Loe raamatut: «Чужая. На пороге соблазна», lehekülg 13
– Ш-ш-ш, Леля…
И снова: Леля, Леля, Леля.
Все время – Леля.
Даже когда распутал Резкую – Леля.
Убрать прилипшие ко лбу волосы.
Притянуть к себе.
Аккуратно обнять и повторять, укачивая:
– Ш-ш-ш, Леля… Ш-ш-ш… Все хорошо.
Глава 28. Амели
– Леля, тише, тише, девочка моя!
Я вздрагиваю, когда теплые руки сжимают мои плечи. Узнаю это прикосновение, судорожно всхлипываю и открываю глаза. Мое тело сотрясает крупная дрожь, пижама влажная от пота, а в животе узлом ворочается ужас – отголосок прерванного кошмара.
– Это просто сон, слышишь? – звучит взволнованный шепот над моим ухом. – Просто сон. Ты в безопасности. Я рядом.
Носом втягиваю тонкий аромат корицы и затихаю. Ба гладит меня по голове, крепко прижимает к себе и касается нежным поцелуем моего виска. Стискиваю в дрожащих пальцах ткань ее ночнушки и вновь всхлипываю. Жмурюсь от нестерпимого жжения в глазах.
– Нужно позвонить ей, – шепчу и пытаюсь отстраниться, но бабушка продолжает крепко обнимать меня.
– Успокойся, ночь за окном. Напугаешь. Все с ней хорошо, милая.
– Нет… Ты не понимаешь! Я ее бросила! Струсила! – сиплю и начинаю рыдать, потому что чувство вины накрывает меня с головой. Я захлебываюсь в нем. Уже в который раз. – Я предательница! Я предала ее!
– Хватит, – строго осекает меня ба. – Ты не могла поступить иначе. Сейчас уже все хорошо, слышишь? Успокойся, милая. Дыши.
Бабушка баюкает меня, что-то тихо напевая. Я затихаю. Закрываю глаза. Позволяю себе расслабиться в объятиях человека, который меня любит и окружает заботой.
– Все хорошо, – шепчу на выдохе. И засыпаю.
Я открыла глаза, не сразу осознав, где нахожусь. Несколько мгновений рассматривала плотно задернутые шторы и небольшой стеллаж с книгами и музыкальными пластинками, а потом нахмурилась.
В памяти по кусочкам стали восстанавливаться события… последних минут? часов? вчерашнего дня?
Боже, сколько времени я спала, сдавшись на милость вколотого врачом успокоительного?
К зрению подключились другие органы чувств. Тонкий запах корицы и алкоголя ударил в нос, а левое бедро начало покалывать под чьей-то тяжелой, обжигающей ладонью.
Я знала, кого увижу позади себя, еще до того, как обернулась. Знала, но отказывалась верить в такую близость этого человека и во всю ситуацию в целом.
Никита спал на второй половине кровати. Он лежал на боку, одна рука – под моей подушкой, вторая – на моем бедре. Полностью расслабленные мышцы лица, размеренное дыхание.
Осторожно вернувшись в прежнее положение, я прислушалась к себе. И удивилась отсутствию злости или страха. Да, подобное пробуждение стало для меня полной неожиданностью, но вскакивать и орать на Лукашина почему-то не хотелось. Мучил один-единственный вопрос: как мы оказались в одной кровати-то?
Я напрягла память, но последнее, что сознание сумело сохранить – я сижу за столом и пялюсь в экран плазмы, где парочка о чем-то щебечет на французском. Всё. Дальше – сплошной стоп-кадр.
Еще раз окинув взглядом спальную зону, я так и не смогла определить, сколько сейчас времени. В квартире темно. Либо за окном ночь, либо Лукашин любитель штор «блэкаут», и сейчас уже утро.
Я откинула тонкое одеяло и попыталась выбраться из кровати, но мою попытку тут же пресекли. Ладонь, до этого спокойно лежавшая на бедре, рванула вверх, под грудь, а к спине прижалось крепкое тело, пышущее жаром, который чувствовался даже через два слоя ткани – джерси и футболку Лукашина. Пискнув, я дернулась, стараясь избежать столь наглых утренних обнимашек, к слову, совершенно неуместных, но Никита недовольно пробурчал что-то и прижался ко мне еще сильнее.
– Лукашин, ты охренел? – рявкнула я, забыв о том, что не собиралась злиться на приютившего меня парня.
Никита вздрогнул всем телом, инстинктивно вновь вжав меня в себя, но сразу же откатился в сторону и торопливо сел. Я последовала его примеру, дернув одеяло на себя.
– И тебе доброе утро, Резкая, – хриплым ото сна голосом выдохнул он, старательно избегая встречаться со мной взглядом.
– Если не хотел спать на диване, мог положить на него меня, – уже чуть спокойнее проговорила я.
– Да я… – Никита провел ладонью по волосам, отчего только сильнее их растрепал. – Не знаю, как это получилось.
– Шел ночью в туалет и заблудился? – с сарказмом предположила я.
– Возможно, – не стал спорить он. – Прости, если напугал.
Теперь пришел мой черед бормотать:
– Нет, все нормально, я просто… удивилась.
Встав, одернула джерси и пригладила волосы. Темный взгляд скользнул по моим голым ногам и поднялся выше, к лицу. Мои щеки словно кипятком ошпарило, сразу накатила какая-то неловкость. Никита чуть дернул уголком губ в жалком подобии улыбки и посмотрел на часы, после чего присвистнул:
– Уже десять.
– Вечера? – уточнила я. Сделала шаг и зажмурилась, когда раздвинула шторы и по глазам ударило солнце. – Вопрос снят. Видимо, в том шприце было что-то забористое, раз меня отключило до самого утра.
– Угу, – донеслось со стороны кровати, и я мгновенно напряглась.
– Что-то не так? – осторожно поинтересовалась, любуясь затылком парня, которому неожиданно приспичило поразглядывать обои на противоположной стене. Никита неопределенно повел плечами. – Лукашин, что с тобой? Застеснялся?
– Амели, – выдохнул он, – иди… в душ. Дима вот-вот приехать должен.
– А почему я вообще осталась у тебя? – запоздало озадачилась этим вопросом я. Тихонько хмыкнув, Никита бросил на меня короткий взгляд через плечо:
– Мы решили не будить тебя, дать отдохнуть. Дымыч поздно приехал, поэтому… – Его оборвала трель дверного звонка, из-за которой вздрогнули мы оба. – Вспомнишь солнце – вот и лучик. Открой дверь, пожалуйста.
– Мне нужно одеться, – помахала я руками, обрисовывая свой внешний вид. – Так что открывать тебе.
– Я сейчас не могу. Это будет максимально странно, – процедил сквозь зубы Лукашин. И до меня, наконец, дошло, почему хозяин спальни так напряжен и явно испытывает смущение.
– А-а-а, – совершенно по-идиотски протянула я, в то время как мои щеки вновь залило румянцем. – Утро. Да. Ну-у-у… Бывает?
– Резкая, – рявкнул Лукашин, чье смущение, казалось, затопило все пространство, – если не хочешь помочь – открой дверь своему парню!
Я открыла рот, чтобы возмутиться и поставить на место засранца, осмелившегося предложить подобное, но уже через секунду передумала это делать. И без того чувствовала себя неловко. Попятилась, кивая болванчиком, но не в силах избавиться от ухмылочки. От которой Лукашин стал закипать еще сильнее.
– Все, ушла! – примирительно вскинув руки, я бросилась к входной двери. В спину полетело приглушенное ругательство с огромным количеством шипящих звуков и весьма впечатляющим эмоциональным окрасом. – Можешь не торопиться, Лукашин! – хохотнув, я щелкнула замком и радостно воскликнула: – Дима!
Я бросилась к Авдееву на шею и повисла, дергая ногами, когда он обнял меня за талию, прижимая к себе.
– Выспалась, Спящая Красавица? – со смехом спросил Дима, целуя в висок.
– Как ты? – встревоженно заглянув ему в глаза, я отстранилась, вновь чувствуя земную твердь под ногами. – Я бы сказала, что всю ночь глаз не сомкнула, но… Сам знаешь.
– Угу. Видел я, как ты дрыхла. Все в норме, Лиль. Самое страшное позади. Вот, твои вещи и Ника, – Дима потряс висящими на предплечье двумя рюкзаками. – Мне не хотели их отдавать, но отец договорился. У тебя телефон уже несколько раз вибрировал.
– Клим! Мама! – ахнула я, забрав свой рюкзак и сразу нырнув в боковой карман, чтобы достать смартфон. – Черт, батарея села… Они там, наверное, с ума сходят от беспокойства.
– Никитос, доброе утро! – Дима обошел меня, избавился от кроссовок и прошел вглубь квартиры. Я лихорадочно пыталась придумать объяснение, почему встрепанный Никита вышел из спальной зоны, где вообще-то спала я, но застыла, услышав веселое Димкино:
– Кто тебя гостей принимать учил? Лильку сюда, значит, уложил, – ткнул Авдеев в сторону дивана с подушкой и даже не расправленным покрывалом, – а сам на кровать завалился?
Стоп.
Я с нескрываемым интересом посмотрела на пожимающих друг другу руки парней и дождалась, когда Лукашин повернется ко мне. Прищурилась. Никита торопливо отвел взгляд, обратившись к Диме:
– Кофе будешь?
– Давай. Лиль, ты собирайся пока, отвезу тебя домой, – широко улыбнулся Авдеев, плюхаясь на диван. Я впала в легкий ступор, потому что приподнятое настроение Димы казалось безумно странным на фоне вчерашней трагедии. Впрочем, сейчас волновало меня не только это.
– Никита, ты мне нужен на минутку, – поманила я Лукашина пальцем, заходя в ванную.
– Я кофе… – начал было возражать он, но быстро сдался, стоило мне показать кулак. – Дымыч, минутку, наверное, с машинкой что-то, – пробормотал он и присоединился ко мне, захлопнув дверь. – Что за переглядывания? Не стану я говорить…
– О том, что Дима не приезжал? – задала я прямой вопрос. Лукашин поперхнулся и закашлялся:
– Кхм, что? С чего ты…
– С того. Дима считает, что я спала на диване! – Я сложила руки на груди и прожгла его тяжелым взглядом. – Не объяснишь мне, как так получилось?
– Ты уснула на диване, потом я перенес тебя на кровать, – выкрутился этот мерзавец. Соврал и даже глазом не моргнул.
– Зачем?
– Потому что, как бы не считал твой парень, мама учила меня быть гостеприимным.
– Лукашин, ты же врешь, – прошипела я, делая шаг вперед и уперев палец в каменную грудь, которая тут же напряглась. – Мускулами тут не поигрывай. Говори правду!
– Шарахающейся от каждого прикосновения ты мне нравилась больше, – злым шепотом заявил Ник. Сомкнул пальцы на моем запястье и заставил убрать руку. Но пальцы не разжал. Как и не перестал смотреть мне в глаза. – Считаешь, что я вру? Докажи.
– Отлично. Тогда я Диму напрямую и спрошу.
– Мне кажется, с этого и следовало начинать, не так ли? – вскинул брови Лукашин.
Я опешила. Никита был прав. Почему я стала устраивать разборки с Лукашиным, если конфликт в первую очередь касался меня и Авдеева? Какая разница, врет ли мне Никита?
– Эм-м, – замявшись, я отступила и вырвала руку, спрятав ее за спину. – Да, ты прав. Прости.
Карие глаза прищурились. Поджав губы, Лукашин кивнул, но с места так и не сдвинулся. Потер подбородок и тихо проговорил:
– Это была моя идея, Резкая. Димку долго продержали в полиции, ты спала. Посчитал, что вам обоим нужно отдохнуть.
– А ты? – вырвалось у меня. Мелькнувшее на лице Никиты удивление заставило пояснить: – Ты тоже там был. И тоже нуждался в отдыхе.
– Спасибо за заботу, – мягко произнес он. – Будем считать, что отдохнули все. И… Дымычу ведь не обязательно знать, что я… Ну…
Мы оба синхронно подскочили, когда в дверь ванной постучали:
– Эй, господа хорошие, вы про меня не забыли? – в голосе Димы звучала озадаченность.
Не глядя Никита щелкнул замком и толкнул дверь, позволяя Диме присоединиться к нам.
– Я тут втык от Лили получаю за то, что не закинул ее вещи в стиралку, – будничным тоном произнес он. – Дам ей свои шорты, чтобы в грязном не ехать.
Я кивнула, и только после этого Лукашин оторвал взгляд от моего лица и вышел из ванной, оставив меня в компании Димы и чувства неловкости – негласного спонсора сегодняшнего утра.
Глава 29. Амели
Дима кашлянул, прочищая горло, и взглянул на меня исподлобья:
– Отец сказал, что ты очень переживала за меня.
Я выдохнула и старательно вымела из головы любые мысли о странном поведении Лукашина. Слегка улыбнулась и шагнула на встречу к Диме, обняла за пояс, уткнувшись лбом в грудь.
– Разве могло быть иначе? – пробормотала я. Приглушенно, искренне, от чистого сердца. Перед глазами замелькали кадры вчерашнего ужаса, и я зажмурилась, чтобы сдержать подступившие слезы. – И сейчас тоже боюсь за тебя, – призналась после недолгого молчания.
Меня беспокоило, что Дима продолжал стоять столбом, не отвечая на мое признание и не обнимая меня. Каждой клеточкой тела я чувствовала его напряжение, слышала, как учащенно забилось его сердце. Но если внутри него и были какие-то эмоции, то внешне казался бездушной статуей.
И если раньше я радовалась дистанции между нами, то сейчас в груди было. Нестерпимо.
– Просто… – хрипло выдохнул он, когда я прижалась к нему еще сильнее, будто побуждая хоть как-то отреагировать. – Слишком много всего навалилось. Мне показалось, что перед парой ты… хотела расстаться? Лиль, я понимаю, что далек от идеала. И наши отношения… многим покажутся странными… Поэтому…
– Я не думала в тот момент о расставании, – торопливо соврала я, поднимая голову и заглядывая Авдееву в глаза, в которых промелькнуло удивление. – Я хотела сказать, что нам нужно научиться обсуждать то, что не устраивает в наших отношениях. И… – проглотив горькое послевкусие своей лжи, растянула губы в слабой улыбке: – Думаю, нам действительно стоит поехать к моим родным. Помнишь, ты предлагал? У моей сестры как раз скоро день рождения, можем смотаться поздравить ее. Что скажешь?
Мой вопрос повис в воздухе, а Дима словно застрял в своих мыслях, разглядывая мое лицо. Что он искал? Следы обмана? Правду о моих чувствах к нему? Первое там точно отсутствовало, я уже давно смирилась с тем, насколько легко мне дается ложь. Во всяком случае, внешне. Второе… Я сама не могла разобраться в природе своих чувств к Диме, боясь заглядывать за ширму комфортных для меня отношений. А Димка не такой хороший эмпат, чтобы уловить мои сомнения и тревоги. Отчасти меня в нем и привлекла некая поверхностность, легкость отношения к жизни и окружающим. Никакого нарушения личных границ. Из уважения или потому что наплевать – вопрос уже вторичный.
Авдеев после короткой заминки кивнул и, наконец, обнял меня, целуя в лоб.
– С радостью. Нужно только убедиться, что меня не вызовут на очередной допрос. Про Лаптева не забудут и в покое его не оставят, слишком громкий скандал.
– Скандал? – нахмурилась я. – Дим, он убил человека! И держал вас всех в заложниках!
Он поморщился и отстранился, переместив руки мне на плечи.
– Лиль, давай забудем. Не хочу это обсуждать. Мне проще сделать вид, что ничего серьезного не произошло, чем скатываться в пучину безнадеги и размышлять о том, что чудом сумел избежать смерти. Этот псих… – Дима сглотнул, покачал головой и выдавил кислую улыбку: – Проехали. Универ нанял нам психолога, вспоминать этот случай буду у него на приеме. Если честно, сейчас у меня одно желание – напиться и забыться.
– Не помешал?
В приоткрытую дверь без стука заглянул Лукашин. Дима убрал руки с моих плеч, отступая и поворачиваясь к другу.
– Никитос, я тут предлагаю Лиле отдохнуть сегодня где-нибудь. Ты с нами?
Я наблюдала за тем, как вытягивалось от изумления лицо Лукашина, и убеждалась в том, что не только мне поведение Димы показалось странным.
– Отдохнуть? – уточнил Никита, бросив на меня быстрый взгляд. – С вами?
– Да, – кивнул Авдеев. – Давайте напьемся в «Амнезии» до состояния амнезии? – он рассмеялся этой глупой шутке. Я по инерции улыбнулась, а вот Ник наше с Димой веселье не поддержал:
– Ты считаешь это уместным?
– Никитос, – нахмурился Дима, – а что не так? После всего пережитого я хочу расслабиться. Нормальная человеческая реакция. Избавимся от стресса и будем жить дальше.
– Ла-а-адно, – протянул Никита. – Обсудим это позже. Амели, я оставил на кровати шорты и футболку. И… У меня сигареты закончились, пошел в магазин. Кому-нибудь нужно что-то купить?
– О, пока Лилька будет собираться, с тобой схожу, – хлопнул друга по плечу Дима. Лукашин словил вторую ошибку системы, поочередно посмотрев на нас с Авдеевым.
– Со мной? – уточнил он, уставившись на Димку так, словно тот сказал что-то странное или противоестественное.
– Дружище, ты не выспался? Зависаешь, – хохотнул Авдеев, покидая ванную и закрывая за собой дверь. С минуту я еще слышала приглушенные голоса парней, но вскоре все стихло. Либо они переместились в спальную зону, либо покинули квартиру.
Выдохнув, я уперлась ладонями в края раковины и уставилась на свое отражение в зеркале. А через мгновение усмехнулась, не обнаружив на лице ничего из того, что свидетельствовало бы об упомянутом Димой стрессе. Ни кругов под глазами, ни бледности кожи. Ничего. Молодой организм прожевал случившееся и выплюнул без последствий для себя, а успокоительное позволило выспаться и восстановить силы.
И это казалось ужасным.
Я столкнулась со страшной ситуацией, несколько часов переживала за близкого человека, была на грани нервного срыва, но уже на следующее утро продолжила жить обычной жизнью. Шутила над Лукашиным, улыбалась своему парню, забыв, что где-то в этот самый момент кто-то оплакивал сына и брата.
Так какого черта я удивляюсь поведению Димки? Да, он не впал в депрессию и не забился в угол, боясь каждого шороха. В конце концов, я не знаю, как он пережил минувшую ночь и не в курсе, какие эмоции скрывает за маской привычного весельчака. Возможно, все это – защитные механизмы его психики.
Мне остается лишь быть рядом с ним и помочь, поддержать, если понадобится. Не играть роль девушки, а стать ею. Авдеев, за исключением той дурацкой сцены в его квартире, не давал повода разозлиться на него или обидеться. Со мной он всегда любезен и внимателен ровно настолько, насколько мне необходимо.
Хочу ли я что-то менять? Я не могла ответить на этот вопрос, но…
Я хочу нормальную жизнь. Хочу избавиться от страха и прекратить притворяться. Хочу нормальных отношений, хочу чувствовать себя по-настоящему нужной, девушкой, которую любят, оберегают и защищают. А для этого нужно… стать собой. Отвезу Диму к родным, познакомлю с мамой и Симой. А по возвращении домой мы откровенно поговорим и я расскажу обо всем, что скрывала от него.
Собрав волосы в пучок, я разделась и встала под душ. С опаской взглянула на флакон с гелем и решила обойтись обычным мылом. Но флакон все же открыла, чтобы пару раз вдохнуть аромат глинтвейна с явными коричными нотками.
Теплая вода окончательно меня взбодрила и, натянув белье, я прислушалась к тому, что происходит за дверью ванной. Тихо. Видимо, парни действительно ушли в магазин, оставив меня собираться без спешки.
Я завернулась в полотенце и, прихватив стопку своих вещей, пошла в спальню, чтобы переодеться. Лукашинские шорты и футболка лежали на аккуратно заправленной кровати, здесь же обнаружилась расческа… и крем для тела. Отвинтив у баночки крышку, я принюхалась. Обычный увлажняющий крем, нейтральный по запаху и неожиданный по своему наличию у парня.
Хотя тот факт, что Никита оставил его для меня, проявив очередную, незначительную на первый взгляд заботу, удивлял больше.
Я стянула полотенце и зачерпнула немного крема, чтобы растереть его по коже. Чуть замешкалась, давая крему впитаться, и постаралась как можно компактнее сложить свои вещи. Хотелось запихнуть все в рюкзак и обойтись без пакетов.
В моих руках как раз оказалась футболка Лукашина, когда хлопнула входная дверь. Послышался звон ключей, брошенных на тумбу, следом – звуки шагов, и из-за перегородки, отделяющей спальню от остального пространства квартиры, показался Никита.
Который замер, уставившись на меня сначала удивленно, а затем заметно растерявшись.
Взгляд Лукашина рухнул вниз, на мои ноги. Слишком медленно, учитывая мой рост, пропутешествовал вверх. Запутался в кружевном узоре бюстгальтера. И снова начал сползать ниже, но спустя пару рывков все же подскочил до моего лица.
Это послужило для нас обоих щелчком, включающим реакцию. Я торопливо прикрылась футболкой, а Никита резко отвернулся, пробормотав:
– Прости, мне показалось, ты все еще в душе.
– Так, – выдохнула я и буквально запрыгнула в широкие шорты на резинке и футболку, в спешке запутавшись в рукавах. – Пожалуй, большей неловкости сегодня уже быть не может.
– Я ничего не видел, – поспешил откреститься Лукашин. – Просто задумался… о своем. Поэтому и не отреагировал сразу.
– Окей. – Я подхватила рюкзак и обошла застывшего Никиту, стараясь держаться от него подальше. – Дима внизу?
– Он уехал, – огорошил меня он. Я сбилась с шага и в недоумении вскинула брови. – Отец позвонил, попросил приехать зачем-то, – Ник с неохотой встретился со мной взглядом. – Если ты готова, то я отвезу тебя домой.
– Никита, перестань. Я понимаю, что здорово достала тебя за прошедшие сутки. Доеду на такси. – Потянувшись к рюкзаку за телефоном, вспомнила про севший аккумулятор и еле сдержалась, чтобы не выругаться. – Только вызови мне машину, пожалуйста.
Лукашин явно хотел поспорить с этим предложением, но в последний момент передумал и кивнул. Поэтому через пять минут я с торопливым достоинством и пробормотав слова благодарности выскочила из квартиры, стараясь не оглядываться. И только на заднем сиденье такси позволила себе расслабленно выдохнуть и переварить очередную нелепость, в которую мы с Лукашиным оказались втянуты.
Меня сбивало с толку, что до всех этих событий нас обоих трясло от неприязни друг к другу, а сегодня отношение Никиты ко мне кардинально изменилось. Как и мое к нему. С трудом верилось в то, что Лукашин забыл о неприятностях, причиной которых отчасти стала я. Как и не верилось в забывчивость Ника по поводу вопросов, что возникали у него из-за желания сунуть нос в мои секреты.
Но сегодня, каждый раз, когда я ловила на себе его взгляд, вместо прежней реакции на Лукашина я отмечала странное смущение… и смутное, лишь отчасти понятное мне чувство благодарности. Не той, что нормальна в связи с его поддержкой у стен университета, а более… близкой?
Тогда, в моей квартире, и позже, в клубе, Лукашин спровоцировал удушающие приступы паники. Надавил на мои триггеры и мгновенно превратился в угрозу, которая тревожила, зудела, нарывала. Сегодня же… Ни его прикосновения, ни взгляды не причиняли прежнего дискомфорта. Он удивлял, смущал, заставлял волноваться. Но не пугал.
И вот это как раз и вызывало опасения.
Я мысленно застонала, уставившись в окно и проклиная тараканов, прочно обосновавшихся в моей голове. Они мешали спокойно жить, не давали нормально общаться с людьми и определенно влияли на мое восприятие окружающих. Права была ба, когда требовала продолжить сеансы психотерапии, я так и не разобралась с последствиями своей травмы.
Разглядывая мелькающий за окном городской пейзаж, я старательно собирала мысли в кучу, следя за дыханием. Мне показалось, что я смогла успокоиться и взять себя в руки, но возле дома, когда я полезла за деньгами, чтобы расплатиться за поездку, выяснилось, что Никита уже позаботился об этом.
Новая вспышка недоумения. К чему такие мелкие проявления заботы? К чему, черт возьми? Я ведь для него чужая, посторонняя, до крайней степени неудобная. Скрываю правду, раздражаю, еще и навязана его другом, словно Лукашину своих проблем не хватает.
Зайдя в квартиру, я захлопнула дверь и бросила рюкзак на пол в коридоре. Прошла в спальню, чтобы поставить телефон на зарядку. Включила его. Ужаснулась количеству пропущенных звонков и сообщений. Мэй, Клим и даже Аська… И лишь один звонок от мамы, дополненный СМС с просьбой позвонить, как освобожусь.
Я торопливо напечатала сообщение для Клима:
«Со мной все в порядке, только попала домой. Наберу вечером, а ты пока успокой Асю».
Потом я позвонила Мэй. Она взяла трубку почти сразу, словно все это время не выпускала телефон из рук и ждала, когда я объявлюсь.
– Меля, я видела новости! – воскликнула она, наплевав на приветствия. – Ты в порядке? Почему я не могла до тебя дозвониться?
Я улыбнулась, тронутая ее беспокойством за меня. Кратко рассказала о случившемся и постаралась объяснить, что была в безопасности и ничего страшного со мной не случилось. Мэй врать было сложнее, чем Димке, но она слишком разволновалась, чтобы поймать меня на обмане.
– Я уже хотела ехать к тебе, – выдохнула она. – Всю ночь не спала, звонила каждые пять минут.
– Разве в новостях не рассказали, чем все закончилось?
– Меля, а то ты не знаешь, как телевидение работает! – возмутилась Мэй. Я услышала щелчок зажигалки. Выдохнув первую порцию дыма, моя названая бабуля продолжила: – Верить СМИ – последнее дело. А вдруг все серьезнее, чем в репортажах рассказывали? А если скрывают подробности, чтобы у населения паники не было?
– Все правда обошлось, – поспешила заверить я. – Прости, что ты не смогла дозвониться, мои вещи с ключами остались в университете. Пришлось ночевать не дома.
– Да ладно уж, – проворчала Мэй. – Я женщина закаленная. Лучше скажи, когда в гости приедешь? Ты обещала.
– Я помню. Хочу сгонять к маме с Симой, поздравить малую с днем рождения. На обратном пути, возможно, заскочу к тебе и… познакомлю кое с кем. Я позвоню, договорились?
Мы поболтали еще немного. И лишь убедившись, что Мэй больше не волнуется, я попрощалась с ней, заверив, что не буду пропадать надолго. Из-за начала учебного года мы действительно давно не созванивались, и теперь меня мучали угрызения совести.
Телефон за время нашего с Мэй разговора успел подзарядиться, и я переместилась на кухню. Отыскав пачку сигарет, открыла форточку и закурила, набирая маму. Она тоже почти сразу взяла трубку, но ее реакция на мой звонок сильно отличалась от реакции Мэй.
– Амели, здравствуй. – Спокойно, без волнения в голосе, даже с ноткой раздражения. – Я еще вчера просила позвонить.
– Мам, ты просила набрать, когда освобожусь, – обиженно ответила я. – Вот, освободилась.
– Я думала, это произойдет чуть раньше, – проворчала мама. – Минутку. – Она отвлеклась от разговора, чтобы убавить громкость орущего на заднем фоне телевизора. – У нас беда, доченька.
– Что случилось? – мигом напряглась я. – Что-то с Симой?
– И да, и нет. Меня сократили. На работе сменилось начальство, решили урезать штат. А Симе, как назло, нужно оплатить подготовительные курсы в художке. Без этих занятий она не поступит потом в университет, ты же знаешь. Так что… Можешь нам помочь?
– Мам, я же недавно деньги тебе переводила, – растерянно ответила я.
– Они на ипотеку пошли, – вздохнула мама. – Ох, что же делать теперь?
– А много надо?
– Сто шестьдесят тысяч. Можно заплатить в два захода, но первую половину нужно внести до конца месяца.
Я задумалась. Поднять восемьдесят тысяч на заездах не проблема, вот только… Я ведь решила сделать паузу, опасаясь, что Лукашин расскажет о моем «хобби» Диме. Впрочем, разве сегодня я не рассуждала о переменах в поведении Никиты? Возможно, мы сможем с ним договориться? В конце концов, я ведь собиралась сама все рассказать Димке…
А если получится оплатить сестре курсы, то это станет отличным подарком на ее день рождения. И чуть подтопит лед между нами. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.
– Я что-нибудь придумаю.
– Отлично. А я поспрашиваю знакомых, может, кто-то даст часть суммы в долг. Или кредит возьму…
– Не нужно никаких кредитов, – твердо произнесла я. – Сами справимся.
– Ладно. Кстати, тут по новостям что-то про стрельбу в твоем университете говорили. У тебя все хорошо? – торопливо поинтересовалась мама, как если бы только сейчас вспомнила об этом.
Я проглотила всплеск обиды и тихо пробормотала:
– Да, мам. У меня все хорошо.
