Loe raamatut: «Жрица», lehekülg 10

– Как думаешь, стоит нам идти дальше, или подождем Тумана здесь?

– Завтра посмотрим, – пожимает плечами Рутил. – А ты что скажешь? – Он обращается ко мне, вынуждая вернуться.

– Нужно спускаться. Здесь только один путь и, если пума действительно идет следом, тут поймать нас проще всего.

– И все равно, разберемся по утру, – не меняет решения Рутил.

Я сижу у костра вместе с хаасами весь вечер и засыпаю первой. У огня безопаснее всего: звери его не любят, холод с ним не страшен. Шум падающей воды заглушает все тихие звуки, вот почему я никак не могла найти ориентиры, слушая ветер.

Не знаю, на что надеются хаасы, но никакого чуда с рассветом не происходит, и Рутил велит собираться в дорогу. Очевидно, что мы двигаемся несколько иным путем, чем Туман, потому что он не появляется ни к обеду следующего дня, ни к вечеру, когда мы снова разбиваем лагерь. Первым свое волнение выказывает Сапсан:

– Его долго нет.

Я переглядываюсь с Рутилом и понимаю, что нас всех мучает примерно один и тот же вопрос. Идти ли дальше без Тумана? В Парсон, в горы, в тихие земли. Я думаю, если Смерть прибрала его к рукам, мое обещание потеряло силу, а значит, можно освободиться от хаасов и вернуться на свой путь, не встречаться с ниадами, не тратить в пустую месяцы. Если он мертв, я смогу сбежать от Рутила и Сапсана, потому что никто из них не знает, как меня найти или удержать.

– Придет, – уверенно заявляет Рутил, но безмятежных песен не поет. Он разводит три костра, чтобы лучше видеть в темноте. Сапсан пишет и пишет свои заметки, но прочесть мне не дает. С края обрыва я могу видеть тонкую нить бурлящей реки, но грохот водопада давно не слышен. Опасаясь, что дальше вода и вовсе уйдет под землю, я пытаюсь понять какой тропой спускаться. Беда мерещится под каждым кустом. Без ежевечерней охоты Тумана обеды и ужины скудны, фляги с водой пустеют, а пробраться к бурлящему внизу руслу невозможно.

Рутил шумно подходит со спины и встает рядом, тоже озабоченный положением.

– Возьми. – Он протягивает мне небольшой заточенный нож. – На всякий случай.

Я прячу лезвие в сапоге. Не мне одной тревожно. Рутил дал оружие, чтобы защищаться, он верит, что я не стану нападать или угрожать ему хотя бы ради Вербы. То, что я помогла Сапсану выжить возле Крифа, тоже служит залогом. Если Туман погиб, я уйду, не причинив хаасам вреда.

Я надеюсь, Туман жив.

Ночью мы дежурим по очереди, навязчивое ощущение опасности свербит у каждого внутри. Я вызываюсь первой, подспудно догадываясь, что они не разбудят меня ради этого позже, а будут коротать часы до рассвета вдвоем. Утром в метрах пятнадцати от лагеря заметны следы лап. Под конец четвертого дня мнимое спокойствие покидает даже Рутила и, вручив мне последнюю флягу с водой, он отводит Сапсана в сторону. Думает уберечь меня от плачевных новостей.

– Я не Ива, Рутил. У нас нет воды, хищники идут по пятам, запасов все меньше, как и сил. Я знаю, когда дела плохи. Можешь говорить громко.

– Самое плохое – я не знаю куда идти. Карту забрал Туман. План идти вдоль реки не сработал. И, полагаю, если мы задержимся больше чем на ночь на одном месте, нас сожрут.

Я грею руки, едва не сунув их в огонь. Уже даже привычно постоянно зябнуть.

– Если вернемся в лес, он сумеет нас найти? – смотря на языки пламени, и спрашиваю, и утверждаю. Туман ведь смог меня выследить еще тогда. – Раньше пумы? Там больше еды: травы, ягоды, грибы, воду можно собрать с листьев, росу, опять же. Всегда есть ветки для костра… – я говорю, в общем-то, очевидное, едва не повторяя слова Тумана, сказанные дней пять назад.

– А Боги не могут нам помочь? – тихо спрашивает Сапсан, и после его долгого молчания я ощущаю это как удар в спину. Его слова звучат так: ты можешь сделать все проще, сделай. У меня нет иллюзий, я помню, каков мир людей и кем считаюсь у них, но Сапсан умудряется удивить. Он уже забыл о своей клятве.

– Разве Хаас нас оставил?! – зычно произносит Туман из темноты и почти тут же появляется в свете костра. У меня вырывается вздох, и я прикрываю глаза в тот момент, когда Рутил с Сапсаном встают, чтобы радостно пожать руку вернувшемуся Туману. – А ты, Жрица, не рада мне? – спрашивает он и садится рядом с кострищем. – Насилу нагнал вас, конь совсем слабый. Отсюда до Парсона, когда выйдем на пологий склон, меньше трех дней, первые стены сразу у подножия горы, сам видел. Так что дней через пять будет вам теплая постель да свежий хлеб.

– А хищники? – я протягиваю ему флягу с водой, стараясь не смотреть в лицо.

– Разберемся, – легкомысленно обещает Туман, воодушевленный прорывом. – Спустимся ниже, они отстанут.

И пока хаасы оживленно обсуждают ближайшие дни, я ложусь, отвернувшись спиной к огню, лицом к деревьям, и засыпаю.

А на исходе пятого дня мы стоим у ворот Парсона, и я мысленно проклинаю всех и вся. Боги покарают, даже если я просто зайду в город.

– Ну что на этот раз? – утомленно спрашивает Туман, спешиваясь вслед за мной.

– Ты не сказал, что это город прежних людей, – упрекаю я, сцепив пальцы в замок и поднеся к подбородку. Смотрю на железные двери с горящими лампочками сверху. Электричество.

– А разве не все города такие? – Он проявляет чудеса выдержки и терпения, а учитывая, как легко мне удавалось выводить его из равновесия в первые дни плена, Туман очень старается. Еще я хорошо понимаю, что все мы устали от долгого пути, а значит, не только у меня натянуты нервы.

– У тебя в племени вроде нет электричества.

– У нас есть машины.

Я беззвучно шевелю губами, ругнувшись от души:

– А стоило бы следовать всем заветам Богов.

– Объясни, Жрица. – Туман трет лицо ладонями. – Я никогда не могу разобраться сразу, если ты говоришь быстро и непонятно.

– Древние злятся, когда люди используют прежние механизмы. Прощение я могу заслужить только кровью. Здесь, в Парсоне, все, чем бы мне не пришлось воспользоваться, может вызвать их гнев, а в гневе даже ветер не отзовется. Вы не слышите, как идете против их воли, а я останусь без защиты из-за вас.

– Значит, попробуй ничего не касаться, – предлагает Туман, чем злит меня неимоверно, но именно это и заставляет замолчать. – Идти больше некуда. Либо Парсон, либо обратно в горы к зверям. Поэтому надевай что-нибудь на руки и оставь остальное на волю Богов.

– А ты говоришь, мы изменились, и нас больше незачем наказывать, – я бросаю слова через плечо и кошусь на Сапсана. Надеюсь, что он все еще на моей стороне. Хотя бы в этом. Чудес не жду, люди легко забывают данные обещания. И даже вторая волчья тень не меняет этого. Я снова смотрю на стены Парсона. Интуиция, или, как говорит Туман, чутье, ничего не подсказывает, и есть только две причины: мне ничего не грозит там, либо Боги разыграют еще одну шутку и нарочито притихли.

– Там не любят таких, как я, – задумавшись, бормочу почти беззвучно, но Туман охотник, он слышит.

– В таких, как ты, никто не верит, Жрица. Ты миф. – Стоя прямо за спиной, он чуть наклоняется, потому что я чувствую, как касается подбородком моей головы. На короткий миг яркой вспышкой вспоминаю, как он шептал мне гадости, когда мои глаза были закрыты, а руки связаны, что эти же слова повторял Паук, нанося очередной удар. Резко выдохнув, провожу ладонью по волосам и делаю решительный шаг вперед, отдаляясь, отказываясь прикасаться к Туману.

На Западе нас ловят, словно рыбу в сети, на остальной части суши выслеживают и уничтожают, бросая в огонь, как исчадия ада, и только Ардар был одним из немногих, кто чуял выгоду в том, чтобы заполучить меня. Я не миф, я дичь, живой товар.

В одном Туман прав: кроме Парсона, деваться некуда, да и город я выбрала сама. Мне нужно перевести дыхание, пара дней и ночей без вздрагивания от холода и опасности. Хаасы привлекут больше внимания своей второй тенью, чем я в капюшоне. С Древними расплачусь кровью за каждую ошибку. Не так опасно зайти в Парсон, как встретиться с ниадами. От людей я скроюсь, от голодного хищника – нет.

Ворота отворяются сами по себе, будто нас здесь ждут. Боги наверняка готовят что-то особенное.

Глава 7

Без сомнений я шагаю вперед.

– Стой, – велит Туман, нагоняя, ведя лошадь за собой, – а еще лучше полезай в седло. – Он держит в руке несколько сумок. Я качаю головой и глажу гладкий лошадиный бок, оглядываюсь на Рутила с Сапсаном. – Лезь, – настаивает Туман, и я оглядываюсь уже на него. Вопроса не задаю, но жду ответа. – Ты шатаешься, – нехотя произносит он. – А нам еще долго по улицам кружить, рухнешь где-нибудь по пути, только внимание привлечешь.

– Жрица, и вправду, залезай, – вторит Рутил, – мы и так знаем, что ты крепче, чем кажешься.

Сапсан несмело кивает, поддерживая своих, но я опять отказываюсь. Мы почти дошли, у меня хватит сил.

Ворота прохожу следом за Туманом и щурюсь от непривычного электрического света. На центральной улице горят фонари, хотя еще только смеркается, и полным-полно народу. После города мертвых и лесной тишины звуки кажутся слишком громкими, и я жмусь ближе к лошади, стараясь ни с кем не столкнуться. Туман снова решает отделиться и найти гостевой дом, трактир или что-нибудь похожее, якобы одному сподручнее и быстрее. Он уходит, оставив Рутила за главного, но прежде они шепчутся, не беря в расчет Сапсана.

Я осматриваюсь. Жители Парсона отличаются от гостей одеждой и украшениями: женщины носят неудобные громоздкие серьги и кулоны, у мужчин не видно оружия, даже у тех, кто на вышках у ворот. На всякий случай проверяю нож в голенище сапога. Здесь много машин и прочего наследия прежних людей, а признаков поклонения Богам практически нет. Я скрещиваю руки на груди, чтобы ненароком не воспользоваться этим наследием, и опираюсь спиной на круп коня. Закрываю глаза.

Пара дней, и я уйду отсюда. Это недолго. Может, обойдется.

– Присядь хотя бы, – произносит Рутил, опускаясь на бордюр у обочины. – Туман только ушел, вряд ли скоро вернется.

– Почему всегда уходит он? – Вместо того чтобы послушаться верного совета, я продолжаю стоять.

– Кто ж еще? Он чаще бывал в других городах, людей знает, дороги. Зачем ты упрямишься?

– Натура такая. Туман уже бывал в Парсоне?

– Он много где был. Помогает тебе твое упрямство? Жить не мешает?

– Благодаря ему и жива. – Я смотрю на Рутила сверху вниз. – О чем шептались?

– О тебе, разве не очевидно? – он хмыкает и вытягивает ноги, не боясь помешать прохожим. – Мне кажется, если ты станешь менее подозрительной, это пойдет на пользу.

– Сомневаюсь. – Пожав плечами, я отворачиваюсь в сторону. – Почему Сапсана не посвящаете?

– Что это ты разговорилась? Обычно слова не вытянешь. Сапсан может на твоей стороне оказаться, он к тебе очень привязался. А, Сапсан? – Рутил чуть разворачивается назад и заговорщицки улыбается.

– Я ей должен, – бурчит тот в ответ. – И верен своему слову.

Оглянувшись, вижу, как он с угрюмым видом поправляет сумки, привязанные к седлу. Жалеет.

– Я тебя освобождаю от обещания, – говорю излишне громко, не зная, рассказал ли он кому-то, отталкиваясь от коня. Такие вещи надо произносить твердым голосом. – Не злись на самого себя. Твоя жизнь – твоя, мне она не нужна, просто будь осторожнее в словах.

– Тогда зачем ты спасла меня? – Взгляд у Сапсана по-прежнему угрюмый и тяжелый, в начале пути он не умел так смотреть.

– Что значит – зачем? – Мне становится откровенно весело. – Полагаешь, не следовало?

– Если ты можешь так легко брать силу из земли, почему ты не помогла нам дома?

– Тсс, – шикает на нас Рутил, – разболтались тут. Тебя при разговоре не было. – Он опять оглядывается на Сапсана. – Жрица сказала тогда…

– Предлагаю не называть меня Жрицей. Здесь за это сожгут и меня, и вас.

– Тогда молча подождем Тумана, – велит Рутил, в миг становясь собранным, будто только и ждал напоминания. Я смотрю на Сапсана, а он на меня. Смешной любознательный мальчишка обрастает панцирем и когтями, забывает записывать истории, теряет себя в жестокости и страхах.

– Я и тебя освобождаю от обещаний. – Повернувшись к Рутилу, опускаюсь рядом с ним на бордюр. – И сказанных, и любых других. Ни ты, ни Верба мне не должны. Ива заслуживает обычную семью, а не рыдающую над телом отца мать.

– А чего заслуживаешь ты?

– Не волнуйся, Боги воздадут мне за все, – со смешком выдыхаю я, уверенная в их уродливом правосудии как никогда.

До возвращения Тумана я больше не говорю, не говорю и после, когда он отдает наших лошадей какому-то мужчине на постой. Раздав нам сумки, он ведет по изворотливым улицам к гостевому дому, небольшому и неприметному. Внутри горит электрический свет, освещающий часть двора сквозь оконные стекла.

– Лучшее из того, что смог подыскать, пока совсем не стемнело, – бурчит Туман, пропуская меня вперед. – Отсюда недалеко до ближайшей пивной и торговых лавок, но тихо и малолюдно.

– Молодец, – хвалит его Рутил, Сапсан хлопает по плечу, ободряя, я все еще не говорю. Уже много сказано. С опаской отворив дверь, заглядываю внутрь.

– Смелее, – чуть ли не шепотом на ухо говорит Туман. – Или думаешь, Боги уже тебя ждут там на ужин?

– Веселый ты парень, Волк, – дернув плечом, бормочу я в ответ. – Жалко, что дурак.

Рутил расталкивает нас и входит первым.

Гостевой дом похож на все остальные, что мне доводилось видеть: большой зал со столами для обедов и жилые комнаты на верхнем этаже. Кухня, скрытая от посторонних глаз, и хозяйские помещения в дальней части здания. На одной из стен обеденного зала висят шкуры лесных зверей в виде украшений, на другой – портреты.

– Ужин подадим через четверть часа, – вместо приветствия произносит вышедшая на встречу женщина. – Комнату мы подготовили.

– Я голодный, – радостно сообщает Сапсан.

– Проводи девушку, – кивает на меня Туман, и женщина подходит к лестнице, чтобы указать путь.

– В комнате тоже такие лампы? – Я поправляю сумку на плече. – А свечей нет?

– Есть, – недоумевая, отвечает хозяйка дома.

– Дайте ей свечи, – велит Туман, – у нее глаза больные, свет слишком яркий. И спускайся на ужин, – говорит он уже мне.

Комната на четверых человек, меньше чем обычно. Кровати размещены в два ряда друг над другом, для экономии места, есть небольшой стол и крючки для одежды, слишком маленькое окно, чтобы я могла в него протиснуться, и дюжина мелких лампочек на потолке. Скромно.

– Подготовить воду для купания? – спрашивает женщина, погасив электрический свет.

– Нет. – Я бросаю сумку на одну из верхних кроватей. – Ничего, кроме того, что вам уже было сказано.

Привыкнув к полумраку, я сажусь на постель и снимаю куртку. Пальцы отогреваются, двигая ими, не чувствую привычного легкого онемения. Скинув сапоги, растираю ноги и замираю, прижав колено к груди. Голодные хищники как угроза отходят в сторону, отступает холод, остается Ардар и девочки. Получив передышку между мрачными и опасными лесами, не брезгую возможностью все обдумать.

Я не зову Калу. Моя связь с ней, как и с девочками, иная, но она тоже оборвется, когда мы зайдем в тихие земли. Должно быть что-то еще. Что позволит мне оставаться их броней даже там, где не слышат Боги. Защищать Ардара тяжело уже сейчас, а если я не смогу помочь ему, когда перейду границу земель, воспримут ли Боги это как нарушение клятвы? С другой стороны, редкий враг может подобраться так близко к Ардару, чтобы достать клинком. Редкий, и тем не менее на селение напали. И были пострадавшие, горящие дома и запах Смерти. Мог ли он нарочно позволить напасть на селение? Нарочно подставиться под ножи? Поставить под удар девочек? В его умении достигать целей я не сомневаюсь. Мне известно, что он не гнушается ничем.

Я провожу пальцем по шраму под рубахой.

Девочкам ничего не грозит. Кала не позволит, а Ардар не глуп. Если я лишусь хоть одной из них, у него не останется и призрачного шанса нагнать меня. Но теперь, когда ему ясно, что я ушла далеко, значительно дальше центральных земель, Ардар направится сюда, на Юг. Прошло чуть больше месяца, как мы миновали Криф, немногим больше декады с момента нападения, он уже на полпути сюда; единственное направление, где можно меня отыскать. Я уверена, на Западе Ардар уже расставил сети и ждет не первый год, в особенности если слова Иаро – правда, а здесь слишком много гор и лесов, не выследить.

Туман каким-то образом смог меня найти и поймать.

Я поднимаюсь с постели, натягиваю сапоги и спускаюсь на ужин.

В Крифе ему сообщат, что, возможно, видели меня. Но мертвый выжженный город подскажет Ардару верный путь, он двинется дальше. Ему потребуется меньше дней, чтобы дойти до Парсона. На машинах, с оружием за поясом он не тратит часы на хождение вдоль рек и беготню от зверей. Вот только Парсон – последнее место, где Ардар станет искать. Выходит, Парсон – самый безопасный и коварный город для меня. И плохо, и хорошо.

Я сажусь за стол напротив Сапсана, по правую руку от него – Туман. Мазнув взглядом по котелку, наливаю себе воды из графина.

Есть во всем этом одно самое непредсказуемое обстоятельство. Ардар в отчаянии. Если он согласился подставить себя, девочек и все селение ради нелепой возможности убедиться, что я жива, вероятнее всего, он уже не руководствуется ни логикой, ни здравым смыслом. Он идет по следу и, возможно, также вдоль реки в надежде нагнать меня. Но есть и бóльшая опасность – Ардар может оставлять на воротах любого города кого-то из своих, в том числе и здесь, а значит, за те пару часов, что мы терпеливо ждали Тумана, меня заметили, сообщили ему, и Ардар мчит на всех парах сюда, в Парсон.

Тяжелая ладонь ложится на плечо, и я вздрагиваю, дергаюсь в сторону, сердце ухает, пропуская удар. Меня накрывает дикий панический страх, и, втянув в легкие воздух, я останавливаюсь, понимаю, что это лишь в моей голове Ардар стоит за спиной, а на деле его здесь быть не может, но замираю с опозданием – стакан летит со стола и разбивается, расплескав воду.

Я смотрю на лужу, на опешившего Сапсана, удивленного Тумана и, обернувшись, вижу Рутила, который тоже стоит истуканом, лишь чуть приподняв руку, чтобы не касаться меня.

– Ты чего? – непонимающе спрашивает он.

– Ничего, – качаю головой, совладав с дыханием. – Не ожидала.

Простые слова удобнее всего, в них не бывает лжи.

Мне никто не верит. Даже черные непроницаемые глаза Тумана будто насмехаются. Все верно, я не должна никого бояться. Это тоже уйдет, не сейчас, нужно подождать, ни один страх не будет сильнее меня. Придет день, и Ардару вернется все сторицей, а я не буду дрожать от одной мысли о встрече. Пусть не сегодня, но однажды.

– Как же так? – сокрушается выскочившая на звук разбитого стекла женщина. Я опускаюсь на корточки, чтобы помочь с осколками, она же раздосадована так, словно это последний стакан в доме.

– Эй, хозяйка, – окликает Туман, – здесь можно найти проводника? Нам нужно перейти за гору.

– За гору? – Кинув тряпку в лужу, она выпрямляется и забирает у меня из рук осколки. – Там ничего нет. И не ходит никто туда.

– А Леса Смертников? – удивляется Рутил, по-видимому, заподозрив, что наша карта была в корне неверной. Женщина задумывается, и, пока я усаживаюсь на стул, не произносит ни слова. Ее взгляд блуждает по волчьим теням, а после скользит по мне.

–– Я могу послать за одним человеком, – растерянно бормочет она. – И стакан принесу.

– И хлеба, – кричит вдогонку Сапсан.

Приложив руки к щекам и упираясь локтями в стол, стараюсь не шуметь, по-глупому надеясь, что хаасы забудут или хотя бы не заострят внимание на моих судорожных трепыханиях. Есть и более насущные проблемы вроде неверной карты, по которой мы ни за что не пройдем горы. Рутил старается подыграть, с энтузиазмом хлюпая супом, Сапсан тоже черпает бульон ложкой, и только Туман продолжает наблюдать за мной. Я смотрю в ответ с вызовом, пусть спросит, если хочет. Он ведет бровью, но я не могу позволить себе прятаться за смущением.

– Хватит, ребят, – между ложками успевает сказать Рутил. – Давайте поедим спокойно.

Только после этого Туман, странно хмыкнув, берется за суп, я наливаю себе полтарелки и тоже ем. Возвращается женщина с деревянной чашкой, потом приносит зажаренное мясо и булку свежего хлеба. Хаасы делят тушку меж собой, мне достаточно супа, но уходить я не тороплюсь. Жду того человека, который сможет провести нас через горы. Туман требует подать выпивки, окончательно расслабившись и потеряв бдительность.

Я могла бы уйти от них этой ночью, исчезнуть и освободиться, если бы не обещание. Я бы спаслась, если бы Сова не вынудила дать слово за тем столом. Проклятье…

Одергиваю себя, качнув головой. Не имеет значения, что могло случиться, а что нет. Как не имеет значения – придет ли Ардар за мной в Прасон или найдет в другом городе. Домыслы лишь мешают. Сегодня я здесь, через два дня уйду в горы, а после пойду навстречу ниадам. Вот что должно меня беспокоить, а не взгляды Тумана.

– Здесь пусто, – бормочу я, оглядывая помещение, где, кроме нас, никого. Даже хозяйка дома куда-то запропастилась.

– А ты уже не прячешься? – насмешливо спрашивает Туман, но мне не весело. Я переставляю стул ближе к Сапсану, так, чтобы видеть дверь. Хотя чем это поможет, если появится Ардар? Что я могу, в самом деле? Запустить в него деревянной чашкой?

– Прячусь, – соглашаюсь я, не позволяя давить на больное, уязвимое, использовать это против меня. – Ты теперь защищаешь меня? Думаешь, так я забуду, что висела как кусок мяса на крюке у палача?

Сапсан, поперхнувшись, кашляет воняющим брагой пойлом.

О, юный любознательный мальчик, тебе не рассказали, через какие пытки меня провели?

Рутил смотрит с укором, но мне безразлично. Я среди них чужая, они никто для меня. Даже Сапсан. Даже Верба, оставленная далеко позади. Им ведь тоже безразлично.

– Ты была у палача? – спрашивает Сапсан.

– А тебя не было на суде? – удивляюсь я в ответ. Полагала, там собралось все племя, посмотреть на живого демона и послушать знатную историю.

Сапсан пьет залпом. Туман не отводит взгляда и больше не усмехается.

Ты не ранишь меня, Волк. Я не позволю пробраться внутрь, чтобы ты мог кольнуть больнее.

Надежды Рутила на спокойный ужин тают на глазах, но за собой вины я не чувствую. В конце концов, очень редко причиной перепалки становятся мои слова. Как и завершением. Последнее слово чаще всего остается за Туманом, но не в этот раз.

Выждав еще немного, я ухожу умыться. В комнате отгороженной толстыми стенами и хорошей дверью, – несколько отдельных помещений для иллюзии уединения. Запах, стоящий в воздухе, режет глаза, и я стараюсь не задерживаться. Плескаю на лицо немного холодной воды, чтобы смыть остатки испуга, злости и взбодриться. Сытный ужин и тепло расслабляют. Я протираю рукавом зеркало и смотрю на себя. В глазах усталость и ненависть, ничего иного у меня внутри нет. Легкие следы от давно заживших ссадин палача по всему лицу постепенно мельчают и исчезают, но память останется со мной. Пусть так. Сапсан в этом не виноват, как и Рутил, срываться на них нечестно. И ненависти к ним у меня нет. Я храню ее для другого человека.

Возвращаясь к столу, обнаруживаю, что мой стул занят. Я не вздрагиваю от присутствия незнакомого человека, я спокойна и сдержана, мгновение слабости пережито и забыто. Без лишних слов подтягиваю стул от соседнего стола и сажусь рядом с Рутилом. Я должна знать, какой дорогой двигаться дальше, даже если решать не мне.

Мужчина с пренебрежением оглядывает меня с ног до головы. Наверняка он считает себя важным, умудренным, заметно, что не привык к такому, скорее, он ждет, когда я стушуюсь и спрячусь за кем-нибудь из хаасов. Есть ли здесь у женщин право быть наравне с мужчиной или нет, я не сдвинусь с места.

– Говори. – Туману не нравится, когда на меня смотрят так пристально.

– В горы сейчас опасно идти. – Мужчина на мгновение отвлекается и снова возвращает свой взгляд ко мне. – Сегодня будет дождь. Землю размоет. Температура упадет, появится наледь. Вы там убьетесь.

– Нет перевалов?

– Я про них и говорю. Или ты надеешься забраться на пик с ней? – Мужчина кивает головой, продолжая смотреть на меня.

– Ага, – легкомысленно соглашается Туман, все еще надеясь перетянуть внимание, но мне уже понятно – мужчина не станет его слушать. Бегло взглянув на Рутила, как бы между прочим обвожу взглядом остальных:

– Именно мне очень нужно перебраться за горы.

– В компании трех мужчин с волчьей тенью? Там же ничего нет, зачем тебе туда? Прямо за горами начинаются Леса Смертников, а ты не смертница.

– Я и не хочу там умирать, мы собираемся отловить одного из ни… – я обрываю себя на полуслове, «ниады» выдадут меня, но вспомнить, как называют их здесь, на Юге, не выходит.

– Архизверей, – подхватывает Туман, догадавшись к чему я веду. Хвала Богам.

– Бесполезное занятие, – отмахивается мужчина. – Архизверя не приручить. Они свирепы и беспощадны. Многие парсонцы пытались, и все остались там. Нет ни праха, ни могил. Архизвери съедают все, не брезгуя грязными кишками, наматывая их на торчащие зубы. Они быстрые, сильные, огромные.

– Ты их видел? – спрашивает Рутил, придвинувшись чуть ближе.

– Конечно, – высокомерно произносит мужчина. – У меня хватило мозгов не заходить на их территорию, но я был любопытным малым. Это жуткие звери, от них нет спасения. Три-четыре метра в длину, клыки толщиной с руку, одним ударом лапы перебивают позвоночник взрослого мужика. Башка у них вот такого размера, – он разводит руки в стороны на метр друг от друга. – Если их челюсти сомкнутся, можешь не надеяться выжить, перемолов твои кости и мясо, они просто сплюнут куски одежды и пойдут за следующим. Ты моргнешь, а архизверь уже перекусит тебе ноги и швырнет на землю, раздробив череп.

Я смотрю перед собой. Он говорит о ниадах именно так, как я их помню. Сколько мне было, тринадцать? Девочкам точно было не больше пяти, я не хотела оставлять их одних. Ардара едва не разорвали тогда, , но он стоял, закрывая меня от ниад. Никакая сила Богов не могла помочь нам, я взывала, кричала, дрожала от страха. Я боялась всего: нарушить клятву, бросить девочек, боли, крови.

Я и сейчас боюсь.

За столом не звучит ни слова, хаасы, наконец, осознают, сквозь какую угрозу придется пройти ради мифического дома, в котором прежние люди схоронили знания.

– Они, может, и выживут, – говорит мужчина. – А ты нет. – Я перевожу взгляд на него. – Архизвери берут самых слабых первыми.

Ардар знал это? Знал, что жертвует всеми своими людьми, чтобы спасти меня? Тихие земли мы покинули втроем, трое из пятнадцати. Теперь нас всего четверо, но я все еще слабее всех.

– Ты можешь указать перевалы? – Возвращаясь к истокам разговора, гоню прочь старые воспоминания.

– Что ты предложишь взамен? – Мужчина подается вперед, тянется к моим запястьям. Догадался, зараза. Я готова торговаться. Мне известно, как заключать сделки.

– Я могу предложить. – Туман резко накрывает мои ладони, отодвигает их в сторону от мужчины и кивков головы велит удалиться. Интерес этого человека опасен, мы оба понимаем, но, в отличие от Тумана, меня это даже не тревожит. Ниады – настоящая угроза. Разве не ясно?

Рутил подталкивает меня в спину, намекая, что лучше уйти, и я вдруг решаю последовать совету и подняться в комнату, где останусь одна и смогу подумать. Или выспаться. Или поговорить с Калой. Неважно. Просто быть не здесь, не в компании этих людей, которые все еще рассматривают меня как живой предмет для торга, и не сражаться.

В комнате уже зажжены свечи и растоплена печь. Я скидываю сапоги, забираюсь на одну из верхних кроватей и укрываюсь одеялом. С непривычки ворочаюсь, пытаясь устроиться на мягкой постели, думаю, что нужно как-то сказать Кале о тихих землях, и незаметно для себя засыпаю.

Резко открываю глаза и вижу, как Туман тянется рукой к моему лицу. Отпрянув к стене, хочу оказаться еще дальше, но не могу. В колеблющемся свете огня его глаза еще мрачнее. От него волнами исходит ярость, будто палач снова окунает меня в ведро. Шрам на ладони зудит и ноет, напоминая о себе. Туман давит животной силой, воюет со мной, подчиняет. Что я сделала? Я же спала.

– Выпей. – Он сует мне под нос бутылку с брагой. С радостью бы, но тогда Боги без труда залезут в мой разум.

– О чем договорились? – Я сажусь удобнее, не прикрываюсь одеялом, не выдаю своей уязвимости.

– Он проведет нас полпути, потом укажет направление. Ручается за безопасность перехода.

– Веришь в это?

– Нет, – качает головой Туман.

– Взамен?

– Он захочет тебя.

Так вот в чем моя вина, вот почему он зол.

– Но пока не сказал. Сговорились о плате по возвращению. Выпей. – Он оставляет бутылку на постели, проходит к печи, ворочает горящие угли, подкладывает еще. Садится на пол, смотрит перед собой. Руки сжаты в кулаки. Туман пьян, и это плохо.

– Выпей и верни бутылку, – зло говорит он. Я не собираюсь спорить, мне ни к чему лишний риск – вызывать приступ ярости или гнева. Я знаю, он сильнее. Он знает. Мы уже проверяли. Спрыгиваю с постели и протягиваю ему бутылку. Туман хватает меня за предплечье и резко дергает вниз на себя. Падая, успеваю присесть на одну ногу, чтобы с размаху не удариться лицом о его колени. Он ловит бутылку и сжимает пальцы на моей шее сзади, заставляя смотреть на него. Быстрый, зараза. Я упираюсь ладонью в лавку позади Тумана, другой ладонью хватаюсь за его руку на моей шее. Будто это хоть как-то его остановит.

Лицом к лицу. От него веет зверем. Мне больно сделать вздох. Я вспоминаю, как он держал меня, когда в воздухе витал кромул. Только теперь я вижу его глаза и мои руки не связаны. Сжимаю пальцы на его запястье, я не освобожусь, пока он сам не отпустит. Он не отпустит, он станет вторым Ардаром.

Туман наклоняет голову в бок:

– Столько воли в тебе. Столько борьбы. Столько жизни. Как тебя уберечь?

Я молчу. Дважды просила, больше не стану. Мне не больно, но пальцы у него сильные. Я как в тисках. Я все еще не могу дышать. Он тоже молчит. Он недвижим. В его глазах дрожит отсвет пламени. В моих, вероятно, тоже. Я не верю ему, он не верит мне. Он ведет меня умирать, но без него я там не выживу. Боги любят такие шутки.

Безмолвно, неподвижно – мы не уступаем друг другу. Он ждет. Но чего он ждет, мне не ясно.

А потом его хватка становится мягче, ладонь скользит вниз по шее, и уже я держу его запястье, сжимая пальцы до белизны. Я не хочу, чтобы он меня касался. Может, Туман ждал этого? Ждал, пока я напомню?

– Твои руки согрелись, – отстраненно говорит он.

Я отталкиваюсь, разжимаю пальцы и, наконец, делаю вдох. Между нами метр, мне легче.

– Кто этот человек… – Отупело пьяный, он делает глоток из бутылки, – которого ты боишься.

– С чего ты взял, что есть такой человек?

Он смеется надо мной, делая еще несколько глотков:

– Ну, Жрица, давай начистоту. Он был отцом твоего ребенка?