Loe raamatut: «Платье для убийства»

Font:

Моей любимой семье —
папе Сергею, брату Сергею,
сыну Сергею и сестре Ксении.
С любовью, автор

Глава 1
Во всех живет мистер Хайд

Мир без психопатов? Он был бы ненормален.
Станислав Ежи Лец

Следователь Максим Глебович Разумовский неторопливо подошел к бизнес-центру. День обещал быть сложным. Максим Глебович не любил такие дни, много людей, вопросов, версий… Только зря потеряет сегодня время.

Люди срывались с катушек и творили страшные вещи, у всех нехорошо с мозгами, у всех свои заморочки, тараканы, фобии. Чем дальше общество идет по пути прогресса цивилизации, тем больше получает психозов и расковырянных душевных ран. Люди научились жить с внутренними демонами и жить комфортно, всюду нося их с собой, словно вторую кожу. Люди научились замечать мистеров хайдов и сосуществовать с ними. Одни сносно, другие нет… Последние и попадаются. Потому что осознают в себе зло и пытаются избавиться. Тем хуже для них, эта борьба приводит к последствиям и предается в руки правосудия.

Молодого мужчину убили на парковке. Убили зверским способом – проломили череп, воткнули в горло острый предмет и зашили степлером рот.

Острого орудия, которым проткнули шею, на месте преступления не нашли, но экспертиза однозначно указала на то, что шею проткнули длинным острым предметом. Степлер и карандаш. Офисный планктон научился изощряться.

По информации предварительной экспертизы также выяснилось, что мужчина умер, ударившись о выступ в стене. Однако другие травмы однозначно указывали на то, что напавший далеко «не в себе».

Что такого сделал молодой мужчина, что кому-то захотелось сшить губы металлическими скобами и проткнуть шею… Скорее, сказал. Не то сказал… Настолько неуместное и неприятное, что нападавший пытался заткнуть рот даже после того, как парень испустил последний вздох.

Следователь закурил, выдохнул дым длинной, тонкой сигареты и поморщился. Запрет на курение в помещении только мешает работе, никотин помогает думать четко и структурно, а без него дела начинают плестись, словно старушки с пропахшими древней пудрой и ванилином дряблыми тельцами на базар.

Прошло пару часов с тех пор, как он изучил место преступления, но четкого плана пока не было. Версия – как муза, надо только почувствовать вдохновение, а после успеть поймать за хвост, чтобы дальше разложить по полочкам. Единственное, что следователь уже знал, так это то, что парень наговорил того, чего говорить не следовало. Крайне опасному человеку. Убийца или осознает то зло, что в нем сидит, или нет. Лучше бы не осознавал и боролся с ним, тогда наделает ошибок и будет наказан по букве закона.

Двадцатиэтажный бизнес-центр, сотня компаний арендаторов, тысячи сотрудников… Задача предстояла сложная, но Максим Глебович любил головоломки.

Кого мог так разозлить маленький человек с ресепшен, молодой парень, приехавший из какого-то села шесть лет назад? Нормальных людей уже не осталось – масса исследований на тему «психопатия и любовь к кофе», «психопатия и веганство», «психопатия и цвет»… В любом человеке можно откопать психопата, если подобрать правильный тест. Все вокруг давно психопаты, скрытые или явные, больше скрытые. И вот один сорвался.

Каждый из работников бизнес-центра проходил мимо парня на ресепшен несколько раз в день, но лишь один накапливал гнев, словно снежный ком, который и привел к этому странному убийству. Дальше будет больше. Так всегда бывает, стоит выпустить Хайда на прогулку, Хайд будет желать испытать новые эмоции еще и еще…

Максим Глебович стряхнул пепел, шумно затянулся и закашлялся. Он старался докуривать до самого фильтра, это превратилось в ритуал. Чем отвратительнее было ощущение от выкуренной сигареты, тем меньше тянуло снова закурить. А эти новомодные штуки с приспособлениями для курения считал откровенным самообманом и самоистязанием. Как резиновая баба вместо настоящей. Скоро на них жениться разрешат, чертовы прогрессоры…

Окружающие считали Максима Глебовича красивым мужчиной. Он действительно хорош собой: высокий, подтянутый, с аккуратной прической и красивыми руками. Коллеги называли следователя за глаза «агентом», он находил это лестным, и собственный образ нравился ему еще больше. Если бы он мог себе позволить, то носил бы шляпу, но позволить себе этого Максим Глебович не мог по той причине, что не хотел становиться карикатурой на кинематографических сыщиков.

Так что к строгому серому костюму и начищенным до блеска ботинкам он подбирал темно-вишневый идеально отглаженный галстук, а виртуальную шляпу все могли домыслить сами.

В это утро на улице было неуютно – шквалистый ветер и острый неприятный дождь. Руки и лицо словно поклевала стая черных воронов. Небо, меняющее настроение каждую минуту от серой хмурости до рыжей игривости… Это неприятно отдавало ноющей болью в висках и приливами тошноты.

Заходить в бизнес-центр и приступать к работе Максим Глебович не спешил. Наблюдал за людьми, входящими и выходящими из здания. Цепко и жадно впиваясь взглядом в походку, движения и отсеивая «спящих». Тех, кто пришел работать, а не отрабатывать план сокрытия Хайда среди текущих рабочих дел.

Уже отметил нескольких человек, пока крошки пирога, но хоть что-то. Максим Глебович запомнил этих людей, не надо было тайком делать фото или записи с описанием деталей внешности и походки, чтобы потом узнать и допросить, мысли и выводы держал в голове. Позже поговорит с каждым из этой чертовой тысячи.

Действовать придется вслепую, потому что записей с камер за прошлый вечер не нашлось. Регистраторы автомобилей, находящихся на парковке в момент убийства, уже отработали – записей нет. Родственников у парня нет. Врагов нет, репутация отличная, по работе постоянные премии и уважение коллег. Но кто-то врет, кто-то всегда врет. И он узнает, кто.

Старший оперативник Людмила Васильева уже внедрена в работу под прикрытием. Пока будет отрабатывать версии снаружи, чтобы отыскать в толпе «нормальных» на вид людей так нужного мистера Хайда, будет глазами и ушами следствия среди обитателей центра.

Легенду придумали быстро, срочное устройство коллеги на место несчастного паренька труда не составило. Максим Глебович не сомневался, что парень стал жертвой отношений на работе. На виду, парень был всегда у всех на виду, ресепшен выступает начальной точкой отсчета.

Рука машинально потянулась за второй сигаретой, но мужчина вовремя остановился. Максим Глебович позволял себе такую роскошь, как вторая подряд сигарета, в редких ситуациях. Уверенно закрыл пачку, и тут на глаза попалась женщина, идущая к входу бизнес-центра. Она появилась так внезапно и произвела такое сильное впечатление, что на мгновение мужчина забыл, как дышать, и сильно закашлялся.

Женщина шла уверенной походкой по пешеходному переходу, как по натянутому канату. Прямая осанка. Невысокая, фигуристая, неприлично яркая в белом пальто посреди непогоды и людей в черных куртках.

Интересный экземпляр… Безупречные волосы, упругие икры оттенка сочного загара… Видимо, это чулки. Почему большая часть женщин ими пренебрегает? Это так женственно и выглядит натурально.

Максим Глебович облизал губы. Он просто постоит и прочувствует момент, пока эта идеальная женщина из своей идеальной жизни идет на идеальную работу, разбавляя отвратительное утро своими идеальными точеными ножками. Надо будет ее допросить, хоть получит эстетическое удовольствие. Скорее всего, эта барышня занимает руководящий пост, и ей нет никакого дела до паренька с ресепшен или бариста в холле, уборщиц в лифте и прочей «обслуги»…

Но он может себе это позволить – вызвать на допрос. Хоть это он может себе позволить по долгу службы. Другие давно бы использовали положение для формирования денежного парашюта, надутого на взятках и поборах, но… Он не такой. Большее, на что способен, так это использовать служебное положение, чтобы проводить время в обществе красивых женщин.

Что-то случилось с городом, что-то случилось с красивыми женщинами. Они перестали быть женщинами, украшая мир своим легким присутствием. Прячутся за стеклами дорогих автомобилей и стенами стеклянных офисов, и не полюбуешься… А тут выпало несколько секунд, но каких приятных!

Женщина пропала за массивной дверью и оставила его стоять среди серости грязной улицы и унылого неба. Максим Глебович вздохнул и обнаружил, что машинально мнет в пальцах невесть как вытащенную из пачки сигарету. Он убрал сигарету обратно. Правила есть правила, стоит от них отойти – все полетит к чертям. От правил отходить нельзя. Надо быть собранным, чтобы иметь преимущество. Оно всегда на стороне тех, кто не отходит от правил. Всего одна сигарета утром и никаких исключений. Даже ради неприлично красивых женщин. Иначе случится беда.

Глава 2
Анна. Он не знает, кто я

Никто не знает, что есть люди, прикладывающие колоссальные усилия, чтобы быть нормальными.
Альбер Камю

Девять шагов. Этот пешеходный переход такой короткий, всего девять шагов. Три раза по три или три в квадрате… Еще пятнадцать шагов – и вход в офис. Это три по пять, три раза по пять. Если бы была в мокасинах, шагов было бы меньше, но я на каблуках.

На каблуках делается больше шагов, чем в обуви на плоской подошве. Площадь, скорость и распределение нагрузки… Когда-то я ненавидела физику. Наш физик говорил так равнодушно и так неприятно, что хотелось застрелиться на уроке или застрелить его… Все никак не могла определиться, чего хочется больше.

У него была странная фамилия, и он странно себя вел. Выбирал детей для участия в конкурсах и олимпиадах. Бог долбаного школьного олимпа.

Скорость ветра, скорость света, кинетика, кибернетика…

Так ужасно произносил слова со слогом «не», в нос, словно был элегантным французом, а не жалким провинциалом из маленького затрапезного городишки, буква «н» становилась неприятной и чужой, даже хотелось сменить имя, потому что в моем имени ровно половина букв, половина букв в моем имени – это буквы «н». До сих пор не могу спокойно произносить «Анна» вслух, слышится гнусавое «кинетика» и «кибернетика»…

Когда я войду в здание, со мной поздоровается паренек на ресепшен, и сделает это без эмоций, без радости и без интереса. На лице будет улыбка, но такая улыбка, которая ничего не значит. Он не рад мне на самом деле, он не знает, кто я… ОН ДО СИХ ПОР НЕ ЗНАЕТ, КТО Я.

Шесть чертовых лет хожу мимо ресепшен каждое утро, а он не знает, кто я… Шевелит пухлыми губами и выдавливает «доброе утро», даже не всегда удосуживается поднимать глаза.

Наверное, ему не важно знать, кто те люди, что проходят мимо ресепшен в одно и то же время, но он научен правильному поведению и не может себе позволить не сказать этой дежурной фразы, даже если она совсем ничего не значит…

Я, как и всегда, поздороваюсь в ответ и пожелаю ему хорошего дня. Голоса в моей голове говорят, что не нужно, каждое утро они говорят мне это: «Не смотри на паренька и иди к лифту, не смотри, иди, просто иди». Но я хочу смотреть.

Хочу видеть его безучастный взгляд и натянутую улыбку… Хочу смотреть, как безукоризненно равнодушно он делает то, за что ему платят заработную плату. Как бездарно и безэмоционально он проживает свою жалкую жизнь на ресепшен. Его руки, жесты, рубашка и воротник…

Какое ужасное слово «воротник». Как «творог» или «картофель»… Эти слова надо запретить, как и «кинетика» и «кибернетика». Еще «полотенце» и «пользоваться». Самые неприятные в мире слова.

Голоса в конце концов затухают, потому что я считаю шаги. Повторяю про себя привычный сценарий – двери, белый чистый кафель и ставшее уже родным из пухлых губ равнодушного мальчика на ресепшен «доброе утро», а еще помогает правильная цикличность. Правильная цикличность «три».

Все вокруг можно превратить в цикличность – при желании. Главное – считать и находить закономерность. Главное – не переставать считать.

Двери. Открываются на шесть секунд. Два по три, или три по два. Они не тяжелые, но массивные для моего веса и роста, так что нужно шесть секунд, чтобы открыть их и оказаться в холле.

Мой рост метр шестьдесят пять сантиметров, мой вес пятьдесят семь килограммов, это хорошо, потому что, если я набираю лишнее, вместе с одеждой это должно составлять не менее девятисот граммов и кратно цикличности… Меня совсем не волнует лишний вес, если он кратен цикличности. Есть вещи куда хуже, чем второй подбородок или складки на талии. Третий, конечно, третий… Второй подбородок – это не к добру.

От двери до лифта восемнадцать шагов, после шестого шага я подниму глаза на ресепшен и услышу привычное «доброе утро», а потом остановлюсь, невзирая на голоса, улыбнусь, пожелаю доброго утра в ответ этому пареньку.

Пять шагов. Шесть… Два по три… Сейчас я услышу… И отвечу… Но… Почему-то я не слышу привычных слов. Я… Я не понимаю, почему не слышу фальшивого приветствия этого паренька. Паренька нет на месте. За стойкой ресепшен стоит женщина.

Женщине на вид около сорока… Скорее, точно – сорок два. Пышная прическа и пышная грудь, некрасивая родинка на левой щеке и неухоженные скудные брови. Господи, сейчас этих бровистов как псов нерезаных, неужели так сложно сделать себе приличные брови? Скуднобровая женщина – лицо ресепшен в одном из самых дорогих бизнес-центров города… Что за чертовски несуразное утро… Какой-то во всем это подвох. Пока не понимаю какой.

Пальцы такие полные, похожие на колбаски, наверное, она ест слишком много жирной пищи и пьет газировку, а может… Да, я не ошиблась, кофе с молоком. Все женщины, которые злоупотребляют кофе с молоком, имеют некрасивые отеки на скулах и под глазами. У них одутловатое лицо, у них всех одутловатое лицо и отекшие пальцы…

Убийственный кофе стоит на блестящей столешнице возле кипы бумаг в жалком сером стаканчике, и на нем написано «Латте для Ланы». Всего двенадцать букв, кратно трем…

Интересно, Лана – это производное от Светлана? Не вижу обручального кольца на пальце, но на левой руке невзрачный браслет с безвкусным камушком, наверное, это подарок, очень ценный подарок. Лана хочет, чтобы все на него обращали внимание, он так сильно натянут на запястье, что кожа собралась занемевшими розовыми складками.

Глупая. Будто всем есть дело до ее дешевого браслета. Да всем наплевать! Стоп. Нельзя… Нельзя выходить из себя, иначе голоса меня поймают. Это все равно что бежать без света из душа до гардеробной обнаженной либо во время сна вытянуть ноги над кроватью…

Дети знают, что нельзя вытягивать ноги над кроватью в темной-претемной комнате… Иначе страх подловит, словно браконьер, на замысловатую сеть и накроет с головой безнадежным ощущением, что бежать некуда. Это самое страшное, что может быть, – ощущение, что некуда бежать.

Серая блузка на правом рукаве Ланы подвернута меньше, чем на левом. На правом рукаве два отворота, на левом три… Три складки на шее, три пятна на подбородке… Три пуговицы на горловине серого джемпера. Копается в бумагах и не смотрит вокруг. Детей у нее нет, потому что не обращает внимания на шум в холле.

Эта женщина копается в бумагах своими пухлыми пальчиками, как робот, и не слышит стука каблуков, ей плевать на людей… Она социопатка. Такое ощущение, что все ресепшионисты настоящие социопаты… Или рекрутеры, принимающие их на работу. Наш главный менеджер из департамента HR точно социопат…

Социопатов тянет работать с людьми, они летят на них как мухи на мед, это я давно заметила. HR – это не Human resources (примечание: управление персоналом (англ.), это Human repulsion (примечание: отвращение от людей). Чертовы кадровики… Чертовы социопаты. Они повсюду! Почему никто ничего с этим не делает? Скоро этих рекрутеров и Лан заменят роботы, не успеем заметить, как все вокруг станет вконец искусственным… Уже есть рекрутеры-роботы. Наверное, они намеренно нанимают на работу вот таких вот социопатичных Лан…

Женщина на ресепшен не особо меня разволновала, но ее огромная родинка так некрасиво сидит на щеке, что хочется ее схватить и отодрать… Со скоростью света. Но нельзя… Забавный каламбур – оторвать родинку у Светы со скоростью света. Скорость света примерно 300 000 метров в секунду, это кратно трем, цикличность верная…

Паренька нет, наверное, уволился, наверное, нашел себе другое место. Получше, чем сидеть весь день в огромном холле и всем подряд показывать дежурную улыбку… Мне нравилось останавливаться и здороваться с ним, нравилось обыгрывать голоса.

Голоса… Я живу с ними много лет, если не сказать, что всю жизнь. Дело не во мне, все слышат голоса, которые указывают, что делать и как жить дальше: «купи это», «съешь то», «спроси совета», «поцелуй», «работай», «отдыхай», «поешь», «ложись спать»… Но лишь немногие отчетливо осознают, что это голоса, а не решения, основанные на выборе.

Никакого выбора нет. И никакого сознания и подсознания нет. Есть только голоса… Все зависит от решений, только от последствий наших чертовых решений. Голоса могут быть добрыми, злыми, робкими и тихими либо громкими и несносными. Зависит от того, слушаем мы их или нет.

Если слушаем и принимаем решения в угоду голосам, они даруют спокойную жизнь, полную так необходимых человеку благ: любимой работы, хорошей зарплаты, семейного счастья. Радости воспитывать детей, блаженства любить и быть любимыми. Если нет, превращают жизнь в самый настоящий ад…

В последнем случае мужчины и женщины приходят на прием к психотерапевту и говорят: «Я слышу голоса в своей голове». Но это скользкий путь. Потому что подобное решение перечеркивает жизнь за порогом кабинета человека с медицинской степенью в белом халате, ведь этот порог не выступает мостом между «до» и «потом», это мост, который утопит в тумане то, что было «до»…

Никто не хочет добровольно получить ярлык «психопата» или «шизофреника», этот ярлык потом не отклеить. Несчастные люди, которым пришлось прицепить ярлык, были просто не в силах жить с голосами дальше, слушать каждый божий день, потому что то, что они слышали, было далеко от невинного «купи платье» или «сходи погуляй»…

За каждой пережитой депрессией и случившейся панической атакой скрывается увлекательная история жизни. Люди с нервными тиками и рубцами на запястьях не нашли в себе сил посмотреть страху в глаза, они надели его, как платье, невзрачное платье без молний и пуговиц. Которое стесняло и сковывало всю жизнь, пока голоса не стали слишком громкими с навязчивым «сделай это»…

Голоса вовлекли в игру по самую макушку, но игра закончилась «вничью», а в качестве бонусов выступили имипрамин, кломипрамин, тразодон…

Бонусы иммунитета от голосов. Быстро, эффективно на первых порах, но потом все равно паршиво от понимания того, что теперь придется всю жизнь жить с этими белыми и серыми «друзьями», которые на время, словно пуговицы с идеально расчерченными ребрами, расстегивают тесное платье отчаяния и всепоглощающего страха и затыкают голоса.

Если прислушаться, голоса слышно каждую секунду. Каждую секунду они говорят, как быть, куда идти, что делать…

Если услышишь, шагнешь и сделаешь, получишь шанс, если нет – потеряешь время. Время жизни. Безвозвратно. И никто его не компенсирует. А если четко дашь голосам понять, что не согласен, услышишь в конечном итоге то, что сначала тебя сильно напугает, а потом кому-то очень навредит…

Я знаю, как управляться с голосами и не становиться их жалкой марионеткой, научилась с ними управляться без этих чертовых таблеток. Я смотрю на свой страх, я вижу свой гнев. Тяжело было с самого начала, теперь не тяжело. Неудобно, но… Не тяжело.

Последние девять лет я занимаю позицию операционного директора в фармацевтической компании, цифры отвлекают и помогают соблюдать верную цикличность. Нравится, что голоса не мешают, а платья помогают чувствовать настроение голосов…

У меня есть платье плохого самочувствия, платье неприятного дня, платье успешных переговоров, у меня несколько сотен платьев. Я все время покупаю новые платья… Покупать платья определенно лучше, чем таблетки, так странно, что психотерапевты до сих пор не прописывают платья в качестве терапии. Они сами ни черта в ней не разбираются и не умеют управляться с голосами без таблеток и инъекций. Самая бесполезная и самая высокооплачиваемая в мире профессия – психотерапевт…

Голоса все время твердили мне, чтобы я что-то сделала с пареньком. Сначала это было «не смотри и проходи мимо», потом «заставь его увидеть тебя», но я смотрю на свой гнев. Я научилась это делать, так что они заткнулись, и эта игра каждое утро поддерживала и помогала не терять тонус, помогала не поддаваться голосам.

Теперь же… Теперь придется все делать с самого начала, придется заново считать шаги, придется придумать новый сценарий, придется придумать новый план для этих чертовых голосов… Придется менять цикличность. Я только привыкла, что цикличность «три». У меня появилось какое-то дурное предчувствие…

А что, если эта женщина не скажет дежурное «доброе утро»? Как я смогу просчитать привычку и применить к ней цикличность? Все в жизни можно рассчитать…

Если я заставлю Лану здороваться на шестом или девятом шаге, если удастся сохранить цикличность, все будет хорошо, но…

Черт. Я заметила эту Лану на седьмом шаге, почему на седьмом, не на третьем, дважды на третьем или трижды на третьем? Правильная цикличность «три»… Акцент на «семь»? Голоса что-то задумали… Мне как-то нехорошо и неспокойно. Это голоса устроили… Это из-за них паренька нет. Почему «семь»?! Что значит это семь…

– Анна, доброе утро.