Чистый дом

Глава 25

Все были готовы. Здание административного центра крепости от ангара отделяло не более двухсот метров. Но преодолеть часть пути предстояло по открытой местности, бежать надо было вниз с холма. Даже в такой темноте, как сегодня, отряд представлял из себя отличную мишень.

Капитан приказал покидать здание через окна, выходившие на север, а дальше двигаться ползком через край центральной площади до улицы, ведущей к ангару. Она пересекала всю крепость с севера на юг и служила местом прохода техники во время парада, поэтому была достаточно широкой.

Преодолев площадь, Капитан с солдатами, прикрываясь развалинами домов, добрались до места, напротив которого стоял ангар. Оставалось самое сложное – пробежать метров двадцать открытого пространства, которое превосходно простреливалось с позиций гетов. К тому же требовалось открыть наглухо закрытые перед боем ворота.

Враг был совсем близко. Не зная, что здание административного центра было покинуто, геты не решались идти в атаку, а обстреливали его издали, прикрываясь строениями, вплотную подходившими к ангару. Несмотря на огромный численный перевес, враги уже столько потеряли убитыми и ранеными, что обычный навал не рассматривали как вариант штурма.

– А твари эти хвосты-то поджали, – скорее оскалился, чем улыбнулся Фрэнк. – В штурм не идут. Боятся.

– Нет. Тут дело в другом. Не боятся, а выжидают. Ждут отряд с севера, чтоб в кольцо взять. Тогда и пойдут на штурм.

– Что дальше, Капитан? – поинтересовался Мэт.

– Нужно отвлечь их внимание. Без этого никому не перебраться через дорогу. Василий, возьми троих ребят и обойди этот дом сзади, – Капитан указал на груду развалин, бывших некогда чьим-то жильем. – Оттуда откройте огонь по гетам. Пусть они подумают, что мы сделали вылазку. Мы тем временем взорвем ворота ангара. Огонь открывайте только после того, как услышите взрыв. И для начала бросьте две световые гранаты. После следуйте за нами, а мы в свою очередь вас прикроем. Все понятно?

– Яснее некуда.

– Ну, тогда с Богом. Фрэнк, будь готов по команде выстрелить по воротам.

Василий с тремя солдатами скрылся в тени дома. Фрэнк зарядил гранатомет и приготовился стрелять, остальные разбились на группы по четыре человека. Дальнейшее произошло за какие-нибудь десятки секунд, показавшиеся всем бесконечными.

Капитан отдал приказ, Фрэнк произвел залп. Сразу же после взрыва местность озарилась электрическим светом от гранат, брошенных Василием. Раздались автоматная очередь, крики, стоны.

– В ангар! – крикнул Капитан.

Солдаты группами по четыре человека, прикрывая друг друга, побежали в сторону разрушенных ворот, за которыми был спасительный тоннель. Каких-то двадцать метров! Эту дистанцию можно преодолеть за две секунды. Гуляя, мы даже не замечаем такое ничтожное расстояние. Но скажите это рыбаку, застрявшему на отколовшейся льдине. Попробуйте объяснить узнику, наблюдающему через решетчатое окно за пением птиц, что двадцать метров – не расстояние. Так было и сейчас. Двадцать метров дороги превратились в сущий ад, пылающий огнем.

Бенгальцы, сраженные пулями, стали падать один за другим. Одной из первых была убита группа Василия. Но перед смертью он успел выдернуть чеку из гранат. Прогремел мощный взрыв, давший остальным солдатам несколько секунд для маневра.

Фрэнк первым забежал в ангар, буквально забрасывая в него Дмитрия и тех, кто бежал рядом с ним. Следом туда добрались Капитан с Денисом и Марком. Затем еще несколько солдат. Когда Капитан убедился, что в живых больше никого не осталось, он кое-как закрыл разбитые взрывом ворота.

Ангар был построен из толстых бревен, имел один-единственный вход, а окна отсутствовали вовсе. Так что внутри было относительно спокойно.

– Геты не могут знать о существовании хода, поэтому посчитают, что мы в западне. На штурм они не пойдут. У нас есть немного времени. Фрэнк, помоги мне открыть люк в проход и заложить взрывчатку.

Дмитрию понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Конечно, бойня в лесу его уже немного подготовила к подобному, но матерым солдатом его пока назвать было нельзя.

– Ничего, привыкнешь еще к виду крови, – произнес Фрэнк, следуя за Капитаном в дальний угол ангара.

– Это просто невозможно, – думал Дмитрий вслух, обхватив голову руками. – Какой-то сон. Это не люди, это… Я даже не знаю, как их назвать! Там, где люди, есть разум, а значит, логика. Она порождает порядок и рассудительность. Поскольку человек разумен, то и порядочен, обладает нравственностью и логикой. Следовательно, он на подсознательном уровне просто не способен вредить другому человеку. Это же так просто и понятно! Порядок помоги мне… У этих же существ нет ничего, кроме жестокости и дикости. Их действия не логичны и противны самой природе живого существа. Даже животным не свойственно такое поведение. Где еще видано, чтоб кто-либо объединялся в группы и шел нападать на себе подобных? Нет, они не могут быть потомками великих землян, основателей Порядка и закона. Эти существа только похожи на нас, не более. Порядок помоги мне… Это не Земля! Но ведь я не мог ошибиться с координатами. Разве только они неверны? Неужели наши записи стали неточными и Земля для нас безвозвратно потеряна?

Понемногу Дмитрий отдышался и начал приходить в себя. Глаза постепенно привыкли к электрическому свету фонаря. После того, как бенгальцы заперлись в ангаре, пальба на улице стала стихать, слышались только одиночные автоматные выстрелы по бревенчатым стенам. Капитан оказался прав, геты посчитали, что солдаты, оборонявшие крепость, оказались в тупике и теперь им деваться некуда.

Дмитрий стал оглядываться вокруг, и его взгляд остановился на корабле – том самом корабле, на котором он два месяца назад прилетел на Землю. Его сердце сжалось, по телу пробежали мурашки. Он с трудом поднялся на ноги и медленно пошел в его сторону. Подойдя к кораблю, Дмитрий в нерешительности остановился и аккуратно провел рукой по ледяной обшивке, словно гладил любимую женщину.

Он вспомнил, как совсем недавно в торжественной атмосфере его провожали в дальний путь. Как звучала музыка, произносились патриотические речи. Цветы, салют. И все в его честь – первого человека, возвращавшегося на родную Землю.

«Если бы я только знал, чем это обернется, я бы, наверное, никогда не полетел искать Землю и не оказался бы на забытой Порядком планете, – Дмитрий с силой ударил кулаком о корабль. – Эх, мама, папа! И почему я только вас не слушал! Вы же отговаривали меня от полета. Говорили, что это безрассудно. Вы были правы, мои дорогие… Как же мне вас не хватает, как же я по вам соскучился!»

Дмитрий отшатнулся от корабля и отстраненным взглядом посмотрел вверх. «Скучаю? Я скучаю по родителем, друзьям? Скучаю? Какое странное это чувство – скука. Вот какое оно. А я ведь не верил Капитану, что можно испытывать привязанность к какому-нибудь человеку и ощущать его нехватку. На Ферусе ведь все всегда рядом, и стоит только захотеть, можно тут же увидеть кого угодно. А здесь мне действительно не хватает родителей, моего дома, родины. Всего этого недостает».

С тех пор, как Дмитрий оказался на Земле, он открыл для себя много нового, того, что абсолютно неведомо на его родной планете. И это касалось не только предметов быта и порядков, установившихся в этом обществе. Внутренний мир Дмитрия, его восприятие окружающего мира и отношение к нему изменились. Как это было ни странно для него, но он чувствовал, что заново рождается.

Глава 26

– Скучаешь по дому? – с иронией спросил Тери, подходя к Дмитрию.

– Я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь еще хоть раз увидеть своих родных. Этот корабль – единственная связующая нас нить. Но ему уже не взлететь. При посадке он получил непоправимые повреждения.

– Ну так, может, за тобой вышлют спасательную экспедицию?

– Учитывая, что меня самого не хотели отпускать, то вряд ли они отправят еще кого-то, если не вернусь. А поскольку я не выходил на связь с предполагаемого момента контакта с Землей, то все, скорее всего, считают меня погибшим.

– Сочувствую тебе, – попытался сделать голос более нежным Тери. – Теперь у тебя новая семья. И что бы там ни говорили Капитан и Фрэнк по поводу пленника, не переживай, мы тебя в обиду не дадим. Слушай, а не хочешь напоследок зайти в корабль, проститься с ним?

– Это было бы здорово.

Они обошли корабль с правой стороны и, дойдя до места, где была пробоина, аккуратно вошли внутрь. Тери активировал электрический фонарик, который осветил своими металлическими лучами каюту.

– Здесь я провел два месяца, преодолевая космическое пространство. Там, – Дмитрий указал рукой, – центр управления кораблем. А в том месте, – он указал в другую сторону, – спальня и склад.

– Склад – это интересно, может, там есть что-то полезное.

Медленно ступая между спутанными проводами, Тери следовал за Дмитрием. Когда они дошли до склада, то увидели, что он абсолютно пуст.

– Куда все делось? Тут же была провизия, аппаратура, техника? Где все?

– Капитан рассказывал мне, что люди из города, присланные старцем, исследовали твой корабль вдоль и поперек. И все, что можно было увезти, они забрали. Но я надеялся, что хоть что-нибудь осталось.

Дмитрий побежал в спальный отсек. Но и тут было пусто.

– Фотографии! Отцовские часы! Вы забрали их! Как же это бесчеловечно! Вы без всякого спроса берете чужие вещи. Как вы можете?! – вспылил Дмитрий.

– А мы, в отличие от вас, не сваливаемся с небес на чужие планеты. Чего к нам приперся? Сидел бы дома у себя. Так что тихо, а то я прикладом тебя успокою. Вещи твои забрали для исследований. Много там было неизвестного и непонятного. Ну а фотографии и часы, наверное, просто прихватили. Может, тебе их еще вернут.

– Может, вернут? – не унимался Дмитрий. – Да как ты можешь быть таким варваром?

– Успокойся. Варвара он тут нашел. На себя посмотри, как с луны свалился. Взрослый мужик, а мозгов, как у новорожденного. Не санаторий тебе тут, и этот твой корабль – не велосипед.

Тери попытался надавить Дмитрию на плечо, но тот увернулся и слегка толкнул солдата. Этого оказалось достаточно, чтобы Тери, запутавшись в проводах, с грохотом упал на стену спального отсека. Раздался треск. От стены отделился кусок металла и завалил собой бенгальца.

– Тери! Ты цел? – кинулся Дмитрий ему на помощь.

– Черт возьми, – попытался приподняться солдат. – И ты хочешь сказать, что на этой консервной банке ты преодолел космическое пространство?

– После атаки на околоземной орбите и падения обшивка корабля сильно пострадала. Не исключено, что деформации подверглись и внутренние перегородки… – Дмитрий замолчал, с удивлением всматриваясь в образовавшийся проем в стене. – Странно, похоже, там какое-то помещение. Но его там быть не должно. На всех схемах там просто стена.

Тери поднялся, отряхивая форму, и посмотрел в проем. Там действительно была пустота.

– Надо взглянуть. Подай мне фонарь.

Помещение оказалось небольшим, около шести квадратных метров. Вдоль стен стояли шкафы с ящиками, а посередине – небольшой стол, прочно приваренный к полу. В этом помещении было гораздо чище, чем на всем остальном корабле.

– Наверное, люди отца Петри не заметили эту комнату и не обследовали ее.

– Даже мне неизвестно о существовании данного отсека, – ответил Дмитрий. – Странно, зачем его надо было скрывать? И почему оно не отражено на чертежах?

– Значит, отсек предназначался не для всех глаз. И уж точно не для твоих, поскольку тебя не поставили в известность. Надо позвать Капитана.

Капитан быстрым шагом вошел в помещение и сразу начал открывать один шкаф за другим. Медлить было нельзя, геты скоро могли отважиться на штурм либо просто поджечь ангар.

В шкафах в основном были какие-то чипы и микросхемы, чертежи, сделанные на неизвестном Капитану материале.

– Опаньки, а это что тут такое? – воскликнул Фрэнк, открывая очередной шкафчик. Оттуда он вытащил что-то напоминающее автомат, только совершенно невообразимой модификации. – Похоже, тут у нас арсенал.

– Оружие? Что ты на это скажешь, Дмитрий? Значит, ты не такой уж и безобидный?

– Что ты с ним возишься, Капитан?! – крикнул Фрэнк. – Это же все объясняет. Засланный он, вот оружие для обороны или даже для нападения. Нам неизвестна убойная сила этого автомата. Тут же покончим с ним, – Фрэнк угрожающе двинулся в сторону растерянного Дмитрия.

– Клянусь вам, мне ничего об этом не известно. У нас на планете нет оружия. Порядок не приемлет никакого насилия и кровопролития. Нам незачем оружие. Это невозможно. Я не знал о существовании этой комнаты. Мне неизвестно, что это и для чего, – взмолился Дмитрий, глядя на Капитана.

– Постой, Фрэнк. Может, он правду говорит. Только вот это меня еще меньше радует. Ведь выходит, если Дмитрий не знал о существовании отсека и оружия, то все предназначалось не ему.

– А кому же? – удивился подошедший Денис.

– Тому, кто осведомлен об отсеке и знает, как этим всем пользоваться. Дмитрий, тебя должен был кто-то встретить?

– Конечно. Разумные люди, знающие Порядок, а не дикари…

– Я тебе сейчас таких дикарей покажу, – замахнулся Фрэнк кулаком в сторону Дмитрия.

– Погоди ты, – оборвал его Капитан. – С кем-нибудь конкретным?

– Нет.

– А место посадки было указано у тебя?

– Да, в навигационных системах корабля была помечена предполагаемая площадка приземления. Но ваши люди все забрали.

– Ладно. У нас будет время это проверить. А пока собирайте тут все, что есть. Это надо будет показать старцам, – речь Капитана прервала канонада, раздавшаяся снаружи. – Пора уходить. Взрывчатка готова?

– Да.

– Тогда все в проход. А потом взорвем все к черту.

По одному оставшийся отряд спустился в подземный ход, выходивший далеко на юг от крепости. Последним пошел Капитан. Он закрыл люк и поджег фитиль, ведущий к заложенной взрывчатке.

* * *

– Отдавайте приказ наступать, – сказал человек, сидевший на лошади. Его тело покрывал длинный плащ из грубой кожи, а лицо было полностью спрятано под капюшоном.

– Но, господин, зачем нам эти жертвы? Они в западне. Ангар мы полностью окружили. Этим жалким бенгальцем некуда бежать. Они скоро сами сдадутся. А для ускорения процесса мы можем поджечь ангар. Мои люди уже готовят смолу.

– Идиот, – человек в капюшоне ногой толкнул в грудь собеседника так, что он упал в грязь. – Если ты подожжешь ангар, может пострадать корабль. А мне он нужен в целости и сохранности. И тысяча твоих солдат не стоят того, что находится там. И ты получишь достойную плату, которая с лихвой покроет все твои потери. Отдавай приказ.

– Слушаюсь, господин, – с раздражением сказал командир гетов, отряхивая грязь.

Геты открыли огонь по ангару, но крепкие бревна не давали пулям проникать внутрь. Под прикрытием выстрелов передовой отряд медленно подходил к ангару со всех сторон. Когда они были на расстоянии каких-нибудь десяти метров, раздался мощный взрыв, озаривший все вокруг.

Взрывной волной разрушило не только ангар до основания, но и все близлежащие постройки, в том числе убило и гетов, пошедших на штурм. Подземный проход завалило.

Материал, из которого был сделан космический корабль, предназначенный для межзвездных перелетов, выдержал взрыв, но все же развалился на несколько частей.

– Только не это! – воскликнул человек в капюшоне. – Немедленно тушите огонь!

Глава 27

Последние две недели Юрий Георгиевич просто сиял от счастья. Хоть его предложение о модификации корабля не принесло ожидаемого результата, вектор исследований благодаря ему принял новое направление. Теория профессора набрала больше всего процентов совместимости из всех предложенных вариантов. Но на девяноста двух процентах программа показала сбой и разрушение корабля.

Дома, как считал Юрий Георгиевич, тоже все наладилось. Хоть часто уходить с работы пораньше ему не удавалось, вечерами он отключал все средства связи и, стараясь наверстать упущенное за последние годы, всего себя отдавал жене и детям. Как-то раз, встретившись в коридоре с Михаилом Петровичем, он с гордостью сказал:

– А мы семьей вчера ходили в зоопарк. Очень увлекательно.

– Рад за вас. Как супруга?

– Счастлива, Михаил Петрович, – делая ударение на слове «счастлива», ответил Юрий Георгиевич. – И я счастлив. И заметьте, на работе я тоже не отстаю от других.

– Вы играете с огнем, дорогой друг. Не опалите себе крылья. Вам может показаться, что все хорошо и вы всюду успеваете. Но рано или поздно этот мыльный пузырь лопнет. И вам может не понравиться то, с чем вы останетесь.

– Всегда бывают исключения.

– Поверьте, я искренне надеюсь, что это именно тот случай. Но я реалист.

Однажды, когда Юрий Георгиевич обедал в кафе после очередного совещания, к нему подошли доктор Аллон и доктор Пристон.

– Здравствуйте, уважаемый коллега, – поприветствовал его доктор Аллон с присущим ему акцентом. – Не возражаете, если мы присядем?

– Разумеется, – ответил Юрий Георгиевич, обводя взглядом полупустой зал, в котором было множество свободных столиков. Этот взгляд не остался незамеченным американцами.

– Сегодня установилась небывалая жара в городе, – заметил доктор Пристон, делая глоток холодного кофе.

– В июне так всегда. В августе будет прохладней, доктор Пристон. А вы не любите жару? – холодно ответил Юрий Георгиевич.

– Я вас умоляю, мы столько времени уже работаем вместе. Зовите меня просто Джек. А доктора Аллона – Бил. Мы ведь практически одна семья, – улыбнулся доктор Пристон. – Пусть и интернациональная. И да, Юрий, жара не по мне. Я родом из Миннесоты – не самый теплый штат.

– А вы, Бил, как относитесь к московской погоде?

– Лучше, чем Джек, но все же предпочитаю более прохладный климат. Море или океан тоже бы скрасили жару. Но, увы, Москва находится черт знает где от ближайшего побережья. Тут летом сущий ад. Вот были бы мы сейчас где-нибудь в Калифорнии, я бы отвез вас на превосходный пляж. Там великолепный песок и множество баров с бесконечным количеством прохладительных напитков.

– Бил, не сыпь соль на рану. Кажется, так вы тут говорите? – уточнил доктор Пристон у Юрия Георгиевича.

– Так почему бы вам туда не отправиться, если там так хорошо?

– Америка – это пройденный этап. Уже около трех лет мы трудимся на благо России. Стоит одной ноге пересечь американскую границу, как она тут же окажется в кандалах.

– Это очень похоже на Америку, – Юрий Георгиевич демонстративно посмотрел на часы.

– Зря вы не любите Штаты, Юрий.

– А за что мне их любить?

– Америка – это прекрасная страна. – Доктор Аллон закрыл глаза и широко улыбнулся. – Не только мировой центр развлечений, отдыха, бизнеса, но также и государство больших возможностей.

– Возможностей? – усмехнулся Юрий Георгиевич. – А не просветите ли меня, Бил, каких именно?

– Как каких? – удивился доктор Аллон. – Да любых. Вы можете творить, придумывать, производить. Будучи в Америке, перед вами открывается такой спектр направлений деятельности, что даже вообразить трудно. Вы можете заниматься чем угодно.

– Или правильнее сказать, «чем по средствам», – поправил его Юрий Георгиевич. – Вы забываете, что Америка – это в первую очередь страна денег. Платные образование, медицина. И все те развлечения, о которых говорите, тоже. Быть может, если вы богаты, то тогда в Америке перед вами масса возможностей. Но открою секрет, Бил. Если вы богаты, то перед вами и в захолустье мира откроется масса возможностей. А вот если денег нет, то единственное, что может предложить Америка, так это большой пинок под зад.

– Вы ошибаетесь, – вмешался в спор доктор Пристон. – Да, в начале века было много проблем в социальной сфере. Однако сейчас вопрос денежного и социального неравенства преодолен в Америке. Любые двери открыты перед каждым. Главный критерий – это единство двух: желания и умения работать.

– Джек, вам надо юмористическую передачу вести, – улыбнулся Юрий Георгиевич. – Я вас умоляю, вопрос денег и социального дисбаланса преодолен! Да Америка сейчас самая неравноправная страна в мире. Взять хотя бы один Нью-Йорк и его гетто.

– Это совсем другое дело. Гетто – преступные районы. Его жители сами выбирают свой путь. А демократическая Америка не навязывает им стереотипы, не загоняет в рамки, как в России. Если они решили идти по пути нищенства, не желая работать, это их право.

– Конечно, жители гетто сами выбирают не получать образование, медицинское обслуживание и быть застреленными в двадцать пять, – сыронизировал Юрий Георгиевич. – Вы бы хоть со стороны себя послушали. Вот ответьте мне на вопрос, Джек. Гетто – это рассадник преступности?

– Разумеется.

– А если ваша Америка такая великая и хорошая, то почему она с таким явлением не борется? Почему не устранит преступность?

– Это крайне сложно.

– Чушь. Сложно может быть только с финансовой стороны. Постройте школы, больницы, создайте рабочие места. Сделайте нормальные условия для жизни.

– Это не приведет ни к чему. Жители неблагополучных районов не желают трудиться. Они, как паразиты, хотят только получать, не прилагая никаких усилий.

– Вы ошибаетесь. Неужели если человеку сказать, что дадите жилье для семьи, работу, а для его детей построите школы, больницы, спортивные площадки, он бы ответил, что ему это все не нужно? Что предпочитает быть вором, убийцей и рисковать своей жизнью ради куска хлеба? Глупости. Любой, даже самый убогий, район элементарно превратить в фешенебельный квартал. Стоит только захотеть. Но властям Америки это не надо. Им выгодно наличие гетто.

– Зачем же оно может понадобиться? – поинтересовался доктор Аллон.

– Рабы, Бил. Все очень просто. Чтобы процветать, перепроизводить, богатеть и жиреть, Америке нужны рабы.

– Это глупости. В Америке рабство отменено давным-давно.

– Удивительно, как американцы плохо знают собственную историю и свое законодательство. Вы считаете, что рабство было отменено? А я скажу, что оно было в Америке всегда и есть до сих пор. И готов поспорить с вами на бутылку коньяка, что докажу это.

– Пари принято. Просветите нас.

– По закону, рабство было запрещено. Это так. Однако была небольшая поправка. А именно: рабский труд запрещен за исключением бесплатной работы тех, кто провинился перед обществом. То есть преступников.

– Они должны отрабатывать долг перед социумом за совершенное правонарушение. Это не рабство.

– Подождите с выводами. Конечно, преступники должны искупать свои грехи перед обществом. Но не такими методами. В Америке очень популярны частные тюрьмы, которые находятся под тотальным контролем их собственников. Процент таких учреждений в Штатах в прошлом году составил девяноста три.

– И что же в этом плохого?

– А то, что так называемые собственники тюрем получают деньги за выполнение определенных работ, куда они направляют заключенных. Это может быть строительство дорог, домов, копание траншей или бог знает что еще. С полученных денег платится налог в казну государства, оплачиваются труд тюремной охраны, коммунальные услуги. А все остальное собственники исправительных учреждений кладут себе в карман. Заметьте, что заключенным ничего не платят. Они, кроме еды и клетки, ничего не получают. Вот вам и бесплатный труд за пищу и кровать в интересах одного человека. Чем вам не рабство?

– Позвольте возразить, – сказал доктор Пристон. – Эти люди совершили преступления. Их насильно никто не захватывал, не похищал. В рабство их не продавали. Этих людей предавали честному суду, который определял наказание соразмерно совершенному преступлению.

– Вы опять опережаете события. Вы уверены, что наказание соразмерно совершенному преступлению? Посмотрите, чтобы так называемых рабов было много и трудились они долго, ваши законодатели установили весьма интересную шкалу градации наказаний. Так, нередки случаи, когда за кражу ста тысяч долларов давали пятнадцать и двадцать лет тюремного срока. Это же безумство. Попытка побега – плюс еще пятнадцать лет. За лишение человека жизни – восемьдесят лет. Если же несчастный не дай бог убил кого-то при ограблении, а потом оказал сопротивление при аресте, то тут все: лет так сто двадцать ему обеспечено.

– В Америке суровое законодательство, это правда.

– Вы говорите, что их никто не продавал? Я вам возражу. Их продало государство. А стоимость этих рабов составляется из суммы налогов, которые владельцы тюрем платят за труд. Но и это еще не все.

– Что же еще?

– Изучите статистику условного досрочного освобождения по американским тюрьмам. Вы будете очень удивлены. Ведь отпускают досрочно в основном только тех, кто достиг глубокой старости, то есть тогда, когда заключенный уже не может трудиться и приносить деньги. И действительно, зачем держать раба, который не в силах приносить государству доход, а кормить его надо. Ведь тогда этот заключенный убыточен. И вы называете это актом милосердия, будто бы человек искупил свою вину перед обществом. Хотя на самом деле он стал просто ненужным отработанным хламом в американской капиталистической системе. В вашей пенитенциарной системе главное – не наказание человека за преступление, не искупление долга перед обществом, а бесплатная работа во благо какого-то дяди. Вот и все. Есть все основные составляющие, а именно: труд в течение всей жизни за еду и место для сна в корыстных интересах конкретного человека, который покупает это право у государства за деньги. А вы говорите рабства нет.

– Но причем тут гетто?

– Это просто. Чем меньше человек получает возможностей для саморазвития, тем больше деградирует. Предоставьте ребенку скрипку – он начнет играть и сочинять. Дайте пистолет и иглу – станет убивать и принимать наркотики. Чем меньше в гетто возможностей для построения нормальной жизни, тем больше потенциальных преступников и, как следствие, – рабов. Гетто – это своего рода инкубаторы американской бесплатной трудовой массы. Человек, рожденный там, сразу попадает в систему, из которой выбраться удается единицам.

– Но в тюрьмах работают не только те, кто родился и воспитывался в гетто.

– Опять же посмотрите на статистику, – продолжал Юрий Георгиевич. – Америка – первая в мире страна по количеству заключенных. При этом девяносто процентов заключенных составляют афроамериканцы и латиносы. Белых всего десять процентов. Да, не все заключенные – выходцы из гетто. Но подавляющее большинство из них – из бедных штатов, маленьких городов, где нет нормального образования, работы. Гетто называют отдельные кварталы в крупных городах и их окрестностях. Но если взглянуть шире, в таких неблагополучных районах проживает пол-Америки.

– Я все же настаиваю, что заключенные, сколько бы лет они ни трудились, не могут считаться рабами, – возмутился доктор Пристон. – Дети заключенных – свободные люди. А раб и его ребенок остаются таковыми навсегда.

– Разумеется, Джек, нельзя говорить о классическом рабстве. Все же мы живем в двадцать первом веке, а не в семнадцатом. Но между американскими заключенными и рабами с плантаций очень много схожего. Разве рабам не могли дать вольную? Вполне, и я скажу вам более, что многим из них даровали свободу. Особенно на севере Штатов еще до гражданской войны. А освобождение из тюрьмы можно сравнить с этой же вольной.

– Рабов, которым даровали свободу, были единицы. Остальные, особенно на юге, оставались таковыми до самой смерти.

– Как и те, кто отбывает заключение сроком в сто и более лет. Или вы думаете, что у них есть шансы дожить до конца своего срока? – улыбнулся Юрий Георгиевич, наливая себе чай. – Кроме того, вспомните про Луизианское восстание две тысячи сорок первого года и его последствия.

– Это черное пятно в истории Америки, – согласился доктор Пристон.

– Джек, – спросил его Юрий Георгиевич, – а что вы подразумеваете под «черным пятном» – Луизианское восстание или Луизианское побоище?

– Само событие. Это было ужасно. Сколько людей понапрасну погибло, – посетовал доктор Аллон.

– Бил, говорите все как есть. Не просто погибло, а было безжалостно убито. Луизианское восстание две тысячи сорок первого года – не просто митинг, а крупнейший бунт афроамериканцев против несправедливости и неравенства, установившегося в Америке. Это был настоящий вызов сложившейся системе. И чем все закончилось? Вместо того, чтобы прислушаться к таким простым и понятным требованиям, как равенство, человеческое отношение, решение социальных проблем, и искать компромиссы, что сделали власти в Америке?

– Прибегли к помощи армии, чтобы разогнать демонстрантов…

– Собственных граждан, имеющих право говорить и быть услышанными. И их не просто разогнали, а уничтожили. Сколько человек тогда было убито, Бил?

– По данным, озвученным в СМИ, около трех тысяч.

– Три тысячи! – повторил Юрий Георгиевич. – Хотя я уверен, что число жертв гораздо больше. Так вот, за одну ночь расстреляли три тысячи афроамериканцев, которые просто хотели, чтобы с ними считались как с равными, что, как вы говорите, и так предусмотрено Конституцией США. И ответьте на вопрос: сколько представителей силовых структур были привлечены к ответственности и понесли наказание?

– Ни один, – сказал доктор Пристон.

– Ни один, – медленно повторил Юрий Георгиевич. – Видите, за убийство трех тысяч мирно митингующих афроамериканцев никто к ответственности привлечен не был. Уголовное дело было развалено. Насколько я помню, в Америке в рабовладельческий период убивать невольников тоже можно было безнаказанно. Вот вам еще одна параллель. И вы продолжаете утверждать, что в Америке нет рабства. А что же это тогда?

– Вы сгущаете краски. Подобным образом можно описать любую страну.

– Ну опишите Россию. Только у вас не получится. Можете и не стараться. В России совершенно по-иному устроена пенитенциарная система. У нас более толерантно относятся к преступникам. Увы, чаще даже более снисходительно, чем к пострадавшим. Вы ни в одной картотеке дел не найдете, чтоб кому-нибудь дали сорок или более лет заключения. Труд заключенных оплачивается. И все доходы от их труда идут в государственную казну. В этом огромная разница, которую невозможно отрицать.

– Но ведь есть и более толерантные страны, та же Норвегия.

– Мы сейчас не сравниваем разные государства, не ищем, кто лучше, а кто хуже. Мы говорим про рабство в Америке. И отрицать его наличие в Штатах – это то же самое, что признаться в собственной слепоте. Рабство там есть, и в промышленных масштабах, – закончил Юрий Георгиевич.

– Что ж, Юрий. Не могу согласиться полностью с вашей позицией, – пожал плечами доктор Аллон. – Но бутылка коньяка с меня. Это пари за вами, но я жажду реванша.

– Вы поймите, дорогой друг, – поддержал коллегу доктор Пристон, – мы не хотим сказать, что Америка – идеальная страна. В ней есть много такого, чем гордиться нельзя. И там существует немало людей, которых хотелось бы забросить на какую-нибудь далекую необитаемую планету. Но в ней есть и много хорошо.