Loe raamatut: «Когда наступит рассвет»

Font:

* * *

Эта книга посвящается моей семье, которая стала моей поддержкой. Ваша вера позволила мне не бросить то, что я так люблю.

Пролог

Май 2024 г.,

Бостон, штат Массачусетс

Близился вечер, принесший с собой разрисованное темными полосами небо и прохладный воздух. Майская свежесть заполняла кабинет через распахнутое окно и холодила ступни сквозь теннисные туфли. Стрелка на часах громко щелкала и раздражала, будто бы заставляя Эбби заговорить. Она знала, что очередной сеанс скоро подойдет к концу и попадет в копилку таких же бестолковых и безмолвных, как и предыдущие. Эта мысль угнетала, однако Эбби ничего не могла с собой поделать.

Тишина в кабинете психолога, тягостная и мучительная, никак не прерывалась. Миссис Добсон, лучший психолог штата Массачусетс, пятый сеанс подряд не могла выжать из пациентки хоть какую-нибудь информацию. В ее методы никогда не входило давление, и она всегда давала время, чтобы раскрыться, осознавая, что не так просто прийти и выложить всю тяжесть, скопившуюся на душе. Однако Эбби приходила на сеанс, садилась в кожаное кресло с откидывающейся спинкой, которое стояло ближе к окну, и смотрела вдаль. Миссис Добсон замечала в ее взгляде боль и пустоту, но не могла понять причину.

Видя сочувствие на лице миссис Добсон, Эбби понимала, что психолог хочет помочь. Но сама не знала, чего ждет от этих сеансов. В голове ежесекундно кружилось торнадо тревожных мыслей и воспоминаний, которые хотелось утихомирить. Она стала зависима от них. Это было нездорово, но она будто бы привыкла к такому состоянию. Приспособилась к разрывающим и сокрушающим событиям. И все больше уходила в себя.

– Эбби, так нельзя, – с глубоким вздохом произнесла миссис Добсон и выпрямилась на стуле. Упершись пальцами в подлокотники, она встала и подошла к окну. – Знаю, тебе тяжело поделиться всем со мной, но ты должна рассказать, что произошло, чтобы я могла помочь. Расскажешь?

Этот вопрос, задаваемый на каждом сеансе, доводил Эбби до безумия. И сейчас она оцепенела вновь, крепко сжав пальцы. Перевела потерянный взгляд на миссис Добсон, которая уже оперлась на подоконник и выжидающе смотрела на нее. Такая близость заставила Эбби поежиться в кресле и вздрогнуть. Прежде миссис Добсон никогда не стояла к ней так близко, предпочитая действовать издалека.

В свете потолочной лампы лицо миссис Добсон казалось добрым. Мягкие черты лица, карие глаза с медовым отливом, россыпь родинок на скулах и шее, копна густых каштановых волос, заколотых на затылке. Только сейчас разум Эбби немного прояснился и она поняла, почему решила обратиться именно к этому психологу. В Бостоне их много, но именно в миссис Добсон она видела его.

Ему всегда можно довериться. Ему и только ему.

– У тебя изменился взгляд, – подметила психолог. – С чем это связано?

Эбби опустила глаза на мыски теннисных туфель и начала перебирать складки брюк. Ей захотелось говорить. По крайней мере попробовать. Мысли менялись одна за другой, отчего было тяжело начать разговор. Если раньше она думала, что ее слова и действия уже не имеют никакого значения, то в эти секунды хотелось дать себе шанс. Шанс, который поможет выбраться из пучины. Теплота, исходящая от миссис Добсон, и мягкий взгляд заставили шлюзы в сердце Эбби открыться.

– Вы напоминаете мне одного человека… Ваши черты лица, они… – начала было Эбби и запнулась.

– Это хороший человек? – продолжила миссис Добсон.

– Очень. Знаете, одна женщина сказала мне, что нельзя изменить то, что предначертано судьбой. И если люди пришли в твою жизнь или ушли из нее, то так и должно быть. Этот человек появился в самый тяжелый момент моей жизни, став спасением. А вы верите в то, что весь путь нашей жизни прописан заранее?

Миссис Добсон расправила плечи, ее взгляд сделался задумчивым.

– Это философский вопрос, больше связанный с верой. Человек рождается на свет и проходит свой путь. Вопрос в том, как мы этот путь воспримем. Сможем ли разглядеть все хорошее и принять то, что неизбежно.

– Разве судьба не в наших руках? Разве мы не управляем своей жизнью? – Впервые за долгое время у Эбби появился интерес к разговору. И миссис Добсон не могла этого не заметить.

– А ты хотела бы что-то исправить в своей жизни, будь у тебя шанс?

Эбби замолчала, прижав ладони к лицу. Из груди вырвался непонятный звук, похожий на сдавленное рыдание. Минуту спустя миссис Добсон заметила, как ладони пациентки намокли от слез. Подойдя к Эбби, она обняла ее, позволив выплакаться на плече. Еще через несколько минут, держа в ладонях ее пальцы, выслушала все.

– Х-хотела… Иногда я думаю, что все могло бы быть иначе, ведь существуют же альтернативные вселенные!.. – продолжила Эбби.

– Возможно.

– Сначала воспоминания о случившемся были моим кошмаром, а потом превратились в рутину. Я несу их в новый день, не смея забыть о том, что мои действия привели к этому хаосу. Не знаю, знакомо ли вам чувство, будто все, к чему вы притрагиваетесь, обречено на провал. Это про меня. Я… Мысли путаются, и я не могу построить логичный рассказ… Так много всего произошло…

– Ты не можешь нести эту боль, позволь ей выйти наружу. – Миссис Добсон похлопала Эбби по плечу, поощряя за смелость. – Если ты о времени на часах, то я не тороплюсь. На сегодня у меня больше нет сеансов.

Эбби кивнула и набрала в легкие больше воздуха.

– Это началось в Лос-Анджелесе семь с половиной лет назад…

Глава 1

1 сентября 2016 г.,

Лос-Анджелес, штат Калифорния

Лучи яркого солнца коснулись лица Эбби Миллер, заставляя ее проснуться. Вся комната была освещена, несмотря на задернутые шторы. Зажмурившись, девушка потянулась и взглянула на крошечные часы на прикроватной тумбе. До звонка будильника оставалась пара минут.

Обычный для многих жителей Лос-Анджелеса четверг был волнительным и непредсказуемым для Эбби. Первый учебный день в Академии. Никаких больше привычных встреч и посиделок с друзьями в старшей школе. Новая жизнь с совершенно другими людьми, которых она даже не знает. На общий сбор после зачисления Эбби так и не попала из-за простуды, поэтому не успела познакомиться с группой. И от осознания, что ей придется вступать в новый коллектив, возможно, менее дружелюбный, чем в школе, Эбби нервничала.

Некоторые из ее друзей остались в Ньюпорте, в отличие от Эбби, которая решила поступать в Американскую музыкально-драматическую академию. С самого детства мать говорила, что из нее вырастет творческая личность. Эбби часто любила танцевать на публике, а однажды, когда ей было пять лет, без труда симулировала болезнь, чтобы не идти в детский сад. Кэтрин Миллер не сразу догадалась, в чем дело, но когда поняла, что дочь – прирожденная актриса.

В восемь лет родители отдали Эбби в танцевальный и театральный кружки. Она проявляла большую активность, участвуя в мероприятиях города, а к тринадцати годам стала играть в школьной труппе, чтобы развивать свой талант. Для поступления ее потенциала оказалось достаточно. По окончании Академии она сможет играть в театре или сниматься в кино, прогуливаться по голливудской «Аллее славы» гордой походкой, стоять на премии Гильдии актеров с мировыми звездами. Вот тогда-то все узнают о девушке из небольшого города.

Встав с кровати и избавившись от назойливого писка будильника, Эбби направилась в ванную, чтобы снять напряжение под бодрящим душем, однако рингтон мобильника отвлек ее. На дисплее высветилось «мама».

– Эбби, детка, я звоню, чтобы пожелать удачи в первый учебный день, – мягким тоном произнесла Кэтрин. – Надеюсь, ты быстро адаптируешься и заведешь себе друзей.

– Я тоже на это надеюсь, – Эбби попыталась скрыть тоску в голосе. – Спасибо за пожелание. Мне пора собираться, я позвоню позже.

Тяжелого вздоха дочери Кэтрин уже не слышала. Боль от разлуки с семьей узлом завязалась в груди. Перед глазами тут же мелькнул родной образ матери, ее потерянные зелено-голубые глаза и тоска, отразившаяся в них в тот день, когда Кэтрин сажала дочь на рейс до Лос-Анджелеса. Отец, Эллиот Миллер не смог приехать из-за работы.

Эбби вспоминала частые звонки мамы по видеосвязи, такие теплые и уютные. От этого горечь только усилилась. Уезжая из родительского дома за своей мечтой, девушка и не предполагала, что чувство одиночества будет таким глубоким.

Помимо разлуки с родителями Эбби тяготило расставание со школьными друзьями. Она безумно скучала по их посиделкам возле костра, ночевкам в палатках, походам в кино или на концерты. Тосковала по веселому Джексону Уитлеру, королю старшей школы, заносчивому и хвастливому, но такому преданному; по Ноа Моргану, немного занудному, но умеющему поддержать; по Элиссон Каллен, умной и красивой девчонке. Перед глазами Эбби пронеслась жизнь в старшей школе, когда они были беззаботными детьми, полными энтузиазма и отваги, и прощальная вечеринка в доме Уитлера неделю назад.

Громкая музыка окутала виллу. Басы доносились из мощных огромных колонок. Толпа подростков упивалась последними свободными днями перед началом учебного года, прыгала в неоновых лучах под веселую музыку и голосила что-то неразборчивое. Нелепые танцы сопровождались распитием слабого алкоголя и перерывом на несколько затяжек кальяна. Белый дым вился под потолком и окутывал комнаты.

– Отдых что надо!

– А теперь тост! Эбби, это сделаешь ты, – предложил Джексон, хлопнув ее по плечу и поправив свои короткостриженные русые волосы.

На миг Эбби замялась. Джексон сделал музыку тише, чтобы все отчетливо слышали слова подруги.

– Хорошо, я скажу. Знаете, эта прощальная вечеринка оставит особый след в моей памяти. Мне трудно с вами расставаться, ведь за эти годы в старшей школе мы стали настоящими друзьями. Сложно представить, как нас разбросает по штатам через несколько лет. Но я надеюсь, что мы всегда сможем найти друг друга. – Эбби окинула друзей беглым взглядом. – У нас было много счастливых и не очень моментов. Но вопреки всему мы все собрались на вилле Джексона. Я хочу выразить вам благодарность за то, что научили меня многому. Во-первых, я научилась дружить. В любой ситуации я чувствовала ответственность не только за себя, но и за вас. Во-вторых, – Эбби потрясла содержимое бокала, – я теперь умею ценить то, что имею, какой бы паршивой ни казалась жизнь… И знаете, если бы кто-то раньше сказал мне, что буду дружить с Джексоном, звездой старшей школы, – она усмехнулась, – то я бы не поверила! Но тем не менее это так. Вы хорошие и преданные друзья. И я искренне верю, что наше общение никогда не прервется.

Слезы покатились по ее порозовевшим щекам. Джексон отвел взгляд в сторону. В его светло-голубых глазах стояли слезы. Элиссон, отбросив темные локоны за спину, поджала губы. Ноа напрягся и запустил пальцы в кудряшки. Только сейчас пришло осознание, что их пути расходятся. Хотя друзьям всегда казалось, что время им подвластно.

Этим вечером они попрощались с детством.

Ноа Морган, сидящий возле Эбби, приобнял ее и, повернув к себе, вытер бегущие по щекам слезы.

– Эх, Миллер, вот за что я тебя люблю, так это за твои речи. Любого до слез доведешь. – Ноа шмыгнул носом и добавил: – Так давайте же поднимем бокалы за нашу крепкую и нерушимую дружбу!

Ностальгия заставила Эбби замереть возле ванной комнаты и предаться грусти о невозвратимом времени. Она была готова сбежать обратно в Ньюпорт, бросив то, что еще не начато. Однако это означало предать себя. Только детская мечта стать актрисой, признанной в Голливуде, отрезвила ее. Расправив плечи, Миллер встала под прохладные струи воды.

У шкафа Эбби долго думала, что надеть. Она никогда не любила носить дорогие наряды. В ее разнообразном гардеробе были как стильные платья и юбки, так и простые широкие кофты и длинные футболки. По привычке хотелось остановить выбор на длинной футболке и джинсах, но в последний момент она увидела белое хлопковое платье с рукавом три четверти и небольшим вырезом. Талию хотелось подчеркнуть тонким кожаным ремешком, а на ноги надеть светлые босоножки на среднем каблуке.

Длинная юбка скрывала ее короткие ноги, собранные в пучок рыжие волосы подчеркивали остроту скул, а подкрашенные ресницы – большие зеленые глаза. Кружа перед зеркалом, Эбби улыбалась. Она чувствовала себя красивой и утонченной, хотя раньше с трудом воспринимала себя из-за небольшого роста и цвета волос.

Покинув квартиру, Миллер поторопилась вызвать такси. Пробыв неделю в Лос-Анджелесе, она все еще плохо ориентировалась в городе. По незнакомым улицам дорога до Академии тянулась вечность. Таксист ловко лавировал между автомобильных рядов, стараясь избежать пробок. Эбби была благодарна ему за это, поскольку ей хотелось успеть к началу занятий.

Водитель остановился, посмотрел в зеркало заднего вида и потребовал оплаты, пристально следя за тем, как Эбби доставала купюры из кожаного портфеля. Заплатив за поездку приличную сумму, она покинула машину и поспешила ко входу в Академию.

Американская музыкально-драматическая академия – одно из первых учебных заведений, где стали готовить универсальных артистов. По программам филиал в Лос-Анджелесе ничем не отличался от головного университета в Нью-Йорке. Но именно он привлек внимание Эбби. Она не смогла привести родителям особых доводов, когда они спрашивали, почему бы не поступить в Нью-Йорк. Лишь отмахнулась тогда, заявив, что лучше учиться поближе к Голливуду.

Кампус Академии включал в себя несколько строений: главное, в стиле ар-деко, где располагались аудитории, студии, театр, кафе, магазин костюмов, пятиэтажное здание с общеобразовательными классами, резиденцию на Вайн-стрит и несколько студенческих общежитий. Стоя на пороге кампуса, Эбби разглядывала фасад белого здания. Она широко улыбалась, подставив лицо солнечным лучам и почувствовав гордость за то, что успешно прошла вступительные испытания и выиграла в жесткой конкурентной борьбе. Это напомнило ей, что страх перед новым – это нормально.

Переступив порог, Эбби заметила трех девушек, которые стояли в фойе и что-то активно обсуждали. Они резко притихли, стоило ей зайти, и бросили на нее изучающие взгляды. Рассматривая Эбби с головы до ног, они будто издевательски смеялись про себя. Все, чего хотелось в первый день учебы, – спокойно посетить лекции. Она глубоко вздохнула и с высоко вздернутым подбородком попыталась пройти мимо, но одна из девушек дернула ее за руку.

– Эм, что-то не припомню, чтобы в Лос-Анджелесе была мода на такие платья. Сколько же я спала, раз такая безвкусица стала допустимой? – Симпатичная брюнетка, ростом чуть выше среднего, посмотрела на подруг и издала смешок.

Колкость незнакомки не заставила Эбби стушеваться или покраснеть. Она не рыскала по фойе жалобным взглядом в поисках поддержки. Повернув голову в сторону обидчиц, заглянула в горящие насмешкой глаза азиатки, затем окинула взглядом стоящую рядом девушку со светлыми волосами и наконец посмотрела на главную задиру.

– Послушайте, многоуважаемые дамы, я, конечно, понимаю, что вы местные и что вам свойственно оскорблять таких, как я, однако настоятельно рекомендую спуститься с небес на землю, иначе потом будет больно падать, – отчеканила Эбби, вырвав руку из хватки. Грубое поведение девушек ничуть ее не пугало.

– Она смеет мне отвечать. Юйлань, Мелани, вы слышали это? – Девушка выглядела крайне задетой.

– Кора, может, пойдем? – Юйлань похлопала подругу по плечу.

– Нет, – зло выпалила Кора. – Запомни, твоя жизнь в Академии не будет сладкой. Я вижу тебя впервые, но если окажешься в нашей группе, то преподам пару уроков.

Эбби только пожала плечами и бросила напоследок:

– Удачи. Втроем вы, конечно, сильнее. Но ни за что не сломаете меня.

– Посмотрим, как пошатнется твоя самоуверенность через пару дней.

Эбби ничего не ответила и отправилась на поиски аудитории, продолжая думать о перепалке. Как давно девушки знакомы между собой и какие интересы их объединяют? Кора показалась Эбби главной задирой, которая взяла под опеку миролюбивую Мелани и подхалимку Юйлань. Внешне они красивы и явно следят за трендами. Вероятно, обсуждение стилей одежды других людей и желание доказать, что они разбираются в моде куда лучше, сплотило их.

Размышления заставили Эбби ходить несколько раз по кругу и окончательно запутаться в коридорах. Первая в жизни лекция длилась уже больше пятнадцати минут, и девушка жутко разнервничалась из-за опоздания. Проклинала тех, кто создал этот коридорный лабиринт. Пожалела, что не взяла карту кампуса или не посетила ознакомительную экскурсию перед началом учебного года.

Заглянув в блокнот с расписанием и сверив номер записанной аудитории с той, что выгравирована на табличке, Эбби поняла, что нужный кабинет перед ней. Аудитория 315. Из-за двери доносился голос преподавателя. Эбби вдруг ощутила себя пташкой, вылетевшей из родительского гнезда. Пташкой, которая еще не научилась летать, хотя так желала.

Былая уверенность в себе растворилась в очередной раз. Голос лектора был немного груб, слова звучали с хрипотцой, что заставило сердце Эбби пропустить удар. От волнения едва не подкосились ноги, но скрепя сердце она все же решилась войти.

Когда Эбби открыла дверь, ее взгляд упал на молодого преподавателя. Взъерошенные каштановые волосы, бледная кожа, усыпанная родинками, аккуратные очки, белая рубашка и черная бабочка – все это придавало некий шарм мужчине, которому на вид было лет двадцать пять.

Преподаватель сдвинул очки на середину носа, пристально глядя на опоздавшую, и спросил:

– Это кто тут у нас задерживается, а?

– Я, эм… – Эбби запнулась, ощущая, в каком бешеном ритме бьется сердце. Собравшись, она жалобно произнесла: – Я Эбигейл Миллер. Еще плохо знаю расположение аудиторий, поэтому опоздала. Прошу прощения и обещаю, что впредь такого не повторится.

Виновато опустив голову, она хотела было прошмыгнуть на свободное место, но преподаватель ее остановил.

– Ну, раз вы уже опоздали, то хотя бы расскажите немного о себе, чтобы одногруппники знали, как прикрыть вас, если решите прогулять мои лекции и семинары. – С этими словами преподаватель поправил бабочку и занял место у стола.

Эбби смутилась. Ее большие зеленые глаза бегали по аудитории в надежде найти знакомые лица друзей, но в аудитории сидели недовольные, угрюмые парни и девушки, которые сверлили взглядом новоиспеченную студентку.

– Что ж, раз вы нам ничего не хотите рассказывать, то садитесь и записывайте лекцию. – Преподаватель постучал пальцами по столу. – И да, я ваш преподаватель. Буду вести у вас не только историю театра и мюзикла, но и основы актерского мастерства.

Эбби вздохнула с облегчением и заняла свободное место. Достала из рюкзака шариковую ручку и тетрадь, на обложке которой были нарисованы альбатросы. Парень, сидевший рядом, с интересом взглянул на тетрадь. Он единственный не смотрел на Эбби с насмешкой или презрением после слов мистера Уилсона.

– А почему именно альбатросы? – прошептал незнакомец.

– Они ассоциируются со свободой. И еще это путеводные птицы. Они всегда приведут домой заблудшую душу, – наклонившись поближе к нему, прошептала Эбби.

– Серьезно? – Парень сверкнул серыми глазами в сторону преподавателя, чтобы не получить выговор.

– Да. Говорят, однажды в бурю альбатрос спас моряков и привел их к берегу.

Сосед кивнул и замолчал. Эбби тоже не желала болтать с ним всю лекцию, чувствуя вину за то, что умудрилась заблудиться, опоздать и нарваться на немилость одного из преподавателей. Поэтому она даже не узнала имени того, с кем говорила, хоть парень и показался ей милым. Она просто раскрыла тетрадь и, подперев подбородок рукой, стала записывать материал по истории театра и мюзикла.

На протяжении оставшейся лекции голову Эбби посещали разные мысли: голос нового преподавателя казался очень знакомым. Мистер Уилсон одновременно сочетал в себе качества милого и строгого учителя. В нем были серьезность, правильность и привлекательность. В каждом его жесте и взгляде улавливалось что-то особенное, неземное.

Эбби пристально наблюдала, а когда сталкивалась с ним взглядом, то быстро бралась за ручку и снова начинала строчить. Она пряталась за спинами крупных парней, которые сидели впереди, и надеялась, что покрасневших от неловкости щек никто не заметит, включая самого мистера Уилсона.

Наконец решив, что слишком беспардонно рассматривает преподавателя, Эбби сконцентрировалась на виде из окна аудитории. Внутренний двор кампуса вызывал в ней желание уединиться на перерыве под каким-нибудь деревом и запечатлеть здания на листе бумаги. Ведь кроме танцевальных и актерских навыков природа наделила ее умением рисовать.

Но планам не суждено было сбыться. В конце лекции мистер Уилсон попросил Эбби задержаться. В тот момент в голову полезла куча страшных мыслей, начиная с выговора за опоздание и заканчивая отчислением в первый же учебный день. Настолько сильно она себя накрутила, хоть и постаралась натянуть маску полного спокойствия и безразличия.

Мужчина снял очки, положив их на стол, и потер уставшие глаза.

– Итак, хочу сказать вам, мисс Миллер, что являюсь вашим куратором и мне незамедлительно нужно подать о вас информацию декану. – Уилсон что-то черкнул в ежедневнике.

– Хорошо. – Эбби взяла стул и придвинулась к преподавателю.

Вместе они заполнили анкету об интересах, а затем мистер Уилсон рассказал ей вводную информацию, с которой началась его лекция. Преподаватель пояснил, что она может участвовать в различных творческих проектах, постановках и, если хорошо себя проявит, ее могут пригласить играть в академическую труппу.

Наедине с преподавателем Эбби ощущала напряжение. Голос девушки начинал дрожать, когда преподаватель смотрел ей в глаза. Но хуже всего было то, что она не могла унять эту дрожь. От него веяло мятой и цитрусами, и Эбби на секунду захотелось придвинуться ближе, чтобы вдохнуть этот приятный аромат. Однако мысленно она дала себе отрезвляющую пощечину.

Разговор был прерван деканом, который ворвался в аудиторию не в самом хорошем расположении духа. Эбби уже видела мистера Бартемельо пару раз на вступительных экзаменах, но не могла запомнить его лицо. Образ того декана, который присутствовал на экзаменах, никак не сопоставлялся с этим раздраженным человеком. Ранее аккуратно постриженная борода неряшливо отросла. Седые волосы растрепались.

– Томас Уилсон, вы знаете, как это называется?! – Декан явно готов был продолжать ругаться, но остановился, заметив, что в аудитории есть студентка.

– Мисс Миллер, вы можете идти. – Преподаватель кивнул в сторону двери, и девушка поспешила ретироваться.

Теперь Эбби знала его имя. Томас. Уилсон. Томас Уилсон.

Тот самый преподаватель, о котором у нее сложилось двоякое впечатление. И на которого почему-то был зол декан факультета. Будь она менее совестливой, тотчас же подслушала бы их разговор за дверью. Но вместо этого пошла по коридору, делая пометки в блокноте, и врезалась в грудь какого-то парня.

Что еще должно с ней произойти, чтобы в первый же день все точно решили, что она неуклюжая и рассеянная?

– Я… Простите. – Эбби сделала жалостливое лицо и сильнее сжала блокнот, который едва не выпал из рук.

– Это я виноват, извини, – склонил голову парень и добродушно улыбнулся. Это был ее сосед с лекции.

Их взгляды встретились, стоило им одновременно поднять головы. И Эбби узнала соседа с лекции.

– Кстати, я Нэйтен Фостер, – представился он, и Эбби опустила голову, скрывая улыбку.

Когда Эбби узнала, что поступила в Академию, ей написал один из студентов, предложив знакомство. Они переписывались около месяца, договорились встретиться в кампусе и выпить кофе.

Еще тогда Нэйтен очень сожалел, что Эбби не удалось быть на общем зачислении и увидеть группу. Поспешил рассказать свежие новости. Это общение стало для нее знаком, что она будет не одна, хоть на тот момент и не знала Фостера в лицо. Вместо личной фотографии у него на аватарке красовался ягуар.

– Нэйтен! – радостно воскликнула Эбби и поторопилась заключить его в объятия. – И что же ты сразу не представился на лекции мистера Уилсона?

– Ты казалась такой напуганной и растерянной, что я не осмелился, – ответил Фостер, обнимая ее в ответ. – К тому же не хотелось привлечь его внимание.

– Я рада, что мы наконец встретились.

– Я тоже. К слову, я крайне заинтересован твоей историей про альбатросов. Всю лекцию думал об этих птицах. Ты ни разу в нашей переписке не говорила, что они многое для тебя значат.

– Да, у меня есть история на этот счет. Но не думаю, что смогу когда-нибудь поделиться ею, – поджав губы, ответила Эбби.

– Понимаю. И требовать раскрытия тайн не буду. Я бы тоже не открылся человеку, которого знаю только месяц. – Нэйтен почесал затылок и обратил внимание на набросок символики академии на бумаге. – Ты еще и потрясающе рисуешь.

– Не льсти мне. – Эбби толкнула Фостера в бок. – Так, занимаюсь на досуге. Это помогает успокоиться и отвлечься от проблем. Старший брат учил меня так делать.

Улыбаться сразу же расхотелось, стоило заговорить о брате.

– У тебя есть брат? Эбби, о каких еще вещах ты умалчивала этот месяц? Он, наверное, так же красив, как и ты?

– Был. Мы с ним были не разлей вода. Может, не будем об этом?

– Хорошо, как скажешь, Эбби.

Между ними повисло неловкое молчание. Когда они перестали суетиться из-за столкновения в коридоре, Миллер удалось внимательнее разглядеть Нэйтена. Впалые скулы, густые брови, серые, как дым, глаза, растрепанные светлые волосы – казалось, сколько ни укладывай их, они никогда не примут должного вида. Но Эбби это понравилось. Черты его лица были мягкими. И от него самого почему-то веяло добром.

* * *

Общение с Нэйтеном пошло Эбби на пользу. Благодаря добродушному отношению Фостера они еще больше сблизились за прошедшие несколько дней. Ребята вместе изучали здания Академии, засиживались в университетском дворике после занятий, гуляли по ночному Лос-Анджелесу и постепенно узнавали друг друга.

Оказалось, Нэйтен знает мегаполис как свои пять пальцев. Он был родом из Глендейла и в школьные годы частенько отправлялся с классом на экскурсии в Лос-Анджелес. Где-то на телефоне у него даже сохранились фотографии, сделанные в эти поездки, и он обещал, что проведет Эбби экскурсию не хуже любого опытного гида. В какие-то глобальные планы Фостер ее не посвящал, обмолвился только, что кроме услуг гида ее ждут увлекательные истории и поедание десерта из самой примечательной пекарни Лос-Анджелеса.

И Эбби перестала так сильно тосковать по родному дому. Она и не думала, что в жизни так бывает. Несмотря на то, что у нее были друзья, Эбби не была общительным человеком, ее замкнутость многих отпугивала. Она не готова раскрыть всю душу при знакомстве. Да и в принципе предпочитала держать боль внутри себя. Ведь человек с душевной болью подобен раненой птице, которую лучше держать в клетке, чтобы она еще больше не покалечилась в полете.

Многие говорили Эбби, что общение с ней доставляет дискомфорт, потому что неизвестно, чего ждать от нее в следующую секунду. Однажды, сидя с Фостером в университетском дворике и попивая латте, Эбби спросила:

– Нэйт, мы с тобой уже давно общаемся. И меня интересует кое-что… Можно спросить?

Фостер, отпивая через пластиковую трубочку горячий кофе, кивнул. Он перевел взгляд с кампуса на нее и заправил за ухо выбившийся локон.

– Почему ты решил общаться со мной, а не с другими? – Эбби поежилась. – Больше ни с кем из группы ты так близко не дружишь.

Нэйтен поправил солнцезащитные очки, съехавшие на кончик носа, выбросил пустой стаканчик в мусорное ведро, обхватил руками спинку деревянной скамьи, на которой они сидели, и улыбнулся.

– Что за глупый вопрос? – чуть тише спросил Нэйтен, когда академический дворик наполнился студентами.

– Он вовсе не глупый. Мне не всегда просто заводить новые знакомства. Это видно даже невооруженным глазом. Из всей группы я общаюсь только с тобой. Все из-за того, что люди, как правило, недолюбливают тех, кого не получается понять с первой встречи…

– Разве это не глупо? – подставив бледное лицо палящим солнечным лучам, спросил Нэйтен. – Все мы имеем право на загадку. Если бы каждый раскрывался в первые минуты знакомства, разве было бы это интересно? Ты бы сразу знал о человеке все. А как же некая перчинка?

– То есть тебя не пугает, что я не обо всем могу рассказать?

После этих слов стало тяжелее дышать. Эбби подумала о прошлом, которое в очередной раз напомнило, откуда появились замкнутость и недоверие к окружающим. Легкая дрожь пробежала по телу. Эбби обхватила руками колени и устремила взгляд вдаль, лишь бы Фостер не заметил нарастающую тревогу.

– У каждого есть свои границы, я уважаю это. И не в моих правилах нарушать их.

– Тогда в чем причина?

Фостер пожал плечами и снял солнцезащитные очки.

– Не знаю. С тобой очень даже легко. И, признаюсь, все дело в альбатросах.

Они рассмеялись. Громко. Искренне.

– Так, значит? – Эбби толкнула его в бок.

– Ты сказала, что альбатросы помогают найти свой путь. Думаю, именно они и привели меня к тебе.

В этот момент Эбби осознала, почему ее тянуло к Нэйтену. Его легкость и непринужденность, доброта и искренность, открытость и бескорыстность – те самые качества, обладающие невероятной силой притяжения, словно магнит. Гуляя с ним по ночному городу, такому чужому и многолюдному, Эбби не чувствовала страха или сомнения. Она просто существовала в том моменте, словно так и должно быть.

И уверенность в том, что людям тяжело с ней общаться, растворилась в одно мгновение.