Loe raamatut: «Жрица», lehekülg 8

– С каждым будешь раскланиваться? – вскользь бросает Туман, проходя позади. – Залезай уже. – Он протягивает руку, намереваясь помочь, но я уже достаточно сильна, чтобы справиться. Секундное жжение в боку, и конь подо мной. Туман еще раз проверяет мешки и забирается следом. На другом коне устраиваются Рутил с Сапсаном. Не медля, мы отправляемся в путь, я держусь за гриву, чуть наклонившись вперед, чтобы меньше касаться Тумана, он правит одной рукой, чтобы ненароком не задеть мой бок. Это усложняет поездку для нас обоих.

– Если станет дурно, скажи, – единственное, что он произносит, но ему известно – я не жалуюсь, и он сам порой прикладывает руку к моему боку, проверяя кровь.

– Нам нужно вернуться к дороге, – говорит Рутил на первом привале. Я не спешиваюсь, предполагая, что второй раз забраться в седло не смогу. – Мы только коней и успели сменить в Крифе.

Они смотрят на меня, ожидая еще одной истерики, но мне нечего им предложить, кроме очевидного:

– Вед сказал, есть город по пути, если двигаться чуть восточнее. Можем заехать туда.

– А ты не станешь кричать и жечь меня? – спрашивает Рутил.

– Если не станешь тащить за руки, – не остаюсь в долгу. Это как будто служит им сигналом, что не стоит излишне опекать мою нежную натуру, поскольку она вовсе не нежная, а язвительности во мне хватит на все хаасово племя.

– Так и решим, – подводит итог Туман.

Как и сказал Иаро, до города мы добираемся еще засветло. Я перехватываю поводья и тяну на себя, останавливая коня. Не потому, что мне вновь мерещится Ардар. Просто до ворот несколько метров, а за стеной ни звука. Ветер не приносит ничего, кроме шорохов.

– Что на этот раз? – терпеливо спрашивает Туман, махнув рукой Рутилу.

– Еще не знаю. Слышишь?

– Нет.

– И я – нет.

Туман спрыгивает на землю, и, пока мне еще не ясно, что именно так тревожит нутро, дает знак Рутилу тоже спуститься и подойти ближе. Сапсан остается на коне.

– Ну, – устав ждать от меня вразумительных действий, торопит Туман, и я, тяжело перекинув ногу, медленно сползаю вниз по ребрам жеребца. Утыкаюсь лбом в собственные запястья, стараясь справиться с внезапным жаром. Кто-то из хаасов пытается поддержать меня, но я отбрасываю руки и делаю шаг назад. Туман явно ожидал не этого, потому что неодобрительно качает головой:

– Следи за ней. Если что – на лошадей и гоните прочь, – отдает указание и храбро направляется к воротам. Я смотрю ему в спину, сама не понимая, что не так. Ночь близко, рынок закрыт, многие уже готовятся ко сну, тишина не значит ничего плохого. Туман гулко стучит в ворота, ждет и снова стучит. Он толкает тяжелые двери, одну, а за тем вторую.

Я вижу ее сразу же, на середине главной дороги, у меня перехватывает дыхание. Она стоит, источая смрад и восторг. Нестерпимая вонь гниющих тел бьет в нос, как хороший удар. Трупы лежат повсюду, а она заливисто смеется, довольная своей работой.

«Тебе нравится?» – хохочет Смерть, разводя руки в стороны, оказываясь и у меня за спиной, и далеко впереди. «Я сделала это для тебя. Ты можешь идти и ничего не бояться. Я защитила тебя. Скажи, что тебе нравится. Я освободила их, сияй, моя девочка, и просто иди ко мне», – ее хохот гремит в ушах словно раскаты грома, словно выстрелы, бок жжет, как от новой пули.

– Стой, Волк! – кричу я, чтобы быть громче нее. – Не входи!

Но Смерть продолжает хохотать, так оглушительно звонко, что я едва не затыкаю уши руками. Туман отступает назад и оборачивается, прикрывая за собой двери. Она умолкает тут же, но мне все еще хочется закрыться.

– Ты знала?

– Вед сказал, здесь были больные, но чтобы весь город…

– И что делать? – Сапсан спешивается и подходит к нам, держа лошадь под уздцы. Они глядят на Тумана, и я бы могла перевести дух, если бы он не смотрел на меня. Демоны.

– Что это за болезнь? – спрашивает Волк, я качаю головой:

– Идет по воздуху, больше ничего не знаю.

– Я могу быть болен? – хладнокровно произносит он, будучи единственным подошедшим к воротам. Я снова качаю головой. Тела были далеко, никто не пытался покинуть город, выйти за стены.

– Ты можешь их спасти? – тихо говорит Рутил. – Как тогда детей.

– Всех? – я обнимаю себя руками и опять качаю головой. Никого.

– Так что станем делать? – переспрашивает Сапсан.

– В обход. Отойдем подальше и переночуем, – решает Туман. – Давай на коня, Жрица.

Я не знаю, как им объяснить, почему нельзя просто уйти. Она прямо там, за воротами, и у меня перед нею долг. Я должна людям, которых она забрала просто так, посчитав это забавным. Нельзя просто оставить их гнить.

– Идите в обход, – я указываю в сторону рукой, а сама делаю широкий шаг вперед. – Встретимся у противоположных ворот.

– Что ты задумала? – Туман загораживает мне путь.

– Нужно очистить улицы, – более я не хочу говорить, но, видя его решимость, приходится добавить: – Все хорошо, Волк. Она не возьмет меня.

– Она? – переспрашивает Туман.

– Смерть, – произносит Сапсан вместо меня, и на секунду становится чуть легче. Он слышал, когда я рассказывала, он понимает. – Но одну я тебя не пущу, – Сапсан говорит непреклонно, очень непохоже на него. Верный клятве, которая мне совсем не нужна.

– Вам не зачем идти туда, – не зная, как убедить их в том, что нет нужды стеречь меня, я стараюсь достучаться до их инстинктов. Хаасы, как и все звери, не рискуют понапрасну. – Там еще опасно.

– А тебя это не убьет? – настойчиво уточняет Туман и, осознав, что ни одного из них мне не разуверить, я смотрю на молчащего Рутила, надеясь на помощь.

– Дашь нам поговорить? – откликается он, догадавшись вмешаться. Я киваю и отхожу к коню, глажу его бок и свой, повязка кажется сырой, вероятно, выступило немного крови, но мои мысли сосредоточены на другом. Хватит ли огня? Хватит ли сил? Придется пройти весь город насквозь, так хватит ли во мне храбрости смотреть на все эти тела? Я мысленно обращаюсь к Кале, и она тут же откликается, мерещится поступь ее когтистых лап, лобастая твердая голова, упирающаяся живот. Это все, что мне доступно, только воображение и воспоминания. Кала всегда должна оставаться с девочками и только в крайнем случае – со мной.

Вздохнув, отталкиваюсь от коня и оборачиваюсь к хаасам. Они еще тихо обсуждают, стоит ли отпустить или сопровождать. Я ощущаю усталость от царящих среди нас недоверия, агрессии и непонимания. Сапсан, отчаянно старающийся сдружиться со мной, чтобы найти ответы на все вопросы о Богах, Рутил, отчего-то не сумевший выбрать сторону, и затаивший зло и благодарность Туман, связанный обязательством перед вождем и невнятным чувством вины, да я. С Ардаром было так же, но тогда со мной были девочки и несколько лет в запасе.

Туман смотрит на меня, я – на него и чувствую Смерть за спиной. Она тянет руку поверх моего плеча и указывает на хаасов открытой ладонью. Предлагает забрать и их, освободить меня, призывает заключить сделку.

– Решай, Волк, – требую я, стараясь не выдать волнения. – Она ждет.

– Иди, – коротко отвечает Туман.

Хорошо. Ладно. Я прохожу мимо них, а Смерть все так же ощущается за спиной. Толкнув створку ворот, проскальзываю в проем и замираю. Слишком много трупов.

Я складываю руки, ладонь к ладони, закрываю глаза. Из центра груди пробегают пламенные волны, расходятся к плечам, стекают по венам и выходят из пальцев. Воздух накаляется вокруг, становится горячее и горячее, меня бросает в жар, и только тогда я, дважды располосовав палец о ближайшее острие, дожидаюсь, пока сорвутся несколько капель вниз. Кровь испаряется быстрее, чем касается почвы, и, расправив ладони, разведя их в стороны, я отправляю огонь по ветру. Тела становятся прахом, болезнь выжигается, я не сгораю. Медленно, шаг за шагом, иду по главной дороге, стараясь не смотреть на мертвых, но не получается. Смерть не жалела их, они страдали и замерли с мукой на лице, каждый из них, весь город, от новорожденных до стариков, не осталось даже живой скотины и домашнего зверя. Я не сжимаю пальцев, не опускаю рук, злость придает мне сил, поддерживает огонь. Смерть больше не хохочет, просто стоит передо мной куда бы я не повернула, и молчит. Меня не сломить тишиной и образом. Трижды я оступаюсь и едва не падаю от того, что не вижу ничего, кроме Смерти и тел, вокруг. Но, когда после нескольких часов я различаю ворота, через которые должна выйти, мне становится стократ тяжелее. Она будто давит на плечи, сжимает грудь и шею, стоя за спиной, она говорит: «Ты устала, ты хочешь покоя», – ласково, добро, обманчиво; я не отвечаю, я иду. Все так, но не сейчас. Ты могла меня забрать…

Последний мертвый истлевает, и, открыв ворота, опускаю затекшие руки, выхожу за стену, где Туман уже ждет меня. Горячий воздух остается в пределах города вместе с памятью и ветром, в котором все еще звучат голоса людей.

– Ты вся в пыли, – произносит Туман, и мне слышится жалость или сочувствие, но это как у Смерти – ложное, напускное.

– Можем остаться здесь, болезни больше нет, – шаткой походкой я отхожу от стены, и Туман даже порывается поддержать, но мое тело еще горячее, огонь внутри должен стать меньше, прежде чем кто-то живой коснется меня, и я не позволяю ему. – Где остальные?

– Идут медленнее, Рутил не хочет загнать коня.

Укладываюсь прямо на траву, вытягиваю уставшие ноги и прижимаю ладонь к боку, повязка сырая и липкая от крови, только мне сейчас нет дела до раны. Сны мне по-прежнему не снятся, а значит, срок сделки с Забвением еще не истек. Я пробуждаюсь раньше солнца, над горизонтом только поднимается предрассветная дымка, пепелище от огня уже остыло, но ночи теплые, летние. Мне предстоит трудный день, и Боги не станут делать поблажек. Я обвожу взглядом луг, спящих хаасов, лошадей, останавливаю его на воротах в город и содрогаюсь. Подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками. С пустой головой я долго смотрю на стены, за которыми погибли невинные люди, просто чтобы Смерть могла посмеяться мне в лицо. Запрещаю себе думать об этом сейчас, зная, что однажды меня нагонит чувство вины за все отнятые души. Рассветает быстро, или я не замечаю, как долго смотрю на камни, но едва лучи солнца касаются меня, просто поднимаюсь на ноги, собираясь сменить повязку, переплести волосы и поесть. Срок вышел, нужно идти дальше.

– Куда? – хрипло, не открывая глаз, спрашивает Туман.

– Промыть рану.

– Спи, я вчера все сделал.

– Тогда просто причешусь. – Вытряхиваю из кос остатки праха и заплетаю снова. Погладив коня, достаю из сумки лепешку и завтракаю, запивая водой. В город придется вернуться, чтобы наполнить опустевшие фляги. Присев рядом с Туманом, тихо сообщаю ему:

– За водой схожу. – И двигаюсь к воротам. Даже не удивляюсь, услышав тяжелые шаги позади. – Уверен, что хочешь все увидеть, Волк? – подначиваю Тумана, он не в настроении для перепалки и просто проскальзывает за ворота первым. Я даю ему минуту, чтобы свыкнуться с тем, как выглядит пустой город, и малодушно оттягиваю момент, когда на это придется смотреть самой.

– Жрица, – зовет Туман, и я вынужденно следую за ним. – Пыль – это люди? Как ты это сделала?

– Так же, как и все остальное, с помощью Древних Богов.

– Если ты можешь испепелять тела, почему… – он не заканчивает вопрос, но я догадываюсь:

– Почему не сделала так с тобой и с другими, кто угрожал мне? Это оставит след. Я пытаюсь затеряться, а не выделиться среди остальных. Ты же охотник, ты знаешь, что по следу легко найти.

Туман бросает на меня неопределенный взгляд и кивает, но в его глазах все равно непонимание. Я не желаю что-либо объяснять, но однажды он спросит, и стоит попросить Богов, чтобы не пришлось отвечать.

Мы находим колодец и наполняем фляги, возвращаемся к месту ночевки. Рутил с Сапсаном уже доедают вчерашний ужин и, после того как Туман тоже получает мясо, мы выдвигаемся, идя по дороге, намереваясь добраться до другого города. Я надеюсь, что шутка Смерти закончилась.

День повторяется до мелочей, но рана болит сильнее. Вчера было сложно, это сказывается на теле, и мне вдвойне труднее держаться, чуть наклонившись вперед, чтобы не касаться Тумана, в руках ощущается слабость, на привале я почти ложусь на шею коня, нелепо цепляясь за торчащие уши и закрываю глаза, пытаюсь немного прийти в себя.

– Жрица? – зовет подошедший Сапсан. Не сразу могу разглядеть его, пару секунд перед глазами все плывет, но после я вижу руку, которая протягивает мне хлеб. – Тебе нужно больше есть, быстрее поправишься. Иаро так говорил.

К горлу подкатывает тошнота, а на лбу выступает испарина, и я снова прикрываю глаза, а открыв их, уже вижу лицо Тумана. Он смотрит вдумчиво и внимательно, даже сводит брови. Ябеда Сапсан.

– Рано от веда уехали, – делает вывод он и тянет ладонь к моему лицу, я отворачиваюсь. Через несколько минут лошадь делает плавный шаг, и мне приходится приподняться. Хаасы ведут лошадей под уздцы, вновь договорившись исключительно меж собой.

– В чем дело? – выпрямившись, спрашиваю у всех. Мне дурно, но бывало и хуже, к чему церемонии?

– Отдыхай, – отзывается Сапсан, и меня берет злость.

– Можете гулять сколько угодно, а я спешу. – отбираю у Тумана поводья, он отдает их неохотно и, вздохнув, кивает головой, забираясь на коня позади меня. Я бью пятками и хватаюсь слабыми пальцами за гриву – править-то все равно ему. Рутил с Сапсаном нагоняют быстро и, следуя друг за другом, мы скачем к городу, который спустя часа три таки появляется вдали. Порой мне кажется, что Туман придерживает меня за пояс, по крайней мере, его руки не дают мне завалиться на бок и рухнуть вниз. Я пью много воды, отчего приходится регулярно притормаживать из-за поднимающейся мути, а потом нагонять, но хаасы совсем ничего не говорят. Ожидая от них упреков в безрассудности или раздражения и не получив ни того, ни другого, я злюсь на себя еще больше. Проверяю бумагу от Иаро в кармане и слегка остываю. Нужно немного потерпеть, а потом я снова буду вольна и пойду своей дорогой, никто никому не должен, и даже поклявшийся Сапсан будет свободным.

Недалеко от ворот Туман останавливает коня и тихо говорит мне:

– Что скажешь на этот раз?

Я отмахиваюсь, не обернувшись. Ничего внутри не сжимается, предупреждая об опасности, и только страшная усталость тянет к земле. Мы, наконец, въезжаем в город.

Как и везде, на главной дороге стоят торговые лотки, и тут же встречают пройдохи, предлагающие и место для ночлега, и женщин, и кабаки, и лавки с товарами. Туман спешивается и, отдав поводья Рутилу, уходит, чтобы найти крышу и койки для каждого. Хаасы тоже спрыгивают с лошади и оглядываются по сторонам.

– Ты как? – подойдя ближе, спрашивает Рутил. Я вяло пожимаю плечами, полагаю, по мне видно.

Возвращается Туман довольно быстро.

– Есть место в гостевом доме в двух шагах отсюда. Я договорился. – Он подходит ко мне и протягивает обе руки. – Нам повезло, сегодня празднуют День первого солнца, так что заезжих много, никто не обратит внимания на тебя. Давай, не упрямься, – он устало качает головой, и я, с трудом перекинув ногу, чуть подаюсь вперед. Туман подхватывает меня и осторожно ставит на землю. Тут же хочется сесть, но я упираюсь ладонью в седло, и удается устоять. – Если дашь помочь, я тебя донесу, – предлагает он делано безразлично. – Или можем подождать, пока ты упадешь.

Я добираюсь сама и стою, притулившись к стене, пока хаасы носят вещи в комнату, где нам предстоит ночевать. Кровать ждет меня на втором этаже, и сейчас это будто на другой стороне бездны.

– Пошли, нам сегодня достанется нормальный ужин, – зовет Рутил, и я иду, потому что телу нужны силы, а после тарелки похлебки лестница не будет такой бесконечной, и мне удастся лечь спать. Хаасы выбирают стол в углу, устроившись на стуле, я тут же облокачиваюсь на стол и кладу на ладони голову. Все снова плывет перед глазами.

Боги, я ведь не нарушала заветов, за что меня так мучить?

– Можно пригласить веда, чтобы он ее осмотрел, – говорит Рутил, садясь напротив. Сапсан сидит по левую сторону от меня, Туман – по правую.

– Не поможет, – мой голос звучит тихо, особенно в общем шуме. – Нужно просто переждать, завтра должно быть легче.

– Опять что-то божественное? – догадывается Туман, склонившись ко мне, видимо, ожидая объяснений. Сапсан выручает – начинает отвечать пространными фразами, порядком путаясь. Он думает, что это сродни тому, когда я отобрала у Смерти души детей.

– Не стоит говорить об этом, если не хочешь беды, – я немного поворачиваю голову к Туману. К счастью, они понимают, что называть меня Жрицей во всеуслышание не стоит.

Кухарь кричит, что наш ужин готов, Рутил приносит тарелки и сообщает, что скоро зажгут традиционный костер и будут гуляния. Горячий суп приятно согревает горло и пустой желудок, тошнота отступает, и даже руки перестают трястись, так что я без труда могу поднести ложку ко рту. Другой еды, даже хлеба, мне не хочется. Из-за стола поднимаюсь первой, на выходе из залы встречается девушка, служащая здесь, и я прошу принести бинтов и горячей воды в комнату.

Взобравшись на второй этаж и выбрав себе одну из четырех кроватей, останавливаюсь у окна. Немного дальше отсюда, на центральной дороге, горит большой костер, вокруг веселятся люди, слышна музыка. На мгновение мне хочется разделить праздник с остальными, а потом я напоминаю себе, что они сожгут меня, если это принесет выгоду. И единственная дорога – дорога на Запад, к островам.

Я рассматриваю бумагу от Иаро, когда дверь открывается.

– Решил тебя проверить.

– Я слишком плоха, чтобы сбегать, Волк. – Медленно подхожу к нему. – До утра можешь плясать у костра и не волноваться.

– Как рана?

– Заживает.

– Я принесла бинты и воду, как вы просили, – Из-за спины Тумана появляется девушка с тазом, кувшином и тряпками. Я толкаю дверь в сторону, приглашая пройти внутрь, и смотрю на хааса. Судя по выражению лица, он не собирается возвращаться к костровым танцам, а намерен досаждать мне. Туман дожидается, пока девочка выйдет, и заходит сам. Проклятье.

– Я хочу осмотреть твою рану.

– А я хочу сахара, Волк. Что будем делать? – Меня хватает на то, чтобы сесть на кровать и опереться спиной о стену. Стоять, а тем более спорить, нет ни сил, ни желания. Нужно еще сменить бинты, и день отнюдь не был легким. Руки и ноги ноют от усталости, странно болит голова. По большому счету, все, что мне нужно – это избавиться от Тумана и, наконец, отдохнуть.

– Я уже видел твой шрам. Если ты переживаешь именно об этом.

– Вряд ли, – глубоко сомневаясь, бормочу я. Если Верба была болтлива и все рассказала мужу, то и Сапсан, и Туман уже знают историю. А Верба была болтлива…

– Тогда в чем дело? – Он скрещивает руки на груди, все-таки собираясь спорить. – Самой будет трудно. Я хочу помочь.

– Так отпусти меня, Волк, – слова сами вырываются изо рта, хоть и ненавижу просить. Он молчит, просто смотрит темными глазами, как будто услышал глупость. – Видишь, ты не мне хочешь помочь, ты хочешь убедиться, что я не умру раньше, чем выполню обещание.

Он и на это ничего не отвечает. Мне неуютно под его взглядом, наедине. Сразу возвращается ощущение связанных рук и воды в носу. Одно дело – вынужденная компания в пути, другое – угрюмые гляделки на ночь. Долго так не продлится, и мне только и нужно – не реагировать. Тогда он просто уйдет, он не останется со мной.

– У меня нет выбора, Жрица, – тихо говорит он, не двигаясь с места.

– Ложь, Волк. Выбор есть всегда. – Я не принимаю оправдания. – Не стыдись. У тебя своя семья, у меня своя. И за мою я буду бороться даже с Богами, когда потребуется.

– Когда? – уточняет он, но я больше ничего не говорю о девочках, и Туман снова спрашивает: – Ты дашь помочь тебе с перевязкой?

– Иди, развлекись у костра. Справлюсь. – Но он ждет более весомых доводов. – Я не хочу, чтобы ты меня касался, – честно и, наверное, слишком категорично заявляю ему.

– Я знаю, – соглашается Туман. – Я не стану.

И действительно, его пальцы не касаются кожи, а закончив, он выходит, чтобы выплеснуть воду, перед этим погасив масляную лампу. Я кладу голову на подушку и просыпаюсь только утром, не замечая возвращения остальных. Мне ненамного легче, но постепенно дурнота и слабость отступают, и это хороший знак. Если бы я не меняла сны за покой, Боги могли бы поведать причины наказания. Оно того не стоит. К обеду меня перестанет интересовать смысл очередной пытки, а пускать их в сны опасно даже сейчас.

Не открывая глаз, я проверяю Калу и связь с девочками, укрепляю нить ведущую к Ардару, растратив силы, и прижимаю руку к ране. Повязка сухая и чистая, Туман постарался на славу. Сегодня мы должны добраться до реки, и там вода избавит меня от дыры в боку, терпеть осталось недолго. Усилием воли поднимаюсь с постели.

На соседних кроватях спят Сапсан и Рутил, а рядом со мной лежит сверток. Разодрав бумагу, вытряхиваю на одеяло куртку и кулек сахара. Весьма мило. Приручать меня, как лошадь, и за каждый выполненный трюк кормить сладким. Тем не менее куртка будет полезна, особенно капюшон.

У двери стоят два кувшина с водой и таз, чтобы умыться. Пока хаасы спят, я бесшумно выхожу и спускаюсь вниз, лестница больше не проблема. В большой зале за тем же столом, что и вчера, сидит Туман, в одиночку завтракая. Он замечает меня сразу же, выбрав удобное место для наблюдения за коридором и двором. Хотя в чем я его упрекаю? Если появится возможность уйти – уйду, не оглянувшись.

Беру у кухаря стакан с водой и подсаживаюсь к Туману.

– Балуешь меня, Волк? – со смешком спрашиваю, сделав глоток.

– Впору? Подумал так будет проще прятаться в кустах. – Он не остается в долгу. – Я разузнал, как выйти к реке отсюда. В общем-то недалеко, да и по времени наверстаем почти день, если сегодня ты сможешь держаться в седле, – Туман смотрит вопросительно, я делаю еще глоток и отламываю кусок от свежей булки, пожав плечами. Вчера утро было легким, а вечер невыносим, откуда мне знать, что принесет сегодня.

– Дольше необходимого не останемся, пополните запасы, или зачем еще ты хотел заезжать в города.

Мы оба старательно делаем вид, что ничего важного этой ночью сказано не было. Что я ничего не просила, а он не винился, не признавал бессилие. В этом прелесть ночи, на утро можно трусливо притворяться.

– Я думаю, не стоит…

– Мне нужно к реке, Волк, – перебиваю требовательно, взглядом напоминая об уговоре.

– Зачем? Снова постоять в воде в обнимку с лошадью? – Он утомлен постоянными спорами и не скрывает. – Слушай, я понимаю, что с Сапсаном тебе легче, чем со мной, и меня ты вряд ли закроешь от пуль, но, Жрица, твои секреты в безопасности. Никто из нас не станет использовать их против тебя. И, возможно, сумеем помочь.

В раздумье я вожу пальцами по столу и решаю, что рисковать не стоит. Мои тайны останутся моими.

– Что тебя напугало у Крифа? – И, не позволяя отделаться колким ответом, Туман придвигается ближе: – Не надо выдумывать ерунду. Я знаю, что ты можешь пройти сквозь город полный трупов, видел, как ты борешься, даже когда твои глаза закрыты и связаны руки, догадываюсь, что ты противостоишь своим Богам едва ли не ежедневно, знаю, что ты не боишься ни смерти, ни боли. Так что тебя напугало?

Я не сразу нахожу в себе смелость посмотреть в глаза Тумана.

– Боль пройдет. Я к ней терпелива, Волк. – В моих словах только очевидная истина и больше ничего. Не могу сказать ему об Ардаре, клятве или девочках. – Единственное, чего нужно опасаться, – это люди.

– Какой человек могущественнее Богов?

– Самое страшное со мной сотворили люди. Моего ребенка вырезал из меня и бросил в огонь человек. Ни один Бог не бывает так жесток.

– То не человек, а зверь. – Он разделяет эту память со мной, не прячется как все остальные.

– Все люди – звери. Все звери были людьми.

Ему, наконец, достаточно той честности и горечи, что я отдаю. В его темных глазах не разглядеть чувств, но он будто соглашается, понимает, и уже я не прячусь за обидными фразами и равнодушием.

– Ты бежишь от него, – произносит Туман, и мне даже не нужно подтверждать. Все ясно и без того. – Можешь отдохнуть еще несколько часов, выехать получится не раньше полудня, а вероятней всего – после сытного обеда. – Он легко возвращается к будничным вопросам. Я догадываюсь, что им хочется задержаться здесь и порядком поднадоело спать на земле и проводить сутки напролет в седле, но у меня нет такой роскоши, каждая ночь может стать последней для девочек.

Туман оказывается прав, мы выдвигаемся, когда солнце уже больше чем наполовину склоняется к горизонту. На лошадь я взбираюсь сама и безмерно этим горжусь. Тюки снова полны припасов, и коней сначала пускают шагом, давая привыкнуть к весу, а потом постепенно наращивают темп. Я стойко держусь, по-прежнему соблюдая дистанцию между мной и Туманом. До темноты мы успеваем лишь углубиться в лес, а к следующему полудню я уже могу слышать шум реки. Перебросив одну из сумок Рутилу, чтобы было легче, Туман пришпоривает коня, веля скакать быстрее. На берегу, когда до воды не больше десятка метров, я спускаюсь на землю, на ходу сбросив сапоги и стягивая рубаху, оставаясь лишь в штанах и нагрудной повязке, широкими шагами захожу на глубину и, втянув в легкие воздух, ныряю. Течение кружит меня в водовороте, тревожа рану. Кровь расходится, вода обнимает, лечит.

Придет день, когда я не стану убегать от Ардара. Я дождусь. Я терпелива.

А до тех пор вся моя ненависть – ему.