Tsitaadid raamatust «Пока догорает азбука»
Love is the Law.
Карл Маркс
отец – форма сына, в теле отца живёт сын
как сын принимает форму отца своего
так любовь принимает форму законамного дурных богатеет, благие же в бедности страждут
на каменных скрижалях дрáкона -
смерть за кражу полевых плодоваккадский язык на чёрной стеле мардука
если тамкар дал шамаллуму для продажи зерно
шамаллум сочтёт серебро и вернёт тамкаруесли шинкарка не принимала зерно
если надитум или энтум откроет шинок
шинкарку утопят в воде надитум сожгут в огнепо закону дракóна / закону солона / закону кулона
на деревянных кирбах табличках из глины
вызревает отец в сердцевине сынатак в любви вызревает семя закона
так сын убивает отца и на матери женится
и ослепляет себя – потому что любовьправит богами ощеренной буквой закона
потому что шинкарку утопят надитум сожгут
а шамаллум сочтёт серебро и вернёт тамкарутак сын расчленяет отца и насилует мать
так к людям что в бедности страждут обращается маркс
так революция принимает форму законатак в любви вызревает семя и сын-слепец
больше не сын уже но сам Бог-отец
motherfucker убийца лаяэто эдип который анти-эдип
выколотыми глазами в лицо закону глядит
прозирая
***
Словно Англия Франция какая А. Горенко
Черепица áла,
белá земля.Сыро в подвалах
и башнях круглых.Влтавские лебеди великого короля
вздрогнули, взгоношились.Кукольный, прозрачный, из богемского хрусталя
Чешский Крумлов
Эгона Шиле.Ворон выклевал турку глаз.
Мельник созвал сыновей.Слышу копыта убийц,
и великий король
принимает кровавую ванну.Руду для королевских ванн
добывают шахтёры Якýб и Ян.Великий король на языке немецком / небесном пролаял речь.
Сонмы ангелов в форме бросали грешников в печь.
Хоры ангелов в форме его славили у престола: Он сотворил всё! всё! всё!
Он сотворил чуму и мученье!
Он сотворил меч и мечту!Великий король умер. Разбрелись по земле
вестники без вести, татуированные:
«Free Eden»Freie Eden!
Libero Eden!
……………
На всех языках мира
ТЕРЯЯ ЗВЕЗДУв радиоактивном саду
в геральдическом небе
я видел, как зажигали октябрьскую астру.
мать держала меня на руках, я смотрел с балкона одиннадцатого этажа,
как фонарщик, поднявшись по лестнице, помахал мне рукой.
он чиркнул спичкой, и начался термоядерный синтез.
лепестки моей астры проницали мир, как рентген,
её познание было озарением; она была
иная, не такая, как все:гораздо больше, сильнее, прекрасней, опаснее, чище, мощней, горячее.
она говорила со мной, она звала, она приказывала и требовала,
она была нестерпимо жестока, безоглядно жертвенна,
она истекала, как кровью, звёздным ветром.
она пугала меня: я предавал её.
я знал: она плохо кончит.в радиоактивной вспышке, в ударной волне
я наблюдал катарсическую катастрофу.
не остави мене, ниже отступи от мене, вся мне прости,
мой сокровенный Господь,
ни трифтазин, ни даже аминазин
не понизил градус отчаянья, когда я наблюдал
твой гравитационный коллапс.я больше не вижу тебя,
оттого ли, что свет
не может покинуть тебя, и ты невидим для глаз.
я больше не вижу тебя на вселенском пиру,
там, высоко.
остыв и в потоках нейтрино уплыв
останки твои
участвовать будут в создании новых планет.
тебя больше нет,
и в том месте, где ты была,
малярщик, взобравшись на лестницу, замазывает дыру.
мне же стало легко,
легко.
свечение поздней осенью:
урбанистические поля
в ковше экскаватора
светится земляна отвалах и стройках
светится земля
в коготках землеройки
светится земляудобренная перлитом
осыпанная перламутром
соль её – белоснежные литеры
подземная утáенная премудростьбелые шарики пенопласта
прозрачные плёнки полиэтилена
желатиновые облатки
шприцы разносившие вич по венампоставляемо тело снега
как соль выступая из ран земли
для проникающих в её недра
пусть мокрый снег любрикантом будето, кровь шахтёров, лопата, кирка
под автостоянкой бывшей газоном
ты так близка и так далека
в котловане на кладбище на промзонес раннего ýтра и дотемна
на техногенных полях
себя изблевавшая глубина
светится земля
от собственной божественности отрекался снова и снова,
огородные пугала, до пят укрытые волосами,
уходили на волю полей,каменные кувшинки опускались на дно озёр,
разбивались сосуды, пока шёл он тропами своих желаний среди эонов
в вечный позор.сверху вниз сквозь него текло азотнокислое семя
в нечистый голод земли на костяницу хлебов,
сожжённых пожаром,и завлекало киборгов и мутантов фальшивым спасеньем,
и он отдавался рыцарям тени в сортирах /
в кошмарах.он желал быть вещью, принадлежащей какому-нибудь садисту,
наручники времени, случайный секс и безвестность,
и голод малых сих --превыше горней славы аметиста,
сапфира высоты надежд небесных
и гиацинта кротости святых.даже звёзды в небе умирают,
что он может сказать на прощание
огородным пугалам, каменным кувшинкам, разбитым сосудам?вы были ошибками и свободны,
никому не нужны и прекрасны,
бесцельны и безусловны.и сосуды себя не склеят, каменные кувшинки
не всплывут со дна, и огородные пугала, до пят укрытые волосами,
будут вечно бродить в полях.
он вдохнул и заплакал,
был воздух колюч,
была матерью ночь-простыня.он вдохнул и заплакал:
в замочную скважину
луч проникнет и ранит меня.жаркое-жаркое лето будет печь меня год от года,
как яблоко в духовке, но стоит меня испечь —
и стылая зима заморозит меня, как воду.в уши мои войдут звук битвы и звук молитвы,
рёв двигателя, лязг тормозов,
но смогу ли услышать новый, опасный, как бритва,
неисповедимый зов? —цвет фиолетовый — цадди — стеклянные колокольчики на ветру —
сине-фиолетовый — айин — в безветренном воздухе холод внезапный
и дуновенье тепла,и облака — ламед — над озером соберутся
в образ, который напомнит мне то, что я полюблю.
и если я брошу в пруд камень — возникнет рябь.я буду видеть, как солнце пробивается сквозь тучи,
как туман вьётся плющом по склону,
я буду видеть синий, зелёный, сине-зелёный,
я узнаю гром, пар, бьющий из-под земли, и смерч, —он вдохнул и заплакал.
Били молнии в море, били по лицам возлюбленных,
повреждали трансформаторы, создавали помехи,
а ныне, гляди --
море, где мать заблудилась, поднимается к солнцу.
Падает свет с солнечных гор в безвременье матерей.
Горы на солнце, чтобы любить и разрушать
возлюбленному возлюбленную.
Высветлена земля насквозь лучами рентгена:
в желудке её кости динозавра, в кишках кости мамонта.
Остов её – бригантина акульих зубов.
Там и ты на самой высокой из солнечных гор
возьмёшь меня за волосы,
там и я под одеялом бессмертным и лёгким
желаю быть разрушенной
в тёмную пору любви.
жарко в тот час синели цветы водосбора
сквозь лепестки проливалась вода плясали
сигнальные шашкипрежде засыпал он в далёком доме следя
за лампой ночной у которой работает мать –
шьёт ему душу белую как рубахаво имя какой любви ты хочешь меня раздеть
чтобы лежать со мной в красном песке оврага
среди лесовя слышал работу лопат и я знаю что в этих краях
твёрдый песок как камень как дружба
безымянных солдатпрежде просыпался он и выходил в ту дверь
за которой был сад в котором нельзя постареть
и дед его Фёдор пил молодое виново имя какой любви ты хочешь со мной разделить
распад этих атомов расщепление звёзд
гибель боговя слышал работу лопат и я знаю что в этих краях
спят в воздушных могилах невидимые полки
асуры и дэвы спяти водосбор водит свой хоровод
и как болотные огоньки –
аварийные вспышки
если люди то мёртвые, живые только деревья
среди вереска и камней
и колодцев в землеблизость к деревьям и к мёртвым
есть ещё птицы и звери
и подземные рекиесть ещё дети с глазами колодцев в земле
и старухи покрывшиеся древесной корой
нищие которым птицы приносят хлебно отчего я не вижу тебя
………………………………………..я ребёнок и зверь и мертвец что подходит к тебе
вслепую нащупывая экран
между тобой и темнотой лесовне-человеческая моя любовь
наполняет кофейню водою подземных рек
затопляет кровью из тобой нанесённых ранзвери и птицы приходят тебя спросить
как ты мог и дети с глазами колодцев в земле
поют о стране которую мы не спаслисотворённой для нас и старухи в древесной коре
поют о предательстве и убийстве любви
нищие протягивают тебе принесённый птицами хлебэто хлеб той земли которой теперь уже нет
это свет её принадлежащий нам
это сладчайшая из заповедей блаженствно эту песнь этот хлеб и распавшийся свет
и теченье подземных рек и венозную кровь
и вопрос на который ты не даёшь ответты не слышишь не видишь
МАТЬ, ДИТЯ И АНГЕЛ
1– почему есть нечто,
а не ничто? –спрашивает ребёнок у матери-
шизофренички, чья речь
в разрывах и шперрунгах
превратилась в руину.мать молчит, но ребёнку
отвечает некто на языке
Лютера, на языке Библии
столь прекрасное что-то,
что ребёнок забыл в один миг.
2некогда с его матерью тоже
беседовал ангел, а теперь
корчатся знаки, сжимаются
влагалища суффиксов.облезлый туалетный бачок,
гнилой картофель, матрац
с клопами тоже вопрошали
когда-то, и им отвечали…
3ребёнок тоже исчерпан:
дождь, понедельник,
экзема, школьная драка,
струйка крови из носа,
мать.о чём говорить мне
когда всюду висят
бессильные, пустые
мошонки смыслов.
