Сибирская кровь

Поповы

Мне не известны мои предки с такой фамилией, однако она была довольно распространена в Верхоленском остроге в середине XVIII века, и тогда ее носители принадлежали четырем семьям. Одна из них, совсем небольшая, возглавлялась разночинцем Матвеем, приписанным в Верхоленск в 1729 году из крестьян г. Ваги Верховажской четверти^[533]. Остальные же семьи были посадскими: две состояли из потомков родившегося в 1662 году и умершего в 1748 году Ивана, одна – из потомков умершего между первой и второй ревизиями Михаила с неустановленным годом рождения.

Я не готов предлагать версии их происхождения из-за наличия в исследуемом мною регионе в XVII веке множества персонажей под фамилией Поповых и ее высокой популярности на Руси, ведь уже в «Книгу о раздаче денежнаго, хлебнаго и солянаго жалования детям боярским и разнаго звания служилым людям Якутского острога» за 1648 год было внесено три казака с такой фамилией – Богдашко Иванов, Вахрушко Максимов и Ивашко Гаврилов³⁹⁰.

Много Поповых было тогда и среди илимских служилых людей, которым «за хлеб жалована пашня». В 1653–1700 годах таковым в каждой из переписных книг назывался в Нижнеилимской волости Андрей Григорьевич и к нему подключались наверняка его братья Григорий и Симон Григорьевичи, сыновья Иван и Савелий, племянник Петр Симонович. В числе пашенных крестьян были приведены в 1673 году по Лене реке Киренской волости «Ивашка Алексеев сын Попов с сыном с Левкою да с племянником с Марчком», в 1700 году – «Ивашка Андреев сын Попов», в 1719 году – «Федор Игнатьев сын Попов»³⁹¹.

Согласно «Выписке Илимскаго острога с окладных, расходных денежных и соляных книг» с 7178 по 7190 (с 1670 по 1682) год, в том остроге был подьячий «Андрей Иванов сын Поповых». Имелись и «чистые» посадские: в «Списке с имянных книг иркутских посадских людей» за 1704 год есть Осип Попов и его бежавший однофамилец Дмитрий³⁹².

Пронины

В 1740 году в семье бирюльского крестьянина Семена Пронина родилась моя шестижды прабабушка Ирина. Она была примерно на двадцать три года младше своего мужа иркутского цехового Козьмы Яковлевича Протасова.

Я нашел Прониных в верхнеленских ревизских сказках, согласно которым они были приписаны «К оной Бирюльской слободы их Качинской деревне» в 1732–1733 годах как бывшие крестьяне города Тотьмы Мольской волости. И это были Василий Алексеевич и его племянник Карп Семенович с женой и сыном Семеном. Отец же Карпа Семен умер в период между первой и второй ревизиями³⁹³. Наверняка Ирина – сестра Карпа, а их дед Алексей – мой восьмижды прадед.

Протасовы

Родившаяся в 1814 году дочь крестьянина Петра Протасова из Качугской слободы Устинья в свои шестнадцать лет вышла замуж за крестьянина Макаровской деревни Петра Нестеровича Ратькова и стала моей трижды прабабушкой. В метрике о бракосочетании Устиньи отчество ее отца написано невнятно, но более всего оно похоже на Фомина, и поэтому я занялся поиском в архивах имени Фомы Протасова и нашел представителей этой фамилии в сказках третьей илимской ревизии по Криволуцкой слободе. И по ним, самый старший из Протасовых Михаил, рожденный около 1680 года, уже умер, умерли и два его сына и брат Данила, около 1695 года рождения, но был еще жив сын Данилы тридцатисемилетний Никита, и среди уже его детей оказался Фома, появившийся на свет в 1755 году. Судя по приведенному возрасту, другие криволуцкие крестьяне Протасовы – Петр с братом Максимом и живший в Троицком Киренском монастыре Андрей, в деревне Рыковской разночинец Аврам – тоже могли быть сыновьями Михаила, а родившийся около 1690 года разночинец Иван – его братом³⁹⁴.

Из переписных книг Илимской слободы 1673–1706 годов, «Книги великого Государя покупной хлебному запасу» 1721 года и «Списка жителей Илимского уезда в 1744 году по сравнению с переписью 1719–1723 годов» следует, что в 1670-х годах в деревне Сенкинская Чернова крестьянствовал Павел Иванович Протасов со своим племянником Василием; он же в середине 1680-х годов был записан как крестьянин криволуцкой деревни Протасова с единственным сыном Иваном^[534] и тремя внуками – Федором, Федором же и Яковом^[535]; в самом конце XVII века в Криволуцкой слободе пашней владел (той же либо какой-то иной) Федор Иванович Протасов, в 1709 году – Федор Протасов, а в 1721 году – Михаил Протасов; Егор Протасов, около 1676 года рождения, бежал из Нижнеилимской слободы; два Ивана, появившиеся на свет в начале XVIII века, и умерший в 1725 году Андрей, около 1653 года рождения, были вкладчиками Киренского монастыря³⁹⁷.

Из всего этого, к сожалению, невозможно понять, кто был отцом Данилы и Михаила Протасовых, и восходящую от них родословную линию я построить не сумел.

Значительно позже, накануне передачи в издательство окончательного варианта этой книги, мне пришлось изменить свое мнение о происхождении Евдокии Петровны Ратьковой, урожденной Протасовой. Новое понимание пришло в ходе работы над перечнем иркутских жителей XVII–XVIII веков. И в сказках третьей ревизии цеховых г. Иркутска я нашел семью сорокапятилетнего Козмы Яковлевича Протасова, бывшего государственного черносошенного крестьянина из деревни Вачевой Лальской волости Соливычегодского уезда. Как оказалось, он был записан в цех «по чарошному мастерству^[536]», имел жену Ирину, двадцати двух лет, и годовалого сына Филиппа. Причем, Ирина названа дочерью Семена Пронина, крестьянина Бирюльской слободы, в непосредственной близости к которой располагалась и одно время относилась к ее ведомству Качинская деревня. А я запомнил, что в сохранившихся метрических книгах Качинской Николаевской церкви за XVIII век часто встречались записи о крещении детей крестьянина Филиппа Протасова. У меня даже имелась версия, что представители той фамилии Филипп и Фома – один и тот же человек. Но теперь мне понятно, что это не так, и криволуцкий Фома не был дедом моей трижды прабабушки Устиньи, а был им Филипп Протасов из Иркутска. Это утверждение обосновано метрикой о крещении Филиппом Протасовым в качинской церкви в 1783 году сына Петра, восприемником которого стал крестьянин Карп Семенович Пронин. Он – наверняка брат Ирины Семеновны Протасовой, урожденной Прониной, и двоюродный дед младенца. К тому же в метрике о крещении Устинии в 1814 году ее отец Петр приведен под отчеством Филипов. Что же до записи о ее бракосочетании в 1831 году, то в ней отчество отца вполне может читаться и как Филипов.

Интересен еще один восприемник детей Филиппа Кузьмича Протасова – у появившейся на свет в 1781 году его дочери Татьяны им назван иркутский сын боярский Михаил Иванович Чемесов³⁹⁸. Может, он был тестем Филиппа Протасова и тогда моим шестижды прадедом?

Самый же дальний из ставших мне известными носителей фамилии Протасовых – Яков – мой семижды прадед. Имел ли он какое-либо отношение к крестьянину и приказчику Криволуцкой волости Якову Протасову или крестьянину с теми же именем и фамилией из Бельского острога, чьи дочери, примерно 1729 и 1732 годов рождения, стали женами иркутских цеховых Федора Жаравлева и Гаврилы Сутупова, пока не знаю.

Прошутинские

Федосья, ставшая женой тутурского крестьянина Ильи Васильевича Рудых и моей семижды прабабушкой, родилась в 1707 году в семье крестьянина Головской деревни Гаврилы Прошутинского. Он перечислен вместе с братом Иваном в сказках третьей ревизии Орленской слободы. О нем же и его первой жене Ирине^[537], трех дочерях, включая старшую Федосью, братьях Василии, Дмитрии и Иване говорится в сказке первой илимской ревизии. Все братья по отчеству – Леонтьевичи⁴⁰⁰. Их отец Леонтий – мой девятижды прадед.

Когда и откуда они появились в Сибири, мне выяснить не удалось, как и найти имя еще кого-то под той же фамилией в изучаемом мною регионе, кроме умершего в Кежемской слободе в 1724 году в возрасте восьмидесяти лет Петра Прошутинского (еще Петр Захарович, а также Алексей Захарович Прошутинские перечисляются у историка Георгия Красноштанова как пашенные крестьянине деревни Кривошапкина Криволуцкой волости); Василия Григорьевича Прошутинского, включенного в «Книгу о выдаче строителям Иркутского Рождественского монастыря жалования» за, предположительно, 1717 год, и умершего после второй ревизии иркутского разночинца Прокопия Прошутинского⁴⁰¹.

Пуляевские, они же – Пуляевы. Караульная история

Пока что мне не пришлось узнать ни об одном своем предке под такой фамилией, но она издавна была распространена в верхнеленских поселениях. А в наше время есть даже деревня Пуляева в двадцати километрах вниз по течению Лены от Верхоленска, прежде же Пуляевские деревни были и в Орленской слободе, и под Илгинским острогом. Первую из них, судя по «Илимской пашне», основывал казак Иван Пуляев еще до 1652 года, вторую – вероятно, его потомки перед 1723 годом⁴⁰².

Я нашел усть-кутского «Якушку Иванова сына Пуляева» в «Книге именной пашенным крестьянам» за 1700 год, а список пашенных крестьян Пуляевых, наверняка его сыновей Антипа Яковлевича с тремя родными братьями Иванами и их племянника Герасима Родионовича – в сказках первой илимской ревизии и в «Списке жителей Илимского уезда в 1744 году по сравнению с переписью 1719–1723 годов». Выяснил, что в 1799 году в ней Пуляевых, или Пуляевских уже не было, а жили лишь три семьи Тупицыных общей численностью в семнадцать человек⁴⁰³.

В архивных же документах середины XVII годов говорится о двух Пуляевых – Афанасии и Иване, и вот что о них известно: 23 ноября 7161 (1652) года якутский воевода и стольник Иван Павлович

Акинферов поручал «Якутцкого острогу служилым людям Офонке Пуляеву да для толмачества Титку Спиридонову. Ехать им из Якутцкого острогу вниз по Лене реке до в Якутцкие волости на Ситу в Бояназейскую, и в Новейскую, и в Чачуйскую и в иные розные волости, которые платят в Якутцкой острог, опроче Вилюйский Якутов, для государева царева и великого княза Алексея Михайловича всеа Руси и ясачного и поминочного и воеводцких и дьячьих поминков сбору»⁴⁰⁴.

А несколько лет раньше, в расходной книге 7154 (1646) года, записано, что «На усть Куты у государевы соляной варницы служилые люди: березовской – Ивашко Иванов сын Пуляев. А сказался, что холост». Наверняка этот же персонаж упомянут в отписке торгового человека в Якутскую избу о конфликте в Якутском остроге 4 июня 7153 (1645) года. Тогда казак Алексей Коркин набросился на воеводу за намерение наказать батогами казаков, досрочно покинувших караул «у казенных анбаров соболиных». Он кричал: «не бей де нас, не бей, не дадимся де бить». А «стольник и воевода Петр Петрович Головин велел взять ево, Алешку Коркина, служивым людям и служивые люди за нево, Алешку, не приметца нихто. И стольник и воевода Петр Петрович Головин принялся за нево, Алешку, и сам Олешка Коркин принял стольника и воеводу Петра Петровича Головина за груди и поволок из сеней на крыльцо и приволок к порогу к сенному, а кличет к себе служивых людей, а служивые люди стоят на крыльце многие и тюремщики и стоя крычат великим шумом. И в те поры кинулся новоприборной служивой человек Ивашко Пуляев, которой седит в Приказе, и ухватил Олешку Коркина на пороге сенном за волосы, а другою рукою за руку, которую рукою он, Олешка, держал, стольника и воеводу Петра Петровича Головина за груди и отнял у нево, Алешки, стольника и воеводу Петра Петровича Головина»⁴⁰⁵.

В 1648 году Ивашко Иванов сын Пуляев все еще перечисляется среди казаков Якутского острога, и, судя по отписке якутскому воеводе, составленной в 1655 году, вероятно, тот же самый Иван Пуляев ходил вместе с Семеном Дежневым в 7161 (1653) году «в поход на неясачных людей чуванзей. И они, люди оленные, сами ушли и жен и детей увезли. А которые были робята неболшие, и они, после того скопяся, многие люди, и тех робят отбили, да служивого человека Ивашка Пуляева убили»⁴⁰⁶. Между тем, до своей гибели он вполне мог завести семью, и скорее всего усть-кутский крестьянин Яков Иванович Пуляев, попавший в именную книгу 1700 года, – его сын.

Основоположником же чисто верхоленской династии Пуляевских вероятно стал конный казак «Ивашко Козмин сын Пуляевской» (он мог быть племянником Ивана Ивановича Пуляева), перечисленный единственным из носителей такой фамилии среди «Верхоленского острошку конных казаков» переписной книги Илимского острога за 7184 (1676) год и в разделе «Верхоленского Братцкого острошку служилые люди» окладной книги Илимского острога за 7185 (1677) год. В такой книге за 7192 (1684) год он был приведен уже как пеший казак Верхоленского острога, который «пашню пашет», а в именной книге 7201 (1693) года есть, полагаю, его сын «Афанасий Иванов Пуляевский»⁴⁰⁷.

Ратьковы

Родившаяся в 1880 году и безвести пропавшая в 1945 году дочь крестьянина Иннокентия Петровича Ратькова из Макаровской деревни Домна (Домника, Доминика) была повенчана в 1901 году с «Исетской деревни незаконнорожденным крестьянским сыном» Иваном Ивановичем Скорняковым, и в их семье появилась на свет моя бабушка по отцовской линии Елизавета Ивановна.

По записям метрических книг Верхоленской Воскресенской и Качугской Вознесенской церквей мне удалось добраться до Якова Раткова – прадеда Иннокентия Петровича и моего пятижды прадеда. Он – единственный мужчина из представителей фамилии – впервые появился в них в 1786 году, причем в тот год сразу трижды и только в августе. Сначала он крестил свою дочь, затем похоронил жену Лукерию Никитичну и ту же дочь. И назывался он то крестьянином, то поселенцем. Еще через пять лет «поселенной Яков Ратков умре без покаяния» в возрасте сорока шести лет. Его осиротевшему сыну Нестеру тогда было около тринадцати.

Я нашел лишь одного представителя той или примерно той фамилии в Сибири XVII века, и оказался им «Тимошка Семенов Родьков», включенный в перепись Красноярского острога самого конца 1660-х годов⁴⁰⁸. Был ли он предком верхоленского Якова Ратькова, неизвестно.

Рудых, они же – Аксютины. Рыжеволосая история

Под этой распространенной на тутурской земле крестьянской фамилией была рождена в 1740 году в семье Ильи Васильевича Рудых дочь Арина. Она вышла замуж за тутурского крестьянина Ивана Федоровича Воробьева и стала моей шестижды прабабушкой. Еще одна моя шестижды прабабушка под девичьей фамилией Рудых – Марфа Семеновна – родилась в 1732 году и была женой верхоленского разночинца Якова Семеновича Толмачева^[538]. А Ефимия Рудых, появившаяся на свет в 1702 году и отданная взамужество верхоленскому сыну боярскому Михаилу Степановичу Полуектову, – моя семижды прабабушка. Прожила она долгую жизнь и умерла в 1780 году.

Как я выяснил из архивных документов, все эти линии восходят к трем братьям – Василию, Михаилу и Степану Андреевичам Рудых (Ефимия – дочь Михаила, Арина – внучка Василия, Марфа – внучка Степана)⁴⁰⁹. О них и еще об их двух родных братьях Козьме и Ульяне – а все Андреевичи рождены в период с середины 1650-х по середину 1670-х годов – сказано в первой илимской ревизии и в «Списке жителей Илимского уезда в 1744 году по сравнению с переписью 1719–1723 годов»⁴¹⁰. Они в начале XVIII века крестьянствовали в двух деревнях с одинаковым именем Рудых, что «от Тутурской слободы вверх по Лене реке Иркуцкого Присудствия до Качинской деревни пятисотнях сто тридцать верст, а вниз по Лене до Усть-Илгинской деревни сорок верст, а чрез волок до Илгинского острогу сорок же верст».

В одной из тех деревень жили семьи Василия, Степана и Ульяна – средних по возрасту сыновей Андрея Рудых, в другой – семья младшего Козьмы с его племянниками – сыновьями старшего брата Михаила. В 1736 году три сына Ульяна Иван, Прокопий и Родион перебрались в «монастырскую деревню» (наверняка на земли Ангинского Киренского монастыря), и дети того Прокопия Алексей и Иван попали в сказки второй и третьей ревизий Бирюльской слободы. В них же был Борис Яковлевич Рудых с сыновьями, а он – сын Якова Ивановича, брата Андрея. Именно те «монастырцы» положили начало бирюльским династиям Рудых. А вот Василий и Степан Андреевичи Рудых со своими семьями остались в тутурской деревне Рудых, где соответственно в 1759 и 1750 годах умерли, когда каждому из них было под девяносто лет⁴¹¹.

О Михаиле, Степане и Ульяне Андреевичах и Борисе Яковлевиче Рудых говорится также в нескольких книгах по Тутурской слободе 1699–1707 годов. По ним, «Мишка Рудов» – выборный целовальник⁴¹² (однако тот Михаил, вполне мог быть не Андреевичем, а Яковлевичем – сыном Якова Ивановича).

Удалось мне узнать и имя самого первого тутурского крестьянина под фамилией Рудых: в «Книге имянная Илимскаго острогу пашенным крестьянам и ссыльным черкасам» за 7161 (1653) год сказано, что «на левой же стороне на Лене реке на Подкаменном лугу» пахал пашню «Ивашко Федоров Рудой». А в именной книге Илимского острога за 7184 (1676) год приведен, конечно же, его сын «Ондрюшка Иванов сын Рудов» с местом жительства «пониж Верхоленского Братцкого острожку на низ подле Лену реку Тутурская волость». Он же вместе с «Антошкой Ивановым Рудовым» упоминается в переписной книге пашенных крестьян 7194 (1686) года⁴¹³.

В своей работе «На ленских пашнях в XVII веке»⁴¹⁴ историк-исследователь Георгий Красноштанов доказывает архивными документами, что Иван Федорович Рудых был ссыльным черкасом, пойманным при побеге из Костенок в Литву, и родоначальником всех тутурских Рудых, Рудовых и Рудаковых. Прозвище Рудой ему присвоили на берегах Лены за рыжий цвет волос. А в росписи присланных 29 сентября 1641 года из Усерда в Москву воронежских черкас он был под другой фамилией – «Ивашкой Оксютиным з женою Овдотьицею. Детей у него: сын Ондрюшко 5 лет, Трофимко 3 лет, Федка – году». Сначала его семья побывала в ссылке в Курмыше^[539], где Иван Аксютин служил стрельцом, а затем через Енисейск направилась на илимскую пашню^[540].

Согласно сборнику «Статистика Российской империи. Волости и населенные места», в 1893 году в Тутурской волости Верхоленского уезда были деревни Рудовская и Верхне-Рудовская. Село Рудовка есть и сегодня в составе Жигаловского района Иркутской области. Наверняка они были основаны Иваном Федоровичем Рудых (Аксютиным) и его ближайшими потомками. Его отец Федор – мой одиннадцатижды прадед.

Савиновы

Евдокия, вышедшая в 1855 году замуж за моего дважды прадеда Даниила Васильевича Черепанова и умершая в 1905 году, появилась на свет в 1836 году в семье крестьянина Челпановской деревни Василия Савельевича Савинова.

Фамильную линию ее отца я проследил по метрикам и ревизским сказкам вплоть до моего восьмижды прадеда, еще одного Василия Савинова, рожденного около 1688 года. Он был в 1724 году определен вместе с сыном Лукой в посадские Верхоленского острога из разночинцев и стал основоположником в нем фамильной династии. Это, вероятно, означает, что прежде, еще до обретения сословия разночинца, сам Василий Савинов или его отец служил казаком. А таким казаком мог быть «Лучка Савин», подписавший в 1696 году «Выбор» об отказе илимскому воеводе стольнику Челищеву от власти и о передаче управления выборным людям. И тогда получается, что верхоленский Василий назвал своего сына в честь деда. Впрочем, Василий мог оказаться и потомком хлебного оброчника из Криволуцкой слободы Федора Савина или вкладчика Усть-Киренского Троицкого монастыря Никиты Савина, родившихся около 1650 года. Близким же его родственником, видимо, являлся Афанасий Савин, который, согласно таможенной приходной книге г. Иркутска за 7200 (1692) год, сопровождал в Братский острог под руководством посадского Кирилла Мигунова партию байкальских деликатесов: «тридцать бочек рыбы омылей просольных, две бочки икры омылевой»⁴¹⁵.

Готов я предложить и версию о том, кто из Савиных появился первым в Восточной Сибири. Эта версия обоснована несколькими упоминаниями в документах 1620-х – 1640-х годов Семена Савина из Березова. Служилый человек с таким именем был перечислен в именной книге города Березова за 7131 (1623) год. А в челобитной березовских служилых людей и в последующей отписке воеводы и стольника Михаила Семеновича Лодыженского на имя царя Алексея Михайловича о недостатке кормщиков, знающих условия плавания по Обской губе в Мангазею, сказано, что Семену Савину был «за обычай мангазейской морской ход», да только он в 1646 году направлен из Березова на «государеву службу в кормщиках и в вожех на кочах» за государевыми запасами. Архивы сохранили также запись о том, что в 1650 году «промышленный человек Семейка Савинов белозерец» продал одному купцу на реке Индигирке тридцать четыре соболя за тридцать четыре рубля. Еще два Савиных – Дмитрий и Никита – состояли в 1670-х годах в приказчиках Зашиверского острожка на Индигирке и колымских зимовий⁴¹⁶. Вполне вероятно, они – сыновья Семена Савинова.