– О, конечно – услышал он в ответ, – когда человеку за девяносто, у него аритмия и диабет, знаете ли… Но какой у Вас великолепный немецкий, господин офицер!
Молодой человек поблагодарил, тему развивать не стал, и услышал, что Людеке позаботится обо всём необходимом, вежливо распрощался.
Девушка подняла голову. «Небольшой рассказ» Оскара подошёл к концу, но про статуэтку в нём не говорилось ни слова! Оставалась ещё страница. Её пальцы нетерпеливо затеребили бумагу. Буквы от волнения и напряжения плыли перед глазами. «Надо успокоиться. Нет, она возьмёт себя в руки! Господи, ну теперь понятно. Это просто по-немецки!»
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы переключиться с одного языка на другой. Перед ней была копия середины страницы рукописи, сделанной перьевой ручкой. Цветной ксерокс позволял увидеть выцветшие лиловые чернила. Почерк автора, впрочем, был хороший, чёткий, с трогательным нажимом и завитушками. Читать его не составляло труда.
…И потому я, Бенедикт Дамиан Гольдшмидт, не являюсь наследником работы нашего пращура – фамильного бесценного достояния Гольдшмидтов, этой великой страшной тайны, которая не даёт мне покоя и сделалась для меня смыслом и целью жизни. Сейчас идёт чудовищная война. Я ничего не знаю о законном наследнике Фельзер -Старшем сыне. Не знаю и о наших «русских» родных. Если бы был жив Генрих… Хорошо, я расскажу, пусть после моей смерти станет известно, что случилось. Я очень стар, об остальном должна позаботиться судьба.
В ранней юности я узнал историю таинственной статуэтки. Она не выходила у меня из головы, и я сделал всё возможное, чтобы её разыскать. Потратив кучу денег, времени и сил, я это сумел. Старший сын, а тогда это был Адольф Фельзер, поместил её подальше от Аугсбурга, чтобы избежать слухов – в Дрезденский национальный земельный банк. Тогда и я сменил место жительство и поселился поблизости. Я надеялся на чудо и ждал, и чудо произошло. Но что это был за день! Казалось, затрубили архангелы, извещая людей о часе Страшного суда. Не понимаю, как я спасся. Бомбардировка королевских британских войск превратила город в руины. Но я и тогда думал только о статуэтке, только о ней! Банк лежал в развалинах. Разве сумасшедший мог в такие минуты искать наше сокровище. Что же, я и есть сумасшедший! Я нашёл наследие предков, сумел добраться до безопасного места и снова спрятать его уже для нашей семьи до лучших времён. Я оставляю здесь в моём дневнике точные указания об этом. Я раскрыл секрет изваяния. Я назвал его просто – «Янус». К изваянию приложен ключ. Я твёрдо решил передать его и второй экземпляр плана только Генриху Гольдшмидт или его детям. Если этого не случится, то вручаю себя и Януса провидению.
Внизу более мелким шрифтом было начертано ещё несколько слов, и от руки нарисован план. Еще один маленький листок был вложен, судя по всему, позже. На нем Брук писал.
Я уже упоминал, что разные люди – официальные и нет – включились в эту игру. В последний момент я получил необыкновенные вести из Италии. Нашлись люди, связанные родственными отношениями с участниками нашей драмы. А среди них юристы. Они знают много больше меня о тайных пружинах происходящего. Я же руководствуюсь одной интуицией. А потому… Ты вскоре получишь посылку. Это странная штука из трех частей. О ней сказано – это ключ для Януса. А как его применить, подумай сама.
О. Б.
Глава 54
– Я больше не боюсь. И тебя одного не отпущу. Что бы не случилось, мы теперь будем вместе. Я знаю… вернее, почти уверена, что знаю, где это должно быть. Мы вместе пойдём и убедимся. А если там ничего нет… И прекрасно, тогда конец семейным легендам. После этого я сделаю тебе предложнние!
– Что ты имеешь в виду?
– Стасик, постыдись! Странные молодые люди нынче пошли. Что я могу иметь в виду? Я собираюсь выйти за тебя замуж, если ты ничего не имеешь против!
– Любовь моя, в том-то и дело. Я ничего не имею, и…
– Это ещё почему? Ты закончил университет, у тебя есть работа и докторский титул.
– Москва не Мюнхен! За такую деятельность как моя платят гроши. Не могу же я жить за твой счёт.
– Станислав, ты соблазнил порядочную девушку, а теперь хочешь… м-м-м помыться, вот! Ну почему ты хохочешь? Перестань целоваться и отвечай!
Небылицын довольно долго не реагировал на последнее, полностью отвечающее действительному положению вещей, обвинение. Но всё, кроме колеса, однажды кончается.
– Ох, ты меня порадовала! Очень похоже звучит, но всё-таки иначе. Ты хочешь сказать – смыться, то есть удрать? Я это самое как раз совсем не хочу. А потому… Я готов забросить своё искусствоведение к чертям собачьим и научиться зарабатывать деньги. И потом, если мы не поженимся, мне останется только уйти в монастырь.
– Слушай, лучше расскажи, куда мы пойдём. Кстати, как мы поступим, если и впрямь найдём проклятую штуку?
– Всё, что мы сейчас делаем, придумал дядя Оскар. Он нашёл новые документы. В них статуэтку именуют «Янусом». А с Оскаром вместе работают люди – специалисты с вашей и нашей стороны. Дядя Оскар сказал, мы с тобой должны один адрес разыскать. Она, вероятно, там. И если он угадал… ты помнишь ведь основной сюжет? «Римский заказ» наследует старший сын. Это мой папа, ему и решать.
Стас и Анна-Мари рука об руку вышли на улицу вечернего города. Огромная гостиница «Шератон», где они остановилась, съехавшись из Москвы и Мюнхена в этот город, высилась около залива. Улицы, ведущие к нему, стекали вниз как ручьи. А настоящие ручьи тоже струились по гранитным ступеням, звенели и змеились между искуссно разбросанных валунов, падали вниз из многочисленных фонтанов с фонтанчиками, создавая красивые каскады.
– Знаешь, название этого города значит… Ну, примерно – «Распространение реки». Может ты сумеешь сказать удачней? – девушка подергала Стаса за рукав. Он немного подумал.
– В вольном переводе что-нибудь вроде «растекания» или устья? Нет, не знаю, – развел руками он. – Я вот думаю об имени «Янус». Бог дверей… Ему были посвящены в Риме все ворота и двери. Помнишь, по-латыни «януа» – двери? А святилище его представляло собой просто арку… Понимаешь, ничего ужасного и порочного тут не должно быть!
– А как же выражение «двуликий» Янус? Иными словами – лицемерный, двуличный человек? – не согласилась Анна-Мари.
– Просто позднейшие наслоения. У римлян такого не было. Янусу была посвящена утреняя заря, позже он стал богом всякого начала. А вот изображали его бородатым дядей с двумя лицами, обращёнными в разные стороны. Постепено его предназначение забылось, а воплощение начали вкривь и вкось толковать, – объяснил Стас.
По обеим сторонам Вокрентерштрассе окружали узкие средневековые дома. Господствовал красноватый цвет с редкими всплесками белых фигурных фасадов. Прямоугольные окна, забранные мелкими переплётами, обрамляли готтические арки. Анна-Мари подняла голову и поискала глазами номер дома.
– Люблю черепичные крыши. У нас в Баварии их очень много. Здесь куда меньше, разве что на этой улице. Смотри, вот и он!
– Ты мне до сих пор ничего не объяснила. Что это? Куда мы пришли? Я слышал от тебя только странную формулу: «Дом – дерево – дом».
– Это городской музей. Давай войдём. Дом был построен в 1490-ом году и, несмотря на все катаклизмы, сохранился. Устоял даже в последнюю войну.
Стас слушал, но не очень внимательно. Он любовался.
– Ан-ри!
– Что такое? Ты это о чем? Какой ты несерьезный!
– Это я тебе имя придумал – взял от твоих обоих по кусочку. Правда красиво звучит? Ну, не сердись. Я одним ухом… Да, а где деревья, около дома с двух сторон?
– Имя сейчас же забудь, оно мужское. А деревья… это одно дерево, оно внутри. Ты как сказал? Дом – дерево – дом? Нет, неправильно. Слушай меня внимательно. Надо – «Дом – дереводом»! Понимаешь? Пошли скорей. Нас директор ждет!
Стас поглядел на остроконечную двускатную крышу, плоский ступенчатый фронтон, удивленно покрутил головой и покорно последовал за своей «Анри».
Высокие своды и толстые деревянные балки, освещённые неярким светом, казалсь, не обещали ничего необычного. Небылицын сумел по достоинству оценить удивительное позднеготическое жилище остзейского негоцианта только когда они спустились в подвал. Директор встретил молодых людей. Он повел их по музею и стал рассказывать.
– Вот взгляните. Этот дубовый ствол стоит на огромном валуне и держит весь дом – первый этаж и перекрытия, – гордо указал директор на мощную центральную колонну.
Стас посмотрел наверх: «Вот оно, дерево!» Мощный дуб от комля до вершины, казалось, рос и сейчас и вырастил вкруг себя стены, потолки, кровлю и перекрытия. Он раскинул свои гигантские руки и вошёл, как кровеносная система в его плоть.
«Нечего удивляться, что сохранился Такой Дом! Он живой, ему нипочём столетия и войны, как самой жизни. Он затаится, а потом снова проснётся весной…» – пронеслось у него в голове.
– Это был жилой дом, где одновременно хранился товар, – продолжал, между тем директор. – Его время от времени перестраиваили, но не смотря на пятивековую древность, в нём жили люди до семидесятых годов двадцатого века. Потом он стал Домом Архитекторов, и, наконец, музеем. А совсем недавно, когда в подвале надо было провести небольшую реставрацию, мы с помощниками нашли здесь клад!
– Вы… нашли клад? – срывающимся голосом воскликнула Анна-Мари – Что это было, ради всего святого и где он теперь?
– Статуэтка, фигурка античного божества. Она в городской реставрационной мастерской, идёт экспертиза и выяснение правовых вопросов. Если хотите, я могу устроить, чтобы вы её увидели. Это работа известного ювелира из династии аугсбургский золотых дел мастеров. Его фамилия…
– Гольдшмидт, – выдохнули одновременно, схватившись за руки молодые люди.
– Перестань так ужасно нервничать. Я всё думаю, может тебе не ходить? Нет, серьёзно, зачем постояно наступать на грабли? Давай схожу я один, а потом решим, как быть. Ты папе позвонила? – Стас старался быть убедительным, но явно не очень преуспел.
– Папе? Да, я тебе потом расскажу. Стас, я пойду с тобой, ты меня не уговоришь остаться. Давай лучше о чём-нибудь другом.
– Хорошо, эта статуэтка – целое состояние. А почему?
– Работа знаменитого мастера – раз, редкость – два. Но главным образом, камни. Уникальные камни!
– Ты её видеть не могла, я понимаю, а кто вообще мог? Она с середины девятнадцатого века исчезла. Ну-ка прикинем… Пожалуй, твой пра-пра-прадед мог знать тайну. Не представляю себе, о чём идёт речь, а ты? Я знаю, например, в Эрмитаже в запасниках есть эротические картины такого откровенного содержания, что их демонстрируют только знатокам. Однако… Допустим, эротика, и что? Изображения обнажённых античных богов выставлялись везде и всюду.
– Всё быстро забывается. В наше время трудно себе представить, насколько немыслимо было даже упоминание о некоторых вещах в приличном обществе, в хороших домах. Я никогда не думала над этим, хотя историю про Карла узнала совсем девчонкой. В таком возрасте эти штучки как раз интригуют… что там такое, совокупление? Но для этого нужны, как минимум, двое. А я всегда слышала и читала в фамильных манускриптах – «фигурка», «статуэтка».
– Сейчас увидим. Моя мама хорошо знает директора, они находятся в дальнем родстве. И теперь он, узнав нашу историю, готов, чем может, помочь. Ты знаешь, всё это произошло на прошлой неделе. Находку торжественно водрузили в сейф, и первым делом, застраховали. И вот нам страшно повезло. Сегодня состоится первый осмотр. Два мэтра – искусствовед и ювелир освидетельствуют её и дадут заключение. Нам разрешено присутствовать. Имей в виду, там будет охрана и представитель от полиции. Надо будет показать паспорт.
Трёхэтажный дом под коричневой крышей, изукрашенный трёхпалыми птичьими следами – фахверк – встретил их скрипучей лестницей из светлого дерева. Она была широкой, уютной, с фигурными перилами и оканчивалась выложенной паркетом площадкой.
После приветствий и взаимных представлений их провели в совсем обычную комнату с большим, овальным столом и дубовыми высокими книжными полками, забранными зеленоватыми стёклами. Стас огляделся и поймал себя на мысли, что ожидал увидеть мольберты, краски, холсты, оптику какую-нибудь, шпатели там, пинцеты, словом, разные реставрационные причиндалы. Но всё было буднично, как в конторе. Вокруг стола сидели трое – искусствовед, ювелир и комиссар Реннеберг, как представился маленький лысый рыжеватый толстяк, пожимая руки вновь прибывшим. Искусствовед господин Юнке поднялся и, улыбаясь, сказал:
– Ну что ж, все в сборе. Тогда приступим. Я рад приветствовать наших гостей – госпожу Фельзер из Мюнхена, чья семейная история тесно связана с судьбой знаменитого аугсбургского золотых дел мастера, и доктора Небылицына, специалиста по прикладному искусству из Москвы. Мы начинаем первое официальное предварительное освидетельствование интереснейшей находки, сделанной в нашем городском музее «Дом – Дереводом». С Вашего разрешения, я открою сейчас ларец и все свои выводы буду наговаривать на диктофон. Затем их обработает секретарь. То же самое сделает и коллега Кох.
С этими словами он снял кусок мягкой палевой ткани с предмета по правую руку от себя, который Анна-Мари почему-то приняла за птичью клетку. Это оказался простой, без украшений деревянный ящик. «Потемневший от времени бук» – на глазок определил Стас. Юнке поколдовал над дверцей и извлёк на свет божий статуэтку высотой сантиметров в сорок, бережно обёрнутую в войлочную вату. Затем он освободил её от упаковки и у собрашихся вырвался сдержанный вздох. Кнопка диктофона издала лёгкий щелчок. Перед ними был…
– Государственный эксперт, доктор Юнке, – начал диктовать последний, включив запись. – В присутствии коллеги господина Коха и комиссара Реннеберга. Перед нами Дионис, выполненный в традиции Праксителя, в венке из виноградных листьев с тирсом в руках и виноградной кистью, по всей вероятности, работы младшего или Большого Гольшмидта из Аугсбурга. Его голова из слоновой кости, глаза – из сапфиров чистейшей воды, фиалкового цвета. Сапфир – редкий камень, а этим двум и величиной и оттенком найдётся немного равных. У его ног лежит пантера из аравийского золота с серебристой головой. По плечам бога подобно змеям спускаются золотые вьющиеся волосы. Одеяние его, однако, соответствует более ранней эпохе до четвёртого века д. р. Х. Это ниспадающая одежда, так назаваемая «биссарА» из шкуры леопарда. Она окутывает весь торс. Так выглядел Дионис БиссарЕй фригийский, бородатый бог, в то время как Пракситель ваял прекрасного нагого юношу, больше похожего на девушку.
Юнке оглядел свою замершую, затаившую дыхание аудиторию, и откашлялся:
– Коллега Кох, теперь, пожалуйста, Вы.
Ювелир засветился от удовольствия. Он зачем-то снял очки, потом снова надел их, открыл замшевый футляр, где оказались увеличительные стёкла разных размеров, и наконец, включил диктофон. Щёлк! Взволнованный голос зазвучал неожиданно высоко.
– Член гильдии с 1975 года, золотых и серебряных дел мастер Кох, штатный эксперт Городской Сокровищницы и член фонда «Старинное оружие и драгоценности Курфюрстов». Постамент из цельного, некованого и не литого золота, то есть из обработанного самородка. У ног божества – драгоценные камни в виде фруктов. Это рубины и тёмно-красная шпинель. Горельефы на постаменте изображают гримасничающих, смеющихся, глядящих вверх обезьян. Оскаленная пасть пантеры, как и её клыки – из серебра. Она выделяется на золотой голове зверя. Глаза пантеры…
– Клеймо, коллега Кох, – напомнил Юнке.
– Простите?
– Клеймо! На постаменте и на… на лапе, или я ошибаюсь?
– Благодарю Вас. Клеймо на нижней части постамента, – тут он склонился к изваянию с лупой, затем выпрямился и породолжил торжественым тоном. – Вне сомнений принадлежит мастерской Гольдшмидтов – отца и сына. Это две буквы «G», вписанные одна в другую, в овалле неправильной формы. При переходе семейного дела полностью в сыновние руки клеймо у него осталось прежним. Такое же клеймо меньшей величины оттиснуто на подушечке левой передней лапы пантеры. Виноградная гроздь в руке у Диониса… – ювелир набрал в лёгкие побольше воздуха, – представляет собой… Это… это жёлтые бриллианты изумительной красоты и огранки, да… это – диаманты, достойные разве что, короны Курфюрста…
Ювелир закончил фразу. Раздался щелчок, диктофон отключился, и после недолгого молчания раздался голос Юнке.
– Я полагаю, на сегодня достаточно. Теперь необходима кропотливая рутинная работа. Обмеры, описания, фотографии, сопоставления с каталогами и музейными экспонатами и т. д. Параллельно будет изучаться вопрос о предполагаемом собственнике или наследнике этго изумительного произведения прикладного искусства. А потом мы опять соберёмся уже в расширенном составе и сделаем заключение.
За всё это время Анна-Мари не произнесла ни единого слова. С её лица не сходило выражение напряжения и тревоги. Она быстро осмотрела фигуру, глянула ещё раз, опустила глаза и больше уж не поднимала их от стола.
– Ну что, мои молодые друзья, – спросил приветливо Юнке, – какое впечатление Дионис произвёл на вас?
– Между прочим, доктор Небылицын, у меня ощущение, что Вы хотите что-то сказать и не решаетесь, или я не прав? – добавил Кох. Стас смущённо улыбнулся, помялся и ответил.
– Вы совершенно правы. Не знаю, как Вы посмотрите на такое мальчишество и что скажет уважаемый представитель власти господин Реннеберг…
– Теперь Вы и меня заинтриговали. Продолжайте, пожалуйста, я не подозреваю Вас в намерении захватить нас всех в заложники и умыкнуть статуэтку, – Реннеберг ободряюще засмеялся и хлопнул Стаса по плечу. – Документы у Вас в порядке, а страховая сумма очень способствует укреплению нашей нервной системы.
– Хорошо, я признаюсь. Мне страшно хочется подержать Диониса в руках. Я столько слышал об этой работе Гольдшмидта… По крайнеё мере, я думаю, что именно о ней. Её судьба так странно переплелась с моей… Я, вернее, мы, расскажем позже, если моя невеста мне разрешит, – в ответ на недоумевающие взгляды, – добавил он.
– Я, как главное ответственное лицо, разрешаю Вам осмотреть статуэтку самому. Будьте осторожны! Впрочим, Вы же специалист, я читал Ваши работы, посвящённые школе Челлини. Кроме того, мы действительно, под наблюдением господина комиссара! – подмигнул молодому человеку доктор Юнке.
Стас поблагодарил, встал и подошёл к председательскому месту во главе стола. Он был странно спокоен, и одновременно в полном недоумении. Фатальный «Римский заказ» стоял перед ним, а он ничего не понимал.
«Что же это такое? Почему бога виноделия и бортничества надо было прятать? Дионис, сын дочери царя Кадма – Симелы и Зевса, громовержца! Первый из богов, поселившийся не на Олимпе, а на земле. Его вакханки и менады, козлоногие сатиры и Пан… Может быть, разнузданные дикие Дионисии? Но разве из-за одних ассоциаций…? И при чём тут двуликий Янус?»
Прекрасное лицо античного бога дышало страстью. Стас засмотрелся на удивительные лиловые очи. Волосы – змеи спускались на плечи и шкуру леопарда. Да, до одежды сегодня не дошли, а какая изумительная работа! На близком расстоянии стало видно, что она была изготовлена из золотых полированных и матовых плоских колец, сочетания которых создавали неправильные пятна шкуры зверя.
– Я сейчас прикоснусь к тебе. Потрогаю! Какой ты на ощупь? Тёплый или холодный? – Небылицын уже протянул руки, как вдруг заговорила Анна-Мари.
– Подожди! – ее голос зазвенел и сорвался. – Я должна сказать. Посмотрите, у меня тут кусок металла особой формы из трёх частей. Я получила его из Италии необыкновеным путём, чтобы решить «загадку Карла».
Она вынула из сумки небольшой предмет и положила на стол.
– Я молчала, пока Вы не подтвердили, что это клеймо Большого Гольдшмидта и его работа. Пока я для себя не решила – это не что иное, как «Римский заказ». Я и теперь не понимаю… Не важно, это потом. Я думала, это будет «ключ», чтобы, например, отомкнуть футляр, но он теперь уж открыт. Однако, я считаю, надо посмотреть, куда он мог всё-таки подойти. Может в футляре есть потайное отделение? Или что-нибудь ещё… В общем, глубокоуважаемые господа Юнке и Кох, не хотите ли Вы приступить?
– Знаете, – ответил доктор Юнке, – становиться всё интересней и интересней.
Он взял «ключ», внимательно осмотрел его, помедлил, а потом решительно передал Стасу.
– Почему бы и нет? Если это ключ… Вы и поищите личину замка! Я надеюсь непременно услышать всю историю последовательно от вас обоих.А теперь – вперёд!
Небылицын взволнованно поблагодарил и первым делом взялся за стоящий рядом футляр. И убедился, что «закорючка», одним концом действительно открыла запор. Затем он тщетно искал двойное дно. Осталось только попробовать, нет ли в самой фигуре чего-то похожего на паз. Остальные с интересом следили за его попытками и давали советы.
– Я вижу, эта штука сделана из трёх различных металлов? – спросил ювелир, – похоже на серебро, бронзу и…
– Верно, золото! – подтвердила Анна-Мари.
– Так не попробовать ли их разнять, может, в этом головоломка и состоит?
– Прекрасная мысль! – Стас принялся за дело, и довольно скоро ему удалось вместо одного «ключа» получить три.
– Ну конечно! Бронзовая часть должна открыть футляр, – воскликнул Юнке, так как бронзовый замок.
– Тогда золотая… она может подойти леопарду на плече Диониса, его открытой пасти. Ведь она как раз золотая! – заметила Анна-Мари.
– А пантера у его ног? Сама она не серебрянная, но голова? Я в этом не слишком разбираюсь, однако, цвет похож, и доктор Юнке что-то такое сказал? – не остался в долгу комиссар. Давайте попробуем «вставить ключ в замок». У нас, правда, и так полно бриллиантов, но вдруг внутри скрыт ещё какой-нибудь «Великий Шах»?
Небылицын так и сделал. Золотой брусок подошёл идеально, и.... ровно ничего не произошло. Аудитория разочаровано вздохнула. Тогда он собрался было «золотой ключик» убрать и испробовать свой последний, но передумал. Он поднял серебряный кусок и поглядел на пантеру. Пожалуй, язык? Отлично, но опять ничего. Теперь во всех пазах было по «ключу»
Стас наклонился над фигуркой. Он хотел рассмотреть ее ближе и взял
Диониса за плечо там, где завиток кудрей бога касался драгоценной
овальной пряжки у головы и лап леопарда. Зрители не отрывали от него
глаз. Везапно стало очень тихо. Поэтому странный звук, раздавшийся
через минуту, сразу привлёк всеобщее внимание… Послышалось шипение… нет, шуршание! Люди подняли головы, Небылицын сделал невольно то же самое и прислушался. Они удивлённо глядели друг на друга. Статуэтка выпала из их поля зрения. Одна только Анна-Мари…
Смотревшая прямо перед собой Анна-Мари отозвалась непосредственно на звук. Сначала девушка вымолвила «о-о-о», потом вскрикнула: «Он… он меняется! Да посмотрите же вы на него, я боюсь!»
Леопардовая шкура медленно сползала вниз. Что-то неуловимо изменилось и в лице Диониса, или им показалось? На нем появилось хищное выражение, волосы – змеи шевелились, а само тело…
Одежда, как чешуя, сползла к ногам божества и улеглась около ступней. Полностью обнажённая теперь фигура имела все, известные в природе, признаки пола, выполненные с достоверностью добросовестного копииста. Под головой зверя скрывалась восхитительной формы юная грудь с рельефными выпуклыми сосками. А густая растительность внизу живота из золотых завитков служила обрамлением для детородного органа таких внушительных очертаний, что не стыдно бы иметь и самому Вакху. Однако, какая гипертрофированная величина и… м-м-м… форма? Куда это он… ?
Первым из потрясённых зрителей опомнился доктор Юнке. Стас так и не поднял статуэтку, и тыльная её сторона была видна только государственному эксперту.
– Зевс-Громовержец и олимпийские боги, это уж совсем не Дионис! -воскликнул он. – Это сын Афродиты и Гермеса! Это же…
Он медленно повернул фигуру, и все увидели округлые женские ягодицы и промежность. Мускулистая нога, согнутая в колене, открывала и остальное. Существо совокуплялось само с собой…
– Вот тебе и огромный алмаз, – пробормотал комиссар.
Глава 55
– Ветерок к ночи… Как здесь всё необычно : «тёплые» ветры – с моря, холодные – с материка. Не приехал наш Федька. Давайте спать ложиться.
Решевский прибрался после еды и явно намеревался забраться в спальный мешок.
– Чего уж обычного! Никак не могу привыкнуть, что ты это вот называешь ночью. Светло! А покемарить, правда, охота. Солнце хотя бы за облаками скрылось, из рыжих остался только я! – бодрился Петя, но было видно, что из последних сил. – А где Кирилл?
– Сейчас придёт. Он пошёл собак кормить. Да вот и он.
– Кирилл Игнатьевич, мы спать собрались. А я вот что спросить хотел. Бог с ним, с наследством, хоть и не пойму, кто его тут мог стибрить. Но Вы сказали перед утёсом, что все приметы сошлись. Все совпало. Может, расскажете, а? Ужасно интересно.
– Расскажу – расскажу. Нам ещё Тимка доложить обещался про парник подо льдом. Помнишь?
– Кирилл начал снимать бахилы и унты и тоже уселся на край палатки лицом к морю. Да! И про красный снег! Ух я тогда и перетрусил!
– Вот что, мужики, давайте сделаем так. Федя приедет, мы отоспимся и отметим… победу! Мы же скалу нашли как-никак! А значит, мы молодцы. Вот и устроим разбор полётов с капитанским НЗ впридачу. У меня есть на этот случай, чем порадовать душу. Ну, лады?
Бисер запрятал унты в мешок, чтобы они не замёрзли. Не услышав ответа, он обернулся к своим товарищам, забравшимся уже в спальники. «Вот оно что!» Оба спали! Петя и Тима едва донесли головы до изголовья.
Кирилл улыбнулся, а затем последовал их примеру и, уже наполовину сам застегнувшись, зашнуровал изнутри палатку. Не прошло и четверти часа, как в их лагере всё уснуло. Спали двое мужчин, спал рыжий Петька, спали в снегу собаки, свернувшись калачиком и уткнувши носы в пушистые хвосты. Только вездесущие песцы появились, почти не прячась, и, обнюхав перевёрнутый пустой котелок, разочарованно скрылись за снежными торосами.
Тимофей проснулся от какого-то звука и сначала попробовал, не открывая глаз, перевернуться на другой бок. Звук повторился снова.
«Собачий лай? Нет, скулёж, словно бы мой Песец…» – пронеслось в его голове, постепенно выныривающей из вязкого сна. «Медведь? И почему-то щиплет глаза…»
Решевский с трудом разлепил веки и немедленно закашлялся. Палатка была полна дыма.
– Ах ты, пропасть! То-то мне снилось, что я шлёпаю по южному пляжу! Снаружи потрескивало пламя и спальные мешки уже занялись. К запаху гари и дыма примешивалась тошнотворная вонь горящего тюленьего жира.
– Ребята, горим! – заорал Тима и рванулся наружу, позабыв, что он находится не в кровати, а в заботливо зашнурованном спальном мешке. Следующие несколько минут слились в одно мгновение, заполненное безуспешными попытками троих людей одновременно вырваться из полной дыма ловушки, подпекающей пятки. Наконец им удалось освободиться из мешков. Кирилл вытащил охотничий нож и распорол изнутри заднюю стенку палатки. Помогая друг-другу, они выбрались наружу и отбежали на несколько шагов. В это время раздался сильный хлопок, и пламя взметнулось в небо.
– Примус взорвался, – констатировал мрачно Бисер. – Кто ларчик стибрил, ты говоришь? А кто костёрчик нам смастерил?
Трое друзей молча смотрели на своё догарающее имущество. Ветер стих, и пожарище начало тлеть. На всех троих удалось спасти только одни унты. Сохранился нож у Кирилла, зажигалка, компас и спички… Ни вещей, ни продуктов…
– Так, спокойно, ребята. Из остатков палатки надо обувь смостырить. Котелки наши целы, медвежатины много. И потом. Фёдор приедет когда-нибудь, да? – Решевский попробовал улыбнуться. На его закопчённой физиономии, окаймлённой подпаленной бородищей, засверкали белые зубы. Он хлопнул Кирилла по плечу и обернулся к сидящему на снегу Пете. Парень, надышавшийся дымом, выглядел не лучшим образом. – Петь, ты что-то зелёный. Я хотел с тобой на каяке, но лучше погодим. Или мы с Кириллом сплаваем, а тебя здесь оставим отдышаться.
– Не, Тим… я – ничего, я сейчас. А куда на каяке? – пробормотал с трудом тот.
– На соседний «остров сокровищ». Тут есть маленький такой, скальный островок, от нас мористей. Плыть надо прямо на север. Там промысловики оставили базу. Я по прошлогодней экспедиции знаю.
– Просто ушам своим не верю. Неужто нам наконец повезло? База – рядом! Только вот что – раз плыть, так вместе. Чтобы нас по одному не достали, – грустно усмехнулся Бисер.
Он достал из планшета карту, взглянул на неё, но вдруг нахмурился и быстро спросил.
– Эй постойте! А где собаки? Мы всё равно на нашей маленькой нарте далеко не уйдём… Но я не о том. Почему так подозрительно тихо? И где Песец? Мы ж его не привязываем на ночь, он спит под крыльями палатки.
– Верно, теперь я понял, – сказал озадаченно Решевский. – Вот почему я проснулся! Мне показалось, взвизгнул Песец…
Все трое, не сговариваясь двинулись прочь от палатки. Петя побрёл в сторону нарты, где остались лайки. Мужчины, озираясь, принялись кликать Песца. Но, не пройдя и нескольких шагов, Кирилл покачнулся и вынужден был сесть на снег. Биолог же стал осматривать местность вокруг палатки в поиски следов.
– Песцы тут побывали, медведь небольшой, а вот и пёс…, – тревожно сказал он.
И Тимофей, озабоченно следуя за знакомыми отпечатками лап, скрылся среди прибрежных скал.
Словно по уговору с неведомым врагом погода тоже сделалась пакостной, и утренняя изморось сменилась моросящим дождём. По небу двигались тяжёлые тёмные облака, а лужи быстро покрывались слоем тонкого льда. Из-за морены появился Петя и медленно, как прежде, ни слова не говоря, стал приближаться. У Кирилла не было сил кричать, и он решил дождаться, пока молодой человек подойдёт ближе. Рыжий, наконец, опустился рядом на волчью шкуру и бесцветным голосом произнёс.
– Постромки обрезаны. Собак – ни одной. А Нарта… – Петька неожиданно судорожно, зло всхлипнул. – Нарту он разможжи-и-и-л. Абсолютно всю! На куски!
– Кто – он? – обескураженно спросил было Бисер, не слишком удивившись, впрочем, этим словам. Но тут они услышали крик.
– Сволочь! Паскуда проклятая! Собаку за что? Бедный зверька! Найду заразу – удушу голыми руками! Ах ты бандюга, дерьмо!
Решевский, измученный болезнью и другими напастями не меньше остальных, шёл тяжело. Глаза его лихорадочно блестели. На вытянутых руках он нёс Песца. Собака была мертва. Потрясённые Кирилл и Петя встали навстречу биологу и, как сумели, помогли ему донести и уложить несчастную лайку.
– Этот подлец его ножом заколол. Но Песец, бедняга, и тут нам сослужил службу. Он заскулил и я услыхал, – горько сказал Тимофей.
– Тима, Песец нам всем спас жизнь. Мы его похороним и камень поставим. А мерзавца, гадом буду, найдём. Я тебе обещаю! – звенящим голосом проговорил Кирилл. – Давай ошейник на память снимем.