Tsitaadid raamatust «Развяжите мои крылья»
– Ляля-то? – усмехнувшись, Нина закинула на спинку кровати гудящие ноги. – Ляля ведь вообще не певица, она – плясунья! И драматическая актриса, конечно… И обижаться ей незачем
Ну вот… И мы все такие же. А баб посылать смысла нет. Машка не дойдёт: ногу раздует втрое. Изюмка, может статься, и доберётся, но перепутает там всё на свете: неграмотная ведь. Не знаю я, девочка, как быть.
Жена, схватившись за голову, рухнула на колени у костра и заплакала. Взвыли и дочери
кедров. – Им вот это всё – и свет, и небо, и земля, – ненужно
желать лучшего – оно на уровне покоренья Крыма! И не трактора надо выпускать, а танки, танки! А лучше – и то, и другое на одной платформе! Так, чтобы трактор можно было в любой момент перестроить в танк и мобилизовать! Голод у них, понимаете ли! Закупки оборудования не на что за границей делать! Да ведь та же самая Англия договорится с поляками и раскатает нас в лепёшку, если в самые ближайшие годы…» Вадим, слыша это, не спорил. Ни разу за всю жизнь ему в голову не пришло возразить отцу.
набрасывал строку за строкой, всерьёз боясь, что наступит утро – и он снова забудет и Пушкина, и Есенина, и Блока, и Надсона, как забыл уже однажды, что пройдёт чудо, схлынет наваждение, перестанет звучать в ушах песня, девичий смех, строки Вертинского… Он так и заснул: за столом, с перепачканным химическим карандашом щекой, у погасшей лампы, с улыбкой и мокрыми
провисшие провода так, словно отродясь их не видали. И Матвей отчётливо понимал: все неприятности начинаются
Осень двадцать первого года застала Вано в Джанкое. Город был забит беженцами всех мастей. Каждый день от порта отходили переполненные суда.
вшестером сидели. Думали, что и бандитов столько же будет – а на нас навалилась чуть не рота! И меня сняли почти сразу же! А Федька наш их на голый понт взял. Меня закрыл, два нагана, свой и мой, им в морды выставил и орал, как сумасшедший, что первого же, кто шаг сделает, – на месте положит! А наганы-то пустые! Ни одного патрона, все расстрелянные! – И… они испугались? Белобандиты
углём и мелом. Вслед за ним по одному протиснулись и остальные. Ни одного луча не проникало в этот сырой закут. Пахло соломенной гнилью, прелыми овощами. У кирпичной стены валялись тряпки и старый тюфяк, из которого торчали клочья слежавшейся шерсти, стояло ведро с водой, лежали пухлые узлы, на которые Кроль хитро повёл глазом, а Матвей в ответ понимающе сощурился. Рыхлый узкоглазый Китаец тут же растянулся на тюфяке, случайно или намеренно загородив собой узкую щель выхода. Остальные
