Прекрасная новость

Ноа рефлекторно кивнул первым, оставшиеся с запозданием тоже согласились.

Они вышли в лес, сомкнувшийся вокруг них темным плотным кольцом змеи, пытающейся удушить свою добычу. Дверь закрылась почти бесшумно, и наступила непривычная полная тишина, которой никогда не могло быть в городе и которую нельзя было услышать в квартире, где стрекотали под напряжением провода, – такая звенящая, поглощающая все звуки, как в вакууме, инородная и странная. Ноа поправил лямку от сумки, собранной им в путешествие, – в ней были лишь пара ножей и одеял, фрукты и бутылка воды, – и все двинулись вперед почти одновременно, без лишних слов – они незнакомцы с одной целью, поэтому говорить смысла не было.

С серого неба что-то падало: не дождь, не снег, а вязкая жижа, пахнущая застоявшейся, протухшей в сковороде водой. Её тяжелые капли резко ложились на лицо и руки и расплывались грязными кляксами, от чего Ноа вздрагивал. Кожа начала мерзко покалывать, а потом покраснела и зачесалась, словно пораженная лишаем. Мария подняла воротник толстовки высоко до носа, Амарават закутала голову длинным шарфом. Под ногами шуршал высохший пепел, почти заглушая звук шагов. Пару раз они делали перерыв на несколько минут – в этом месте сложно было определить время, почти невозможно, всюду только одно – серость неба и темнота леса. В постоянной тишине Ноа начал различать посторонний звук, исходящий не от их компании, а откуда-то издалека, шаркающий, будто бы кто-то что-то волок по земле или же тяжело переставлял ноги. Он резко остановился, и все остальные последовали его примеру, неизвестный – тоже, но тех долей секунды, когда его шаги запоздало отдавались в тишине, всем хватило, чтобы понять – они были не одни: кто-то шел за ними и пытался скрыть свое присутствие, кто-то разумный, знающий, как маскироваться в лесу, кто-то, кто следовал за ними по пятам уже несколько часов. Легкая дрожь пробежала по спине мерзкими мурашками, и Ноа захотелось кутаться в одежду, но он и так был тепло одет.

Первое время он все посматривал по сторонам, пытаясь ухватиться взглядом за постороннее движение, но быстро бросил эту затею – он не хотел увидеть того, кто там скрывался. Это могло бы быть что угодно: можно было надеяться на крысу, на собаку, на волка, – но почему-то ему казалось, что там было что-то другое, неизвестное, необъяснимое. Внутренности стянуло тугим узлом первобытного страха, просыпающегося у него редко, например, в момент, когда мимо на бешеной скорости проносилась машина, и его инстинкт самосохранения кричал вместе с Ноа все эти три секунды, хотя сейчас было что-то другое – страх был липким и тянущимся, как загустевшая карамель, как падающая с неба жижа. От постоянного напряжения, звенящего в каждой мышце, у него тряслись руки, и он схватился одной за вторую, но не помогло – пришлось спрятать их в карманы куртки. После каждой следующей остановки, чтобы отдохнуть и выпить воды, заставить себя встать было всё сложнее – усталость накапливалась в теле слишко быстро, будто бы прошло уже несколько дней.

Вдалеке что-то темнело, и сначала казалось, что перед ними разразилась пропасть – широкая и бездонная, к которой страшно было приближаться – однако это была лишь река, вобравшая в себя чёрную падаль, скопившуюся в небесах. Темная гладь была умиротворенно спокойной, только изредка на ней появлялись круги то ли от капель, то ли от тех, кто жил в ее глубинах. От одной только мысли, что кто-то может существовать в этом, Ноа стало не по себе: кто-то, кто не дышит воздухом, кто-то, кто не видел света солнца, кто-то живой. Ему не хотелось туда ступать.

– Может, попробуем обойти?

Остальные молча кивнули. Дороги не было – они просто шли и шли, ступая по усыпанной углем земле, ноги тонули в ней, будто бы в трясине, тишина изводила хуже, чем монотонно падающие капли в раковине, но каждый раз, когда кто-то начинал говорить, казалось, что он делал что-то неправильное, недопустимое в этом-другом мире, поэтому они шли молча еще несколько часов, но не-река так и перекрывала путь – черная, как концентрация тьмы, бездушная, как вакуум, бесконечная, как пустыня. Беззвучная поступь опасности, сгущающаяся за ними темнота были спутниками на это путешествие. За ними кто-то неустанно шел, преследуя их, словно зверь свою добычу, дожидаясь, пока она потеряет бдительность: эта погоня была не на скорость, а марафоном на выживание, о котором они все знали, но никто ничего не говорил.

– Ладно, хватит, это бессмысленно, – резко произнес Джеймс, – давайте найдем брод и попробуем перейти.

– Мы же решили не торопиться, – мигом запротестовала Мария, хмурясь и заматываясь в толстовку еще плотнее, явно выражая полное нежелание вступать в реку.

– А наши запасы говорят нам поспешить, – спокойно проговорил Джеймс и, подобрав палку, принялся проверять ей глубину, монотонно опуская в жижу. – Попробуем, пойдемте.

Обращенные на Ноа взгляды заставили его вздрогнуть – в них было что-то острое, презрительное, недоверчивое: так обычно смотрят на сидящего рядом бездомного, готового в любой момент выхватить у тебя раскрытый кошелек с деньгами. Точно – сумка, которую он нес на плечах, была последней из запасов, а там едва ли надолго хватало, и пока она у него, все будут следить за ним. Желудок неприятно сжался от мысли, что придется голодать, ведь было неясно, на сколько времени они тут застряли. Ноа стало не по себе – здесь и так было много чего бояться, а теперь нужно было еще и следить за теми, кто идет с ним бок о бок. Захотелось бросить сумку на землю и сбежать, но тело будто бы оцепенело, непроизвольно напряглось.

– Я не пойду, – Амарават с трудом перевела взгляд на Джеймса. – Я не пойду через реку.

– Пойдешь, мы все пойдем, – отмахнулся тот, продолжая изучать палкой дно.

– Ты не слышал, что я сказала? Я не пойду.

– Я тебе голову об дерево разобью, – совершенно спокойно сказал Джеймс, развернувшись, и в это мгновение палка в его руке уже перестала казаться обычной деревяшкой: он сжал ее столь крепко, что костяшки пальцев побелели. Он не шутил. Он точно не шутил. Он мог это сделать. Его глаза налились кровью, губы сжались в тонкую линию, лицо изменилось до неузнаваемости – он выглядел как сумасшедший, невменяемый, словно за секунду что-то в его мозгу щелкнуло, переключилось в другое русло, запустило новый режим, и название ему – выживание.

Ноа смотрел в его глаза – до этого они были такие светлые и чистые – и понял, что Джеймс точно это сделает. Он чужой человек, незнакомец, с которым Ноа шел бок о бок, тот, кто так долго был за его спиной, кого он пустил так близко, но о ком ничего ничего не знал, а ведь стоило бы. Собственная слабость отдалась пронзительной болью, как вылитый на открытую рану спирт.

– Что ты такое говоришь? Ты в своем уме? – заговорила Мария, хлопая глазами. – Ты видишь, что она…

– И тебе тоже, – оборвал тот, а она отшатнулась, будто бы от звонкой пощечины, и прикрыла рот рукой. – А впрочем, хотите оставаться тут – оставайтесь, – и двинулся в реку, словно ничего и не было.