Tsitaadid raamatust «Развяжите мои крылья»

– Ляля-то? – усмехнувшись, Нина закинула на спинку кровати гудящие ноги. – Ляля ведь вообще не певица, она – плясунья! И драматическая актриса, конечно… И обижаться ей незачем

Ну вот… И мы все такие же. А баб посылать смысла нет. Машка не дойдёт: ногу раздует втрое. Изюмка, может статься, и доберётся, но перепутает там всё на свете: неграмотная ведь. Не знаю я, девочка, как быть.

Жена, схватившись за голову, рухнула на колени у костра и заплакала. Взвыли и дочери

кедров. – Им вот это всё – и  свет, и небо, и земля, – ненужно

желать лучшего – оно на уровне покоренья Крыма! И не трактора надо выпускать, а танки, танки! А лучше – и то, и другое на одной платформе! Так, чтобы трактор можно было в любой момент перестроить в танк и мобилизовать! Голод у них, понимаете ли! Закупки оборудования не на что за границей делать! Да ведь та же самая Англия договорится с поляками и раскатает нас в лепёшку, если в самые ближайшие годы…» Вадим, слыша это, не спорил. Ни разу за всю жизнь ему в голову не пришло возразить отцу.

набрасывал строку за строкой, всерьёз боясь, что наступит утро – и он снова забудет и Пушкина, и Есенина, и Блока, и Надсона, как забыл уже однажды, что пройдёт чудо, схлынет наваждение, перестанет звучать в ушах песня, девичий смех, строки Вертинского… Он так и заснул: за столом, с перепачканным химическим карандашом щекой, у погасшей лампы, с улыбкой и мокрыми

провисшие провода так, словно отродясь их не видали. И  Матвей отчётливо понимал: все неприятности начинаются

Осень двадцать первого года застала Вано в Джанкое. Город был забит беженцами всех мастей. Каждый день от порта отходили переполненные суда.

углём и мелом. Вслед за ним по одному протиснулись и остальные. Ни одного луча не проникало в этот сырой закут. Пахло соломенной гнилью, прелыми овощами. У кирпичной стены валялись тряпки и старый тюфяк, из которого торчали клочья слежавшейся шерсти, стояло ведро с водой, лежали пухлые узлы, на которые Кроль хитро повёл глазом, а Матвей в ответ понимающе сощурился. Рыхлый узкоглазый Китаец тут же растянулся на тюфяке, случайно или намеренно загородив собой узкую щель выхода. Остальные

вычно бродили по улицам и площадям с картами в руках. взглянув на них, восхищённо покачала головой – и пошла к крыльцу.