом. Обеим девушкам на тот момент было не больше двадцати лет, однако выглядели они намного старше. Совершенно без понятия, как именно Рик познакомился с этими особами, и чем эти дамы занимались и занимаются в жизни. Не знаю и знать не хочу. Девушки подошли к нам, находясь в крайне плачевном состоянии. Их взгляд был пустым, смех неестественным и беспричинным, движения – резкими и чуть лихорадочными. Думаю, не стоит объяснять, что с ними происходило. Меня передернуло, Варя перестала улыбаться, а Рик радостно воскликнул и полез обниматься к своим «подругам». Мы с Варей переглянулись. Я увидел в ее глазах страх и понял, что пора уходить. Рик прошептал что-то Аманде и Майе, повернулся к нам и, светясь от счастья и какого-то неподдельного восторга, заявил, что ему нужно ненадолго удалиться. Демонстративно отвернувшись от меня, Рик обратился к Варе и умаляющим голосом попросил ее «не оставить одних» его спутниц. Варя дрожащими губами пообещала «последить» за девушками и попросила Рика не волноваться. Тот поцеловал моей жене руку и удалился. Я не собирался оставаться с этими дамами, несмотря на то, что знал их. Точнее нет, не так. Именно потому, что я знал их, я не собирался составлять им компанию. Схватив Варю за руку и слегка потянув к себе, я посмотрел ей в глаза и понял, что она действительно намерена сдержать свое обещание. Да, это же Варя. Честная и справедливая, ответственная за свои слова. Мы остались. Я стоял в стороне, пока Варя общалась с «подругами» Рика. Удивительно, но она смогла найти общий язык и с ними. Пока велась эта довольно странная полусветская беседа, я наблюдал за тем, что происходило вокруг. Мое внимание привлек Томас, неожиданно появившийся у большего из бассейнов. Колманн заметил меня, помахал мне рукой, сделал несколько шагов, затем покачнулся и рухнул в воду. Спустя несколько секунд замешательства я бросился к бассейну и, подбежав к нему, увидел в нем лежащего спиной вверх Томаса. Я тут же прыгнул в воду, обхватил парня и вытащил его на «берег». Томас, к моему великому счастью, сразу очнулся. Он убедил меня, что все в порядке, встал, одобрительно потрепал меня по плечу, поблагодарил и ушел. Я был слегка шокирован произошедшим. Что это было? Не знаю до сих пор. Только сейчас, припоминая эту странную сцену, я осознаю одно: ни один человек: ни в бассейне, ни на танцполе не попытался помочь утопающему парню. Никто. Я помню, знаю, что кто-то видел, кто-то заметил. Но они не помогли. И он бы задохнулся, умер, не оказавшись там меня. Это вовсе не гимн моему героизму. Я не герой. Это ужасная и неизбежная реальность. Никто не помог бы. Никто»