Повести о настоящей дружбе

Тогда-то мы с Тимошкой и подружились. Не сразу, конечно… Он долго меня не признавал и говорил брату: «Чего она пристает?» Я хорошо помню его стриженый затылок, которым он ко мне поворачивался. Потом уж я разглядела и его лицо: насупленное и, кажется, наполовину занятое очками. Он стесняется этих очков и, наверно, поэтому такой хмурый…

Я научила Тимошку читать. Помню, приносила ему такие книжки, чтобы он не мог от них оторваться и удрать на улицу.

Потом он заболел. Это была не случайная болезнь… Когда много лет назад, в Крыму, Феликс наткнулся на мину, неподалеку от него стоял годовалый Тимошка. Его отбросило в сторону взрывной волной, оглушило. А через пять лет после этого начались головные боли. Такие сильные, что Тимошка (а он очень терпеливый!) плакал и кричал…

Когда первый раз ему стало плохо, родители были в отъезде. Феликс как раз готовился к экзаменам в институте. Я целыми днями сидела возле Тимошки, а мама моя его лечила. И в больницу мы его не отдали, сами выходили. Мама сказала, что Тимошке надо побольше дышать свежим воздухом. И мы с ним стали гулять. Я выдумывала разные истории, чтобы ему не было скучно: мы отправлялись в «путешествия» или что-то искали. Он очень любит разные поиски и неожиданные находки. Но головные боли все равно возвращались. Они и сейчас еще мучают его. Я часто думаю об этом, потому что люблю Тимофея.

Сначала я просто хотела помочь Феликсу. Он ведь все время занят: то у нас в школе, то в штабе дружинников, то в библиотеке…

Тимошка и привязался ко мне. Так сильно мы с ним сдружились, что я не отважилась сказать ему правду, когда уезжала. Сказать, что уезжаю навсегда… просто не смогла. И пообещала, что скоро вернусь. Даже адреса не оставила: родители, мол, будут ездить с геологической партией где-то недалеко, по Уралу, – и я с ними. А потом, дескать, вернусь обратно…

Тимошка ждет, что я снова приду к нему, как это бывало раньше.

Но вместо меня, Коля, должен прийти ты. И как-то… занять мое место в Тимошкиной жизни. Понял? Тогда уж можно будет сказать, что я, наверно, не приду больше в дом на Лесной улице. Там, в третьей квартире, ты должен подружиться с Тимошкой. Но сперва приди туда тайно от всех и даже от Феликса: может быть, он не захочет, чтобы кто-то еще вмешивался в их жизнь. Меня он сам просил помочь, а тебя не просил. Если ты станешь настоящим другом Тимошке, тогда Феликс обрадуется – и тайна будет не нужна.

Это и есть моя просьба. Тимошка днем всегда дома, ты легко застанешь его. Феликс пишет, что Тимофей даже на полчаса боится уйти куда-нибудь: а вдруг я приду? Принеси ему книги. Лучше всего Жюля Верна. Или что-нибудь такое… И не позволяй снимать очки. Скажи, что они ему «идут», что он в них выглядит совсем взрослым. Скажи между прочим…

И еще раз хочу напомнить: он любит всякие поиски, находки и таинственные истории. А кто их не любит?

Я хочу, чтобы ты привязался к Тимошке. Такого поручения я дать не могу. Но хорошо было бы!

Оля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

После того как пришло твое последнее письмо, я все время думаю: как мне начать разговор с Тимошкой? Я уже три раза внимательно слушал по радио передачи для родителей. И кое-что записал в тетрадку.

Я сначала решил, что буду воспитывать Тимошку по всем правилам педагогической науки. Я даже составил и выучил наизусть текст своей первой педагогической беседы, где было много примеров из жизни, пословиц и поговорок. По радио говорили, что их язык «наиболее убедителен».

Но когда я зубрил эту речь, мне вдруг стало как-то очень скучно. И тогда я подумал, что Тимошка может заснуть, пока я буду произносить все свои пословицы, поговорки и примеры из жизни. Особенно если он любит Жюля Верна…

Я долго думал – весь день и почти всю ночь. И решил действовать без всяких бесед. А как именно, напишу в следующем письме, потому что как раз в эту минуту отправляюсь к Тимошке: он, наверно, уже вернулся из школы.

Коля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Вчера я познакомился с Тимошкой. Было это так.

Я рассчитал, что Тимошкины окна должны быть крайними слева, на первом этаже. Потом пошел во двор, спрятался за углом дома и начал оттуда ухать по-совиному, будто условный сигнал подавать. Сова, знаешь, всегда неспокойно кричит, словно пожарную тревогу в лесу объявляет. Я даже немного перестарался, потому что Тимошка сразу высунулся в окно и стал тревожно оглядываться по сторонам. Я вышел из-за угла и, таинственно прикрыв рот рукою, спросил:

– Ты Тимофей?

– Я… Тимофей! – ответил он.

Я повнимательней оглядел его и говорю:

– Да, вроде похож… по описанию совпадает… Тогда ты мне и нужен!

И полез прямо в окно. Тимошка опомниться не успел, как я уже спрыгнул к нему в комнату. Он смотрел на меня исподлобья, недоверчиво.

– А ты кто? – спросил он.

– Нам с тобой поручена «Операция МИО»!

– МИО?.. – переспросил он.

– Это сокращенное слово. Оно обозначает: «Мы ищем Олю!» Понимаешь? Она же адрес переменила, и мы обязаны ее отыскать!

– Мы с тобой?..

– Ну да! Ты ведь был ее самым ближайшим другом! Так мне сказали…

Тимошка с удовольствием подтвердил:

– Да, я был другом.

– Ты хочешь найти Олю?

И тут я увидел, что Тимошка действительно очень скучает по тебе, что он даже, может быть, ничего другого и не хочет, как только найти тебя. Он повернулся ко мне тем самым затылком, про который ты писала, и полез согнутым указательным пальцем под очки.

Потом он настороженно спросил:

– И ты тоже… ее друг?

Он не хочет, чтобы у тебя были на свете, кроме него, еще какие-нибудь друзья. Я ответил Тимошке:

– Нет, я не очень уж близкий друг. Но мы учились с ней вместе. И поэтому мне поручили…

– А Феликс ничего про это не говорил…

– Твой брат не должен об этом знать!.. Ни в коем случае! – полушепотом предупредил я.

– Почему? – еще больше насторожился Тимошка. – Я ему все говорю.

– А этого говорить нельзя. Понимаешь, мы должны сами, без помощи взрослых, найти Олю! Она уехала и не дает о себе знать. А мы должны отыскать ее.

– Как же мы ее найдем?

– Тут поможет одно мое свойство… ну, которое отличает меня от всех других людей!

– Какое свойство?

– Скоро узнаешь! – пообещал я. И шепнул ему в самое ухо, будто кто-то мог нас услышать: – Нам с тобой и срок дали: двадцать девятое декабря!

Я закатил глаза так, чтобы одни только белки были видны (я умею это делать), загадочно покрутил руками в воздухе, подвигал ушами (я тоже умею) и добавил:

– Кстати, как мне только что стало известно, двадцать девятое – это день твоего рождения!

– Откуда стало известно?..

– Я отгадываю на расстоянии. Это и есть мое особое свойство!

Всем известно, что некоторые артисты дают «сеансы отгадывания на расстоянии». Я стал объяснять:

– Ведь день твоего рождения будет почти через два месяца. Значит, этот день от нас на большом, так сказать, расстоянии. А я его отгадал… Понимаешь?

Тимошка смотрел на меня уже с уважением. И потребовал:

– Отгадай еще что-нибудь!

– Я даю сеансы отгадывания только раз в день, – устало сообщил я. – Потому что это требует сильного напряжения нервной системы.

И вытер лоб рукавом.

– А потом еще что-нибудь отгадаешь?

– Обязательно!

– Феликс тоже умеет показывать фокусы, – сказал Тимошка.

Он сравнивал меня со своим старшим братом, и я подумал, что это уже неплохо.

Чтобы закрепить первый успех, я пообещал:

– Двадцать девятого подарок тебе принесу! Ко дню рождения…

Тимошка, видно, не очень ценит подарки. Он промолчал. А я, чтобы выжать из него ответ, добавил:

– Велосипед хочешь?

Он вновь промолчал.

– Ты думаешь, трехколесный, да? Нет, двухколесный, настоящий. Со звоночком! – продолжал я настаивать.

Тимошка только пожал плечами. Мое умение отгадывать на расстоянии произвело на него большее впечатление, чем двухколесный велосипед.

Я хотел еще решительней завлечь Тимошку в «Операцию МИО» и предупредил его:

– Вызывать тебя буду условным знаком: каким-нибудь птичьим голосом. А ты так же точно будешь мне отвечать. Если ответишь – значит, никого дома нет и я могу смело лезть в окно!

– Я по-птичьи не умею, – хмуро ответил Тимошка.

– Как? Ты не умеешь подражать птицам?!

– Нет…

– Ну, знаешь ли, Тимофей! Этого я никак не ожидал! Тогда я немедленно научу тебя. Без этого мы просто провалим все дело. Вот слушай… И повторяй.

Я стал с посвистом прищелкивать, как самый настоящий дрозд, потом надрывно, тоскливо кричать, как чайка, потом несолидно тренькать, как синица…

– Феликс тоже умеет свистеть по-всякому, – сказал Тимошка.

И все же он смотрел на меня почти с восхищением. И даже начал сам потихонечку повторять за мной. А во дворе, под окнами, стали собираться ребята. Тогда мы прекратили наш первый урок.

Напоследок я не только отметил, что очки ему очень к лицу, но даже примерил их и сказал, что сам с удовольствием бы носил такие!

Вот и все, Оля. Я, значит, начал выполнять твою просьбу.

Коля

Да, совсем забыл! Срочно расскажи мне о каких-нибудь Тимошкиных тайнах: ведь я должен «отгадывать на расстоянии»!

Коля пишет Оле

Все эти дни, Оля, я думал о том, что бы мне еще отгадать на расстоянии, потому что это очень поразило Тимошку. Пока ты еще не успела рассказать мне о его тайнах, я решил отгадать что-нибудь сам, без твоей помощи. И заодно решил подсунуть Тимошке какую-нибудь неожиданную находку. Ты ведь писала, что он очень любит такие находки.

Я обыскал сарай во дворе, пошарил на черном ходу, но ничего интересного не нашел. Нельзя же было подсунуть Тимошке старый ржавый чайник без носика или сломанный стул без трех ножек!

Тогда я поискал дома и тоже не нашел ничего подходящего. «А не подложить ли ему горшок с маленьким зеленым стебельком, который должен потом разрастись?» – подумал я.

Елена Станиславовна услышала недавно в одной лекции, что полезно выращивать дома разную зелень, особенно у нас в городе, где так сильно дымит завод. На следующий день она притащила десять цветочных горшков с маленькими стебельками. «Эти росточки, – сказала Елена Станиславовна, – превратят нашу квартиру в ботанический сад. И все мы будем вдыхать кислород!»

«Пусть и Тимошка подышит как следует! – решил я. – Подсуну ему цветочный горшок! Елена Станиславовна и не заметит».

И вот сегодня, когда стало уже чуть-чуть темнеть, я взял один горшок и пошел на пустырь, который за Тимошкиным домом. Там я отыскал местечко потаинственней… На краю пустыря начали строить новый корпус, но пока успели поднять вверх только полтора этажа. В сумерках я представил себе, что это не этажи будущего дома, а остатки старой, полуразрушенной стены. Может быть, даже крепости…

Я подтянулся на носках и достал до окна первого этажа.

Поставил горшок на кирпичи, которые скоро будут держать на себе оконную раму.

Потом я подбежал к Тимошкиному дому. Немного пощелкал из-за угла дроздом, раза три ухнул совой. Тимошка тоже ухнул в ответ: мол, все спокойно, дома никого нет. Тогда я забрался на подоконник, спрыгнул в комнату и говорю:

– Слушай меня!.. Сейчас я буду снова отгадывать на расстоянии.

Он замер… Я снова закатил глаза, загадочно покрутил руками, подвигал немного ушами и объявил:

– Тебя ждет одна неожиданная находка!

– Где?

– Ни о чем не спрашивай: ты можешь сбить меня со следа…

– С какого следа?

– Со следа, который ведет к этой находке!

– Какой находке?

– Не задавай вопросов: не выводи меня из состояния…

– Из какого состояния?

– Молча иди за мной!

И Тимошка пошел за мной на пустырь. Время от времени я останавливался, изучал землю и даже принюхивался, искал след.

Когда мы стали подходить к стройке, я зажмурился и сказал:

– Не смотрю, но вижу! Как это странно: еще никто не живет, а в окне уже… цветочный горшок!

– В каком окне?

– Ну, в самом первом от… угла.

Тимошка подбежал поближе, обернулся ко мне и пожал плечами: никакого горшка не было.

– Не может быть! – воскликнул я. Приподнялся на цыпочках, дотянулся до окна и увидел несколько комочков земли на кирпиче.

Это было все, что осталось от неожиданной находки. Кто-то нашел ее раньше нас.

А вечером Елена Станиславовна подняла тревогу: «Где цветочный горшок?»

– Может, он выпал… на улицу? – сказал я.

– Но он же мог разбить кому-нибудь голову! Там, на тротуаре, должны были остаться черепки…

– От головы?

– От горшка! Неуместные шутки. Выгляни, Коля! Внизу не валяются черепки?

Я выглянул и сказал, что никаких черепков нету.

– Наверное, дворник подметал тротуар, – предположил я.

– Нельзя ли взять на полтона ниже. Вы мешаете заниматься! – крикнула Нелька из другой комнаты. Она разучивала новую музыкальную пьесу.

– Ты могла бы попросить об этом вежливей, – так тихо прошептала Елена Станиславовна, что услышал ее только я.

А Тимошка стал, кажется, немножко сомневаться, могу ли я отгадывать на расстоянии.

Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Моя мама говорит, что к каждому больному нужно подходить индивидуально, учитывая особенности его организма и характера. И к здоровому человеку, я думаю, надо подходить так же. Ты это учел, Коля, при первом разговоре с Тимошкой: он ведь обожает все необычное и таинственное. И ты, мне кажется, это любишь… Но только очень прошу: не увлекайся чересчур! А то вы так и будете говорить друг с другом шепотом да птичьими голосами…

И не нужно пугать Тимошку совиным уханьем. Он ведь впечатлительный мальчик, а нервничать ему, мама сказала, вредно.

Артамонов стал немного другим. Помалкивает, словно бы призадумался…

И наконец, Коля, самое главное: о Тимошкиных «личных тайнах». Есть у него тайны, но я не могу о них рассказать: это было бы нечестно, несправедливо.

Я раскрою тебе что-нибудь совсем незначительное, чего Тимошка и сам не таит.

Ну вот, например, есть у него такая особенность: он обедает по своей собственной системе – сперва ест второе, а потом уже первое. Так, по-моему, на всем белом свете никто, кроме него, не обедает. И если ты это «угадаешь на расстоянии», он изумится.

Тимошка записывает в тетрадке, сколько раз он прочитал какую-нибудь особенно интересную книжку или посмотрел увлекательный фильм. Я запомнила, что «Гиперболоид инженера Гарина» он читал семь раз, а картину «Подвиг разведчика» смотрел раз одиннадцать или двенадцать. По-моему, все же двенадцать! Угадай и это «на расстоянии». Настольная его книжка – «Швамбрания». Или, верней сказать, – «встольная»: она всегда лежит у него в столе, слева. Он ее никому не показывает, чтобы не взяли читать (это, пожалуй, единственное, чем он не хочет делиться!). А ты возьмешь и отгадаешь – опять, конечно, «на расстоянии»: раскрой, мол, левый ящик стола, там у тебя «Швамбрания» спрятана! Он изумится!

Раз уж сказал, что умеешь отгадывать, так отгадывай, а то он тебе ни в чем верить не будет.

Оля

Коля пишет Оле

Сегодня, Оля, я опять попал в очень тяжелое положение… Потренькал я синицей из-за угла дома, Тимошка тоже ответил мне через окошко по-птичьи, а как только я спрыгнул с подоконника, тут же потребовал:

– Отгадай, где сейчас находится Оля. Если ты правда умеешь отгадывать…

– Понимаешь, Тимошка, я не могу сосредоточиться на том человеке, которого здесь нет.

– Но ты же говорил, что отгадываешь на расстоянии!

– На расстоянии, – стал выкручиваться я, – находятся предметы и события, которые я отгадываю, – ну, например, твой день рождения. Но сам человек должен находиться здесь, рядом со мной. Я даже за руку должен взять этого человека!

– А раньше ты меня за руку не брал.

– Просто забыл. А сегодня обязательно возьму. И потом… Я не могу, видишь ли, отгадывать по чужому заказу, а только по своему собственному.

– Почему? – удивился Тимошка. – А вот у нас в клубе один артист выступал, так ему прямо из зала задавали вопросы. И он отвечал. Только краснел и потел…

– Ну, видишь ли, дорогой мой, это же настоящий артист. А я, можно сказать, из самодеятельности… Зато я не краснею и не потею!

– А «Операция МИО»? – спросил Тимошка.

– Начнется! Потерпи немного. Всему свое время. Я помогу тебе найти Олю, но, как бы это сказать… через тебя самого.

– Через меня?

– Ну да! Потому что ты-то здесь, со мной рядом, тебя-то я вижу и в любой момент могу схватить за руку. Понял?

– Нет.

– Потерпи немного: поймешь!

– А ты дай сам себе какое-нибудь задание, – попросил Тимошка.

– Руку!.. – скомандовал я, закатывая глаза и одновременно шевеля ушами. Потом схватил Тимошкину руку, измазанную чернилами, и прошептал: – Ты, Тимофей, записываешь в особой тетрадке, какие книги прочитал и какие фильмы посмотрел.

Тимошка от восторга протянул мне вторую руку. Я схватил ее тоже. Сеанс продолжался.

– Ты, Тимофей, прочитал «Гиперболоид» целых семь раз! А фильм «Подвиг разведчика» смотрел одиннадцать… Нет, нет, погоди… Скажу точнее! Двенадцать раз!

– Можно я позову ребят со двора? – шепотом попросил Тимошка. – Пусть они тоже услышат!

– Нет, не надо. Это будет отвлекать меня. Я должен максимально сосредоточиться на главном объекте отгадывания, то есть в данном случае – на тебе.

– Еще что-нибудь… – попросил он.

Я огляделся, размышляя, что бы такое мне еще отгадать.

– Только не подглядывай…

– Ты не доверяешь мне? – громко обиделся я. – Хорошо. Тогда я сейчас разгляжу что-нибудь такое, чего не может быть видно, потому что этот предмет лежит в шкафу. Или например, в письменном столе. Руку!.. Другую!..

Я снова схватил перепачканные чернилами Тимошкины руки, снова закатил глаза, подвигал ушами – и сделал очередное открытие:

– В левом ящике письменного стола у тебя лежит «Швамбрания»!

– Нет, – к моему величайшему удивлению, произнес Тимошка. – Она там все время лежала, но вчера вечером я ее читал и оставил под подушкой.

– Запоздалая реакция! Вот видишь: это уже усталость. Я перенапрягся. На каждом сеансе надо отгадывать что-нибудь одно, – сказал я. И устало бухнулся на диван.

Странную Тимошкину манеру обедать – начиная со второго блюда, я решил оставить на следующий сеанс. А то нечего будет отгадывать!

– Не волнуйся, пожалуйста, – стал утешать меня Тимошка. – «Швамбрания» у меня всегда лежала в левом ящике. Так что можно считать, что ты отгадал. Не волнуйся!

Мой сеанс, несмотря на последнюю осечку, покорил Тимофея. Я видел это и сделал еще одно предположение:

– Не надо было хватать тебя сразу за обе руки. Это не по правилам.

– Но ведь ты все равно отгадал, – продолжал утешать меня добрый Тимошка. И осторожно попросил: – А что-нибудь найти… такое, необычное… ты не можешь? На улице или на пустыре…

– Нет, сейчас не могу. Слишком большое переутомление! Ослабла чувствительность. Понимаешь? В следующий раз я что-нибудь обязательно отыщу!

Мы попрощались. И я выбрался через окно на улицу. То, что я вхожу и выхожу через окно, очень нравится Тимофею. И я было решил вообще не пользоваться в его квартире дверьми. Но к сожалению, зима наступает.

Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Очень хорошо, что ты постепенно завоевываешь Тимошкино доверие. Я ведь и хочу, чтобы он к тебе привязался и совсем не огорчился, когда потом узнает, что я уехала далеко, в Заполярье. Что больше, наверное, не вернусь… Но остается ли у Тимошки время на уроки? Вот что меня волнует.

Артамонов видит, что я получаю письма, и почему-то очень интересуется, от кого именно. Раз пять уже спрашивал.

Оля

Коля пишет Оле

Ты, Оля, напрасно волнуешься о Тимошкиных уроках: я несколько раз проверял, как он выполняет домашние задания, и даже смог сделать ему кое-какие замечания. В этом, конечно, нет ничего удивительного: ведь он во втором классе, а я как-никак в шестом. И все же приятно чувствовать себя учителем… Я теперь все время буду его проверять.

Я, Оля, часто перечитываю твои письма. Сперва я стал перечитывать для того, чтобы научиться отвечать тебе: ведь я раньше никому не посылал писем и ни от кого их не получал.

Иногда мне кажется, что я подражаю тебе: тоже стараюсь рассуждать, что-то вспоминать… Сначала я хотел исправлять эти места, чтобы писать по-своему, а потом решил ничего не исправлять: так интереснее.

С цветочным горшком у меня получился провал. И я решил «подсунуть» Тимошке какую-нибудь другую неожиданную находку. Ведь он и сам меня об этом просил.

Я надумал подарить ему свою деревянную клетку. Птичью лечебницу… Так называла ее мама. Я все равно ведь не могу пользоваться ею дома. У меня на столе стоят теперь два аквариума с водорослями, ракушками и речным песком на дне: рыбы молчат и не мешают Нельке играть на пианино.

Перед тем как подсунуть Тимошке клетку, я решил ее немного отремонтировать: начал стучать молотком, скрести напильником.

– Делать тебе нечего, что ли? – сказала Нелька: испугалась, что я снова открою свою лечебницу.

Елена Станиславовна сделала ей замечание:

– Надо уважать не только свои дела! Не только свои увлечения. Каждый делает то, что умеет: один играет на пианино, другой сочиняет стихи, а третий ремонтирует клетку… И все это для чего-нибудь нужно!

Елена Станиславовна часто любит подчеркивать, что люди, у которых нет никаких особых способностей (например, я), тоже имеют право на уважение и могут приносить не вред, а даже кое-какую пользу.

«Но на самом деле, – думал я, – от Нелькиной игры никому еще пользы не было, а моя клетка принесет радость!»

Ты, Оля, скажешь, что думать так нескромно и несправедливо с моей стороны. Но я зачеркивать эти строки не буду: как написал, так и написал! Потому что нельзя думать, что, если человек не умеет играть на пианино и писать стихи, так он уж совсем ни на что не годится.

Я решил, что мы с Тимошкой будем лечить птиц вместе, у него дома.

Теперь уж я знал, что «находку» на пустыре должен кто-нибудь стеречь. А то пока я сбегаю за Тимошкой, ее могут унести, как тот цветочный горшок.

И тут мне пришлось немного нарушить твое предупреждение: рассказать про «тайную просьбу» Белке. Я думаю, ничего страшного в этом нет, потому что Белка была твоей лучшей подругой и она поклялась, что никому ничего не скажет.

Сперва она, конечно, стала восклицать:

– Почему это Оля поручила такое дело тебе, а не мне лично?! Ведь воспитывать маленьких – это женское дело, а не мужское!

Мне пришлось немного приврать, чтоб успокоить Белку. Я сказал:

– Оля как раз и поручила тебе выполнить несколько ответственных дел, от которых на девяносто девять процентов зависит выполнение ее просьбы! Для начала ты должна посторожить клетку.

– Клетку?! – Белка вздрогнула.

– Птичью, птичью!.. – успокоил я.

– А зачем это нужно?

– Пока не скажу. Но Оля очень тебя просила… ты должна забраться в комнату одного недостроенного дома и последить оттуда за клеткой, которая будет стоять на окне. А я приведу Тимошку.

Вот, оказывается, Оля, какое дело ты поручила Белке! Прости, пожалуйста.

Коля

Коля пишет Оле

После школы мы с Белкой волокли мою клетку по улице, потом с трудом втиснулись в автобус. Пассажиры ругали нас, потому что клетка мешала им входить и выходить на остановках.

Мы пробрались на тот же пустырь, к дому, который вырос еще на пол-этажа, но все равно казался мне в сумерках полуразрушенной старой крепостью.

Мы поставили клетку на то же самое место, откуда исчез цветочный горшок. Потом я подсадил Белку, и она влезла в комнату, где не было еще ни пола, ни дверей. А главное, не было света.

– Спрячься в углу и наблюдай за клеткой, – сказал я. – Никому не позволяй ее унести…

– А кто может ее унести? – перепуганным голосом спросила Белка.

– Мало ли кто! Сиди тихо и следи. Скоро мы с Тимошкой придем… А ты все равно не подавай голоса!

Голос у Белки от страха вообще пропал: она мне ничего не ответила.

Вскоре мы с Тимошкой появились на пустыре. Я снова держал его за руку, снова принюхивался, чтобы найти дорогу к неожиданной находке. А вблизи от недостроенного дома опять зажмурился и сказал:

– Не смотрю, но вижу! Как это необычно: в доме еще никто не живет, а в окне уже стоит птичья клетка!

Тимошка приблизился к дому… И присел на корточки от восторга и удивления.

– Откуда она здесь?

– Чего не бывает на свете! – ответил я.

В темном углу комнаты что-то зашуршало.

– Там… кто-то прячется! – вскрикнул Тимошка.

Я должен был показать себя смельчаком. Поэтому, не задумываясь, забрался на окно, спрыгнул в комнату и крикнул:

– А ну кто здесь есть? Выходи!

Никто не вышел. Белка притаилась в углу.

– Показалось!.. – сообщил я Тимошке.

– Какая клетка! – восторгался он, открывая дверку. – Целый птичий домик!

– Она самодельная, – объяснил я. – Таких в магазинах не продают.

– Хоро-ошая! Феликс тоже умеет разные вещи из дерева делать.

Послушать его, так Феликс вообще все умеет: и отгадывать на расстоянии, и по-птичьи разговаривать, и клетки делать.

– Мы найдем больную птицу и будем ее лечить, – сказал я. – У тебя дома.

– Нет, лучше в школе, – неожиданно возразил Тимошка. – У нас там есть живой уголок. Принеси клетку прямо туда. Сейчас забери, а потом принеси.

– Принести?

– Если тебе нетрудно… Там ведь живой уголок.

Я удивился его просьбе. Но делать было нечего: пришлось тащить клетку обратно домой.

Коля

Оля пишет Коле

Я, Коля, столько раз перечитываю каждое твое письмо, что Артамонов сказал: «Наизусть, что ли, учишь?»

Хочу и я сообщить тебе об одной неожиданной новости. О самой неожиданной! Артамонов стал чуть ли не моим закадычным другом. И объясняет это знаешь чем? Тем, что я организовала рукавичную мастерскую. Он меня, дескать, за это стал очень уважать. Мы, между прочим, решили вязать для рыбаков и теплые фуфайки тоже. Артамонов трубит об этом на всю школу.

Он стал совсем не похож на себя и даже причесывается на пробор, чего, говорят, раньше никогда не было. Он уступил мне свое место возле окна, потому что оттуда видно море. Я теперь на уроке поглядываю в сторону порта и вижу корабли под разными флагами и рыболовецкие траулеры. А когда весною окно раскроют, тогда, наверно, и запах моря будет долетать до меня…

Когда Артамонов узнал, что я по вечерам задерживаюсь в мастерской, он сказал, что будет заходить за мной: дескать, я живу на окраине города и могу заблудиться. Я не хочу его обижать: пусть провожает.

Мой портфель в его руках кажется совсем маленьким, каким-то игрушечным. Сам-то он ходит в школу с такой брезентовой сумкой, что в ней помещаются его футбольные бутсы.

Когда мы шли в первый вечер, он очень смущался и никак не мог найти тему для разговора. Тогда я попросила его: «Расскажи что-нибудь о футболе!» Он очень обрадовался, что я помогла ему, и не закрывал рот до самого дома.

Представь, он знает наизусть фамилии вратарей всех команд, которые играют по классу «А» и по классу «Б». Помнит, кто из них сколько пропустил мячей в прошедшем сезоне.

Я сказала:

– Если бы ты свою память на что-нибудь серьезное употребил… А? Был бы замечательный результат!

Он не обиделся.

Артамонов пригласил меня в будущее воскресенье на хоккей. Я пока еще не согласилась. Но, честно говоря, он не такой уж плохой парень. Мне сперва показалось, что он похож на нашего Рудика Горлова. Но теперь я вижу, что совсем не похож…

Оля

Коля пишет не Оле

Школа № 3. Шестой класс «В».

Владимиру Артамонову (лично).

Я, тайный Олин защитник, продолжаю следить, Артамонов, за каждым твоим шагом. Ты правильно сделал, что пересадил Олю Воронец поближе к морю. И хорошо, что хвалишь ее на всю школу.

Но провожать ее до дому тебе никто не поручал! И менять прическу не обязательно. Учти это! Продолжаю свое наблюдение. Не вздумай показать ей это письмо. А то, как ты сам говоришь, «хуже будет»!

Коле пишет не Оля

Школа № 1. Шестой класс «А».

Коле Незлобину (лично).

Слушай, ты, тайный защитник! Не думай, что я испугался твоих угроз. Получи свои письма обратно.

А с Анной Ильиничной и Тимошкой у тебя неплохо выходит. Оля мне рассказала.

Защищать ее нечего: она в этом не нуждается. Все.

Артамонов

Коля пишет Оле

Я, Оля, только и делаю, что таскаю свою клетку туда-сюда. А ведь она большая и тяжелая. Ты сама видела. Сегодня притащил ее к Тимошке в живой уголок.

Там я понял, что дело не только в «уголке».

– Они говорят, что Оле надоело со мной дружить… И не верят, что она уехала, – сказал Тимошка. – Вот и пусть знают, что у меня есть новый приятель!

Он долго ходил со мной по школьному коридору и всем представлял:

– Это Коля Незлобин, мой приятель. Он учится в шестом классе!

Он познакомил меня с ежами, рыбами, белыми крысами, черепахой и сонным ужом. Ни одна клетка не пустовала, кроме моей, самодельной. Я решил, что нужно срочно найти больную птицу и снова открыть лечебницу.

Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Я рада, что Тимошка уже назвал тебя своим приятелем. Он очень сдержанный и не бросается такими словами.

Ты не забыл, что у него 29 декабря день рождения?

Сделай так, чтобы ему было весело и хорошо.

Отметь в календаре: двадцать девятое декабря.

Оля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Я пришлю Феликсу справку о том, что ты «перевыполнил задание» и вместо трех писем в месяц иногда присылаешь больше.

Пусть так и будет.

Оля

Коля пишет Оле

Я, Оля, не могу пересказывать твои письма, как хотел Феликс. Если меня спрашивают про тебя, я отвечаю: «Скучает!» И повторяю про холод, который вползает и остается внутри…

Вчера так получилось, что я у Тимошки во дворе прямо столкнулся с Феликсом. Он возвращался домой.

Феликс не удивился, что встретил меня:

– Когда Тимошка сказал, что у него появился новый приятель, я сразу понял, что это ты.

– Почему?

Феликс ничего не ответил.

Он притянул меня к себе: не то обнял, не то хотел со мной в шутку побороться. Я толком и не понял.

Коля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Мне тоже кажется, что мы с Тимошкой чуть-чуть уже привязались друг к другу.

Сегодня мы пошли на улицу искать будущего обитателя деревянной клетки. Мы делаем это уже не первый раз, но пока отыскать не можем.

У нас, Оля, уже наступила зима. Мороз хорошо отдохнул и соскучился по своей работе. Во дворе даже лопнуло одно дерево. И лежит на снегу расколотое пополам, будто у него случился разрыв сердца.

Мы с Тимошкой шли по улице, лепили белые холодные комочки и швыряли их перед собой: кто дальше? Дальше все время бросал я. Но Тимошка сказал, что Феликс своей левой рукой может закинуть снежок так далеко, что его и найти не смогут. И еще оказалось, что у Феликса летом камешки скачут по воде столько раз, сколько у меня никогда скакать не будут. Я согласился с Тимошкой…

Птицу мы не нашли.

– Неужели ни одна не обморозилась? – горевал Тимошка.

– Это же хорошо! – воскликнул я. – Значит, все живы-здоровы! И пусть наша лечебница подольше пустует. Знаешь, как было бы хорошо, если бы все больницы и поликлиники пустовали!

Но его это, кажется, не утешило.

Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Помнишь, как ты вначале присылал мне письма в полторы строчки? А сейчас пишешь чаще, чем я. И это вовсе не удивительно: выполнять задания гораздо труднее, чем давать их, поэтому тебе есть о чем рассказать и о чем посоветоваться.