Tsitaadid raamatust «Холод»
Для меня пьянство - последняя форма искренности. Других уже не осталось.
Красота Риты скорее подразумевалась, чем существовала физически. Она просвечивала из неё, она имелась в виду, но не заявляла о себе впрямую. Её красота как будто не хотела навязываться, как это бывает с гордыми и при этом стеснительными людьми, которые не решаются или находят ниже себя принимать участие в общем веселье, но и не уходят совсем, высокомерно и сдержанно оставаясь поблизости, как бы говоря всем вокруг — я здесь и со мной надо считаться.
Филя узнал это безразличие. И даже не безразличие, а желание перевести душевную боль в область физического, сделать свое страдание ощутимым телесно. Наивное желание. гнев, растерянность, чувство, что тебя предали, не имеют физического аналога. если бы он был, по улицам ползали бы инвалиды.
Человеку не обязательно быть счастливым. Счастье - непродуктивное состояние. Все самое важное в своей жизни люди совершают, когда они абсолютно несчастны.
Впрочем, они ненавидят даже сами себя. А по инерции - всё человечество. Причины этой ненависти в каждом случае разные, но результат всегда один. Ненависть - их самая большая любовь.
Ты бы поговорила с лётчиком. Что-то мы медленно летим... И вообще, кажется, не туда. Я дорогу не узнаю.
Эта река только прикидывалась рекой, она снисходительнотерпела то, что ее так называли. На самом деле это было, конечно, море. Просто оно двигалось вбок, ощутимо и тяжело смещалось куда-то вправо, открывая для взгляда бесконечную во все стороны плоскость пространства, на которой пятнами прорисовывались острова, корабли и моторные лодки, но не было того, что делает в нормальном человеческом восприятии реку рекой - не было противоположного берега.
На кухне Филиппова сложили в угол на небольшой диванчик подобно приготовленному к стирке белью — заботливо, но немного рассеянно — и продолжили свою жизнь, за которой Филя с интересом стал наблюдать, стараясь на всякий случай не выдать своего жизнеспособного статуса.
Филиппов погрустнел и уставился на трупики бутербродов, закутанные в полиэтиленовые саваны и выставленные — очевидно, для церемонии прощания — прямо на барной стойке.
Человеческие чувства в глазах стюардессы погасли, и голосом коренного жителя Матрицы она тепло попрощалась со следующим пассажиром.
