Loe raamatut: «Алая тигрица»

Font:

Amélie Wen Zhao

Red Tigress

* * *

Моей дорогой сестре Ариэль

1

В Ново-Минске разило смертью.

Так было всегда, но для Рамсона Острослова этот город источал еще и зловоние власти, коррупции, убийств и стремления выжить, которое смешивалось с дурманящим благоуханием, что разъедало душу. И все осталось так же, не считая жуткой темноты и тихого снега, ложившегося на город.

Быстро и уверенно, Рамсон двигался по узким улицам города, который был прибежищем его детства. В прошлый раз он оказался здесь с Анастасией Михайловой во время празднования Первоснежа в особняке своего бывшего хозяина. С тех пор прошло чуть больше одной луны, но теперь город был практически неузнаваем.

За четыре недели Ново-Минск превратился в город-призрак, брошенный большинством своих жителей, пытавшихся сбежать от нового режима. Улицы, которые когда-то мерцали в свете факелов, заполненные разодетыми в драгоценности горожанами и шумными гуляками, теперь угнетали закрытыми ставнями магазинов и пустыми окнами. Места, где шайки преступников боролись за остатки еды, усеивали тела. Их накрыл снег, из-под которого виднелись лишь проблески одежды или торчащие ботинки, словно жуткие могильные знаки.

Подобное уже встречалось ему во время путешествия с Аной по разоренным городам. С тех пор как Морганья взошла на трон, бо́льшая часть севера Кирилии перешла под ее контроль. Из газетных обрывков и разорванных афиш, которые они находили в заброшенных деревнях, Рамсон и Ана узнали об имперской инквизиции, о развернувшейся охоте на тех, кто был как-то связан с торговлей аффинитами. Это движение во главе со слепо преданными императрице аффинитами стало играть значительную роль в режиме Морганьи.

Юг, однако, оставался свободным от усиливающейся хватки ее власти. Включая порт Голдвотер. По словам Аны, Красные плащи основали там свою базу, которая оставалась одним из последних убежищ как для аффинитов, так и для не-аффинитов. Именно туда Ана и направилась, чтобы начать освободительное движение, объединившись с Красными плащами.

И именно там Рамсон начал задумываться о том, что после того, как все это закончится, он мог бы снова побороться за какое-то подобие жизни для себя. Когда-то он был капитаном порта и под руководством своего бывшего хозяина Аларика Керлана построил город, где процветали торговля, преступность и подпольные группировки, но это место он мечтал когда-нибудь назвать своим домом.

Он не сказал Ане, куда конкретно собирается этим вечером, потому что это не было задание, конкретно касающееся ее – их – миссии. Рамсон почувствовал безмолвный зов этого места, как только ступил в Ново-Минск, призрачное притяжение связи, которую ему так до сих пор и не удалось разорвать.

Он пришел, чтобы лично выяснить, что случилось с Алариком Керланом и Орденом Ландыша. Чтобы раз и навсегда попрощаться со своим прошлым, превратившимся в руины, а затем отправиться в новый путь.

Его недавно заточенный мизерикорд резко перестал постукивать по бедру, стоило Рамсону завернуть за угол и замедлить шаг. Он осознал, как вдруг рад острому ножу на своем поясе.

Поместье Керлана, наполовину занесенное снегом, одиноко стояло посреди заснеженной улицы, его потрепанные золотые ворота были широко распахнуты. Исчезли ряды охранников в ливреях; исчезли лампы из алмазного стекла, отбрасывавшие ореолы света на пышные лужайки; потухли ярко освещенные окна, горящие в самые темные ночи.

Рамсон коснулся рукой, облаченной в кожаную перчатку, сломанных ворот и заколебался.

Даже сейчас вид поместья Керлана вызывал в нем водоворот эмоций. Он познал здесь боль – так много боли, выжженной на его плоти в форме клейма Ордена Ландыша. Он видел, как растет маленький Рамсон, движимый голодом и страхом, осознанием, что должен сделать все что угодно, чтобы выжить. И он познал вкус счастья, мимолетного, как вспышки цвета в серых небесах Империи, в кровавых сделках, которые заключал, и почестях, которые получил, заплатив жизнями других людей, когда поддерживал правление Аларика Керлана.

Сердце Рамсона бешено колотилось в горле, когда он торопливо поднимался по заснеженной тропинке. Добравшись до особняка, он увидел, что одна ручка гигантских двустворчатых дверей из красного дерева сломана; другая, кажется, была отрублена зазубренным лезвием. Дерево заскрипело, когда он толкнул дверь и вошел внутрь, особняк широко распахнул пасть, как темная, безмолвная ловушка.

Поместье Керлана выглядело так, словно его разграбили. С мраморных стен были сняты картины в золотых рамах, а вазы из лазурита исчезли вместе с другими предметами, которые Керлан считал экзотическими. Кто-то разбил стеклянный потолок, и одна из хрустальных люстр рухнула в центр банкетного зала, хаотично рассыпавшись сверкающими в лунном свете стеклышками. Снежные сугробы занесли коридоры, и дыхание Рамсона клубилось перед его лицом, пока он шел дальше.

Когда Рамсон завернул за угол, то чуть не споткнулся о мертвеца, и тут же насторожился.

Застывшее тело покрывал снег; виднелись только рукав и окоченевшая почерневшая рука. Рамсон опустился на колени возле трупа, сметая свежевыпавший снег, чтобы откопать левую руку мужчины. Как он и подозревал, на внутренней стороне запястья была нанесена татуировка в виде ландыша.

Он был членом Ордена.

Вместо того чтобы испытать страх, горе или даже жалость, Рамсон с холодным любопытством осмотрел замерзшую руку. Равномерно почерневшая кожа указывала на внутреннее кровотечение. А на предплечье вздулась плоть – свидетельство высыпания.

Его отравили.

Рамсон стряхнул снег, открывая лицо мертвеца.

Оно было искривлено от боли, покрыто синяками отвратительного пурпурного цвета и со временем сжалось, но прекрасно сохранилось благодаря холоду. Рамсон изучал лицо еще несколько секунд, пока не решил, что этого человека он не знал. Это был труп рядового бойца, ничтожества, оставленного гнить, когда зима унесет свои снега.

И хотя их хозяина не было поблизости, его голос разносился над Рамсоном призрачным эхом.

Полагаю, ты умрешь безвестной и ничтожной смертью, а твое тело сгниет в сточных водах Дамбы.

Рамсон резко поднялся на ноги, и шепот рассеялся, когда до него донесся какой-то звук.

Одним движением он выхватил клинок, взмахнул рукой и развернулся.

Испуганный крик – его лезвие коснулось нежной плоти плоти незащищенного горла и… длинных, волнистых волос.

Рамсон сжал в кулаке волосы и потянул незваного гостя под лунный свет. Его опасения сменились удивлением.

– Олюша, – сказал он, когда женщина стала вырываться из его хватки. – Черт возьми.

– Отпусти меня, – выдохнула она, но Рамсон только притянул ее ближе, прижимая мизерикорд к нежной шее.

– Вряд ли, – сказал он. Черт возьми, он не планировал здесь ни с кем столкнуться, но, как хорошо знал Рамсон Острослов, все редко шло по плану. – Я должен был догадаться, что это твоих рук дело. Белладонна?

– Олеандр, – прохрипела она. – Ты потерял хватку, Острослов.

– Решишь выкинуть какой-нибудь фокус, и мы проверим, насколько я разучился обращаться с клинком.

Впервые он узнал об Олюше как об аффинитке, работающей в Манеже и специализирующейся на ядах и иглах с токсинами. И хотя она этого не знала, он использовал ее как разменную монету против Богдана, приветливого, но глупого управляющего печально известным клубом Манеж, где Аларик Керлан устраивал шоу, в которых принимали участие оказавшиеся в рабстве аффиниты.

То, что она была здесь, среди погребенных под снегом трупов с признаками отравления… У Рамсона закралась надежда, что он близок к тому, чтобы узнать правду, что же случилось с Орденом.

Олюша зашипела, но клинок, прижатый к ее горлу, заставил ее смягчиться.

– Тогда, пожалуй, мы оба пополним собрание трупов у наших ног, – усмехнулась она. – Отпусти меня. Я пришла сюда не для того, чтобы убивать тебя.

– Тогда почему ты здесь? – вежливо спросил Рамсон, прижимая клинок к ее горлу, хорошо зная, как доставить неудобство, но не ранить.

– Чтобы предупредить тебя. Керлан хочет твоей смерти, и он назначил высокую цену за твою голову. Орден, кажется, жаждет твоей крови, Острослов. – Она сделала паузу. – Во всяком случае, та часть, которая от него осталась.

При этих словах он поднял глаза и почувствовал, как натянулась внутри нить сомнения. Перед ними и позади тянулся пустой коридор.

– И зачем тебе предупреждать меня? Мы сделаны из одного теста, Олюша, так что избавь меня от попыток убедить меня в своей доброте душевной.

– Потому что ты мне нужен. – Резкость в ее голосе оттенила отчаяние, которое слышалось в ее следующих словах: – Богдана нет.

Это стало новостью для Рамсона.

– Что ты имеешь в виду?

Несколько раз, когда он сталкивался с Олюшей в Манеже, она говорила тихо и смотрела глазами, как у лани, цепляясь за украшенный золотом рукав Богдана. Управляющий спас ее от пожизненных выступлений в Манеже, на которые она была обречена согласно контракту, и женился на ней. Именно Рамсон помогал подделать отчеты Керлана, чтобы тот никогда об этом не узнал.

– Он пропал. Вот почему я пришла сюда найти тебя. – Горло Олюши дернулось под его клинком. – А теперь отпусти меня, и я все объясню.

Итак, ей было что-то нужно от него. Рамсон мгновенно изменил тактику.

– Тогда сделка, – сказал он. – Ты же знаешь, Олюша, я никогда не дам, не взяв.

– Хорошо, – сказала она, и он отступил назад, оттолкнув ее так, чтобы оказаться вне досягаемости игл или острых, пропитанных ядом предметов, которые она могла бы применить. Олюша выпрямилась, массируя горло, и он заметил, как дрожали ее руки, когда она откидывала назад свои локоны. Закутанная в посеревшее и потерявшее свой блеск пальто, она вдруг показалась такой маленькой. Рамсон помнил ее, одетую в лучшие меха и шелка, с жемчугом, который сверкал в ее волосах, когда она поворачивала голову и смеялась.

Рамсон постучал мизерикордом по мраморному полу. Разнеслось глухое эхо.

– Можешь сначала рассказать мне, что случилось с Орденом, – сказал он. – Что ты имеешь в виду под «той частью, которая от него осталась»?

Олюша фыркнула.

– Я забыла, как долго ты был в стороне от всего этого, Острослов. Когда Морганья заняла трон, Керлан заставил меня убить всех, кто был связан с его торговлей аффинитами. Он намеревался похоронить все доказательства, что этот бизнес когда-либо существовал, из страха перед инквизицией. – Ее глаза вспыхнули. – Затем он ушел с горсткой приближенных. Решил вложиться в торговлю с Брегоном.

Название королевства, в котором родился Рамсон, потрясло его, он насторожился.

– Какая торговля? И почему Брегон?

– Он сказал, что это новая разработка, связанная с аффинитами. Больше я ничего не знаю. Вероятно, чтобы избежать имперской инквизиции и преследований торговцев аффинитами.

Рамсону потребовалось некоторое время, чтобы переварить эту информацию. Морганья когда-то наняла Керлана, чтобы убить наследного принца, брата Аны, но после своей коронации она с яростью выступила против торговцев аффинитами. Вполне вероятно, что Керлан, как всегда, смог узнать об этом прежде, чем все стало очевидно, а потом поджал хвост и убежал. И теперь собирался основать новую преступную империю… в Брегоне.

Что-то не сходилось. Брегон никогда не проявлял интереса к своим аффинитам – магенам, как их называли, – которые на памяти Рамсона в основном оставлялись властями без внимания.

– И откуда ты это знаешь?

– Потому что, – сказала Олюша, – он взял с собой Богдана. Я не получала от него вестей уже несколько недель.

Ее голос стал тише, большие глаза влажно блестели в темноте. Наконец Рамсон соединил все точки.

– Тебе нужна моя помощь, чтобы найти его.

– Он обещал, что это будет быстрая работа. Он сказал мне, что вернется в течение одной луны. – Олюша сглотнула. – Я думаю… я думаю, что-то пошло не так.

Он отвлекся – он пришел сюда, следуя за старой привычкой, чтобы узнать, что случилось с Орденом и его бывшим хозяином. Возможно, действительно было лучше не будить спящего волка.

Рамсон начал поворачиваться.

– Я бы с удовольствием помог, Олюша, правда, – сказал он, – но учитывая, что Керлан хочет получить мою голову, думаю, у меня есть дела…

– Он в порту Голдвотер. – Эти слова заставили его замереть и отшатнуться. Рамсон медленно повернулся к ней. Она пристально смотрела на него и, увидев его реакцию, продолжила: – Он сказал Богдану, что хочет заняться этим сам, начнет восстанавливать Орден оттуда. Без сомнения, он использует торговые пути в Брегон, которые ты установил.

Жидкий холод разлился по его венам, и внезапно все планы, которые он строил последние несколько недель, казалось, рассеялись в дым. Порт Голдвотер был центром его надежд на будущее, о котором он мечтал.

Но Керлан добрался туда первым.

Он слышал голос Олюши будто издалека.

– Я думала, это привлечет твое внимание. Вот мое предложение: альянс, чтобы вместе уничтожить Аларика Керлана, раз и навсегда. Найди его, найди Богдана и приведи моего мужа ко мне. А взамен ты получишь мою защиту. Кто-то должен будет прикрывать твою спину. Кто бы из Ордена ни искал тебя, я доберусь до них первой.

Рамсон молчал, размышляя, его мысли забегали вперед, сплетая ситуации и возможности и взвешивая все «за» и «против». Он хотел оставить Керлана в покое, позволить Ордену исчезнуть из его жизни, оставшись в его прошлом, которое он хотел похоронить, но, похоже, призраки прошлого пришли за ним. Захватив порт Голдвотер, Керлан завладел самым ценным активом, загнав Рамсона в угол.

Сквозь разбитые окна на пол лился лунный свет. В пустом доме Рамсону казалось, что он чувствует присутствие своего старого хозяина, словно холодную тень, маячащую позади него.

Для Керлана все это было игрой, и настала очередь Рамсона сделать ход.

Он устал играть роль пешки.

– Ну что? – услышал он наконец голос Олюши. – Договорились?

– Я согласен, – сказал он. – Только не жди, что я буду жать тебе руку. – Он знал, какие ловушки прятались в ее рукавах, видел, как одна капля ее яда могла полностью парализовать мужчину.

Улыбка Олюши противоречила ее взгляду.

– Я с самого начала знала, что ты не спасешь Богдана по доброте душевной, в этом деле должна быть какая-то выгода для тебя. Похоже, я была права.

– Я действительно настолько предсказуем?

Олюша пожала плечами.

– Я не из тех, кто заявляет, что хорошо тебя знает, Острослов, – сказала она, ковыряя ноготь, – но мы с Богданом не прожили бы так долго в Ордене Керлана, если бы кто-то не присматривал за нами. Конечно, ты мог делать это для собственной безопасности… Но я действительно думаю, что, несмотря на все, в тебе есть склонность к добру, пусть даже ты совершаешь хорошее в своей кошмарной манере.

Эти слова пробудили эхо воспоминаний. Девушка, стоящая под мягко падающим снегом новой зимы, ее глаза, сияющие ярче луны.

Ты мог бы быть хорошим. Сделай правильный выбор, Рамсон.

Голос Олюши вырвал его из воспоминаний.

– Прежде чем мы расстанемся, у меня есть для тебя еще один подарок, – сказала она. – Я знаю кое-кого в порту Голдвотер. Керлан прежде нанимал ее участвовать в нескольких судоходных делах, специально для Брегона. У нее будет больше информации.

Рамсон запомнил имя, которое назвала Олюша. Оно ни о чем ему не говорило, что его удивило. Возможно, в порту Голдвотер все еще оставались секреты, похороненные глубоко под его песками человеком, который сделал Рамсона тем, кем он был. Тем, кем он все еще являлся.

Пришло время Рамсона проложить свой собственный путь.

Он повернулся к Олюше, приподняв фуражку.

– Рад встрече, Олюша, – сказал он. – Не суетись и сосредоточься на убийстве наших бывших коллег. К тому времени, как закончишь, я вернусь с твоим идиотом мужем.

Она хрипло рассмеялась, когда он собрался уйти, и звук эхом разнесся по коридору.

– Я верю в тебя, Острослов. – Пауза, а затем: – Когда найдешь Керлана, пообещай, что передашь ему привет.

– Я не даю обещаний, – ответил Рамсон. – Так я не смогу их нарушить.

И все же, когда он говорил, чувствовал, как острые края клятвы глубоко проникают в его сердце.

Иона однажды сказал ему, чтобы он жил для себя. «Дело в том, Рамсон, – сказал он, и его черные, как вороново крыло, глаза светились умом и сверхъестественной для двенадцатилетнего парня мудростью, – ты можешь достичь каких угодно высот, но, если делаешь это ради кого-то, все бессмысленно».

И все же, когда Рамсон шел по снегу, а позади маячило поместье Керлана с пустыми окнами и, словно зияющая пасть, разбитыми дверями, он понял, что путь впереди все еще был закрыт, прегражденный тенью, которая становилась больше и глубже с каждым его шагом.

Аларик Керлан олицетворял все, что он презирал в себе, в своей жизни и в этом мире. Пока Керлан жив, Рамсон никогда не сможет быть свободным.

И сейчас, если Керлан создавал новую преступную империю в порту Голдвотер, чтобы добраться до Брегона, используя торговые пути, которые установил Рамсон, то он был препятствием, стоящим на пути к светлому будущему, на которое Рамсон надеялся.

Один из его планов включал создание движения сопротивления на юге вместе с Аной, а затем, после победы в войне, некоторого подобия жизни для себя.

Рамсон поднял лицо к беззвездному небу, и его дыхание заклубилось облаком, как только он заговорил:

– Я найду собственный путь, Иона, – сказал он вслух. – Но сначала я собираюсь выследить Аларика Керлана. И убить.

2

Зима затаила дыхание над Ново-Минском, холодная ночная тишина окутала Анастасию Михайлову, когда она искала на улицах кровь. Тут и там ее сила родства улавливала слабые следы: брызги, пропитавшие землю, словно краска; выцветший отпечаток руки на разбитом уличном фонаре.

Она и представить себе не могла, что снова вернется в это место, где пережила потерю и своими глазами увидела жестокость Империи. Но несколькими неделями ранее, находясь в бегах после того, как Морганья чуть не убила ее, Ана послала снежного ястреба своему старому другу Юрию, лидеру Красных плащей, с просьбой о встрече.

Пришел ответ, зашифрованный на случай перехвата: «Встречаемся в девятом часу двадцать шестого дня первой зимней луны, в том месте, где мы встречались в последний раз. Ищи моего связного в тени».

Всего за одну луну Ново-Минск превратился лишь в слабое отражение того, что он представлял, когда они с Юрием встретились здесь. Особняки были оставлены богачами, бежавшими на юг от режима Морганьи; оставшиеся люди не покидали домов, их кровь слабо мерцала за тонкими стенами, когда Ана проходила мимо.

Это не было для нее чем-то новым.

За последние несколько недель во время путешествий они с Рамсоном множество раз натыкались на пустующие города, в разбитых окнах и полузакрытых домах которых свистел ветер. Из объявлений и листовок, разбросанных по улицам, они собрали воедино план Морганьи по установлению нового режима.

«Недавно коронованная императрица Морганья Михайлова справедливо правит, а реформы императорского двора ведут Кирилию в новую эру», – гласил один заголовок. А другой объявлял: «Требуется регистрация не-аффинитов. Документы, удостоверяющие личность, должны быть при себе всегда».

Медленно, но верно Морганья меняла местами положение в Империи аффинитов и не-аффинитов. Но детали этого процесса Ане еще предстояло выяснить.

Завернув за угол, Ана резко вздохнула. Ее шаги замедлились.

Там, где когда-то стоял Манеж, остался обугленный остов здания. Нелепая имитация кирилийского собора была сожжена дотла, а витражи с изображениями едва одетых женщин разбиты вдребезги. Вместо них остались зияющие дыры, похожие на глазницы, глядящие с изуродованного лица.

Трудно было представить Манеж таким, каким, Ана увидела его больше луны назад, когда встретилась с Юрием в разгар торговли аффинитами: громким, переполненным извивающимися телами, горячим от резкого запаха пота и приторного парфюма. Теперь позолоченные двери из красного дерева были выбиты. Когда она вошла, под ботинками захрустели обломки, ее шаги громко отдавались в тишине. Расшитые бисером занавески валялись на полу, словно жемчужины из разорванного ожерелья, диванчики были перевернуты и выпотрошены.

Ана взметнула силу родства перед собой, словно факел, ощущая очертания этого места сквозь кровь, брызги которой покрывали стены и ступени, ведущие в помещение внизу.

Она уловила одинокое мерцание где-то внизу.

Ее связной.

Облаченной в перчатку рукой она достала из внутреннего кармана своего нового плаща огнешар – на этот раз темно-красный, цвета крови. Она забрала его в глухой деревушке, идя на поводу у своего желания.

Ана потрясла его. Химикаты внутри зашипели, а затем с треском ожили, создав небольшой огонь, который осветил пространство вокруг.

Держа перед собой огнешар, она спустилась по лестнице и направилась по длинному коридору, ведущему в зрительный зал. Сила родства Аны напряглась, настроившись на мерцание крови, которое становилось все ближе с каждым шагом.

Она вошла в помещение, которое всего несколько недель назад было наполнено светом факелов, смехом и грохотом барабанов.

Театральный купол теперь напоминал мавзолей. Каменные колонны были разбиты, и их осколки устилали пол; шелк и ленты, прежде оплетающие их, теперь были погребены среди обломков.

Кое-где на стенах виднелись следы огня; статуи богов, которые раньше охраняли сцену, повалили люди. Печальное каменное лицо смотрело на нее, когда она шла через зал.

Ана остановилась перед сценой. Ее все еще усеивали цветы и кусочки каких-то вещей, которые использовались при выступлении, прежде чем все здесь было уничтожено. Стекло, смешанное с черным камнем, которое Мэй разбила, блестело, как снег. Никто даже не потрудился навести порядок здесь. Керлан, должно быть, оставил все как есть после восстания.

На мгновение в ее сознании промелькнул призрак воспоминания, и она увидела ребенка, стоящего на сцене, заставляя цветок ожить. Девочка подняла голову, ее глаза цвета океана блестели, волосы мягко обрамляли лицо.

Мы всего лишь пыль и звезды.

Ана резко отвернулась. В груди щемило.

Но было кое-что еще. В потоке своих эмоций Ана почти пропустила мимолетное движение, прошедшее по краю ее силы родства.

Свет огнешара внезапно исчез, погрузив зал во тьму.

Ана слышала собственное дыхание, прерывистое сердцебиение… и слабый шаркающий звук, доносящийся из-за обломков сцены. Она встряхнула огнешар; химикаты зашипели, стекло было теплым, словно пламя еще горело… Но свет не появился.

Она чувствовала человека, стоящего примерно в дюжине шагов от нее.

Ана резко вздохнула.

– Покажись, – сказала она.

Искра света замерцала в огнешаре между ее пальцами. А затем свет вновь вспыхнул, заполнив пространство.

На сцене, у статуи плачущего бога, стоял молодой человек. Он появился внезапно, словно мимолетная иллюзия, и, когда одарил ее пристальным взглядом, у Аны возникло впечатление, что он был скорее не освещен светом, а выкроен из тени.

– Прошу прощения, если напугал, – произнес он ровным, холодным и темным, словно бархатная ночь, голосом. – Необходимо придерживаться всех мер предосторожности при встрече с незнакомцами.

Она раздумывала, наблюдая, как тени окутывали его, словно плащ, был ли он виновником того, что свет пропал.

Ищи моего связного в тени.

Значит, он аффинит. Теневой аффинит.

– Я подруга Юрия, – ответила Ана.

– Я сильно в этом сомневаюсь. – Он направился к ней, под его начищенными ботинками захрустели обломки. Очертания парня замерцали, а тени лизали его силует, и, когда он оказался вблизи, Ана начала различать его черты. На вид он был примерно одного возраста с Рамсоном, всего на несколько лет старше ее. Прядь прямых, чернильно-черных волос небрежно спадала ему на лоб, обрамляя поразительно красивое лицо с чертами, свойственными жителям Азеатских королевств. Он был одет в белоснежную тунику с серебряными пуговицами, плотно застегнутыми на бледном горле. Гибкий и элегантный, он напоминал сказочного принца.

Только в его глазах таилась дикая тьма.

На мгновение она задумалась, не переправили ли его в Империю в юном возрасте, как ее подругу Линн, как Мэй.

Юноша остановился на краю сцены. Легким прыжком он оказался внизу.

– Сеин, заместитель командующего.

Значит, он был заместителем командующего Красными плащами.

Ана заметила, что он не поклонился. Решив проявить вежливость, она опустила голову.

– Анастасия Михайлова. Наследница Кирилийской империи.

Ей показалось, что на долю секунды глаза Сеина сузились, но она моргнула, и его лицо вновь стало бесстрастным.

– Что ж, сударыня, – сказал он, и она снова заметила, что он не обращался к ней так, как того требовало ее положение. – Я здесь по просьбе нашего командира.

В его словах явно слышался скрытый подтекст. Я здесь не по своей воле.

Все, что он говорил, каждое его движение совершалось обдуманно, и она начала ощущать скрытую враждебность под его холодной дипломатичностью.

Она вдруг задалась вопросом, что Юрий сказал Сеину, чтобы вызвать отстраненную холодность, с которой он смотрел на нее. Прошло больше одной луны с тех пор, как она в последний раз видела Юрия, еще у Шамиры, когда их пути ненадолго пересеклись, а затем снова разошлись.

«Когда будешь готова, отправь снежного ястреба в порт Голдвотер», – сказал он ей. Тогда его глаза заполняло тепло.

Она посмотрела в холодные, темные глаза его командующего. Что-то изменилось?

– Спасибо, что уделили мне время, – сказала она. – Перейду к делу. Я здесь, чтобы заключить союз с Красными плащами.

Наступила пауза, и у нее возникло странное ощущение, что тени вокруг нее сгущаются, пульсируют, словно живые. Сеин бесстрастно наблюдал за ней.

– И зачем, – медленно произнес он, – Красным плащам заключать союз с вами?

Вопрос застал ее врасплох. Союз с Красными плащами казался совершенно естественным после ее прощального разговора с Юрием.

Ана встретилась взглядом с Сеином.

– Вы говорили с Юрием?

– Говорил, – кратко ответил он.

– Тогда вы знаете, что мы сражаемся на одной стороне, чтобы свергнуть Морганью. Я хочу создать безопасный мир, как для аффинитов, так и для не-аффинитов. – Ее дыхание превратилось в ледяной туман. – Я могу победить Морганью. Могу вернуть себе трон.

Сеин шагнул вперед, разгоняя тьму вокруг них, и лунный свет разлился по ним серебряным узором.

– Вы должны понимать, что именно поэтому мы не являемся и не можем стать союзниками.

От этих слов у нее перехватило дыхание.

– Нет, я не понимаю. Разве это не желание Красных плащей – создать равный мир?

Улыбка Сеина была холодной.

– Так и есть.

– Тогда почему…

– Но не ваше, – перебил Сеин, его глаза сверкнули. – Скажите мне, в чем разница между вами и Морганьей? В конце концов, вы обе императрицы-аффинитки, обещающие лучший мир для своего народа.

Ее пронзил шок, за которым последовало отвращение. В какую игру он с ней играл?

– Сеин, – сказала Ана, пытаясь успокоиться. – Вы видели обугленные деревни, сожженных людей, кровавый след, оставленный войсками Морганьи. Она не создает равенства. Она использует силу, чтобы разрушить общественный строй Империи, одновременно укрепляя собственную власть.

– А разве вы не сделаете то же самое, как только сядете на трон? – Сеин небрежно развел руки, а затем свел их вместе. – Я вижу двух похожих женщин, борющихся за трон, обе обещают лучшее будущее для всех слабых и эксплуатируемых.

Горячая и жгучая ярость лизнула ее грудь.

– Морганья убивает невинных…

– Она очищает Империю от тех, кто был связан с незаконной торговлей и эксплуатацией аффинитами.

– И это не равенство и не свобода! Это бойня.

Легкая кривая улыбка заиграла на губах Сеина.

– Но разве не об этом говорит нам история? Путь к становлению правителя написан кровью. Усеян смертями тысяч невинных. Морганья тоже обещала нам равенство и свободу. Что делает вас настолько особой, что мы должны бросить к вашим ногам наши силы? Вы просто девочка, рожденная с серебряной ложкой во рту и золотой короной на голове. Это ничего не говорит о том, способны ли вы править.

Огонь, который разгорался внутри нее, погас, оставив лишь холод.

– Видите ли, Анастасия, – продолжил Сеин, – мой вопрос заключается не в том, кто из вас лучшая правительница – вы или Морганья. – Она вздрогнула от того, как он произнес ее имя, с чувством доминирования, словно он внезапно раздел ее догола. – Это связано с самой системой. Последний император и тот, кто был до него, и тот, кто раньше… Все они обещали людям замечательные вещи. И все же позволить монарху остаться недосягаемым и всесильным означает, что нет ничего, что могло бы защитить народ, если этот монарх потерпит неудачу. – Теперь он выглядел мрачным. – Предположим, вы милосердны. Предположим, вы великодушны и правите по справедливости. Что произойдет после вашей смерти? Как насчет следующего правителя или последующего за ним, или тех, что придут после него? Можете ли вы гарантировать, что они тоже будут нести в себе желание творить добро и чувство справедливости, о которых вы говорите?

Ана попыталась придумать опровержение и обнаружила, что у нее его нет. Она подумала, как впервые столкнулась с имперскими патрулями, как они обращались с ней и Мэй, словно с преступниками, как она собственными глазами видела несправедливость, которой ее отец позволил расцвести в Империи, словно недугу.

Все это время она стремилась занять трон, веря, что сможет все изменить, убежденная, что снова принесет равенство в Империю.

И все же ей никогда не приходило в голову подвергнуть сомнению саму систему правления. То, что говорил Сеин… было для нее немыслимо.

– Вы говорите, что сражаетесь против императрицы Морганьи, – тихо продолжил Сеин. – Говорите, что хотите создать равный мир при монархии. Но во всем виновата сама монархия. Люди – как аффиниты, так и не-аффиниты – слишком долго страдали при правлении великодушного правителя. Пришло время нам сказать, как мы хотим, чтобы нашими жизнями управляли. – Сеин развел руками. – Будущее в руках народа. Такова миссия Красных плащей.

Ей казалось, что ее мир меняется, знамения, которые она пропустила ранее, вспыхивают с новой силой. Юрий любил ее, но он никогда ничего ей не обещал – ни трона, ни союза, ни даже общей цели. Она возлагала все свои надежды на него и его революцию. В своем стремлении к справедливости и равенству она никогда не задумывалась, идут ли они по одному пути.

Но в ее жизни были и привилегии, и угнетение; она была принцессой и аффиниткой. Конечно…

– Я не такая, как другие монархи, – сказала она хриплым голосом. – Я знаю, каково это – быть аффиниткой, когда тебе говорят, что лучше бы тебя не было, и всячески притесняют. Я видела, что происходит со слабыми и беззащитными в самых темных уголках Империи. Я хочу изменить систему.