Ледяная тетрадь

© Андрей Рубанов

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Часть первая
В тайном мире

1. Зачем это написано

Эта книга – дань памяти одному из главных героев русской культуры, одному из основоположников отечественного литературного жанра автобиографии.

Это рассказ об увлекательных перипетиях судьбы реально существовавшего человека, и одновременно – историческая экстраполяция, наложение закономерностей давно прошедшего времени на настоящее время и отчасти – на будущее, с тем, чтобы и автор, и читатель лучше понимали и то, и другое.

Я не историк. История – наука точная, она оперирует фактами, датами, именами собственными. Но читателю интересны не только точные даты. Читатель хочет, чтобы его вели по сюжету, чтобы его сделали полноправным соучастником охоты за истиной. Читатель хочет деталей, живых подробностей. Читатель желает не только знать, но и сопереживать. «Теория суха, но древо жизни зеленеет пышно», – так написано у Гёте. История записывается не только в учебниках и исторических монографиях, но и в художественных, философских, публицистических произведениях. Историю Аввакума я здесь рассматриваю со стороны, лично мне интересной, – как культурный феномен. Любителям точных жанровых определений сообщу, что моя книга – субъективная публицистика на историческом материале.

По линии деда по отцу, Константина Васильевича Рубанова, я происхожу из семьи староверов, и моё родовое село, называемое Селитьба, находится в заволжских лесах, в Сосновском районе Нижегородской области, в ста километрах от села Григорово, где родился протопоп Аввакум Петров.

В 1986 году я, подросток, сумел сподвигнуть своего деда Константина на написание воспоминаний. Они до сих пор существуют только в виде рукописи. Начало её, примерно одна пятая часть, посвящено детству деда и описанию быта, семейного и хозяйственного уклада нижегородских староверов в десятые и двадцатые годы ХХ столетия. Эта первая часть рукописи Константина Рубанова будет приведена в конце этой книги без купюр.

Всю жизнь, начиная с 12-летнего возраста, с момента первого прочтения «Жития протопопа Аввакума», то есть более 40 лет, я чувствую связь с Аввакумом – она то исчезает на многие годы, то вновь возникает; то ослабевает, то укрепляется; и вот теперь, когда я это пишу, достигла наивысшей силы.

Вот причина – наверное, самая важная: я написал книгу, потому что сама она, книга, так захотела; я написал книгу, чтоб избавиться от неё, разрешиться от бремени. Книги родятся, как дети, сами собой, физиологически, по приказу природы. Мы не хозяева этого процесса.

2. Тайный мир и юбилей Аввакума

1

Из книг теософов-оккультистов начала ХХ века (например, из труда француза Эдуарда Шюре «Великие посвящённые») я вынес мысль о существовании как минимум трёх миров, действующих в одной Вселенной в одно и то же время, но – по разным законам.

Первый мир – всем понятная и привычная «объективная реальность, данная нам в ощущениях». Я родился и вырос в Советском Союзе – и воспитан как диалектический материалист, а с идеализмом и его столпами (прежде всего Гегелем) познакомился уже во взрослом возрасте, «Философию права» прочитал в Лефортовской тюрьме, в 27 лет, и был потрясён; но всё же остался материалистом – то есть полагаю, что реальность существует не в моей голове, а отдельно от меня.

Не знаю, почему, но самый жёсткий и суровый материализм не мешает мне разделять и некоторые мистические идеи.

Далее, помимо первого, реального мира – существует второй мир, тонкий; мир энергетических потоков, эфирных тел, аур, ноосфера Вернадского; мир, отлично знакомый экстрасенсам, медиумам, колдунам, шаманам и проч. Тонкий мир постигается через обретение сверхчувственности, открытие «третьего глаза». В тонком мире можно научиться ориентироваться, потратив, скажем, два года, а лучше – три (сроки зависят от упорства адепта) на ежедневные упражнения, аутогенные тренировки, медитации, разнообразные практики вроде очистительных голодовок (постов) или бдений (периодов без сна). Сюда же относятся и рискованные, опасные для здоровья, но широко известные практики употребления психоактивных веществ.

Наконец, третий мир, простирающийся за пределами первых двух, – мир таинственный, или тайный, или сокрытый. Дорога в этот мир лежит обычно через посвящение учителя, или (в случае с профессиональными служителями церквей, священниками) – через рукоположение. Этот мир открыт для самых достойных, и даже не все сильные медиумы, экстрасенсы или шаманы проникают в этот третий, таинственный мир. Подавляющему большинству живущих вообще лучше бы не знать о тайном мире; в него проникают единицы, и далеко не сразу, а лишь с возрастом, после прохождения долгого и извилистого духовного пути. И даже если кому-то кажется, что он сумел проникнуть в тайный мир, – такой исследователь никогда не может быть в этом уверенным; так и я не уверен, что смог войти в него.

Больше того, проникновение в тайный мир, если оно и состоялось, не гарантирует никакой практической пользы; обретённое знание может оказаться бесполезным для жизни в мире реальном.

И я убеждён, что фигура Аввакума принадлежит к тайному миру. Например, школьникам и подросткам бесполезно советовать прочитать «Житие протопопа Аввакума»: они просто ничего не поймут в этой страшной и грубой древней повести.

Термин «оккультный» (от латинского «occult» – «сокрытое») я употреблять тут не буду – он себя давно дискредитировал. В современном языке под «оккультизмом» понимают магию, популярную эзотерику и всякого рода паранормальные явления: термин затаскан, извращён и безвозвратно опошлен массовой культурой. «Сокрытое» перестало быть сокрытым, превратилось в широко известное. Я предлагаю возводить понятие «тайного», «сокрытого» именно к понятию церковного таинства, на латыни – «sacramentum», на иврите – «סקרמנט», «сакрамент», на греческом – «μυστήριο», «мистериум».

2

В 2020 году исполнилось 400 лет со дня рождения Аввакума. Я решил сделать большой, на три-четыре серии, документальный фильм, с выездом съёмочной группы в село Григорово, на родину Аввакума, далее – в Нерчинск, к месту его забайкальского похода в составе казацкого отряда воеводы Пашкова, – и, наконец, в ныне не существующий город Пустозёрск близ Нарьян-Мара, где Аввакум провёл годы в земляной тюрьме и где был заживо сожжён.

Я пытался привлечь к этому, как мне казалось, важнейшему делу журналистов федеральных телевизионных каналов, своих друзей и товарищей, из которых многие были и есть весьма влиятельны. Однако настоящий интерес проявил лишь один человек из многих мною опрошенных – писатель и политик Сергей Шаргунов.

Но в мои планы самым безжалостным образом вмешалась пандемия COVID-19. Несколько юбилейных празднеств, задуманных чиновниками Министерства культуры, посвящённых 400-летию Аввакума, были отменены. Производство документального фильма также было остановлено на самом раннем этапе.

В конце концов вышло так, что я не сделал почти ничего. Нужного отклика на свои инициативы я не нашёл. Я был обескуражен отсутствием интереса со стороны профессионального сообщества интеллектуалов, продюсеров, журналистов. Делать документальный фильм на собственные средства я не имел возможности: нужно было писать сценарий, собирать съёмочную группу, покупать авиабилеты, организовывать экспедиции… Пришлось отменить дорогостоящую затею и ограничиться несколькими беглыми, куцыми статейками в социальных сетях. Посвящённые юбилею Аввакума заметки моя аудитория, обычно достаточно верная и благодарная, встретила довольно прохладно. Записи в соцсетях я уже много лет использую для проверки тех или иных идей на популярность, для изучения реакции аудитории. Тут сразу стало ясно, что тема – не хитовая, не популярная, интересная немногим.

Всё же людей, пытавшихся отметить круглую дату, нашлось достаточно. В интернете можно найти несколько юбилейных документальных фильмов – коротких, сделанных скромно, явно на энтузиазме. Эти фильмы выложены в открытый доступ, и у всех – минимальное количество просмотров: где 500, где 200; в общем, тут всё ясно.

Тайный мир не выпустил Аввакума. Его фигура в 2020 году не была любопытна даже интеллигенции, кругу читающих и мыслящих людей.

И если вышло так, что 400-летний юбилей Аввакума не был замечен российским обществом, – то, значит, на то есть логика всех трёх миров.

Кто захотел его вспомнить – тот вспомнил, а остальным, следовательно, и не надо помнить и знать, это знание – не для них.

До Аввакума нужно дотянуться душой, сердцем, лимбом, нервами, спинным мозгом; своей нутряной, подземной жизнью до него дойти. Тогда и только тогда захочешь праздновать его юбилей.

3. Хотим ли мы знать, как выглядел Аввакум

Конечно, хотим.

Первое впечатление о человеке мы получаем, наблюдая за его фигурой.

Вот он, пока незнакомый, подходит, вот протягивает руку для пожатия. Мы ещё не слышим звука его голоса, не знаем цвета его глаз, не обоняем запаха; но мы уже составили первое мнение, наблюдая пропорции его тела, его походку и моторику.

Первое впечатление о человеке создаётся на основе наблюдения за его фигурой и его движениями. Толстый или худой? Стремительный или медлительный? Сутулый или осанистый?

Общение начинается потом, сначала же – правда тела, походки, жеста.

Это хорошо понимают скульпторы, часто пренебрегающие портретным сходством, но готовые отдать душу за телесные пропорции, за позу.

Увы, восстановить облик Аввакума – невозможно. Не сох-ранилось его портретов. Не уцелели его останки.

Фантазия рисует тощего человека с длинной бородой. Борода и усы действительно, надо полагать, были длинные: церковь в те времена воспрещала не только брить растительность на лице, но и стричь. Но насколько длинной была борода? Не у всех растёт густая окладистая борода: часто бывает азиатская, так называемая «татарская».

Скорее всего, он действительно был худой, эктоморф: из его книги понятно, что автор – человек холерического темперамента, по психотипу – холерик или сангвиник; такие люди обычно – худые, резкие, порывистые.

Можно предположить, что Аввакум был роста малого или среднего. Его много раз били, как он сам пишет. А бьют чаще – малорослых и слабосильных; толпа не так азартно набрасывается на человека, если он высок и крепкого телосложения. Но Аввакум с той же степенью вероятности мог быть широкогрудым, устойчивым, мог иметь крепкие кулаки: не зря же смело выступал против сильных мира сего, возражал «начальникам», включая и патриарха Никона, поносил в забайкальском походе воеводу Пашкова.

Вроде бы стереотип заставляет нас предполагать, что Аввакум – костлявый, худой, сутулый мужчина с горящими глазами фанатика и неопрятной бородищей, развевающейся по ветру, – но попробуйте представить его широкоплечим, длинноруким, атлетического телосложения, да вдобавок красивым, улыбчивым, обаятельным – и перед нами окажется совсем другой человек: не полубезумный лохматый поп, а харизматический лидер (каковым он и был).

Шаблоны часто нас подводят. И наоборот: едва мы находим отвагу оторваться от шаблона, как обретаем свежий взгляд на вроде бы привычные ситуации.

Аввакум имел громадное, беспрецедентное физическое здоровье – иначе не выдержал бы 10 лет изнурительных походов по Сибири и Забайкалью и ещё 14 лет сидения в яме.

Воображая себе Аввакума, я хочу оторваться от шаблона – и увидеть его как физически сильного, красивого, полнокровного, уверенного в себе мужчину, а вовсе не полупрозрачного доходягу.

Во второй половине XIX века в России был популярен писатель Даниил Мордовцев, современник Толстого и Достоевского, своего рода «русский Дюма», автор множества исторических романов, в том числе романа «Великий раскол», где есть описание внешности Аввакума: «Это был высокий, широкоплечий мужчина с длинною апостольской седою бородою и такими же седыми курчавыми волосами, с длинным, тонким, красиво очерченным носом, с серыми большого разреза и длинными глазами и низеньким лбом, на который красиво падали седые кудельки, – точь-в-точь святительский лик, какие можно видеть на старинных иконах суздальского письма. Серые, с длинным разрезом и длинными ресницами глаза смотрели ласково и по временам зажигались прекрасным, каким-то согревающим светом. Это были совсем отроческие глаза под седыми бровями».

Но портрет этот, судя по всему, Мордовцев выдумал, основываясь на собственных представлениях о благообразии. В романе Мордовцева речь идёт о 1660-х годах, когда Аввакум вернулся в Москву после 10 лет путешествий по Сибири и Забайкалью; благообразным он точно не выглядел. Лицо его было коричневым, обожжённым солнцем, морозом и ветрами, руки – в мозолях и шрамах, изуродованы тяжёлой физической работой. Не исключено, что и некоторые зубы также отсутствовали. «Большого разреза и длинные глаза» 43-летний Аввакум сощуривал: очки в те времена не были в ходу. То, что он был седой как лунь, – можно не сомневаться. В Забайкалье он годами ходил по колено в ледяной воде, и наверняка заработал ревматизм или артрит, то есть – передвигался с трудом, опираясь на посох. Но всё это – моя версия, а я ничем принципиально не отличаюсь от писателя Мордовцева.

Когда нет прижизненного портрета – можно строить разные гипотезы, не опасаясь быть разоблачённым и опровергнутым.

Аввакум был наделён достаточной сексуальной энергией – родил восьмерых детей (пять сыновей и три дочери).

По молодости злоупотреблял выпивкой, но потом избавился от пагубного пристрастия.

Он был весёлым и остроумным. В его книге есть юмор и матерная брань – но не пошлая, не гадкая, а уместная, оправданная, ситуативная и – ещё раз повторим – смешная. Аввакум основал не только «тюремную» русскую литературную традицию, но и литературную смеховую традицию. Его книга – не просто изложение мытарств, но и политический фельетон. Этот момент важно отметить: можно вынести страдания, можно их описать, – но шутить, описывая страдания, способны только люди титанической силы.

4. Учение о кастах

Есть древнее учение о том, что все люди делятся на четыре касты:

• цари,

• жрецы,

• воины,

• хлебопашцы (простолюдины).

Каждый из нас предрасположен к той или иной деятельности в силу особенностей генетического набора, полученного от родителей, дедов и прадедов.

Самая малочисленная каста – цари, прирождённые лидеры. Царь должен обладать харизмой, сильной волей и, что важно, холодным сердцем. Добиваясь власти, царь вступает во временные союзы с кем угодно, затем разрывает союзы, заключая новые и новые. У царя, как правило, не бывает близких друзей. Царь непрерывно манипулирует своим ближайшим окружением. Иногда царь не стремится к личному обогащению, к комфорту, хотя может и тяготеть к нему; но его главная цель – власть как таковая: возможность управлять, приказывать – и наблюдать, как приказы выполняются, как люди приходят в движение по мановению его руки; в этом – наслаждение лидера и смысл его деятельности.

Вторая каста – жрецы: носители специальных знаний, обретаемых в результате многолетней тяжёлой учёбы. Жрецы всегда имеют сильный интеллект. Все священники, врачи, педагоги, юристы, инженеры, физики и математики, биологи и экономисты – жрецы. Цель жреца – обретение доказанного и подтверждённого знания, бесспорной научной истины, и обращение её к практической выгоде общества. Чтобы знания не попали в плохие руки, жрецы их зашифровывают: врачи пользуются латынью, физики, химики и математики – формулами.

Далее – уважаемая каста воинов. Это профессиональные солдаты, обученные сражаться и жертвовать своими жизнями. Воин становится самим собой только в битве. В мирное время, как знает каждый генерал, армия разлагается. Воин лишён главного человеческого страха: страха смерти. Воины не подчиняются жрецам; только царям. Сотрудники полиции, пожарной охраны, органов государственной безопасности – всё это воины. Воин всегда смотрит с презрением в лицо смерти; она его подруга.

Жрец, учёный, врач, несмотря на обладание уникальными знаниями, может быть лживым, жадным, завистливым, трусливым, – словом, обладать любым набором отрицательных качеств. Воин же руководствуется понятием чести. Дав присягу, он старается быть ей верным до конца.

Но кто же содержит воинов, жрецов, царей? Кто их кормит и одевает? Кто заливает топливо в баки их лимузинов и бронемашин? Откуда поступает пополнение в поредевшие полки, когда армия возвращается из похода?

Хлебопашцы. Их – абсолютное большинство. Может быть, восемь из десяти. Они – соль земли, «кроткие, наследующие землю». Люди циничные и не очень умные называют хлебопашцев «толпой», или даже «быдлом» (ничего гаже этого слова нет на свете). Люди поумнее используют выражения «массы», «простой народ».

Из среды хлебопашцев появляются новые воины. Реже из касты хлебопашцев пополняется каста жрецов. И в единичных случаях хлебопашец может стать царём.

Хлебопашцы часто малообразованны, и в силу этого – доверчивы. Хлебопашец не склонен к абстрактным размышлениям, но не потому, что он глуп: просто ему за это не платят. На размышления у него нет времени и сил: хлебопашец тяжело и много работает.

Хлебопашцы оплачивают своим трудом все войны, реформы, революции, все смены политического курса. На своём горбу хлебопашец, нещадно эксплуатируемый, тянет всё общество. Всё, что происходит, – происходит за счёт хлебопашца, «простого» человека.

Когда возникла теория о классовом обществе – стало ясно, что буржуазия, почти вся, также принадлежит к касте хлебопашцев, простолюдинов. Буржуа – это просто разбогатевший простолюдин, но сохранивший кругозор простолюдина, привычки простолюдина, вкус простолюдина. Буржуа не следует кодексу чести, как воин. Буржуа не охотится за знанием, как жрец. Буржуа не желает нести ответственность за подчинённых, как это делает царь: он легко увольняет одних работников и нанимает других.

Когда класс буржуазии оформился, появились серьёзные, думающие, социально ответственные буржуа, они жертвовали (и жертвуют) огромные суммы на строительство храмов, больниц, школ и университетов, финансируют научные исследования; таких случаев – тысячи. Потомки буржуа становились жрецами, часто воинами, иногда даже и царями. Но кастовая принадлежность буржуа от этого не меняется. Буржуа всегда – простолюдин, его удел – труд, заработок, прибыль, капитал, деньги, расчёт, но не власть, не погоня за знаниями и не честолюбие.

Когда в России произошла Октябрьская революция – это было восстание жрецов против царей, против элиты, которая довела страну до тяжёлого кризиса. Жрецы легко обратили в свою веру хлебопашцев, и огромная масса их, привлечённая главной русской идеей – лозунгом справедливости, – разрушила кастовую систему, снесла и царей, и воинов.

Кажется, мы кого-то забыли в этой нашей конструкции. Целых две социальных группы упущены, скажет внимательный читатель.

Во-первых, художники, люди искусства. А их немало, и они влиятельны. И, во-вторых, профессиональные злодеи, воры: преступный мир.

Это – отверженные существа, они – вне каст. Вне системы.

Художник всецело подчинён мечте создать шедевр: совершенную, идеальную картину, симфонию, скульптуру, роман. На этом пути художник готов примкнуть к кому угодно – к царям, воинам, жрецам.

Я, сочинитель книг, хотел и до сих пор хочу знать всё, быть и бедным, и богатым, и сытым, и голодным, и царём, и простолюдином, и вором. На этом пути я не стеснён ни принципами, ни моралью. Мой путь в том, чтобы попытаться пройти все пути – и описать свой опыт. Меня сдерживают только самые старые, архаичные, тысячелетние табу: нельзя убивать людей, нельзя ложиться с мужчиной, нельзя предавать и лицемерить.

Художники, объединяясь, образуют богему, живут впроголодь, берут деньги и у царей, и у буржуа, часто совершают бесчестные поступки, ещё чаще губят себя алкоголем и наркотиками. Актёров – а они тоже люди искусства – раньше хоронили за церковной оградой; это ли не доказательство внекастового статуса?

Бывают случаи, когда художники становились царями, занимали высокие государственные посты: Андре Мальро был министром по делам культуры Франции, Вацлав Гавел – президентом Чехии.

Но часто – наоборот, художник, родившийся в семье буржуа, отвергает и кастовую, и классовую принадлежность, и сознательно оказывается вне системы, как это сделал великий Гоген, забросивший карьеру биржевого брокера ради занятий живописью.

Что касается преступного мира – он, как показывает история цивилизации, неискореним. Профессиональные негодяи были всегда: и в Древнем Египте, и в современных США. Преступный мир обслуживает человеческие пороки, которые тоже, увы, неискоренимы. Проституция, наркомания, азартные игры, теневые финансы и, наконец, главное: убийства. Преступный мир контролирует дно общества, самую смрадную грязь, постыдные тайны, скелеты в шкафах; преступный мир выполняет функции золотаря, утилизирующего гадкие отходы бурной общественной деятельности. Это сравнительно малочисленная группа, доли процента от общего числа, но у них есть свои правила поведения, свои традиции и даже свой воровской кодекс чести.

Классовая теория описывает в основном процессы, происходящие в среде хлебопашцев. Согласно этой теории, цари (наследственная аристократия) постепенно входят в зависимость от крупного капитала и начинают обслуживать его интересы. Соответственно, и воины, на словах преданные царям, на деле начинают сражаться на стороне тех или иных капиталистов, то есть – простолюдинов, ставших богатыми буржуа.

Жрецы, зависимые от внешних материальных источников, также могут совершать позорные акты предательства и работать не в интересах истины: все мы видели, как во времена пандемии вирусологи разных стран, академики, главы исследовательских центров вдруг стали делать взаимоисключающие заявления, выгодные тем или иным фармацевтическим компаниям.

Главное в классовой теории – это идея противоречий, борьбы. Между представителями нижнего класса (бедными хлебопашцами) и представителями высшего класса (богатыми хлебопашцами, буржуазией, вступившей в союз с царями и охраняющими их воинами, и жрецами, скрывающими истину в обмен на деньги) – лежит пропасть, и её нельзя преодолеть.

В современном обществе путь простолюдина к благополучию лежит не через упорный труд, но через лукавую дружбу с царями.

Но и художники столь же часто отходят от своего пути, от служения красоте, начинают обслуживать буржуазные вкусы, сами превращаясь в буржуа, то есть – в простолюдинов, и после этого – они перестают быть художниками; это всегда печальное, неприятное, постыдное зрелище; такие художники часто становятся богачами, но достойны – лишь жалости.