Я с тобой развожусь

– Исходя из нашей предыдущей встречи, я поняла, что желание Риты развестись вполне осознанное. Но мне и взаправду очень хочется понять причину. Поэтому спрошу у вас – вы даже не подозреваете, в чем она может заключаться?

– Нет!

Это слово произношу довольно громко, оператор отпрыгивает от камеры. Впрочем, быстро возвращается на исходные позиции. Отстраняюсь, встаю на ноги. Подойдя к окну, закладываю руки в карманы брюк.

Марта озвучила то самое, что и является для меня причиной полной расфокусировки. И именно с этим в первую очередь мне и придется работать.

– Хорошо. У меня встреча с вашей женой прежде чем вы отправитесь на свидание. Кстати, вы уже продумали, что именно озвучите администрации?

В голосе Марты – улыбка, на что резко поворачиваюсь, забывая о камере.

– Озвучу администрации? – не сразу понимаю, что именно Марта имеет ввиду.

– Да. Как и куда вы поведете свою жену?

Видимо, я не совсем понимаю условия проекта, потому что сейчас чувствую себя полнейшим дебилом.

– Разве не нужно воспроизвести наше первое свидание? – приподняв бровь, уточняю я, мысленно гадая, а не стоит ли послать все к херам и не увезти ли отсюда Риту прямо сейчас?

– Ну… да, нужно, – с явным сомнением в голосе произносит Марта.

– Тогда в чем проблема? – не понимаю я.

– Вы… помните о вашем первом свидании?

Она действительно шутит? Конечно, я помню. Даже вкус нашего первого поцелуя ощущаю сейчас, как будто он случился мгновение назад. Помню, в каком платье была жена, тогда еще будущая. Помню аромат ее духов. Не вычурных, не дерзких, а нежных, мягких, как и она сама.

– Я озвучу организаторам все, что мне понадобится для того, чтобы снова побывать с женой на нашем первом свидании, – чеканю я, после чего просто выхожу из кабинета психолога.

И надеюсь на то, что теперь все точки над «i» в вопросах того, нужно ли мне все это на самом деле – расставлены.

Наше первое свидание было… в парке аттракционов. Сам не знаю до сих пор, почему пригласил Риту именно в такое место. Наверно, после нашего знакомства, во время которого жена вылила на меня тарелку чего-то вроде буйабеса, она ожидала, что мы пойдем в дорогой ресторан. Рассчитывала на это…

Черт, почему сейчас меня посещают такие мысли? Рита никогда ни толикой своего поведения не дала понять мне, что находится рядом в первую очередь ради денег. Зачем же сейчас позволяю себе усомниться в этом факте?

Так вот – наше первое свидание было в парке аттракционов. Сейчас, стоя на балконе наших апартаментов и глядя на сад, весь в огоньках крошечных светильников, я осознаю, почему именно мы поехали туда.

Рита была такой юной, наивной, восторженной. Я же чувствовал себя лет на пятьдесят старше, хотя разница в возрасте между нами и не была настолько фатальной. И мне хотелось окунуться в то, что было в моем детстве. И чтобы Маргарита стала этой частью.

– Ты готова? – спрашиваю у жены, когда направляемся по дорожке, ведущей к воротам забора, окружающего особняк.

– Разумеется, – подергивает плечами жена.

Она напряжена. Она делает то, что, по ее мнению, и должна была делать все это время. Выглядит холодной, отстраненной. Старается соответствовать тому статусу, который занимает.

Мы устраиваемся в машине. Я гадаю о том, что же за разговор тет-а-тет был у Марты и Риты совсем недавно. А может, стоит хорошенько встряхнуть всех организаторов, воспользовавшись своим статусом, и вытребовать ответы на все интересующие меня вопросы?

– Как беседа с психологом? – интересуюсь, когда мы направляемся в парк.

На переднем сидении машины сидит оператор с камерой и раздражает меня так, словно это надоедливый комар, жужжащий над ухом ночью.

Рита тут же ощетинивается.

– Разве тебя это касается?

Да, любовь моя. Меня это касается. До тех пор, пока не поверю в то, что ты действительно ко мне охладела. Или что ты носишь под сердцем не моего ребенка. Хотя, и в этом случае я сделаю все, чтобы ты осталась со мной.

– Меня касается все, что касается тебя, – произношу безапелляционным тоном, но когда Рита хмыкает, поясняю: – Я хочу, чтобы тебе было комфортно. И если ты не готова к подобным условиям проекта, мы просто с него уйдем.

Что будет в этом случае – не представляю. На него возложены все мои надежды, хоть это и корежит. Я надеялся, что смогу решить свои проблемы с женой самостоятельно. До недавнего времени.

Впиваюсь взглядом в лицо Риты. Она поджимает губы и смотрит прямо перед собой. Я знаю – хочет ответить мне и тщательно подбирает слова. Но вместо этого восклицает:

– Ян! Ты это… серьезно?

Только теперь понимаю, что машина остановилась перед воротами, ведущими в парк аттракционов. И сейчас прямо перед нашим взором – то самое колесо обозрения, где мы уже были. Огромное, подсвеченное яркими огнями.

– Совершенно серьезно, – заверяю я Риту, после чего, покинув машину, быстро обхожу ее и, распахнув дверцу для жены, подаю ей руку: – Приглашаю тебя снова на наше первое свидание… Марго.

– Не думала, что ты помнишь…

Голос скатывается куда-то в шепот. Ловлю себя на том, что стою, как дурная, перед воротами парка и не могу сделать ни единого шага вперед. Это – как перейти очерченную собой же грань, за которой – те самые эмоции, которых не должна допускать. Потому что вспоминать, как хорошо было когда-то – это значит пройтись по собственным нервам раскаленной железякой. Совсем не то, что нужно в моем нынешнем положении.

– Я помню все… – раздается над ухом шепот и по телу вихрем несутся непрошенные предательские мурашки. Чувствую, как дыхание Яна касается моей шеи и ничего не могу поделать с тем, как тело в одночасье капитулирует перед его близостью. Тело, но не разум.

Он вдруг делает вдох, глубоко втягивая в себя воздух, и я оборачиваюсь, вопросительно на него глядя. Странно, но он в ответ лишь улыбается. Какой-то той, давно забытой открытой улыбкой, от которой у меня сейчас, как и когда-то, годы тому назад, подкашиваются колени.

– Я помню, например, что на нашем первом свидании на тебе были именно эти духи, – выдыхает он хрипло, а я вдруг ощущаю, что стремительно краснею, будто меня поймали на чем-то дурном.

Действительно не думала, что он вспомнит. Скромная, достаточно бюджетная «Флора» осталась где-то далеко в прошлом, вместе с моей прошлой жизнью. В то время она была для меня настоящей драгоценностью, потому что даже небольшой флакончик туалетной воды сильно бил по карману. Впрочем, не меньшей ценностью «Флора» обладает для меня и сейчас. Она – как эмоциональный проводник в те времена, когда я была счастлива. И все эти годы, пылясь на полке среди высокомерного общества весьма недешевых «Амуажей», она осталась для меня самыми дорогими духами на свете. И сегодня я поддалась этой эмоциональной слабости – нанести ее на себя, позволить прикоснуться к коже интимным шепотом, повествующим обо мне прежней.

Не могу отказать себе в том, чтобы внимательно посмотреть на мужа. Этот тонкий запах чуть припыленных цветов между нами с головой окунает в воспоминания, действуя лучше всяких слов. Ответный взгляд Яна, кажется, буквально пылает. Я вдруг с содроганием понимаю – он тоже видит во мне сейчас ту девчонку, что впервые встретил. И следом приходит осознание – он смотрит на меня сейчас точно так же, как на том первом свидании – жадно, почти восторженно. Как не смотрел уже давно. Как не смотрел никто и никогда до него.

– Идем, – произносит он почти одни губами и я понимаю, как близка была мгновение назад к тому, чтобы забыть обо всем на свете. Обо всем, что нас разделяло.

– Идем, – киваю царственно и, сделав глубокий вдох, шагаю в объятия вечернего парка. .

Беглый осмотр помогает понять – здесь все действительно точно так же, как было тогда. Ни единой души вокруг, словно весь мир вымер, кроме нас двоих. Гирлянды-сердца, свисающие с ветвей деревьев. Легкая, ненавязчивая музыка, доносящаяся словно бы издалека. Эту мелодию я безошибочно узнаю сразу.

– Strangers in the night, – выдыхаю удивленно и снова не могу сдержать дрожи. Все это оказалось куда сложнее, чем я думала. И как мне теперь сопротивляться очарованию этого вечера и притягательности мужчины рядом? А может, и не нужно вовсе всему этому противиться?

Завтра мы еще успеем снова стать молчаливыми противниками в схватке, где я упрямо жду его признания, а он – делает вид, что ничего не происходит. Завтра… а сейчас, быть может, следует позволить себе побыть прежними? И не портить наше первое свидание, воспроизведенное с такой точностью, почти… любовью?..

Ян следует рядом бесшумной тенью. Даже это молчание, в котором мы двигаемся на блеск огней колеса обозрения, напоминает тот первый раз. Кажется, Григорьев никогда не был любителем зря болтать языком. Он – человек действия, прочесть которого можно лишь по его поступкам.

Когда мы подходим к колесу, Ян с удивительной легкостью, словно мальчишка-подросток запрыгивает в него первым и галантно протягивает мне руку:

– Разреши тебя пригласить, Марго.

– Рита, – вырывается в ответ как-то само собой. Удивленная собственным порывом, я добавляю:

– Хочу побыть сегодня просто Ритой.

– Рита… – повторяет Ян с улыбкой и я неуверенно, словно действительно в первый раз, вкладываю свою ладонь в его.

Колесо медленно трогается с места, а я неожиданно ощущаю такую легкость, словно вместе с отрывом от земли с души слетает вся тяжесть, делая меня саму какой-то воздушной и невесомой.

– Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? – неожиданно спрашивает Ян.

Он стоит позади меня. Мы не соприкасаемся ни в единой точке, но его голос звучит так глубоко, так интимно, что мне кажется, будто все пространство кабины заполнено им. Как всегда был им одним заполнен мой мир.

– И что же? – спрашиваю, стараясь говорить ровно.

– Твоя непосредственность. Простота. Свежесть, которую ты привнесла в мою жизнь.

Я резко оборачиваюсь к нему. Возможно, он хотел сказать нечто приятное, но его слова обжигают, как кипяток.

– То есть все то, чего во мне не осталось? – уточняю с усмешкой. – Что ж, это многое объясняет.

Тяжелые, но удивительно нежные руки опускаются на мои плечи, властно сжимают. Он уверенно чеканит в ответ:

– Осталось. Просто ты сама об этом забыла.

Опустив голову так, что волосы падают на лицо, скрывая его от постороннего взгляда, я негромко смеюсь. Огромного труда мне стоит не задать вопрос, который буквально прожигает язык своей горечью.

– Ты бы и сам не хотел, чтобы рядом с тобой была неуклюжая простушка, – отвечаю Григорьеву, снова поворачиваясь к стеклу кабинки, за которым проплывает в вечерних огнях панорама города, зеркально отражающаяся в речных водах.

– Я полюбил именно эту простушку, – говорит он обезоруживающе. Но следующая фраза все портит:

– Меня трогало в тебе все. Даже твоя наивность…

Мои ладони отчаянно впечатываются с размаха в стекло. О да, я могла представить, как его устраивала моя наивность! Как легко было мне лгать и знать, что поверю всему. Как легко манипулировать моей слепой преданностью!

– Я сказал что-то не то? – уточняет он и в голосе слышится тревога.

Резко начавшийся дождь избавляет меня от необходимости отвечать. Он остервенело молотит по стеклу, порождая внутри какую-то отчаянную тоску и чувство полной безнадежности, от чего хочется выть в голос, но глаза остаются болезненно-сухими.

– Спасибо за вечер, – говорю, когда колесо останавливается.

Ян не отвечает. Молча выходит из кабинки, помогая мне спуститься. И только когда влажная от дождя трава касается ног, Григорьев ловит мой взгляд и произносит:

– Это еще не конец.

От обещания в его глазах снова прошибает дрожь. Инстинкт самосохранения буквально бьет тревогу, но та самая наивная Рита внутри меня его игнорирует. Принимая протянутую руку, я доверчиво следую за Яном в неизвестном мне направлении. Снова.

Но жалеть об этом стану только завтра.

– Кажется, во время нашего первого свидания мы ужинали… картошкой-фри и чизбургерами, – склоняет голову набок Рита, когда мы добираемся до накрытого на двоих столика.

В ресторане никого, его закрыли по особому случаю – для съемок передачи, в которой участвует сама чета Григорьевых.

Но сейчас не хочу об этом думать. Даже оператор уже не кажется назойливой мухой, раздражающей одним своим наличием.

Слова жены откликаются внутри тем, от чего в груди начинает печь. Все же эта задумка с первыми свиданиями, надо сказать, определенно неплоха. Я как будто там, в прошлом, где мы действительно ели картошку-фри и чизбургеры вместо того, чтобы пойти в ресторан средиземноморской кухни. Потому что этого захотела Рита.

– Ну, совсем необязательно же ехать в макавто, – пожимаю плечами, довольно улыбаясь и отодвигая для жены стул. – Нам приготовили самый лучший фастфуд в самом лучшем ресторане.

Замечаю мелькнувшую на лице Риты тень. Но она исчезает так же быстро, как и появилась. Черт… может, взаправду стоило поехать именно в макавто? Выкинуть по пути оператора, сделать заказ. Набрать как можно больше всякой несусветной, но безумно вкусной гадости и уминать ее вдвоем?

Впрочем, ответа на этот вопрос я не узнаю, потому что уже этого не сделал.

– Знаешь, что сейчас испытываю? – спрашиваю у Риты, когда мы, в полном молчании, приканчиваем порцию довольно сносной картошки.

– Не знаю, – честно признается жена.

Смотрю на нее и ловлю себя на мысли, что тоже не умею читать ни ее эмоций, ни ее настроения. А ведь раньше все было иначе. Я просто… разучился.

– Что машина времени – вполне себе реальное изобретение.

Рита хмурит брови, берет чизбургер, разворачивает его, но, немного подумав, откладывает в сторону. Гадаю, что тому причиной – нежелание портить фигуру, или токсикоз. В последний момент удается сдержаться и не задать тот вопрос, который тревожит больше остальных.

– Что ты имеешь ввиду? – спрашивает она.

– Что вот такие моменты и возвращают нас в прошлое.

– И тебе нравится в этом прошлом?

– А тебе?

Смотрим друг на друга несколько бесконечных секунд. Рита не выдерживает прямого взгляда первая. Отводит глаза, чуть опускает голову.

– Перестань отвечать вопросом на вопрос, Григорьев.

– Да, мне очень нравится в нашем с тобой прошлом, – признаюсь откровенно, и Рита вновь смотрит на меня этими своими безумно красивыми глазами. – И все же, ответь и ты.

Жена прикусывает нижнюю губу, как будто тоже едва сдерживается, чтобы не сказать то, что само просится наружу.

Быстро кивает, и делает вид, что увлечена стаканом сока, который вертит в руках.

– Ты… не изменила своего желания? – вдруг выпаливаю я, даже не успев обдумать того, о чем спрашиваю.

Рита втягивает в себя кислород двумя рваными вдохами. Сначала кажется, что она произнесет те слова, которых так жду.

Что я прогоню к херам оператора, мы просто поговорим, после чего пообещаем друг другу начать все с начала и больше не допускать тех ошибок, которые привели к этому краху.

Но следом на лице Риты появляется уже знакомое мне выражение – с привкусом холода. Она уверенно мотает головой.

Это злит, но злость приходится сдержать.

– Давай возвращаться, – говорю отстраненно, поднимаясь на ноги и мгновением позже отодвигая стул Риты.

Хочется услышать, что она бы хотела остаться на нашем «первом» свидании, но жена просто идет к выходу, давая понять, что согласна – нам нужно возвращаться.

Правда, всего лишь на шоу.

– Ян Александрович, сегодня мы снова поговорим с вами наедине.

Вроде бы, к этому начинаю привыкать, хотя, мне всегда казалось, что на подобную терапию супруги должны ходить вдвоем. Но здесь, на этом реалити, видимо, свои правила. И организаторы будут думать прежде всего о рейтингах и зрелищности. Об этом ни мне, ни Рите забывать не стоит.

– Я слушаю, Марта.

– Как впечатления от вашей с Ритой поездки? – дежурно улыбается мне психолог.

– Хорошие.

– И вам, и вашей жене все понравилось?

– Более чем.

Марта поджимает губы. Видимо, недовольна моими односложными ответами. Впрочем, мне плевать.

– Скажите, Ян… вы любите Риту?

Вопрос даже не ошарашивает. Обескураживает настолько, что я сижу и какое-то время с непониманием смотрю на психолога.

– Моя жена была у вас на таком же разговоре? – отвечаю вопросом на вопрос, подаваясь к Марте.

Снова вижу недовольство, но, учитывая тот факт, кто платит за весь этот балаган, психолог умудряется его скрыть.

– Была.

– И что ответила на такой же вопрос?

Марта снимает очки, протирает их, не глядя на меня. Вновь водружает на нос и, чуть улыбнувшись, теперь уже более тепло, признается:

– Ей этот вопрос мы не задавали.

Понятно. Не хотят услышать то, от чего у меня самого позвоночник холодом сковывает. Что чувств со стороны Риты больше нет.

– Я люблю свою жену, – отрезаю глухим тоном и поднимаюсь из-за стола. – Если бы не любил, меня бы здесь не было.

Не дождавшись ответа, выхожу от Марты. Нужно будет крепко задуматься о том, не стоит ли прекратить все это, смирившись с обстоятельствами и непониманием.

Хотя, кажется, вот-вот грядет тот самый разговор, который и должен расставить все точки над «i». Когда и я, и Рита обнажим то, что тщательно скрываем. А уже после…

Что будет после, в данный момент я даже боюсь представлять.

– Рита, если вы будете так уклончиво отвечать на все мои вопросы, ничего не получится.

Марта смотрит на меня с молчаливым осуждением. Наверно, не будь Ян спонсором этого шоу, и психолог уже давно прекратила бы попытки со мной поговорить, сопроводив их на прощание напутствием на чистом русском. Но зная, кто платит за этот бал, она терпеливо ждет и это вызывает у меня приступ отвращения. Не к ней, нет. К собственной жизни, где люди ищут контакта с тобой не из-за того, что ты им нравишься, а только потому, что твой муж чертовски богат. Бесконечный круг лицемерия, в котором я верчусь, как запертая наглухо белка.

– Марта, послушайте, – решаю начать разговор прямо. – Вы делаете свою работу, но я хочу сказать вам честно – я не намерена обсуждать те вопросы, на которые вы пытаетесь получить ответы.

– Но это часть шоу и вы согласились в нем участвовать, – возражает она, наклонив голову и изучающе на меня глядя. – Для чего тогда вы здесь, Рита?

Для чего я здесь? Хороший вопрос, который я и сама себе задаю. И раз за разом понимаю – первоначальная цель дождаться от мужа честности сейчас перетекает в нечто совсем неожиданное. В потребность понять Яна и его мотивы. Понять саму себя.

– Мой муж решил участвовать и я последовала за ним, как поступила бы любая хорошая жена, не так ли? – отвечаю психологу и губы сами собой изгибаются в горькую усмешку.

– А вы считаете себя хорошей женой?

Снова вопрос прямиком по больному месту. Считаю ли я себя таковой? Я сделала, кажется, все, чтобы быть идеальной. Но сейчас все чаще понимаю, что чем более безупречной пыталась быть, тем дальше это оказывалось от понятия хорошей жены. Такой, какой хотела бы являться на самом деле.

– Нет, – признаюсь хрипло.

– А почему?

Господи, каким же глупым все кажется сейчас, когда говорю с этой посторонней женщиной. Глупым и простым одновременно.

– Потому что я не такая, какой хотела быть.

– И что вам помешало?

Она ловко ведет меня к тому, о чем следовало подумать уже давно. Подумать и – переоценить. С нарастающим чувством тревоги я покорно следую по пути, проложенному психологом. Хочу и одновременно боюсь прийти к выводам, теперь кажущимся весьма очевидными.

– Помешали мои молодость и глупость, – усмехаюсь устало. – А главное… моя внушаемость.

– Поясните, – мягко просит Марта.

– Моя… свекровь, – слова даются тяжело, словно каждое – неподъемная гиря, которую пытаюсь с себя скинуть. Это настоящая добровольная пытка, но я продолжаю:

– Она никогда не одобряла наш брак. Считала, что я не их круга и была абсолютно права. А я… я так боялась, что со временем Ян поймет, насколько я не вписываюсь в его жизнь, что сделала все, чтобы стать его достойной. Чтобы доказать этой женщине, что заслуживаю быть рядом с Яном.

– И у вас получилось?

– Измениться – да, – выдыхаю с болью. – Заслужить ее одобрение – нет.

– Рита, ваши отношения с мужем ведь постепенно ухудшались? Вы не думаете, что это может быть связано с переменами в вас?

А я не думаю, я уже в этом уверена. По позвоночнику ползет холодок ужаса. Что, если я сама виновата во всем, к чему мы теперь пришли?

– Что я натворила? – шепчу в ужасе и в ответ слышу успокаивающее:

– Вы забыли о важной вещи, Рита. Ян полюбил вас такой, какой вы были.

«Меня трогало в тебе все. Даже твоя наивность…»

Не дождавшись реакции, психолог продолжает:

– Скажите, вы довольны своей нынешней жизнью?

И тут я уже не выдерживаю:

– Нет! – буквально выкрикиваю в ответ, вскакивая с места. – И на этом с меня довольно!

– Никогда не поздно все изменить, – последнее, что доносится мне в спину.

Весь ужас ситуации постепенно доходит до меня, ввергая в глухое отчаяние. Вернувшись к себе, запираю дверь на ключ, не желая сейчас никого видеть. Слишком многое нужно обдумать. Слишком со многим попытаться примириться.

Я потратила годы на то, чтобы заслужить чужое одобрение. Я позволила убедить себя в собственной никчемности. Я допустила, чтобы мои мечты и цели отошли далеко на второй план. Я посвятила мужу всю жизнь, хотя он об этом вовсе не просил. Возможно, я своими же руками разверзла ту пропасть, в которую мы скатились.

Но разве мое чувство вины способно оправдать его молчание? Если все пошло совсем не так, почему он не дал мне понять, что мы движемся вовсе не в том направлении? И почему он пошел самым простым путем решения проблем, в то время как я ради него перевернула вверх тормашками всю свою жизнь?

Эти мысли мучают меня всю ночь. А наутро я делаю наконец то, что следовало сделать давно.

Впервые за годы брака, поднимаясь с постели, я не бегу покрывать свое лицо штукатуркой в отчаянной попытке замазать эти совсем не аристократичные веснушки. Я просто умываюсь и, не нанося косметики, выбираю самую удобную одежду из того, что у меня есть. К черту дорогостоящие бренды и дресс-код! Я облачаюсь в простую белую рубашку и беспородные джинсы, подвязываю волосы платком и, прихватив то, к чему не прикасалась годами, выхожу в сад.

Стоит еще совсем раннее утро. Стрелки часов едва подползают к шести. Я с молчаливым удовольствием вдыхаю свежий, влажный после дождя воздух и, расстелив плед, плюхаюсь прямо на траву, не заботясь абсолютно ни о чем.

Положив перед собой альбом, дрогнувшими пальцами его раскрываю. Годами я душила в себе то, к чему шла с раннего возраста. Свекровь считала, что профессия художницы совсем не соответствовала статусу ее сына. Только сейчас я, кажется, начинаю понимать – возможно, она боялась того, что я стану что-то из себя представлять. Что мое имя станет чего-то стоить само по себе, без приставки в виде влиятельной фамилии Григорьевых. Ведь самодостаточным человеком куда сложнее манипулировать.

Впрочем, я допустила это все сама. Но Марта права – еще не поздно это исправить.

Первый штрих выходит неловким и неуверенным. Но постепенно рука инстинктивно вспоминает все, что когда-то умела. Я и сама не замечаю, как карандаш, скользя по бумаге, воссоздает в рисунке одно из самых теплых воспоминаний. Еще один эпизод из прошлого, когда была по-настоящему счастлива.

– Ты снова рисуешь? – раздается внезапно надо мной голос и, вздрагивая, я делаю неверный штрих.

– А ты против? – ощетиниваюсь мгновенно, вскидывая глаза на Яна.

– Нет.

Он чуть медлит, словно ждет от меня возражений, потом аккуратно присаживается рядом. В его глазах стоит задумчивое выражение, причину которого спустя мгновение он озвучивает:

– Я часто задавался вопросом, почему ты бросила рисовать.

– Почему же не спрашивал? – интересуюсь вскользь, делая вид, что полностью погружена в рисунок.

– Думал, что тебе так понравилось вести светскую жизнь, что это отошло на второй план.

Я оказываюсь не в силах сдержать горький смешок. Не давая себе времени задуматься, быстро бросаю в ответ:

– Интересно, о чем еще ты думал?

Его рука ложится на мою и требовательно ее сжимает. Подчиняясь этому жесту, я поднимаю на него взгляд и тогда Ян говорит:

– Главное, о чем я всегда думал – это о том, чтобы тебе было хорошо.

У меня внутри образуется какое-то мучительно-тянущее чувство. Хочется откинуть голову назад и издевательски рассмеяться. От понимания того, как самые лучшие побуждения порой способны увести в совершенно неверную сторону. Ведь разве не хотела и я сама того же? Чтобы ему было хорошо? Но, кажется, выбрала совсем не те способы достижения цели. Я тянулась к запредельным высотам, пытаясь стать равной Яну, в то время как мне следовало быть прежде всего – собой.

Замечаю, как взгляд мужа спускается к альбому в моих руках. Он удивленно поднимает брови:

– Это же…

– Это мы, – заканчиваю отрывисто.

Да, это действительно мы, образца пятилетней давности. На рисунке нет лиц, лишь два силуэта под одним зонтом, стоящие на Карловом мосту в Праге. Надежно скрытые за пеленой дождя, как за ширмой, отрезающей нас от всего мира.

– Как мы это допустили, Рита? – тяжело выдыхает Ян, не отводя взгляда от рисунка.

Он не уточняет, но я прекрасно понимаю, что имеет в виду. Вдруг начинает казаться, что оба мы – заложники своих демонов, но вместо того, чтобы бороться с ними сообща, только мучаемся поодиночке.

– Куда важнее, что мы будем теперь делать, – отвечаю едва слышно.

И вдруг улавливаю какой-то шум из кустов. Оттуда резко выныривает голова оператора, а следом за ней – рука, и он одобрительно показывает нам большой палец:

– Кадр – во!

Это вмешательство разом портит все. Вскакивая на ноги, я прижимаю к себе альбом, словно так могу удержать внутри чувство единения с той Ритой, что осталась на мосту в Праге, и слышу, как следом за мной поднимается на ноги муж.

Чуть ли не бегом направляясь в дом, я задаюсь лишь одним вопросом – неужели он не понимает, что этот проект нам не поможет? Неужели все, ради чего он притащил меня сюда – это рейтинги проклятого шоу?..

Наверно, мне стоило закончить все в тот момент, когда я вновь почувствовал наше с Ритой сближение. Возможно, оно было придуманным мною. Вероятнее всего – уже завтра мы бы вернулись туда, с чего начали, но мне взаправду нужно было попросту увезти жену с этого проекта. Поставить перед ней те вопросы, что выворачивали меня наизнанку. Решить все вдвоем, а не под прицелами видеокамер.

Да, мне стоило поступить именно так, но я, с отчаянием отбойного молотка, продолжал действовать совсем не так, как подсказывало сердце.

– Родительский день! – объявляет ведущая наутро, когда мы с Ритой в компании других участников заканчиваем завтрак в столовой. – А вечером… нас всех ждет кульминация этого шоу! Догадываетесь, какая?

Ведущая произносит эти слова жизнерадостным тоном, оборачиваясь к оператору, который неотступно следует за ней с камерой.

Как же быстро я привык к тому, что мы с женой находимся в окружении чьих-то жадных, но равнодушных взглядов. Хотя, слова ведущей и ввергают меня в ступор.

Родительский день? Это то, о чем я думаю?

Мои глаза встречаются с глазами Риты. Я быстро пожимаю плечами, давая жене понять, что совершенно не в курсе того, что будет происходить дальше. Но когда смотрю на вход в столовую, в которую царственно вплывает моя мама, хочется выругаться так, что уши завяли бы даже у сапожника.

– Ян! – чуть нараспев говорит мама, подходя к нам.

Вижу все то же, что и обычно. Как ей важно преподнести себя в самом удачном свете. Она скорее инстинктивно, чем зная, куда именно поворачиваться и как выгодно встать, занимает позу в отношении оператора.

– Мама… какой приятный сюрприз, – лгу я, делая вид, что наличие родительницы – это то, чего я и ждал сегодня.

– Для меня тоже. Довольно интересное шоу. Хотя, я и была удивлена, когда узнала, что вы с Марго участвуете в нем. Развод, ну надо же, – хмыкает она, переводя взгляд на Риту.

В этот момент мне хочется встать перед женой и закрыть ее собой. И конечно, вновь появляются мысли о том, что нужно бежать с этого проекта как можно скорее.

– Поговорим об этом потом, – веско говорю я, на что мама качает головой.

Теперь уже ловлю растерянность в ее взгляде, с которой она оборачивается к камерам. Понятно, значит, у нее свои задания от ведущих.

– Нет, Ян, поговорим об этом сейчас. Здесь есть зимний сад, мне сказали. Отправимся туда.

Она вновь выплывает из столовой с видом королевы. Я уже собираюсь сообщить Рите, что в этой беседе совершенно нет нужды, но она направляется следом за моей мамой, гордо вскинув подбородок.

Нехорошее предчувствие, что этот день закончится чем-то неприятным, скребется внутри.

Мы оказываемся в зимнем саду. Я обгоняю жену и все же встаю между нею и матерью. Напряжение такое острое, что впивается в кожу иглами. Мама всегда была против того, чтобы я женился на Рите. Она, по ее мнению, была совсем не нашего круга. Была слишком простой, и ее нужно было «многому учить». А я если и хотел научить жену чему-то, то совсем не тому, что имела ввиду моя мать.

– Ты слишком просто одета, Марго, – тихо говорит мама, надевая на лицо холодную улыбку. – Думаю, мне стоит приехать сюда еще раз, чтобы мы с тобой отправились в салон красоты. И на шопинг.

Рита держится прекрасно, несмотря на то, что сейчас ее свекровь произнесла эти слова на многомиллионную публику.

– Я не думаю, что это хорошая идея, мама. Потому что этот наряд мы с Ритой выбрали вместе, – просто пожимаю плечами прежде чем жена что-то ответит.

Достаточно и того, что я чувствую – она уже заведена.

– Вот как? – удивленно хлопает глазами мама. – Хорошо…

Она делает тяжелый вдох, как будто несет в данный момент на своих плечах непосильную ношу. Хотя, не верю этому ни на грамм.

– Значит, вы разводитесь, – говорит, приложив руки к груди.

Сама же вновь встает так, чтобы ракурс на экране был наиболее выгодным.

– Нет, мама, мы не разводимся, – тихо, но с нотками предостережения отвечаю я.

– Но зачем же вы на этом шоу? – искренне, как мне кажется, удивляется мать.

– Потому что я хочу развестись с Яном.

Я дергаюсь, словно от удара. Совсем не ждал того, что Рита заявит это моей маме. Не потому, что считаю свою жену неспособной и рта раскрыть. Просто жена всегда в общении со свекровью сглаживала углы, даже когда сглаживать их было совсем не нужно.

А еще чувствую, как печет в груди от ее слов. Снова. Хотя, казалось бы, уже успел свыкнуться с желанием Риты.

– Значит, ты просто дурочка, – фыркает мать.

– Мама… – с предупреждением произношу, делая к ней шаг.

– Да, я дурочка. Или кто там еще. Простушка, недостойная вашего сына. Но знаете что, Анна Сергеевна? Я готова быть кем угодно, лишь бы подальше от вас!

Закончив свою тираду, Рита поворачивается ко мне.

– Надеюсь, этого достаточно для выгодной картинки? И сегодня мы уже решим все вопросы с нашим разводом?