Loe raamatut: «Дырява мисюрка. Читалка-раскраска»

© Андрей Акшин, 2016

ISBN 978-5-4483-4762-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На толстом суку кряжистой, вцепившейся в песчаный обрыв, сосны, у дупла с резной дверцей, сидела тёмно-претёмная, сине-пресиняя ворониха. Посмотрела в даль светлую и перебрала лапками. Подвинулась. «Хлямц, хлямц», – на сук прикогтился большущий, c вепря – полугодка, ворон. С блестящей, только что из гипермаркета, упаковкой.

– Батарейки достал. К «Романтику», – сообщил он, перехватив упаковку когтистой лапой. – Включай!

И накормленный магнитофон-пенсионер, раритет лесного захолустья, запел хрипотцой: «А купец, мужик, иль воин попадал в дремучий лес…»

Дурным рёготом заорали грачи, всполошенные коварной змеёй – магнитофонной лентой.

«Кто зачем…», – и лес проглотил, вместе с кибиткой, задремавшего на облучке купчину.

«Кто с перепою…», – и понесло в дремучий бор мужичка, не шибко трезвого, да вместе с лошадёнкой.

«А кто сдуру в чащу лез!» – в сами-то дебри и помчался, вроде как за треухим зайцем, витязь на гнедом скакуне.

Очухались, поначалу, каждый сам по себе. Это потом уже вместе очухиваться стали, а сперва каждый оглядывался по отдельности. Но увидели одно и то же – большую лесную поляну из двух приплюснутых холмов, а меж ними – ложбина с колючим кустарником. Из этой ложбины выбрались, осмотрелись.

– А мы в заднице, однако! – заполошно завопил купчина.

– Гнедкó! – обрадовался дружина, увидев скакуна.

– Метко! – закручинился мужичина.

И давай они орать – буйствовать. А и то – завоешь тут. Орали, орали и разбудили Горючь-Пень. Который спал себе на опушке, прикинувшись для крепкого сна, стройной осиной («А то будут на мне всяку бурду распивать!»). Покряхтел Пень, вернулся в справное обличье и спросил:

– Ну што, кирдык?!

Купец, витязь и мужик замерли. Дара речи лишились. Глазели.

– Вот, значитца как! Непрошенные, значитца, незваные! Браконьеры?! – грозно спросил Горючь-Пень.

– Мо-ыа, на-уэ, ба-бое, – забормотала троица.

– Понятна! Фраера, значитца! – как будто обрадовался Пень.

– Куды нас эдак-то? – первым опомнился мужик.

– Ага, – брякнул купец.

– Где мы?! – рявкнул воин.

– В Западня́ке! – ответил Пень.

Можно было подумать, что Пень он и есть пень. Пенёк, в смысле. Слова «заповедник» не знает! Ан, нет.

– Лес непролазный, как западня! Потому и зовётся – Западняк, – пояснил Горючь-Пень.

И залился горючими слезами, такими горькими, такими горючими, что твоя полынь-настойка.

Мужик, глядя на него, тоже всплакнул. Воин насупился, теребя перерубленное в давнем бою ухо. Купец дважды потрогал зашитый в кафтан золотой тинъ¹.

– Два путя у вас. Выбирайте: или убраться отсюдова, или клад искать.

Первое, понятно, выбраться захотелось, но… Вспомнил купчина свою заветну мечту – новый амбар, да с товаром! Загорелся дружина – возмечтал о болярской дочке, девице сахарной, с пряничными плечами и медовыми ляжками. Токмо, с чем свататься? С кольчужкой коротенькой? Мужик же подумал: «Авось! В хозяйстве сгодится!» А на этот самый «авось» спросил: «А убраться отсюдова как?»

– Энтого я не знаю. Про клад тоже. Но иттить вам вона по той тропинке. – Пень показал на едва приметную тропку, обернулся дубовым корнем и ушёл под землю. Досыпать.

– От, собака! – заругался витязь.

– Коряга трухлявая! – добавил мужик.

– Чево с товаром-то делать?! – озаботился купец.

Задумались. Но тут набежала одинокая тучка, побрызгала дождичком. Подогнала.

– Знакомиться давайте, – предложил купец и назвался: – Парфён.

– Парамон! – гордо выставил ногу витязь.

– Пархом, мы…, – невпопад проговорил мужик.

– Во как! – воскликнул торгаш.

– Гы! – сказал крестьянин.

– Эдак мы за ПАРимся, – задумался воитель.

И порешили так. Купца называть «Фон» («Как барона с Немечины!» – обрадовался он). Мужика «Хома» («Ладноть», – согласился тот). А витязя величать «Мина» («Бомбардой!» – гордо звякнул доспехом дружина). А назвался груздем – полезай в кузов. Теперь итти надо. А что с лошадями-конями делать? То-то!

– По тропе проведём! – решил Мина.

– Тебе хорошо, лыцарь! А я товар куда дену? – спросил Фон.

– Телегу жалко, – грустно покрутил бороду Хома.

– Может разделим поклажу? На трёх коней баулами? – купчина сделал бровки «домиком». Надеялся.

– Ишь чего! На скакуна барахло наваливать? Не дам! – возмущённо затопорщил рыжие усы воин.

А мужик согласился: «Пущай, чего там».

Так и втянулись в тропку: Первым Мина-витязь, ведя скакуна под уздцы. За ним Фон-торгаш, таща нагруженного рысака. Последним мужик Хома, понукая лошадёнку и пиная, попутно, разные поганки.

Широко ли, узенько ли, запетляла тропинка. Попетляла-попетляла и кончилась. А стало болото. А из него вылезло нечто ржавое и зелёно-склизкое и давай подпрыгивать, выпендривая коленца. Один глаз навыкате, другой – на макушке. Жаба, не жаба… В общем, Лягва.

– Кто к нам пришёл! – просипела она, будто обрадовалась.

– Конь в пальто! – грубо нахамил воин.

– Нелогично. Коня вижу, пальта – нет! – разумно заметила Лягва.

– Мы, эта… Заблудились…, – сообщил мужик.

– А вам какого пальта надоть? Зимнего? Али атласного? – засуетился купчина.

– Мне-то? А никакова! – гордо шмякнула лапами Лягва. – У меня этих пальтов – пруд пруди.

За её спиной шевельнулось. Показались коричневые «эскимо» камышей.

– Пошивочну мастерскую на болотах открыть изволили? – ехидно поинтересовался купец.

– Я-то? Да у меня этих мастерских, что осоки! – подпрыгнула Лягва.

Камыши за её спиной махнули вверх вершков на двадцать. Зашумели.

– Можа эта…, гать покажите? – спросил Хома.

– Это кто тут гад? – насторожилась Лягва.

– Ты нам мозги не крути! – упёр руки в боки Мина.

– Говори, как через топь перебраться?!

– Автомобилей, – ответила Лягва. За её спиной забушевал целый камышёвый лес.

– Что такое у вас за спиной, всё растёт и растёт? – спросил Фон.

– У меня? – глаз с макушки поник, засмущалась Лягва. Но ответила. – А это Понты болотные. Как начну, понимаешь, разговоры говорить, так они прут и прут. Заразы!

– Так ты треписся? – удивился мужик.

– Есть грех. Маленький. А щас большой увидите! – и Лягва начала расти и раздуваться. Да так быстро, что и по пяти раз глазами не моргнули, а она уже с доброго быка надулась. И язык полез из пасти. Синий, липкий.

– Глянь, камыши-то! – заорал купчина, показывая на ставшие маленькими, как палочки от мороженого, болотных обитателей. – Безпонтово всё! Не врёт про грех, зараза!

– Сожрать нас хочет! – понял Мина и кинулись они прочь. Прямо через чащу. Вприпрыжку!

Бедные, измученные коняги обиженно смотрели на своих хозяев. А на тех и на самих, без слёз не взглянешь. Особливо на купца Парфёна. Покудова по чащобе бегали, слетели его тюки и с рысака, и с мужиковой лошадёнки.

– Ой-ё-ёй, горе – что море! – голосил собственник.

– Не вой! Снявши голову – по волосам не плачут, – советовал ему витязь Парамон.

– Тебе хорошо! – пуская сопли отвечал Фон. – «Всё возьму», – сказал булат…» А что мне делать? «Всё куплю», – сказало злато…» На что теперь покупать-то буду? Убытков-то! Горе мне!

Дружина потрогал меч и больше говорить не стал. Пархом обтёр пучком травы лошадёнку. Посмотрел на свои ичиги-сапоги и сказал:

– Хреново нам тута будет. Сдохнем!

Купец вздрогнул. Мина нахмурился.

– Туда и дорога! Фунфыри, – раздалось из кустов.

Теперь вздрогнули все. А купчина, так два раза. На белый свет вылез задрипанный, не совсем понятных форм, человечек. С фиолетовым отливом.

– Лишай, – представился он.

– Леший? – переспросил Хома.

– Где? – огляделся человечек с фиолетовым отливом. – Отродясь здесь леших не бывало.

– А ты, какой такой «лишай»? Откель взялся, – допросом приступил к нему Мина, знать устыдился за то, что вздрогнул.

– Я – деклассированный элемент. Высланный из палат вельможных за сто первую версту. Давно уже, – разъяснил Лишай.

– Как энто – «али мент»? – удивился мужик Хома. – А ежели не «али»? То не «мент»?

– Молчи, дурень! – одёрнул его воин и спросил Лишая фиолетового: – Ты как здесь выжил?

– Словом угодливым, – с готовностью ответил человечек непонятных форм.

– Люто! – воскликнул Парамон.

– Лихо…, – поник Пархом.

– Ловко! – восхитился Парфён.

Лишай хмыкнул, присел на торчащий из земли корень. Тот пискнул возмущённо. «Да, ладно тебе», – сказал фиолетовый, раскурил какую-то гнилушку, шевельнул ушами и закрыл глаза.

– Подскажи, сделай милость, чево нам делать? Нас Горючь-Пень по тропинке послал, а она-то и кончилась…, – начал купчина, но мужик встрял: – Кака-та Лягва нас чуть не сожрала.

Но про клад умолчали. Хитрили. Лишай приоткрыл один глаз, тот, что без ресниц: «Не ломайте кайф. Дайте досмолить». Досмаливал долго. Троица терпеливо ждала. Сопела.

– У-ух, пробрало, э-эх, пропердосило! – наконец ожил Лишай: – Так о чём это мы?

– Как на тропинку вернуться, с которой мы из-за Лягвы сбились? – напомнил купчина.

– М-да, тропинка, Лягва, бр-рр, – фиолетовое чучело задумалось и спросило: – А билет-то у вас есть?

– Какой ишо бялет? – удивился за всех Хома.

– В один конец, – строго ответил Лишай.

– Нету, – признался мужик.

– А на хрена…, – начал было лезть в пузырь дружина, но купчина перебил: – А ты нам свой не уступишь?

– Я не кассир, я лишь контролёр, – Лишай хлопнул веком. Тем, что с ресницами. Фиолетовым.

«Мзду хочет», – подумал Парфён.

Пархом полез за пазуху, то ли за медным грошиком, то ли за камнем.

– На! – Парамон достал из череза, кошеля кожаного, каку-то висюльку, похоже серебряну и отдал мздоимцу.

Лишай посмотрел на неё сначала глазом без ресниц, потом тем, что с ресницами, понюхал и кивнул.

– Вот за теми кустами ручей будет. А за ним три лужи. За последней – курятник. Там и спросите, – сказал и прилип к серому валуну. Лишаём.

А и не было там никакого ручья. Зато стояла огромная кадка в три аршина в вышину и в шесть в ширину. А может и ширше. Из кадки торчала голова. Симпатичная. Женская.

– Водицы испить не желаете? – спросила она, и что-то в кадке забулькало, заплескалось.

И так сразу пить захотелось, ну, до икоты! Но отсутствие ручья и странная кадка насторожила.

– Где ручей-то? – спросил витязь.

– Испить? Хотца, – согласился мужик.

– А вы, кто будете? – вежливо поинтересовался купец.

– Да здесь, в кадушке, – ответила голова витязю.

– А уж как мне хотца! Аж свербит, – поделилась личным с мужиком.

– Я – Ругалка, – представилась купцу.

– Как же это он в кадку забрался? – удивился Парамон о ручье.

– Так я его засунула! – призналась Ругалка.

– Вот те на! – расстроился Пархом.

– Из луж напьёмся, – предложил Парфён и пояснил недовольно заржавшим лошадям: – Их там, впереди, цельных три.

– Э, нет, арёлики! Чуваки шустрые. Коли ручей не перейдёте, никаких луж не найдёте! – и захохотала Ругалка заливисто, ажно подпрыгивать начала. Да так, что вывалила грудь за край кадушки. Кра-си-вую! Со-чную! В капельках воды.

– Ух ты! – округлил глаза мужичина.