Loe raamatut: «Воин и озерная дева»

Солнце висело в зените и нещадно обжигало пустыню, которая и так страдала от недостатка влаги. С трудом волоча ноги, по горячему песку передвигался молодой воин. Железные доспехи и шлем доставляли ему массу неудобств в этом пути; воину казалось, будто его тело медленно поджаривается, но, тем не менее, он не желал расставаться со своим облачением. Он уже четыре дня не видел ничего, кроме бескрайней пустыни. Вчера вечером в его бурдюке закончилась питьевая вода, а во рту у него не было ни крошки вот уже трое суток. Что с ним случилось? Почему он оказался в одиночестве посреди необжитой пустоши?

Воина занес в эти земли злой рок, наверное. Месяц назад он отбыл на задание вместе со своим отрядом, состоявшим из пятнадцати человек. Им было поручено провести разведку на южной границе, ибо в последнее время там то и дело творились беспорядки, странные группы всадников разъезжали по территории Империи, творя бесчинства и оставляя странные знаки, которые могли расцениваться лишь единственным образом: угроза войны нависла над страной.

Воин прикрыл глаза, вспоминая события последних дней, и черты его лица исказились от боли.

Его отряд благополучно добрался до границы родной Империи, потратив на путь две недели. Отряд этот славился своим непреоборимым мужеством и стойкостью, бойцы превосходно владели искусством боя и не раз проявили себя в сражении. Воина, нашего одиночного путника, звали Джильсланом; он был самым молодым бойцом в отряде. И единственным, кто остался в живых после жестокой сечи, устроенной четыре дня назад на южной границе.

Джильслан почувствовал, как в его глазах скапливаются слезы.

Варварское племя, трижды превосходящее своей численностью отряд Джильслана, напало на лагерь посреди ночи, порубив своими топорами добрую половину лучших императорских воинов. Остальные, чья смерть не была резка и внезапна, вступили в битву с врагами. Звуки яростной битвы долго не смолкали в ту темную ночь. Когда же начало светать, победитель был определен. Едва первые лучи солнца выглянули из-за горизонта, на поле битвы застыли лишь две фигуры – Джильслана и его стойкого соратника – окруженные дюжиной ожесточенных варваров. Воины понимали, что силы неравны, но, не желая сдаваться, крепко сжимали в руках эфесы своих мечей, клинки которых были щедро политы алой кровью. С яростным боевым кличем друзья кинулись на своих врагов. Но, успев сломить только трех вражеских бойцов, друг Джильслана сам попрощался с жизнью. И тогда Джильслан почувствовал, как гнев вскипел в нем с лютой силой, и с остервенением зарубил еще двух вражеских солдат. Он вдруг почувствовал, как по его жилам прокатилась какая-то странная энергия, которая в какой-то момент окутала острие его меча, заставив клинок засветиться от невыносимо яркого сияния. Джильслан не стал задумываться над происходящим; он просто зажмурился и закрутил свое оружие в смертельном танце, убивая врага одного за другим.

Через несколько сумасшедших мгновений он остановился, распахнул глаза и, оглядевшись, обнаружил вокруг себя гору мертвых тел. Затем он в недоумении посмотрел на клинок своего меча, обагренный кровью. Странное ощущение, нахлынувшее на него, уже исчезло, оставив после себя лишь смутные догадки. Джильслану казалось, что его посетило боевое благословение, о котором ходила молва среди воинов, но на самом деле это было нечто иное, и молодой воин даже не предполагал, что выиграть этот неравный бой ему помог магический дар, внезапно вырвавшийся на свободу из тайника души…

Джильслан поднял глаза к небу и заметил, что солнце начало клониться к горизонту; воин молился, чтобы вечер наступил как можно скорее. Он даже не знал, в какую сторону ему следует двигаться – он вконец заблудился, идя навстречу неизведанному. После странной победы Джильслан бросился бежать прочь в неизвестном направлении, предавшись отчаянию. Тяжесть в душе давила камнем, ведь ему удалось выжить, в то время как его друзья доблестно погибли в сражении.

Слеза скатилась по щеке Джильслана, и он слизнул ее, но капля этой соленой влаги не смягчила его пересохшего горла. От жары у него путались мысли, и иногда ему в голову приходили мысли покончить с мучениями раз и навсегда. Пока ему удавалось отметать их прочь, но он знал, что еще один день – и сила его будет сломлена окончательно.

Воин решил сделать привал; он прилег в небольшой тени под большим камнем и задумался над тем, когда же настанет конец этим испытаниям. Джильслан не заметил, как задремал. А когда проснулся, то обнаружил, что золотой диск солнца уже почти коснулся горизонта. Тогда он снял шлем, уже не боясь солнечного удара, и зашагал дальше по пустыне, которой, казалось, не будет края. К вечеру появился приятный прохладный ветерок, слегка трепавший волосы.

Джильслан двигался неспешным шагом всю ночь, и к рассвету обнаружил, что местность начинает меняться. Это придало ему сил и внушило надежду на спасение. Появились редкие зеленые кустики, и Джильслан даже нашел на них какие-то ягоды. Не задумываясь, что они могут оказаться ядовитыми, он сунул их в рот и проглотил.

Через час вдалеке показались очертания холмов, а земля под ногами покрылась негустой травой. Но источника питьевой воды по-прежнему не было поблизости.

Вскоре Джильслан достиг высоких холмов, а когда поднялся на них, ему открылась невероятная картина. Поначалу смертельно уставший воин не поверил своим глазам, приняв все это за игру своего воображения.

Там, внизу, раскинулся зеленый лес, на опушке которого расстилалось широкое озеро; прибрежные ивы создавали живую завесу, а сверкающая озерная гладь так и манила к себе.

Джильслан протер глаза, но видение, показавшееся ему сначала миражом, не исчезло.

– Вода… – хрипло прошептал воин и бросился вниз по холму, поминутно спотыкаясь.

Наконец он достиг берега и только склонился к воде, чтобы зачерпнуть долгожданной жидкости, как вдруг над его головой просвистела стрела и угодила в ствол дерева. Джильслан посмотрел в ту сторону, с которой она прилетела, и замер, встретившись взглядом с глазами стрелка. Джильслан сразу понял, что незнакомец принадлежал к тому племени варваров, которое безжалостно истребило его боевых товарищей.

У Джильслана было два острых желания: сделать глоток воды и перерезать глотку врагу, но он не мог решиться ни на первое, ни на второе.

В следующий момент из-за древесных стволов показалось еще несколько воинов в одеяниях, говоривших за них, кто они есть. Рука Джильслана метнулась к рукояти меча, но туго натянутая тетива и направленная на него стрела заставила его опустить руку.

– Встань, – приказал тот, в ком Джильслан признал главаря варварского отряда.

Молодому воину не оставалось ничего, кроме того, как подчиниться этому человеку. Он оставил меч в ножнах и медленно выпрямился, не отрывая глаз от натянутой стрелы.

– Кто ты? Как твое имя? – требовательно спросил главарь шайки, вперив в Джильслана пытливый взгляд.

– Я офицер императорской армии. А имя мое – Джильслан Меллет.

– Что же потерял благородный воин в этих далеких землях? – с едкой усмешкой спросил главарь.

– Я заблудился, если вы хотите знать, – терпеливо ответил Джильслан.

– Что же отрезало тебе путь к цивилизации?

– Роковое стечение обстоятельств, сударь.

– Думается мне, что ты из числа тех молодцев, с которыми схватились мои люди, – с убежденностью произнес главарь, недобро сощурившись. – Если это так, я не могу оставить тебя в живых, боец, ибо мы стоим по разные стороны.

С этими словами он еще сильнее натянул тетиву, приготовившись выпустить стрелу. Джильслану хватило мгновенья, чтобы обнажить свой меч, но все же он не успел увернуться, и стрела глубоко угодила ему в плечо, заставив его вскрикнуть от обжигающей боли.

– Схватить его и крепко привязать к дереву! – услышал Джильслан громогласный приказ предводителя вражеской шайки. – В этих краях водится много опасных тварей, особенно по ночам. Запах крови привлечет их, и они отомстят за всех моих людей, погибших от твоей руки.

В следующую секунду Джильслан почувствовал, как чьи-то крепкие руки подхватили его с обеих сторон и прижали к дереву. У него не осталось ни малейших сил, чтобы оказать какое бы то ни было сопротивление. Кто-то вырвал его меч из ножен и швырнул на землю неподалеку от ствола.

Напоследок кулак главаря врезался в нос Джильслана, погрузив воина в беспамятство.

Сознание вернулось к Джильслану несколько часов спустя, когда землю уже окутал густой сумрак. Он шевельнулся, пытаясь ослабить путы, но вспышка дикой боли, охватившая все тело, заставила на время забыть о затее освобождения. Он глянул вниз – при бледном свете луны блеснул клинок его меча. Джильслан тяжело вздохнул, поняв, что не сможет дотянуться до меча ни рукой, ни ногой. Положение его было безнадежно. Видимо, решил воин, судьба уготовила ему такую глупую смерть. Лес постепенно наполнялся подозрительными шорохами и зловещими звуками, которые заставляли кровь леденеть в жилах.

Джильслан медленно истекал кровью и потерял уже всякую надежду на спасение; веревки, которыми он был привязан к дубовому стволу, невозможно было снять без чьей-либо помощи, только откуда ждать ее, эту помощь?

Ужасная боль вновь нахлынула на Джильслана и унесла его в глухую тьму. Его мучили то ли сновидения, то ли галлюцинации, то ли все это происходило в реальности. Воин, пребывая в горячечном бреду, видел, как прямо из озера выросла девушка дивной красоты, похожая на волшебную нимфу. Тьма неведения смешивалась с различными образами – плодами его фантазий и яви.

– Ангел… – шептал Джильслан, глядя на необычайную девушку. – Ты ангел?

Он видел перед собой лицо с зеленоватым оттенком, огромные синие глаза, похожие на глубокие лесные озера, он слышал тихий приятный голос…

А потом он снова отключился.

***

Джильслан очень удивился, пробудившись утром. Ему казалось, что он не переживет эту ночь. Более того, воин поразился тому, что проснулся на земле, укрытый своим плащом. Рядом с ним покоился его боевой меч, который кто-то положил рядом. А неподалеку валялась стрела с окровавленным наконечником, которую кто-то удосужился извлечь из его тела. На рану оказались наложены какие-то листья бурого цвета, а плечо было перевязано лоскутом его рубашки. Джильслану было чему удивляться; он не помнил, что произошло в эту ночь, после того, как варвары оставили его на верную смерть.