Loe raamatut: «Сказки для самых маленьких»

© Анастасие Лоевская, 2023

ISBN 978-5-0051-1763-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сказ о Моли

 
И прадедов скрипкой
Гордился твой род…
О. Мандельштам
 

26.10.1932

Из всех молиных семейств, которые проживали в доме Кугелей, в Большом арбатском переулке, семейство бе Моллей, жившее в пианино, считалось самым уважаемым и почтенным. И тому было множество оснований. Во-первых, оно было самым древним – пианино, носившее гордое наименование «антиквариат» и золотые буквы на крышке, было сделано в конце позапрошлого века, а это значит, что предки бе Моллей поселились там больше стапятидесяти лет назад. Во-вторых, никто другой не мог похвалиться тем, что питается такой же изысканнейшей и редчайшей пищей – фетром, изготовленным еще до революции. В-третьих, все бе Молли были тонкими знатоками и ценителями музыки, ибо рождались и умирали буквально в самом ее сосредоточии. Культура.

Семья Мольских, поселившаяся среди шляп, считала, что они ничем не уступают семье из пианино. Нынешний глава семейства со своей супругой и детьми занимал старинную шляпку довоенных времен. А его родной брат – редкую по красоте и вкусу привозную польскую. Бабочки из обоих семейств часто вступали в браки между собой, и никого не приглашали на балы в пианино чаще, чем Мольских. Однако ни то, ни другое семейство не могло забыть о тонкой, неуловимой разнице, которая существовала между ними. И хотя бе Молли ни словом, ни делом не напоминали о ней, Мольские постоянно ощущали, что они лишь вторые.

Впрочем, семейству почтенных Моллеров, обитавших в пальто, эти тонкости были недоступны. Моллеры честно трудились, поедая простое грубое сукно и выращивая свое многочисленное потомство. Их жилище не было столь долговечным и изысканным, и звуки музыки почти не долетали туда, приглушенные двумя дверями и просторным коридором. «Знай, бабочка, свой шесток», – любил говорить старый Моллер, и, каждый раз, встретив кого-нибудь из бе Моллей или Мольских, склонялся в глубоком почтительном поклоне.

Неизвестно, как относилась к бе Моллям семья Молескиных, которая занимала второй ящик комода, где хранилось все для рукоделия. Во всяком случае, к самим Молескиным относились весьма настороженно. Как всякая богема, члены этого семейства были взбалмошены и непредсказуемы. Они жили среди лоскутов и ниток всех цветов радуги, а их пища представляла собой причудливую смесь из дешевых и дорогих, ординарных и экзотических материй. Шепотом говорили, что они злоупотребляют нитками из конопли, но это были лишь слухи.

И уж совсем никто ни в грош не ставил Моляшкиных и Молишкиных. «И не говорите мне о них, – как-то раз сказала жена молодого Ремоля бе Молля, не так давно сменившая фамилию и переехавшая в пианино. – Как можно так жить! Я удавилась бы, если б родилась в валенке или в носке!» Стоит ли говорить, что никогда ни один из членов этих семей не был зван на бал. Мольские и бе Молли (а иногда и кто-нибудь из Моллеров или Молескиных) радостно предвкушали очередной праздник. Молодые же бабочки Моляшкины вздыхали, услышав музыку, и прекрасные звуки будили в них мечты, которым (они знали это слишком хорошо) не суждено было сбыться никогда.

А балы, которые примерно раз в неделю устраивали бе Молли, действительно были великолепны. Старики угощались фетром столетней выдержки и спорили о тончайших оттенках вкуса. Молодежь же порхала среди гудящих струн под звуки вальса, польки или джаза.

Как хорош был принц Ламоль! Он танцевал лучше всех в зале, и никто не мог сравниться с ним в смелости и широте полета.

А его невеста Молетта! Она была похожа на сказочную фею в своем серебристом платье, которое искрилось и мерцало в лучах света, пробивавшихся через открытую крышку пианино.

– Милый Ламоль, это похоже на сказку, на сон! – лепетала счастливая Молетта, танцуя в объятиях принца.

– Нет, моя дорогая, это вы похожи на сон, на сказку! Таких как вы не бывает! – отвечал ей влюбленный принц.

А музыка лилась, лучи света трепетали как струны под рукой пианиста, и все были абсолютно счастливы. Даже Моляшкины и Молишкины, ибо, как известно, и простой моли дозволяется слушать звуки королевского пианино.

О чудный прекрасный мир! Возможно ли, чтобы когда-нибудь ему настал конец!? Возможно ли даже помыслить об этом!?

И тем не менее, однажды это случилось.

Великаны, которые по странной случайности разделяли с молью дом, постоянно напоминали о своем существовании. Они топали, издавали громоподобные звуки (некоторые из ученых бе Моллей предполагали, что таким образом великаны общаются друг с другом), двигали мебель. Бе Молли, как впрочем и другие семейства, давно привыкли к ним, как к шуму дождя или ветра за окном. И никто (за исключением Моляшкиных и Молишкиных) не придавал великанам особого значения. Ни один великан никогда не покушался на святая святых – старинное пианино. (Другое дело – старые носки, но об этом мы расскажем позже.) Тем более ужасным для бе Моллей стал тот день, когда они проснулись от того, что в их укромные, уютные покои под клавишами хлынул свет. Передняя деревянная панель пианино, всегда защищавшая бе Моллей от внешнего мира, эта гигантская, величественная стена пропала!

– Что это?! Что такое! – слышались растерянные возгласы.

– Что происходит?

– Катастрофа!

– Мы погибнем?

И перекрывая весь этот невнятный робкий хор прогремел голос главы рода – Симоля бе Молля:

– Кто посмел?!!

Отважный принц Ламоль с небольшим отрядом храбрецов прокрался к обнажившемуся краю мира и посмотрел вверх – в бездну. Через минуту он с сумасшедшей скоростью несся обратно, крича на ходу:

– Спасайтесь! Уходите отсюда все! Скорее!

Даже под густым слоем пудры было видно, как он побледнел. Началась паника. Все многочисленное семейство бе Моллей хватало вещи, детей, и пыталось выбраться наружу – прочь из любимого и совсем недавно такого надежного дома.

– Я никуда не пойду! – бушевал Симоль бе Молль. – Это дом моих предков! Я не дам разрушить его этим дикарям, этим отвратительным великанам!

– Отец, вы ничего не сможете сделать. Прошу вас, идемте с нами! Нам нужна ваша помощь, – увещевал его принц Ламоль.

Но старик продолжал упорствовать, тогда Ламоль и его братья подхватили старика под лапки и повлекли его к запасному выходу под клавишами пианино. Внезапная мысль обожгла Ламоля.

– Где Молетта?! – крикнул он.

Но никто не мог ему ответить. Оставив отца на попечение братьев, он ринулся обратно.

Стены их дома трещали, потолок ходил ходуном. Великаны громыхали где-то совсем рядом. Под ля бемолем второй октавы он наконец-то нашел ее. Молетта забилась так глубоко под клавишу как могла, слезы ужаса текли по ее лицу.

– Ламоль! – воскликнула она, увидев принца.

– Дорогая моя, вы живы! Какое счастье!

В этот миг кто-то из великанов сорвал потолок.

Полуослепшие и наполовину оглохшие, они прижались друг к другу.

– Что нам делать? Что делать? – все повторяла несчастная Молетта.

– Послушайте меня. Возьмите меня за лапку, и как только я скажу – летите изо всех сил. Это наш единственный шанс. Эти великаны не очень-то проворные.

Великаны тем временем начали крушить клавиши. Они поднимали и выдирали их прочь, одну за другой.

– Готовьтесь, – прошептал принц Молетте. – Сейчас… Летим!

И Молетта оттолкнулась от пола и отчаянно замахала крыльями, не выпуская лапки Ламоля из своей. Она увидела только огромные отростки, которые отходили от чего-то похожего на исполинский ствол, обтянутый тканью, а потом что-то невероятное, сверкающее, как колоссальный сапфир.

«О боги, неужели это глаз», – подумала Молетта, едва не теряя сознание от ужаса.

– О…И..Е…Э…О…О, – загромыхал великан. Огромный ствол с отростками поднялся, чтобы расплющить ее и Ламоля – но мимо. Они были живы и улетали прочь! Великан промахнулся!

Запыхавшиеся, все в слезах, они наши укрытие под диваном. Долгое время Молетта не могла ни о чем говорить. Она заламывала лапки и издавала такие душераздирающие стоны, что если бы под диваном были камни, они вполне могли бы расплакаться. Принц Ламоль ходил вперед-назад, как тигр в клетке. Глубокая складка перерезала его лоб, мысли, одна мрачней другой, терзали его сердце. Где его отец с братьями, где его родичи и друзья, чем прокормить его народ и, самое главное, где они теперь будут жить? Несколько раз он порывался покинуть укрытие и отправиться на поиски уцелевших бе Моллей, но Молетта слезами, лапками и разумными доводами удерживала его.

– Вы идете на верную гибель! Подумайте, о друг мой, что станется со мной, если вы не вернетесь?!

И лишь когда великаны наконец-то ушли, а в комнате воцарилась благословенная темнота, Молетта отпустила своего жениха.

– Летите, мой принц, исполните свой долг. И помните, что бы ни случилось, я люблю вас больше всех на свете…

Когда принц исчез в ночи, она шепотом добавила:

– и что на всем белом свете у меня больше никого не осталось…

Принц Ламоль летал так много часов, что его крылышки двигались с трудом. Он звал своих родичей так долго, что охрип. В молчании отчаянья он долетел до рамы картины и сел на нее, чтобы передохнуть. И тут принц услышал тихие голоса, переговаривающиеся за холстом.

– Может, мы могли бы жить здесь?

– Ах, оставьте, разве вы не знаете, что мы не можем есть хлопок и полиэстр? К тому же здесь все отравлено краской.

– Что же теперь делать?! Какое несчастье, что принц погиб!

– Друзья! Братья! – закричал Ламоль, и метнулся за картину.

Они все были там – его отец, его братья, его друзья и соседи.

– Ламоль!

– Ты жив!

– Я не верю своим глазам!

– О сын мой, сын мой… – старый отец обнял Ламоля первым, после чего его примеру последовали все остальные. Когда Ламоль немного пришел в себя после бурных изъявлений родственных и дружеских чувств, он спросил, точнее просипел полузадушенный:

– Как вы здесь оказались? И как вы терпите эту вонь?!

– Кто-то из наших первым забился сюда – остальные просто последовали за ним. Но мы не видели, как ты покинул пианино, и решили, что ты погиб, – ответил ему Ремоль.

– Мы с Молеттой… О, боже мой, Молетта! Она ведь сидит там в темноте совершенно одна! Отец! Ремоль! Фамоль! Уйдем из этого места! Мы нашли укрытие получше! Там нет этого ужасного запаха, и гораздо просторнее.

Замученных отвратительным запахом (жена Ремоля непрестанно повторяла – «Мне плохо! Это невыносимо!») бе Моллей не пришлось долго уговаривать, и вскоре весь клан был готов к вылету.

Какое облегчение и радость испытала Молетта, когда, вглядываясь в темноту до боли в глазах несколько часов кряду, она наконец-то увидела легкие силуэты своего жениха и сопровождавших его молей!

– Вы живы! Слава богу!

Ламоль поцеловал ей лапку, а потом, мягко отстранившись, обратился к своему народу:

– Друзья! Братья! В этот страшный день я обращаюсь к вам, и мое сердце кровоточит так же как и ваше! Мы лишились всего – нашего дома, нашей Родины… Отвратительные, мерзкие великаны напали на нас так внезапно… Однако не к чему лить слезы! Нам потребуется все наше мужество и стойкость! А кроме того – еда и отдых.

Отец, прошу вас, разошлите немедленно посольства в Шляпы к Мольским, в Пальто к Моллерам и в Комод к Молескинам с просьбой о крове и пище.

– Отличная идея, мой сын, – проговорил старый Симоль бе Моль. – Однако я полагаю, что как только Мольские или Моллеры прослышат о той страшной беде, которая с нами приключилась, они придут сюда сами, умоляя нас принять от них помощь.

– Отец, у нас нет времени ждать, когда они это узнают, – мягко сказал Ламоль. – Я готов отправиться в сей же час!

– Что ж, Ламоль, ты всегда был излишне тороплив… Отправляйся куда хочешь и к кому хочешь. А я останусь здесь, – с этими словами предводитель бе Моллей отвернулся от сына и заковылял куда-то в сторону – очевидно, желая отдохнуть.

Принц Ламоль смотрел ему вслед, и вновь тяжелая складка залегла между его бровей. Потом он повернулся к братьям.

– Ремоль, Фамоль, возьмите по десятку молей и отправляйтесь немедленно! Ремоль – к Моллерам, Фамоль – к Молескиным. Я полечу к Мольским. И будьте помягче! Помните, вы не можете ничего требовать – только просить! Вся надежда наших женщин и детей на вас.

Братья обнялись и, собрав свои отряды, разлетелись в разные стороны.

Ламоль много раз гостил у Мольских. Бывыл он и на приемах в той самой знаменитой довоенной шляпке, которую занимал Мойль Мольский – глава рода Мольских. Однако никогда раньше при виде шляпной полки он не ощущал такую тревогу в сердце, как сейчас.

– Принц Ламоль бе Молль, – торжественно объявил камердинер, и Ламоль с прямой спиной, чеканя шаг, вошел в зал, где его согласился принять сам Мойль Мольский.

– Добрый вечер, господин Мойль, – сказал принц, поклонившись.

– О, принц Ламоль! Заходите, мой дорогой, заходите и, прошу вас, без церемоний.

Старый Мольский сидел в мягком шерстяном кресле (очень удобно, если ты вдруг проголодаешься), он был один. Предложив Ламолю другое точно такое же кресло, господин Мойль уставился на него поверх сложенных домиком лап.

– Итак? – спросил он, и Ламоль понял, что старику уже все известно. Тем не менее Ламоль начал говорить то, что старый Мольский, по-видимому, ждал от него услышать.

– Нас постигла ужасная катастрофа. Сегодня утром великаны вероломно напали на наш дом. Мы были вынуждены бежать, спасая свои жизни. Естественно, мы не успели ничего взять с собой – и вот теперь мы нищие изгнанники. Без дома, без имущества и без пищи.

– Какой ужас! – воскликнул господин Мольский, всплеснув лапками.

– Однако я ошибся, назвав нас нищими – ведь мы богаты! Мы богаты милостью и любовью наших друзей! И мой отец, и я верим, что вы не оставите нас в этот тяжелый час.

Повисла гнетущая тишина. Старик Мольский смотрел на Ламоля с непроницаемым лицом. Наконец он заговорил.

– Разумеется, мы поможем вам, чем сможем.

Ламоль вздохнул с облегчением.

– Мы ни на минуту в этом не сомневались… – начал он говорить, но старик прервал его, махнув лапкой.

– Конечно, вы должны понимать, что мы – Мольские – тоже многочисленное семейство, и что у нас нет свободных шляп. Однако мы готовы выделить вам одно небольшое жокейское кепи из недавних покупок.

Лицо Ламоля вытянулось.

– Одно! – воскликнул он. – Но там не поместится и половина из нас!

– Чего же вы от меня хотите? – спросил господин Мольский. – Чтобы я заставил свой народ уплотниться? Жить по пять семей в одной шляпе?!

– Но должен же быть какой-нибудь выход! – в отчаянье вскричал принц Ламоль.

– Выход? – протянул господин Мойль.– Выход есть всегда.

Старик немного помолчал, а потом снова заговорил, его речь стала плавной и тягучей.

– Ты славный парень, Ламоль. Ты всегда мне всегда нравился. Я бы не хотел, чтобы ты скитался по белу свету, не имея места, где приклонить голову. В нищете, в голоде, в холоде! Брррр… Я давно хотел, чтобы ты вошел в нашу семью. Моя жена как раз подыскивает жениха для нашей старшей дочери – кстати, большой умницы и красавицы. – В приданое за ней мы готовы выделить очаровательную шляпку пятидесятых – одну из старейших в нашей коллекции. Конечно, весь твой род там не разместиться, но те несколько друзей, кого ты выберешь, вполне.

– А как же остальные? – тихо спросил Ламоль.

– Остальные? Это им решать самим. Можно сказать, что это перестанет быть твоей проблемой, – улыбнулся господин Мойль.

Ламоль встал. Его бледное лицо побледнело еще больше, губы тряслись, когда он в негодовании ответил:

– То, что вы предлагаете мне, называется предательство. Предать мою возлюбленную?! Мой народ?! Я никогда не верил в то, что наш род чем-то отличается от вашего. Что он благороднее и древнее. Однако я знаю, что мой отец никогда не предложил бы вам того, что вы предложили мне, явись вы к нему в час нужды просить о помощи!

Старик Мольский побледнел, потом покраснел. Его лапки сжались.

– Вон! – крикнул он, – Вон, щенок. И никогда не возвращайся сюда больше!

– Это вполне соответствует моим желаниям, – ответил ему принц Ламоль и, поклонившись, быстро вышел, почти выбежал, из залы.

– Ну? Что? Как? Что он сказал? – набросились на принца его друзья, ожидавшие снаружи.

– Отряхните ваши лапки, господа. Отряхните их как следует. Сюда нам больше прилетать не стоит, – ответил им Ламоль.

Ламоль вернулся под диван в смятенном состоянии духа, хотя в дороге он пытался успокоить себя мыслями о том, что еще не все потеряно, что его два брата, быть может, принесут хорошие вести. Они уже вернулись и, завидя их издали, Ламоль кинулся к ним, однако остановился, увидев выражение их лиц – виноватое у Ремоля и растерянное у Фамоля. Они тоже было побежали к нему и тоже замедлили шаги, не найдя радости на его лице.

– Ничего? – спросил Ламоль у братьев, и покачал головой в ответ на их вопрос.

– Старик Мольский милостиво согласился выделить нам один маленький домик, но разве мы все разместимся там? А что у вас? Что сказал старый Молиус Моллер?

– Ээээ… – промямлил Ремоль. Потом он вздохнул и посмотрел старшему брату в глаза. – Я виноват перед тобой, брат. Ты предупреждал меня, чтобы я вел себя скромнее…

– Что? – холодея от ужаса, спросил Ламоль.

– Я, наверное, действительно, слишком сильно надавил на старика. Да что там говорить. Я грубо, бесцеремонно требовал… И он прогнал меня. Меня, Ремоля бе Молля прогнал старик Моллер, – слезы стыда и негодования выступили на глазах Ремоля.

– Как ты мог?! До гордости ли нам теперь! Как ты не понимаешь – мы больше не славные бе Молли из пианино! У нас не осталось ничего! А теперь даже и друга! – в отчаянье вскричал Ламоль. – Ну а что у тебя? – спросил он младшего брата.

– Я так ничего и не понял, – все с тем же растерянным выражением лица ответил Фамоль. – Когда я прилетел в комод, там была вечеринка. Они все, даже старик Эм без конца хохотали, а глаза у них круглые и стеклянные. И когда ты с ними разговариваешь, кажется, что за твоей спиной кто-то стоит, потому что они смотрят сквозь тебя. Я пытался рассказать им, что с нами случилось. Я просил у них помощи. Но эти странные Молескины только смеялись, как будто я говорил что-то очень смешное. Впрочем, они были очень дружелюбны и даже дали мне еды. – Фамоль кивнул на небольшой тюк, который лежал неподалеку.

Ламоль подошел к свертку, понюхал волокна, откусил, немного пожевал и выплюнул.

– Тьфу, конопля. Значит, правду про них говорили… Да, с этими Молескиными связываться нельзя…

Воцарилось унылое молчание. Братья переглядывались, но никто не знал, что говорить или делать дальше.

– Принц Ламоль! – вдруг услышали они, и перед братьями предстал один из стражников. – Эээ, принцы. Там это… пришли к вам.

– Кто? – удивлению Ламоля не было границ. Кому могло быть дело до нищих изгнанников?

Вместо ответа стражник посторонился, пропуская вперед очень энергичного старичка. Его сопровождала скромная, милая бабочка в простом сереньком платье.

– Молодые принцы, я Мольк Моляшкин – глава союза Моляшкиных и Молишкиных, а это моя внучка – Молька. Вести разносятся быстро. Все только и говорят о том, что произошло с вами сегодня утром.

Принц Ламоль почувствовал, что краснеет. Он мог вынести предательство Мольских, но сочувствие Моляшкиных – это было выше его сил.

– Спасибо вам за то, что вы прилетели лично выразить нам свои соболезнования, – быстро сказал Ламоль, – но у нас все в порядке. Мы как-нибудь справимся.

– Так и я о том же, – подмигнул Мольк Моляшкин. – весь вопрос только в том, как?

Ламоль услышал многозначительное покашливание Фамоля и, обернувшись, увидел свой народ. Они стояли такие растерянные и несчастные, с париков и щек облетела пудра. Крылышки бессильно свисали вниз.

– Мы принесли вам немного еды, – тихо сказала Молька, – Не подумайте ничего плохого, господа, это верхняя часть новых детских пуховых носочков. Их еще никто не носил. – И покраснела.

– Ах, – услышали все голос жены Ремоля, – я умираю от голода!

Ламоль почувствовал, что и его желудок скрутился в тугой комок и урчит как недовольный кот.

– Благодарю вас, господин Моляшкин, – гораздо вежливее сказал принц. – Не разделите ли вы с нами трапезу? Мне кажется, разговор у нас будет интересный.

Мольк Моляшкин сидел по правую руку от старого Симоля бе Молля и непрерывно говорил. Он рассказывал об особенностях жизни в носках и валенках, о страшной весенней генеральной уборке и о том, как нужно правильно прятаться. По всему выходило, что Моляшкины знают о великанах гораздо больше, чем мог себе представить любой из бе Моллей.

– Самое главное, – говорил Мольк, – не показываться им на глаза. Великаны довольно глуповатые и спокойные, но если увидят кого-нибудь из нас, просто сходят с ума от ярости, начинают кричать и махать руками. Тут и до убийства может дойти.

– Скажите пожалуйста, – вдруг спросил его Симоль бе Молль, – а что вы думаете о музыке?

– Музыка? – казалось, этот простой вопрос поставил Молька в тупик. – Музыка? Ну, это, она мне нравится, да.

– А какой жанр вы предпочитаете? – продолжил светскую беседу бе Молль старший.

Мольк Моляшкин весь надулся от натуги, он пыхтел и сопел, но ничего членораздельного произнести не мог.

– Дедушка очень любит джаз, – вдруг звонко на весь стол сказала Молька.

– Джаз? Надо же, никогда бы не подумал… – закивал головой Симоль.

– Отец, – произнес Ламоль, вставая. Ему было неловко за старика-отца. – Мне кажется, нам стоит поблагодарить месье Моляшкина за вкусный и такой нежданный ужин. Спасибо вам большое, – поклонился он Мольку Моляшкину. – Теперь я хотел бы немного прогуляться. Господин Моляшкин, не составите ли вы нам компанию?

– С удовольствием, месье Ламоль, – произнес старик Моляшкин. Он уже оправился от смущения и снова весело подмигнул Ламолю.

Когда они отошли достаточно далеко, Ламоль спросил:

– А теперь, господин Мольк, я вас слушаю. Ведь вы хотели что-то предложить, иначе, зачем бы вам сюда прилетать?

– Ну да, так и есть, так и есть, надо же, какой догадливый, – затараторил Мольк. Он приосанился, разгладил усы и заговорил уже спокойно и даже важно.

– Вот вы, господин принц, подумайте сами, что же вам теперь делать? Мольские вам дали от ворот поворот, да и остальные тоже, как я понимаю, не очень-то рады пускать вас в свои жилища. Но мы не такие, да, мы не такие. Я вот что думаю, прилетайте к нам и живите у нас сколько хотите. Носков на всех хватит. Это, принц, такой ходовой товар, вы бы только знали, – он снова подмигнул Ламолю.

Ламоль был ошарашен.

– Как? – спросил он. – Вы готовы принять нас просто так? Всех? Прямо сейчас?

– А что такого? – очень картинно удивился Мольк Моляшкин. – Мы ведь не такие как эти важные господа. Вы уж не побрезгуйте нашей шерстью – прилетайте, угощайтесь.

– Спасибо вам большое, – принц был все так же удивлен, – но, вы уж простите меня, зачем вам это? Зачем вам такие хлопоты и расходы?

Старик немного поколебался, потом сказал: