Loe raamatut: «Стикс»
Холодный серый дождь молотил по невзрачному зонту со сломанной спицей.
"Ну и где она?" – Стикс дрожал всем телом, мысленно умоляя свою спутницу вернуться.
Потрёпанная папка с рисунками едва держалась в окоченевших пальцах. Он то и дело судорожно вытирал с тонкого пластика капли воды словно боялся, что небесные слезы просочатся насквозь и испортят рисунки.
Последний шанс. Из единственного на всю округу колледжа выгнали, на работе никому не нужен и его рисунки никому не нужны. Кроме нее. Она сказала, что он красиво рисует, обещала поговорить со своим директором, убедить посмотреть работы и вот уже полчаса как скрылась в двухэтажном сером здании. Или просто лгала? Стикс съежился ещё больше – не то от дождя, не то от осознания, что первый в его жизни друг за двадцать лет может вновь оказаться вовсе не другом. По обшарпанным стенам стекали потоки грязи, но воде не удавалось отмыть этот город. Ложь, предательство, ненависть здесь были нормой.
И всё же художник продолжал стоять у угла тупика, где она велела ему ждать. Что же ещё остаётся у таких как он, кроме надежды? Стикс почти уснул под монотонное бормотание дождя, окончательно замерзнув, и только автоматически продолжал стирать пальцем капли дождя с папки.
– Эй, как тебя там, Серёжа? – Девушка выпорхнула из здания, раскрыла стильный черный зонт с автоматическим механизмом и модельной походкой подошла к глухому тупику в котором велела спрятаться своему забавному знакомому.
– Стикс, – будто извиняясь, пробормотал художник.
Он и сам не знал зачем из раза в раз повторял всем и каждому имя, данное матерью. Всё равно его упорно отказывались называть так. Сначала смеялись и просили показать паспорт. Увидев в паспорте под блестящей голографической пленкой напечатанное "Стикс", плевались и обзывали родителей в лучшем случае наркоманами, а после продолжали называть любыми другими именами.
Художник давно устал спорить на эту тему или что-то доказывать. Только упорно повторял свое имя вслух, словно надеялся, что рано или поздно кому-то это надоест и имя запомнится.
– Ну хорошо, Стёпа, – она состроила недовольную мордашку.
– Стикс, – так же тихо отозвался он.
– Ой, да это не важно! – Кажется, ее безумно раздражало то, что новый знакомый не может просто смириться с тем, как она хочет его называть. – Слушай, меня повысили. Дали должность начальника отдела.
Стикс поднял голову, взгляд тёмно-синих глаз пробежался по растрёпанной прическе, криво застегнутой рубашке, раскрасневшимся губам, красному следу от нижнего белья на бедре ниже юбки.
– Поздравляю, – художник криво улыбнулся, не то из-за холода, не то из-за того, что ждал несколько иного от этой встречи.
– А, твои рисунки, – она отмахнулась. – Сегодня было много дел. Приходи завтра и надень костюм получше, а то уж больно на бомжа похож.
Она заливисто рассмеялась, глядя на его растерянное лицо.
Где ему взять костюм получше? Старая тонкая куртка, штопаная в трёх местах, футболка с облезлым рисунком, отцовские брюки, которые утащил с помойки и криво-косо зашил, да дырявые ботинки. Это и было лучшим из того, что у него есть. Можно, конечно, стащить костюм у отца ночью, но это грозило серьезными неприятностями. Но, может, стоит рискнуть?
– Я постараюсь найти, – наконец выдавил из себя Стикс.
– Ну вот и молодец, – она улыбнулась. – Мне пора домой, да и тебе тоже. Смотри не заблудись. И постарайся не проходить под окнами зданий. Кто-то может увидеть тебя и испытать глубочайшее отвращение. Фе. Не стоит заставлять людей испытывать такие чувства.
Она снова расхохоталась и развернувшись, лёгкой походкой ушла в сторону парковки. Потоки воды и ночной мрак быстро скрыли ее изящную фигуру из виду.
Стикс ещё долго стоял под дождем в темном тупике. В воздухе повис тяжёлый запах помоев, чьей-то рвоты и удушливый аромат ее пользованного тела. Унылый дождь всё также мрачно барабанил по зонту, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем художник успокоился и пошел домой. В голове не было никаких мыслей, только неуютная тяжесть и боль.
Грязные темные улицы не приносили никакого облегчения. Стикс с детства выучил, что в этом городе лучше не выходить наружу с наступлением темноты, но дома было не сильно лучше. В связи с этим единственное, что умел художник помимо рисования, – это выживать в аду. Нащупав в кармане мятую пятидесятирублевую бумажку, он остановился у старой палатки и купил на все деньги небольшой мешочек конфет.
Теперь можно и поторопиться. Дверь подъезда распахнулась без всякого ключа. Домофон давно был сломан, и никто не собирался его чинить равно как и менять давно разбитые местными лампы. В нос ударила вонь мочи, перемешанной с кислым запахом помоев и острым – рвоты. Стараясь не дышать, художник поднялся на второй этаж и аккуратно приоткрыл дверь квартиры.
В темном помещении смердело. Алкоголем, немытыми телами, табаком и черт знает чем ещё. Давно сгоревшая пыльная лампочка качнулась от сквозняка на грязном шнуре и Стикс почему-то подумал, что она похожа на висельника. Из двери напротив раздавался надрывный кашель.
Поспешно и по возможности тихо юноша прикрыл дверь, скинул ботинки и шмыгнул через коридор. Он отчётливо слышал, как на кухне рычит чудовище и истово молился всем известным богам, чтобы пьяный отец не заметил его возвращения.
Комната напротив была единственным местом во всей квартире, где было относительно чисто. Каждый день Стикс приходил сюда убираться. Пропускал пятна, не догадывался взять мокрую тряпку для пыли, но старательно выкидывал весь мусор и оттирал лужицы гноя вперемешку с кровью с пола. И каждый день эта мужественная женщина, его драгоценная мать, поднималась с постели и садилась на пол, чтобы сын мог перестелить белье.
Анастасия умирала. Разлагалась заживо где-то внутри. Врачи в местной больнице ничем помочь не могли, так что выписали женщину умирать домой. На путешествие в Москву, как им советовали, денег не было. Всё, что Стикс умудрялся как-то достать, уходило на выписанные старым доктором дорогие лекарства, которые совсем не помогали. Таблетки были страшно горькими, поэтому художник каждый вечер покупал на оставшиеся копейки самых сладких конфет.
– Мам, я вернулся, – он сел на колени возле кровати, взял больную за руку.
– Стикс, – женщина тяжело вздохнула, едва заметно сжала пальцы. – Как прошла твоя встреча с менеджером?
– Она… – чудовищным усилием художник выдавил из себя улыбку. – Она сказала прийти завтра. И я принес твои любимые конфеты.
– Вот оно что, – мать ласково провела рукой по его волосам. Кажется, всё поняла. – Что бы она тебе завтра ни сказала, помни: ты у меня самый лучший.
Она снова зашлась в жутком кашле, прикрывая рот салфеткой. Стикс только сжал ее руку и молчал, опустив голову. Его мысли были заняты очередными молитвами. Только не умирай. Только не сейчас. Только не сегодня. Никогда.
От подступивших слез грозовые небеса на потолке и штормовое море на стенах будто ожили, слились в единую картинку в тусклом свете настольной лампы. Три года назад, когда Анастасии стало совсем нехорошо и она перестала выходить из комнаты, неведомо как уговорила супруга купить сыну краски и большую кисть, чтобы он мог украсить комнату. Мать всегда любила грозу и море.
За окном раздался раскатистый голос грома.
* * *
Гром показался ей предвестником беды, когда Светлана уютно устроилась в собственной машине. Этот Стас какой-то совсем странный. Вместо того, чтобы по-хорошему уйти, когда она не вышла через пятнадцать минут, простоял под дождем как преданная собачка все полтора часа, пока она всячески ублажала генерального. Уж не подглядывал ли? Она поправила размазавшуюся помаду. Безусловно, никакого желания к приехавшему из Челябинска жирному борову не испытывала, но чего не сделаешь ради должности. Просто так повышение никто бы не дал, а тут такая возможность. Хорошо, что потливый козел повелся на уловки.
– Тебе непременно надо смыть его отвратительный запах, дорогуша, – пробормотала Светлана, поворачивая ключ в замке зажигания. – Да ладно!
Машина пару раз кашлянула и заявила, что они никуда не едут. Может попробовать ещё разок?
– Не может быть! – Света в ярости стукнула кулаком по торпеде и закурила.
Что-то надо было делать с этой чертовой машиной. Ну не идти же пешком как этот придурок. В их славном милом городке такая ошибка могла дорого стоить. Пальцы правой руки уже автоматически набирали номер знакомой автомастерской.
– Чё надо? – раздался в трубке грубоватый голос.
– Антон, это Света. У меня машина сломалась на парковке перед работой. Не заводится ни в какую. Сможешь приехать?
– Светка, ты сдурела?! Ночь на дворе, какое приехать? Меня по дороге четыре раза грабануть успеют, прежде чем я до тебя доберусь.
– А мне что делать?! Я же не могу на автобусе поехать или пешком пойти.
– А ты по-прежнему рассекаешь по работе в мини-юбке? – Голос приобрел сальные интонации.
– Разумеется, – Светлана постаралась придать своему голосу желание.
– Даже не думай. Тебя уже перетрахал весь город. Настолько второй сорт мне не интересен, – судя по звуку мужчина сплюнул. – Но попытка неплохая. За нее подскажу. Я могу тебе сходу назвать пяток причин по которым машина может не заводиться, но если тебе очень сильно повезло, то ты просто забыла вырубить музло и у тебя сдох аккум. Найди у кого прикурить и поезжай с миром.
– Антон, ну зачем мне искать у кого прикурить, если своя зажигалка есть?
– Машину, Света, не сигарету. И не вздумай кидаться с зажигалкой к бензобаку. Дура ебаная, – короткие гудки.
– Вот мудак! – она в ярости бросила телефон.
Ну и что теперь делать? Может, попробовать вернуться и попросить генерального подвезти? Если он, конечно, еще там. Подхватив сумку и зонтик, Светлана вылезла из автомобиля обратно под серый дождь и с яростью хлопнула дверью.
"Как жаль…" – будто простонало железо.
Всего несколько шагов отделяли ее от заветного здания когда возмездие настигло свою жертву. Глухой стук по черепу, разливающаяся боль и темнота. Светлана с трудом осознала, что ее куда-то тащат, больно схватив за волосы. Помутневшее сознание ухватило мгновенье, когда чья-то рука подняла с асфальта выроненный зонтик.
"Этот Саша. Всё из-за него," – с яростью подумала Света и отключилась.
* * *
Стикс отложил кисть, оглядел получившуюся картину. Что-то незримо напрягало в этой работе. Светлана спала на чем-то сером и грубо ворсистом, неудобно прижав локти к груди и колени к животу. Может стоило изобразить более широкий кадр? Пририсовать вокруг квартиру или ножки кровати. Почему она спит на такой грубой поверхности? Почему поза больше напоминает не здоровый сон, но скорее отключку от болезни или употребления веществ?
