– Ты читаешь мои мысли!
– Нет. Просто я тоже голодна…
Девушка поставила поднос на тумбу и отошла к креслу у окна. Она взяла несколько маленьких подушек и вернулась к кровати. Алекс немного приподнялся, чтобы Софии было удобно подложить под его голову и спину подушки. Затем она вручила ему поднос со столовыми приборами и тарелкой жаркого. Над кубиками мяса еще тянулся ароматный дымок, и Ахматов даже облизнулся в предвкушении удовольствия. София улыбнулась, взяла свою тарелку и присела в кресло подальше от его внимательных глаз.
– М-м… как вкусно!– восхитился Алекс, когда прожевал первый кусок.
София была голодна, но отчего-то не могла положить в рот ни кусочка. Она бесцельно ковыряла вилкой в мясе, а когда Алекс отводил глаза, украдкой наблюдала, как вибрируют мышцы на его сильных руках. Он был слаб, чтобы церемониться с едой и приборами, но его движения были точны и аккуратны, даже в таком состоянии – с болью в боку, с температурой и со слабостью во всем теле – он вел себя как истинный джентльмен. Он не чавкал и не заглатывал еду кусками, хоть был так же голоден, как и она. София смятенно вздохнула и отвернулась к окну.
Снова моросил дождь. Два мокрых насквозь голубя чистили свои перышки на карнизе за окном. Девушка опустила тарелку на колени и смотрела сквозь стекло. Где-то на заднем плане маячили мысли о смятении и неловкости рядом с мужчиной, но София заглушала их, всецело отдавшись наблюдению за птицами.
– Ты совсем не ешь. За окном происходит что-то интересное?– спросил Алекс, уже несколько минут наблюдая за притихшей девушкой.
София мгновенно вернулась в комнату и перевела глаза на свою тарелку.
– Что-то не хочется. Лучше я выпью сок… А вы наелись? Или…
– Спасибо. Но мои челюсти больше не в силах что-либо пережевывать.
– Тогда я унесу посуду…
Она поднялась, торопливо подошла к тумбе и составила тарелки одну поверх другой. Ахматов заметил ее волнение. Отчаянно хотелось удержать ее рядом, но дотянуться до девушки он был не в силах.
– Ты не могла бы помочь убрать подушки? Мне трудно дышать,– схитрил Алекс, чтобы София подошла к нему ближе.
– Больно?– сочувственно проговорила она и тут же наклонилась к плечу Ахматова, чтобы вынуть из-под него подушки.
Ахматов ловко захватил обе руки девушки и притянул к себе так, что София, чтобы не потерять равновесие, села на край кровати. Она растерянно округлила глаза и молча стала отнимать руки.
– Пожалуйста, не убегай от меня!– хрипло попросил Алекс, делая над собой усилие, чтобы удержать ее ослабевшими руками.– Мы так давно не виделись… Я соскучился…
Сердце Софии, как будто провалилось в никуда, она не слышала его стука и замерла, ощущая своими ладонями пульс мужчины. На нее смотрели почти умоляющие глаза Алекса и, видя его огорчение ее непреклонностью, она смягчилась, опустила глаза и перестала сопротивляться его усилиям. Ахматов благодарно качнул головой и выпустил одну руку девушки.
– Я тебя не обижу… Просто позволь мне быть рядом?– искренно произнес он.
От его странного пылкого, тоскливо-блаженного взгляда Софии стало жарко, но ей нравилось ощущать на себе такой взгляд. Ее щеки порозовели, она не могла собраться с мыслями и не могла контролировать выражение своего лица. Это было самое мучительное мгновение из всех, что ей приходилось испытывать рядом с ним. По крайней мере, ей так казалось. И именно сейчас вдруг пришло в голову извиниться за свое поведение после маскарада у Хоуэлла. Она глубоко вдохнула для смелости и тихо сказала:
– Простите меня за резкость при нашей последней встрече. Я не должна была себя так вести…
– Ты каждый раз намерена извиняться за свою откровенность?– слабо улыбнулся Алекс и большим пальцем погладил тыльную сторону ладони девушки в своей руке.
– Вы ко мне очень снисходительны… Дерзость и бестактность,– нехотя поправила она мужчину.
– Или растерянность и страх?– копнул глубже Алекс.
София подняла растерянные глаза, и ее губы дрогнули.
– Прости за это умозаключение,– тут же отреагировал Ахматов, коря себя за давление на девушку.
«Ты хотел сказать – проницательность»,– подумала София, но не осмелилась произнести это вслух и только напряженно сжала губы.
– Я не могу не думать о тебе… Не получается… и я никогда бы не признался в этом, но сейчас меня одолевает не физическая боль, а дикое сожаление, что не могу проникнуть в твои мысли и понять тебя до конца…
– Ну зачем вы опять…– начала София, но Алекс прервал тем, что трепетно сжал ее пальцы в своей руке.
София закрыла глаза и напряженно сглотнула в предвестии слез.
– Если ты не хочешь слышать меня, я замолчу… Но ты ведь не скажешь правды?– уверенно заявил Алекс, пытаясь заглянуть в глаза девушки.
– Вы такой… замечательный. Правда… Но вы не видите дальше своих представлений… Я не могу вас переубедить,– нерешительным голосом ответила София.
– В чем?– поразился Ахматов, огорченно сведя брови.– Что у меня не может быть чистых намерений?
– Да, наверное, мои представления об этом мире кардинально отличаются от представлений других женщин. Я понимаю, что нервирую вас своим поведением. Но вы… так настойчивы, я теряюсь…
София резко замолчала, боясь выдать волнение, хотя ее голос уже дрожал и по спине бежали мурашки. Ахматов бережно поднес руку девушки к своему лицу и, закрыв глаза, приник к ней губами. От нахлынувших чувств София зажмурилась, и ее ресницы заблестели.
– Однажды что-то сломалось во мне… Я перестала верить,– преодолевая сковавшую грудь душевную боль, призналась она.
Слезы бесконтрольно потекли по ее щекам, и Ахматов почувствовал, как ее боль передалась ему, и сердце сжалось от тревоги. А София, словно очистилась слезами, стала вдруг неожиданно спокойна, смиренна. Слегка опустив голову, она смахнула капли с подбородка. Алекс протянул руку к ее лицу и мягко провел пальцами по щеке, утирая остатки влаги. Столько тепла и невинности было в этом жесте: он ни к чему не обязывал, не принуждал, он делил, понимал и принимал ее печаль, он был наполнен благородством и искренним сожалением.
София закрыла глаза и не смела посмотреть на Ахматова. Если бы только она увидела выражение его лица, слезы бы с новой силой хлынули из ее глаз. И сейчас она понимала, что вышла за грань дозволенной себе откровенности, и что завтра ей будет ужасно неловко смотреть ему в глаза. Зачем, вообще, нужно было ему это говорить? Почему он слушал ее? Разве это было интересно?
– Фисо,– голос Ахматова непривычно дрогнул и то, что он назвал ее так, заставило Софию посмотреть на него.– Когда я увидел тебя впервые, ты мне очень понравилась, и, не скрою, я решил добиться твоего расположения. Но когда сам понял, насколько я в твоей власти, испугался, потому что никогда не испытывал похожих чувств. Однако я принял это как данность и больше не бегу от себя… Ты же, напротив, цепляешься за любую соломинку, чтобы укрыться от того, что уже проникло в твою душу…
Это было невыносимо слышать, но София не отвела глаз.
–…Почему ты боишься открыться мне?
Девушка медленно вынула свою руку из пальцев мужчины, он не препятствовал, только с сожалением вздохнул. Она не поднялась, но отвернулась в другую сторону.
– Я…– София выдержала недолгую паузу, а затем оглянулась через плечо и почему-то произнесла на итальянском, беззлобно:– Если бы твои слова были правдой! Но твои красивые губы лгут, как и твои бездонные глаза. Я благодарю бога, что ты не встретился мне вместо Кери. Иначе в моем сердце была бы не заноза, а тысяча раскаленных игл.
Она поднялась и повернулась к мужчине, уверенная, что он ничего не понял. И это было ее спасением – она высказалась, но все оставила в тайне.
– Извините, завтра мне рано вставать, да и у вас глаза закрываются от бессилия. Отдыхайте, я зайду к вам утром,– вежливо проговорила София, спешно пересекла комнату и приглушила свет.
Алекс был смятен, когда весь смысл слов дошел до его сознания, от которого даже перехватило дыхание и ничего не нашлось сказать в ответ. Он только проводил девушку тоскливым взглядом и, одновременно с закрывшейся за ней дверью, бессильно закрыл глаза. Что он мог сказать в ответ разбитому сердцу, озлобленным мыслям? Его самого пронизывала печаль от несправедливых обвинений и болезненного недоверия девушки к нему. Уже в полудремотном состоянии, размышляя над мучающим вопросом, Алекс вдруг остановил себя на простом решении: после того, как его самочувствие улучшится, он посвятит все свободное время Софии и своим поведением и настойчивостью докажет, что имеет право на ее благосклонность. Ахматов и горько, и умиленно улыбнулся от мысли, что еще многое предстоит вытерпеть от девушки, но все это было пустяком в сравнении с тем блаженством, которое он получит в результате своих усилий.
***
Как чувствует себя наш гость?– спросила Лили, заглянув в комнату, где лежал Ахматов.– Я принесла вам обед.
Алекс стоял у окна и, глядя на свое отражение, завязывал галстук на шее. Он оглянулся и признательно улыбнулся хозяйке дома.
– Добрый день, миссис Хард, не стоит беспокоиться. Мне крайне неловко…
– Оставьте свою неловкость,– простодушно сказала Лили и поставила поднос с завтраком на прикроватную тумбу.– Если о вас беспокоится моя крестница, то и мне это нетрудно… А что это вы делаете?
Алекс повернулся к кровати и взял свой пиджак.
– Я не могу позволить себе оставаться в вашем доме дольше одного дня. Я очень благодарен вам за радушие, но мне действительно пора…
– А что вам сказал наш доктор Бенджамин?– беспокойно поинтересовалась Лили.
– Два дня, и я буду в норме. Я уже чувствую себя вполне здоровым.
– А Софи вы предупредили? Она будет сердиться, что я вас отпустила.
– Ну что вы, разве на вас можно сердиться?– улыбнулся Ахматов, вспоминая, как девушка заглянула к нему утром и повелительным тоном попросила вести себя благоразумно и ничего не предпринимать, пока она на работе.– Софию я предупрежу.
– А как же обед?– шутя обиженно спросила женщина и выставила руки на пояс.
Ахматов взглянул на дымящийся бульон и тосты с травяным чаем и искренне признался:
– Я не смог устоять перед завтраком и от обеда тоже не могу отказаться.
– Вот и славно. Тем более что сейчас приедет Софи.
Когда София приехала, она сразу же бросилась к лестнице, чтобы быстрее встретиться с Алексом, но только поставила ногу на первую ступеньку, как услышала со стороны кухни заливистый бархатный смех Лили. Войдя в кухню, увидела, что Алекс и крестная мило беседуют за кофе с пирогом. Она не ожидала, что их утреннее знакомство продолжится так душевно и непринужденно. Похоже, Ахматову было под силу обаять любую женщину. София взволнованно округлила глаза и с напускной строгостью в голосе спросила:
– А вы почему не в постели? Тетя, как ты это допустила?
Оба оглянулись на девушку и приветливо кивнули.
– Я не смогла его удержать,– оправдалась Лили.– Но, по-моему, он здоров, как Аполлон.
София усмехнулась сравнению крестной и присела за другим концом стола. Ахматов не сводил с девушки внимательных глаз и молчал. В ней снова поднималась буря противоречий: она искренне волновалась за него и в тоже время радовалась невинному поводу быть рядом с ним, но боялась открыть ему свои настоящие чувства и оттого сейчас талантливо изобразила на лице холодную учтивость.
– Раз так, я вызову вам такси.
– Софи!– упрекнула Лили девушку.
– Все в порядке. Я и сам хотел это сделать,– вставил Ахматов и поднялся из-за стола.– У вас отличный кофе, миссис Хард.
Лили сердито покосилась на племянницу и тоже поднялась.
Ахматов медленной походкой вышел в холл. Девушка и Лили вышли вслед за ним. Он с разрешения хозяйки воспользовался телефоном для вызова такси и, любезно попрощавшись и еще раз поблагодарив за радушие, попросил девушку проводить его вниз. Лили незаметно толкнула ее локтем в бок, а сама искренне дружелюбно улыбнулась мужчине.
София спустилась вслед за Алексом. Такси еще не подошло, и они остановились в холле у узкого окна.
– Куда вы поедете?– бесстрастно поинтересовалась София, стараясь не смотреть на Ахматова.
– Побуду у Элен,– тяжело дыша после лестницы, ответил он.– Навестишь меня?
– Раз вы отказались от рекомендаций доктора Логана соблюдать постельный режим как минимум два дня, не знаю, уместно ли навещать вас?
– Опять эта холодность. Вчера мне показалось, что ты была самой собой, и это нравилось тебе?
– Не думайте, что если я ухаживала за вами, была так терпелива и сдержанна, то это изменило мое мнение о вас,– снова резко высказалась София.
– Очень жаль, а мое мнение о тебе с каждым днем только лучше,– парировал Алекс с невозмутимой ангельской улыбкой.
– Ваше такси,– кивнула на окно София, сама не понимая, откуда вдруг в ней столько жесткости.
– Мне будет очень не хватать тебя в эти несколько дней,– с ноткой грусти проговорил Ахматов и осторожно коснулся руки Софии.
Она едва сдержала себя, чтобы не отдернуть руку и просто опустила глаза. Ахматов нежно провел пальцами по ее запястью, развернул руку ладонью к себе и неожиданно горячо поцеловал в самую середину ладони. Губы Софии едва дрогнули, а по телу пробежала обжигающая волна тока. Ахматов проницательно улыбнулся и, наклонившись к ее уху, закрыл глаза и шепнул на прощание:
– Мы теряем столько времени, когда могли бы доставлять друг другу столько радости…
От последней фразы Софии стало еще жарче, она почувствовала, как горят кончики ушей, но ни один мускул больше не дрогнул на ее лице. Она даже не попрощалась с ним, когда он вышел из дома, и спряталась, когда он, перед тем как сесть в такси, оглянулся на окно, у которого оставил ее. Его слова так и осели в голове, и все еще сохранилось ощущение его теплого дыхания у виска. Она еще немного постояла в холле, а затем, встряхнув головой, побежала наверх, чтобы не оставаться наедине со своим смятением и мучительными сомнениями.
***
Несколько дней, в которые Ахматов отсутствовал на работе, как нарочно, стояла прекрасная солнечная погода. Природа играла красками, от света и тепла в душе расцветали романтические настроения, люди активно посвящали время отдыху и развлечениям, начинался походный сезон. Когда вокруг было так много радости и веселья, задора и энтузиазма, София еще острее чувствовала одиночество, а в душе начинали происходить необъяснимые, не поддающиеся рассудку перемены, от которых веяло отчаянием и жалостью к самой себе. Ее настроение играло с ней в дурные шутки: она то угрюмо молчала, уходила от любого общения с коллегами и погружалась в работу, то неожиданно теряла интерес к работе и, тупо уставившись в монитор, просто просиживала несколько часов, а потом, как заполошная, доделывала накопившуюся работу и изматывала себя до рези в глазах. Однажды она даже забыла отработать материал для АМБ и ничего не передала Андерсону. А когда тот попытался выяснить причину такой беспечности, София только глупо улыбнулась и ответила что-то бессвязное. Ни Майк, ни Тед не могли найти общего языка с Софией: она просто выпала из реального времени и потеряла интерес ко всему, что окружало ее. Вопросы, которые стали ей задавать то коллеги, то Тед, то ее премилый сосед, вызывали в ней откровенное недоумение. Она была той же Мэдисон, ничего в ее жизни не изменилось, но за какие-то несколько дней ее перестали узнавать все, кто с ней общался раньше. Софию начинало это раздражать.
В первый выходной Софии позвонил крестный и пригласил на пикник с семьей у залива. И когда Бен выразил крайнее удивление ее отказом, она вдруг пришла в замешательство оттого, что поняла, как искренне ей не хотелось выбираться из своего кокона-квартиры, испытывать радость и наслаждаться общением, даже с самыми близкими и дорогими людьми, и это напугало ее и заставило устыдиться в своем поведении. Она никогда не проявляла безразличия, не пренебрегала близкими и то, что с ней сейчас происходило, навело на мысль, что она перестала быть хозяйкой своей жизни, потому что впустила в нее слишком много холода, притворства, заперла сердце за решетку и выбросила ключ. Она так запуталась в своих мыслях, поступках, укрылась от всех и даже от самой себя, что теперь не понимала, как выбраться на свободу. Осознание своего образа жизни ужаснуло, и она ощутила острую необходимость внести кардинальные перемены в свой мир.
«Я никогда не была такой мрачной и черствой!– мысленно поразилась София.– Я не позволю себе превратиться в бездушную тень! Не буду зацикливаться на том, что никогда не будет принадлежать мне, я просто пойду вперед и буду брать от жизни все то, что она дарит. И пусть рядом идут все, кому вздумается, пусть думают, что хотят, жаждут чего угодно, но я буду видеть перед собой собственные просторы и только тех, чья кровь течет во мне. Они всегда будут со мной и никогда не предадут. А все остальное – мишура».
Первое, что сделала София, – это приняла приглашение семьи. Второе – решила смело изменить интерьер своей квартиры и внести индивидуальности и разнообразия. Она без особых колебаний решила привлечь Элен Ахматову в качестве дизайнера. А после пикника, чтобы не шокировать близких, София задумала еще одно предприятие.
Настроения заметно прибавилось, и София отправилась на встречу с родителями и Милиндой.
Дикий пляж, найденный Беном еще в прошлом сезоне, очаровал с первого взгляда. Сестры живо обустроили место отдыха: расставили зонты, разложили шезлонги, надули мячи и плавательные матрасы. Хелен и Бен занимались закусками и напитками. День был удивительно хорош для пикника и для начала новой жизни.
«В который раз я меняю ее?– усмехнулась София, окунаясь в теплые волны.– Это – мой новый раз. Каким он будет, сама еще не знаю, но уверена, что полюблю и эту жизнь. Забуду все старые обиды, вообще, забуду… Ах, как же здорово, что я сюда выбралась!»
София наплавалась до коликов в боку и вышла на берег заплетающейся походкой. Милинда и Хелен загорали под зонтами. София подсушила волосы полотенцем, присела к крестному и с любовью прижалась к его плечу.
– Что-то сегодня с тобой творится?– заметил Бен, заботливо обнимая девушку.
– Просто кое-что открыла для себя,– мечтательно ответила она.
– А как дела у Алекса?
– Наверное, все в порядке,– с необыкновенным равнодушием сказала она, улыбаясь сестре, которая обнаружила на своем купальнике прилипшую медузу.
– Наверное? Ты что, не интересовалась здоровьем своего пациента?– усмехнулся Бен.
– Он крепко стоял на ногах, когда уходил из дома тети, о чем это еще может говорить? Он здоров как бык!– спокойно ответила София.
Хелен, услышав разговор, перевернулась со спины на бок и недоуменно переглянулась с мужем.
– Что это в тебя вселилось?– догадливо спросила мать.
– Ничего такого!– солгала девушка, притворно удивляясь вопросу.– Вы так странно себя ведете!
– Это ты странно себя ведешь,– улыбнулся Бен, а Хелен согласно кивнула.
– На что вы намекаете?
София невольно скрестила руки на груди и откинулась на спинку шезлонга.
– Лили не рассказывала тебе, что три дня назад получила неожиданную посылку?– поинтересовалась Хелен.
– При чем тут я?
Хелен изучающим взглядом окинула лицо дочери и обратилась к мужу:
– Дорогой, не мог бы ты принести нам еще мороженого из холодильника в багажнике?
– С удовольствием,– сообразил тот и тут же поднялся.
– Я не хочу мороженого!– заупрямилась София.
– Тогда я выберу себе самое вкусное,– обрадовалась Милинда и поспешила за Беном.
Хелен перебралась на шезлонг мужа ближе к дочери, взяла ее за руку и посмотрела прямо в глаза. Дочь сдержанно выдохнула и устремила взгляд к горизонту.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Помнишь, как мы обе сопротивлялись браку Милинды с Джеком? Я чувствовала, что Джек – скотина. Прости за резкость. Но я так переживаю за тебя, и мы совсем не против Александра. Александр – мужчина, достойный восхищения. И я не понимаю, почему ты так враждебно относишься к нему. Этим ты отталкиваешь его.
– Мама!– возмутилась София.– Он что, и тебя очаровал?
Хелен улыбнулась остроте дочери и невозмутимо продолжила:
– Я с ним плохо знакома, разве только в юности Брайана несколько раз говорила с ним. Но Бен не вчера родился. Он говорил о нем очень положительно. А если Бен хвалит мужчину, – это не просто слова.
– Его все хвалят,– усмехнулась София.– Только нельзя слепо доверять первому впечатлению.
– Лили получила корзину с фруктами и шикарный букет роз… и записку «С благодарностью от Алекса». Когда она мне позвонила, я была впечатлена. А через минуту в нашу дверь постучал курьер и принес то же самое… Для тебя это, конечно же, ничего не значит?
– Вы что, все сговорились?– возмутилась дочь и надула губы.
Хелен понимающе опустила глаза и осторожно проговорила:
– Тебя никто не толкает к нему, но ты сама не замечаешь, как тянешься к Алексу, а уж о твоих мыслях я и не говорю. Ты стала такой замкнутой, напряженной. Почему бы не поговорить об этом со мной? Или с Беном? У вас с ним более доверительные отношения…
София нервно выдохнула, непримиримо свела брови и выпрямилась, как струна.
– Ты не права. Я ничего не рассказываю потому, что нечего. Возникают какие-то эмоции, мимолетные мысли, но это недостаточно для серьезных разговоров. Я всего лишь постоянно нахожусь рядом с ним не только на работе, но иногда и в свободное время. Конечно, я думаю о нем, говорю о нем. Но это ничего не значит… В смысле, не значит в том значении, в котором ты думаешь… То есть, вообще, нет никакого значения. Ни в том, ни в другом смысле… Ты меня понимаешь?
Хелен украдкой улыбнулась и задумчиво ответила:
– Ничто так не путает наши мысли и наши слова, как очень сильное чувство. Хочешь, я переведу, что ты сейчас сказала?
Дочь раздраженно вскинула голову.
–…Ты сказала: я без ума от него, но боюсь его, как огня.
– Ты опять не права. Я сказала, что не хочу иметь с ним ничего общего. Он еще один мужчина, который имеет определенные виды в силу своей мужской сущности.
– О-о, как ты заговорила!– поразилась Хелен.– Хорошо, если ты никогда не пожалеешь о сделанном выборе. А вдруг пожалеешь? Хочешь прожить мою жизнь?
– А что в моей плохого?– посерьезнела София и внимательно посмотрела на мать.
Хелен слегка растерялась от непреклонности дочери, опустила глаза, но нашла нужные слова:
– Если бы в юности мы знали, если бы в старости могли… Не могу понять одного: что я упустила, что в тебе появилась такая жесткость и непримиримость?
– Хочу тебя заверить – ты всегда была идеальной мамой. И я всегда ставила тебя в пример всем своим знакомым. А я никогда не жалею о сделанном выборе. Все так, как складывается. Я могу поникнуть, отчаяться, а могу жить дальше и радоваться жизни. И я выбираю меньшее из зол… А этот мужчина – сплошное огорчение. Зачем он нужен мне?
Хелен грустно вздохнула. Ее маленькая принцесса Софи шла по неверной дороге, впустив в сердце обиду и, скорее всего, когда суета оставалась за порогом дома, стихали дневные звуки, сон подступал к векам, она на миг понимала, на что обрекала себя, выстраивая стену между своим миром и миром других людей. Когда-то это сделала и Хелен…
– Софи, ты меня расстраиваешь…
– Мама, ну как я могу тебя расстроить? Посмотри, какая я стала?– София намеренно весело улыбнулась, склонила голову и выгнула спину, будто позируя перед камерой.– У меня все хорошо. Иначе не может быть! У меня есть ангел-хранитель. Он помогает мне. И этого достаточно…
– Софи, ты помнишь легенду о яблоке? Я рассказывала ее вам с Лин в детстве,– неожиданно вспомнила Хелен.
– Да, что-то припоминаю. Про кого-то, разрубившего что-то пополам?.. Неважно… А почему ты это вспомнила?
– Ангел разрубил создание Бога пополам… Так вот, дело не в легенде, но в том, что так бывает, когда ангел, совершивший проступок, смотрит сверху на людей и кается за содеянное. У него просыпается совесть, и он отыскивает разделенные половинки и направляет их друг к другу через весь свет, леса и горы, огонь и лед… Но люди так охладевают за то время, пока находятся в поиске своего счастья, что закрывают глаза на то, что предстает перед ними…
– Вот это да!– перебила дочь улыбаясь.– Красиво, как и сама легенда. Только я не семилетняя девочка и не верю в сказки вроде этой.
– Это не сказка, Софи,– огорченно проговорила Хелен и снова грустно вздохнула.– Это метафора нашей жизни.
София долго молчала, наблюдая за глазами матери, потом поднялась с шезлонга, потопталась на горячем песке и с глубокой задумчивостью призналась:
– Знаешь, мама, все мои неприятности, оттого что я слишком часто мыслю метафорами. Я выстроила что-то у себя в голове и отвергаю все, что не соответствует этому… А жить надо просто… Просто жить…
«Только у меня и жить просто – не получается»,– добавила про себя София.
Не зная, как отреагировать на слова дочери, Хелен горько усмехнулась.
София отошла к воде и медленно побрела вдоль берега, бесцельно черпая босыми ногами тягучий песок.
Подошли Бен и Милинда. Логан взглянул на жену и, заметив изменения в ее настроении, ничего не говоря, ободряюще улыбнулся. Хелен признательно мигнула, слабо улыбнувшись в ответ, и изучающим взглядом посмотрела на Милинду.
– Какие у нас разные дети, Бен. Ты не находишь?
– И самые лучшие!– умиленно ответил Логан и склонился к жене, чтобы обнять.
***
Проникновенный разговор с матерью придал немного меланхоличности настроению Софии, но это ничего не изменило в ее планах на воскресенье. Днем она намеревалась обойти все известные бутики французских и итальянских кутюрье, а также салон красоты, а вечером созвониться с Элен Ахматовой, которая не откажет в создании неповторимого нового образа квартиры.
Выходя из дома, София еще не знала, какой образ ищет для себя и что найдет, уверена была лишь в том, что без зазрения совести опустошит всю кредитную карту, выданную ей АМБ.
Блестящие витрины бутиков, манерные, но любезные продавцы-консультанты, запах новой одежды, разнообразие стилей и форм, яркие краски и бурная фантазия – от этого всего кружило голову. Глаза разбегались от роскошного ассортимента. А в груди взволнованно билось сердце, предвкушая конец дня, когда она посмотрит на себя другими глазами. София уже была готова увидеть себя другой и даже специально избегала заглядывать в зеркала, которые попадались по пути.
К обеду, устав от впечатлений и долгих поисков того самого нового образа, отвергнув все предложения местных стилистов, София решила сделать перерыв в кафетерии одного из торговых центров. Она проехала на эскалаторе на третий этаж в зону футкорта, выбрала удобное место, положила сумочку на соседний стул и махнула рукой официанту.
Все еще находясь под впечатлением увиденного за несколько часов прогулки по магазинам, София водила взглядом по залу, вдруг ее глаза замерли на проходящей мимо паре. Сначала она удивилась, а потом неожиданное радостное любопытство заставило ее подняться и выбежать из-за стола.
– Эй!– шутливо окликнула девушка двух хорошо знакомых ей людей.– Здравствуйте, мистер Кроу. Что вы здесь делаете?
Мужчина и женщина оглянулись, и одновременно на их лицах появились робкие улыбки.
– Добрый день, мисс Мэдисон,– радуясь встрече, сказал Брэд и шагнул сестре навстречу.– Не ожидал вас здесь увидеть.
– Элен,– приветственно кивнула София Ахматовой и шутливо продолжила:– Хм… мистер Кроу, а вы не думаете, что я буду ревновать вас?
Элен и Брэд весело переглянулись. И в этот момент София поняла, что между ними что-то происходит. И это «что-то» больше, чем симпатия.
– А мистер Кроу не ревнует тебя к Алексу?– смеясь парировала Элен, зная о том, в какие роли играют сестра и брат.
София напряженно перевела взгляд на брата, замечая, как у него волнительно дрогнули брови.
– Что вы, мистер Ахматов – мой коллега, а вот, глядя на вас, не скажешь, что вы друзья?– засмеялась София, пытаясь убедить брата в несерьезности замечания Элен.– Кстати, как поживает Алекс?
– Почему ты интересуешься этим у меня? Он ведь, кажется, с тобой работает?– недоуменно спросила Элен.
София подозрительно мигнула глазами, затем отвела взгляд, чтобы снова не выдать себя и осторожно заметила:
– Как-то он обмолвился, что погостит у тебя…
– Я не видела его сто лет,– усмехнулась Элен.
София сделала вид, что ее совсем не волнует этот факт, и заговорила о чудесном дне и погоде, о прекрасном настроении, только чтобы сбить брата с толку. Но где-то в глубине души ее задела очередная ложь Ахматова, который набивался ей в поклонники и размышлял о доверии. У нее сразу промелькнули мысли, что у себя дома Алекс тоже не мог появиться, а значит, он был там, где не хотел, чтобы его обнаружил кто-либо, и она в том числе. Как это было знакомо и теперь комично. София усилием воли запретила себе думать о нем и просто дружелюбно поддерживала разговор.
После нескольких минут общения в холле у всех почти одновременно возникла идея вместе посидеть на футкорте и выпить чего-нибудь прохладительного. Недолго думая, София заговорила с Элен о своем новом проекте. Ахматова с огромным энтузиазмом восприняла предложение заняться дизайном и интерьером квартиры девушки и даже наметила несколько идей в своем ежедневнике.
Прощаясь с друзьями, София извинилась, чувствуя, что, наконец, созрела к принятию решения о своем новом образе и поспешила завершить начатое. Проходя мимо бутиков на этот раз, она точно знала, чего хочет, и останавливалась только там, где ее взгляд улавливал нужные формы и цвета.
Домой девушка попала поздно, у нее отваливались руки от пакетов и коробок с обновками и подгибались ноги от целого дня напряженного поиска новой себя. Внеся все в спальню и бросив на кровать, София, наконец, могла завершить этот день у широкого зеркала, приветствуя и празднуя свою новую внешность, новый стиль и готовясь начать новый день с новым настроением.
***
Понедельник был днем всевозможных начинаний. Не успев прийти на работу, сотрудники агентства расходились по своим отделам и начинали планерки, на которых одни получали нагоняй от руководства, вторые загружали новыми требованиями других, третьи подводили итоги прошлой недели.
Сегодня же был день необычно многочисленных опозданий. Сам Леон Фарлонг встретился с несколькими руководителями отделов в холле первого этажа после половины десятого утра. Но, как ни странно, все только иронично посмеялись над своей непунктуальностью, сделав поправку на неразглашение нарушения режима.
Несколько мужчин – Фарлонг, Хоуэлл, Ахматов и Андерсон, а также заместитель Ахматова Джулия Каан разговорились о проведенном уик-энде, заряжаясь друг от друга положительными эмоциями и настраиваясь на работу.
Ахматов выглядел здоровым, отдохнувшим и светился весь изнутри, будто ожидал чего-то. Тед, видя его таким, подмигнул Джулии и Леону и заключил: