Loe raamatut: «Жюли»

Клиника «Falaise Lumineuse»

Частная психиатрическая клиника "Falaise Lumineuse", словно соответствуя своему названию – "Светлый утес", гармонично вписалась в горный ландшафт в сердце французских Альп, гордо возвышаясь на обрыве над рекой на фоне чарующего волшебства заснеженных вершин. Несколько обособленно стоящих домиков клиники искрились теплыми огоньками из окон, и их освещаемые яркой луной крыши были похожи на сладкие рождественские десерты.

Входные двери, украшенные венками, как бы приглашали гостей внутрь, где их ждали тепло и уют.

Вокруг домов были видны деревья, мерцающие разноцветными огоньками, под которыми находились подарки с рождественскими лакомствами в ожидании своих владельцев.

Неподалеку стояли корзины с дровами для камина, готовыми поддерживать тепло в холодные зимние вечера.

Совсем недавно это был небольшой семейный отель, но наследники в силу деликатных обстоятельств перепрофилировали его в психиатрическую клинику, доверив ее управление доктору Бернарду, корни которого уходили к русским эмигрантам времен гражданской войны прошлого века.

Доктор Бернард хотя и не был сторонником нетрадиционных методов лечения, однако с успехом применял в клинике рисование под гипнозом. По его убеждению, погружение в искусство не только раскрывало в пациентах новые грани восприятия цвета, тона и композиции, но и способствовало если не их выздоровлению, то однозначно душевному спокойствию.

На просторной террасе с панорамными окнами, напоминающей арт-мастерскую, внимание привлекала стройная шатенка с голубыми глазами, которая энергично двигала мольберты и развешивала на стены сюрреалистические картины, написанные пациентами клиники для своих родственников и друзей в качестве рождественских подарков.

Закончив свою работу, Жюли подошла к окну и задумчиво посмотрела на звезды и облака, которые время от времени принимали разные формы.

Жюли отлично понимала, что ее место в клинике было обусловлено талантом в акварельной живописи и художественными навыками, приобретенными в школе Леона.

Эти ее качества имели большее значение, чем диплом медицинского колледжа, который она не так давно получила в Париже и уже успела потерять.

Девушка вспомнила день, когда впервые ассистировала доктору Бернарду.

Он переходил от одного пациента к другому и, глядя на холсты с их работами, давал короткие указания:

– Жюли, ультрамарин розовый! Охра темная! Кисть белка-двенадцать, быстро!

Немного сбитая с толку, Жюли робко спросила:

– А вам нужна кисть колонок-восемь?

– Да, Жюли, кисть белка-двенадцать и колонок-восемь, – лаконично ответил доктор.

Передавая месье Бернарду кисти и краски, Жюли вспоминала свои медицинские практики в операционной.

– Знаете, доктор, раньше я думала, что буду слышать только "Сестра, скальпель!", "Сестра, зажим!", но ваши методы… они такие необычные. Благодаря вам я открываю для себя новые грани искусства, – произнесла девушка.

Доктор Бернард, не прерывая работу, улыбнулся:

– Возможно, вы и правы, Жюли. В искусстве наших пациентов есть что-то особенное. Вам нравится?

– Да, месье, – ответила девушка, задумчиво взглянув на доктора, и в ее глазах загорелся мистический свет.

– Вы быстро учитесь, Жюли. И я рад, что вы рядом, – добавил месье Бернард, слегка смущенный своими словами.

Словно очнувшись от сна, Жюли посмотрела на часы – время близилось к полуночи. Она еще раз прошлась по террасе и, закутавшись в теплый серебристый плед из шерсти Baby Lama, комфортно расположилась в уютном кресле у окна с видом на безмолвные горные вершины.

Исполнился ровно месяц работы Жюли в клинике, и сейчас, словно в документальном кино, кадр за кадром перед ее глазами замелькали хроники прошедших дней.

Спустя неделю работы с доктором Бернардом, Жюли стала замечать удивительные совпадения и закономерности среди многообразия сюрреалистических изображений и историй, которыми делились пациенты.

Внимание девушки привлекло то, как рисунки и рассказы некоторых из них словно дополняли друг друга, создавая скрытый сюжет или послание.

Вскоре Жюли решила провести свое собственное расследование. Она тщательно изучила работы пациентов, записи их сеансов, стремясь соединить кусочки этой загадки.

В одном из рисунков, представляющем собой калейдоскопическую композицию, девушка обнаружила тонко спрятанные инициалы, которые, по ее мнению, указывали на одного из них.

Такой метод, как психоанализ через творчество, не был для Жюли чем-то новым, но глубина неосознанного, с которым она сталкивалась здесь, в "Falaise Lumineuse", превосходила все, с чем ей приходилось работать ранее.

Девушка начала проводить больше времени с пациентами во время их творческих сеансов, подбадривая их и внимательно слушая, что, как она надеялась, могло помочь ей раскрыть тайну их внутреннего мира.

Жюли все чаще задавалась вопросом, насколько глубока связь между искусством и психикой человека. Может ли творчество быть ключом к пониманию самых потаенных уголков человеческой души?

Этот вопрос стал ее манией: она постоянно думала о нем, изучая каждую деталь художественных работ пациентов из группы доктора Бернарда.

Постепенно Жюли начала видеть искусство не как средство для выздоровления, а как язык, позволяющий пациентам говорить о своих переживаниях и историях таким образом, который был бы невозможен в обычной беседе.

Ее взгляды на психотерапию стали меняться, она чувствовала, как внутри нее самой пробуждается что-то новое – смешение врача и исследователя искусства.

Глядя на луну, она испытала странное ощущение. Все вокруг казалось необычно тихим, даже ветер прекратил свой шепот.

Жюли подняла глаза на небо, и в тот момент она поняла: ночь, звезды, облака – все это было частью большой картины, и каждый из пациентов, каждая их история и каждый рисунок вносили свой вклад в эту мозаику реальности. Теперь ее задача была понять, как именно.

Практика Жюли. История Софи

Начало недели перед Рождеством не предвещало никаких неожиданностей, настроение у всех было праздничное. Воздух был наполнен ароматами свежести, хвои и традиционных рождественских блюд. Радостные лица и врачей, и пациентов создавали некую атмосферу веселья и праздничного предвкушения. Близилось время, когда природа и человек должны будут объединиться в гармонии во имя жизни, любви и надежды.

Каждый понедельник с утра доктор Бернард осуществлял прием своих постоянных пациентов, которые делились с ним личными навязчивыми состояниями.

Жюли с подозрением относилась к их видениям, фантазиям и снам, полагая, что пациенты занимаются сочинительством ради возможности поболтать с ее милым доктором. Жюли на минуту задержалась у двери кабинета месье Бернарда, чтобы понять, кто именно из них находится на приеме, а затем, тихо приоткрыв ее, вошла и заняла место на стуле под старинными настенными часами, стараясь не выдать свое присутствие.

На кушетке с закрытыми глазами лежала рыжеволосая девушка и взволновано рассказывала доктору свой сон.

Жюли без труда узнала в ней известную фотомодель Софи и, иронично взглянув на доктора Бернарда, стала слушать ее таинственную историю.

«В глубине потускневшего неба, где облака сливаются с бесконечностью, Печальная Рыба медленно прокладывает свой путь. Она, словно дух из другого мира, стала символом загадочности этой вселенной.

Я парю рядом с ней и вижу, как одинокий орел, обычно король небес, теперь спит глубоко в пучине морской, будто перепутав свое предназначение. Где-то вдали водоросли покачиваются под мелодию медузы, которая поет не от страха перед бездной, но ради своей совести, ее глубокой внутренней истины.

Эта мелодия вибрирует в воздухе, заставляя мои пьяные мысли танцевать в такт ее пению.

Внезапно утренний багровый закат разрывает темные облака, и я вижу зрелище: жираф, величественное создание, стоит среди пустыни и смотрит на пингвина, который исполняет па-де-де. И все это было под прицелом огромного Циклопа, который, мигая своим единственным глазом, наблюдает за каждым движением этой абсурдной реальности.

Вдалеке мелькают сцены из разных времен и пространств. Слон, умело управляя доской для серфинга, с грацией спускается по песчаным дюнам, а на облаке спит рыжий кот.

Я опускаюсь с облаков на землю, и мои ноги бегут вперед, и вот я уже стою перед заброшенным заснеженным замком, из окон которого доносятся волшебные звуки арфы.

Я вижу Паганини, по его лицу струится пот, каждая нота наполняет атмосферу тревогой, и когда рвется последняя струна арфы, маэстро в отчаянии убегает, оставляя меня одну в этом мрачном месте.

Я вижу, как небесная бледность луны проникает в окна старинного замка, освещая протяженную галерею. Я чувствую холод каменного пола даже сквозь свои туфли. Я ищу что-то или кого-то, но не могу понять, кого именно. Стены увешаны портретами, каждый из которых кажется живым. На них изображены знатные дамы с таинственными взглядами в роскошных нарядах с искрящимися ювелирными украшениями.

Я ощущаю, как их глаза следят за мной. Где-то вдалеке, как эхо, я слышу шепот: „Будь со мной рядом…“ Я подхожу к портрету, где изображена бледная девушка в радужном платье, а на ее руке сверкает огромное кольцо с красным камнем, похожим на каплю крови.

Я хочу коснуться этого кольца, но вдруг рука девушки на портрете вытягивается из рамы и трогает меня, а таинственный голос шепчет мне на ухо: „Ты одна из нас…“

Я чувствую на губах горечь яда. Кажется, что дамы на портретах пытаются отравить меня. „Ты одна из нас, и ты не уйдешь, – шепчут они. – Ты одна из нас…“

Галерея мне кажется лабиринтом. Я понимаю, что выхода из этого кошмара нет. Все вокруг чудится каким-то больным сном.

Каждый раз, когда я думаю, что нашла дорогу домой, меня ждет новая загадка, новое испытание. И каждый раз я возвращаюсь к вопросу: „Ой, ой, ой, когда попадем мы домой?

Софи продолжала рассказ, словно ни на секунду не сомневаясь в реальности своего сна. Доктор Бернард внимательно слушал, делая заметки в блокноте. Жюли, несмотря на изначальную скептическую настроенность, не могла отрицать внутренней силы и живости этой истории. Сны Софи были живописными и полными символизма, в каждом ее слове чувствовались эмоциональная насыщенность и глубина переживаний.

Доктор Бернард, подняв взгляд от блокнота, спокойным голосом спросил:

– Софи, а как вы себя чувствуете, находясь в каждом из этих мест? Какие эмоции вы испытываете, когда видите Печальную Рыбу или когда стоите перед замком с музыкой арфы?

Рыжеволосая девушка задумалась на мгновение, прежде чем ответить:

– Каждое место… оно как отражение части меня. Печальная Рыба – это моя задумчивость и одиночество. Жираф и пингвин – это странность и абсурдность моей жизни, контраст между тем, что ожидают от меня люди, и моими собственными желаниями. А замок… это моя потребность в защите, в том, чтобы скрыться от всего, но также и страх быть забытой.

Слова были как окно в душу фотомодели, и Жюли начала понимать, что каждый сон, каждое видение Софи – это не просто бегство от реальности, но и способ самовыражения, путь познания себя. Доктор Бернард записывал все без малейшего удивления или насмешки, словно это был обычный разговор о погоде, что еще больше усиливало доверие между ним и пациенткой.

Софи продолжала:

– Когда я увидела Паганини, я почувствовала отчаяние и страх, но в то же время и свободу. Как будто его музыка освобождала меня от каких-то внутренних оков.

Жюли с удивлением отметила, что и ей стали интересны эти истории. Они перестали казаться ей обычным бредом или внимание ищущим поведением. Наблюдение за тем, как доктор Бернард помогал Софи разобраться в ее снах и фантазиях, показало Жюли, что ее задача здесь – не просто ассистирование в передаче кистей и красок, а работа с человеческой душой, и ее роль в этом процессе становилась все более значимой.