Loe raamatut: «Седьмая Луна»
Глава 1
– «Магия призвана поддерживать Равновесие мира…» – повторил задумчиво Альдред.
Шаг за шагом кружил он, всматриваясь в лицо бедняжки. Словно волк, что ищет слабое место и ждёт удобного момента для атаки. Недалеко от истины.
– Это цитата из Дюжины Столпов. Слышала, наверно?
Строка из священных писаний стала догматом Инквизиции. Без его упоминания не обходится ни одна профилактическая беседа с магами. Так и сейчас.
Девка не отвечала. На ней не было лица. Пустые глаза уставились в одну точку.
Ничего страшного. Таких, как она, Альдред расколол немало. Это его работа – и вполне обыденная.
Инквизитор хмыкнул, заложил руки за спину. Чуть сгорбившись, продолжил обход. Он дал ей время поразмыслить над церковным законом. И снова тишина.
Зарёванная, та лишь пускала пузыри носом и жевала губы, думая о своём. Бедняжка стояла на стёртых коленях. Из-под струпов подтекала сукровица. Гранитный пол плющил кости, доставляя боль. До онемения. Спина скривилась и напоминала знак вопроса.
Альдред остановился, притопнув. Гул разошёлся по залу.
Чародейка вздрогнула и округлила рот в испуге. Инквизитор сделал шаг навстречу.
На лице – ни единой эмоции. Взгляды их пересеклись. Он наклонился к магичке и строго потребовал:
–… Так выполни свой долг.
Бесполезно. Волшебница засопела и отвела глаза. Ушей Альдреда коснулся жалобный скулёж.
У себя в голове он прокручивал разговор, состоявшийся накануне с ментором…
– Верховный ещё не сообщил, кто мне достанется?
– Тебе повезло, что я в экзаменационной комиссии! – смеясь, отвечала та. – Можешь не волноваться, трудно не будет.
Открыто никто такое не обсуждает. Они заперлись в кабинете, строго тет-а-тет. От греха подальше.
– Кто это?
– Девчонка. Новичок ещё совсем. Её в Круг привезли всего пару дней назад. Из деревеньки где-то у чёрта на рогах.
– И как она умудрилась попасться? – призадумался Альдред.
– А, мамонька у неё набожная оказалась. Даже слишком. Настучала в приход, что её дитятко видит осознанные сны… Ну, это полбеды. Хуже всего, у девчонки жилы горят мистическим зелёным огнём.
– Весело, – отозвался тот, слегка напрягшись.
Задача перед ним вырисовывалась все интереснее.
Ментор не осуждала. Они оба знали, чем чревато возиться с магами этой ветви.
– Рано переживать. Говорят, у страха глаза велики. Она не опасна. А твоё дело малое. В общем, с визитом долго миротворцы ждать себя не заставили. Девка ветками замахала. Наших это не впечатлило.
– Больно надо разбираться с тонкой душевной организацией! – отозвался Альдред и усмехнулся, скрестив руки на груди.
– Ну да. Её просто скрутили и отправили к нам. – Наставница уселась на краешек стола и хлопнула себя по ляжкам. Основные сведения она выложила.
– Есть на неё досье?
– Пока пишется. Хотя, казалось бы, не о чем…
– Заселили её уже в общежитие? – осведомился воспитанник.
Она причмокнула губами и сказала:
– Нет. У неё даже своей оранжевой хламиды нет, о чем ты! Рано пока.
– Может, швее и не придётся заморачиваться. – Альдред шутил, и как всегда – черно. Хотя на сей раз ему стоило бы держать рот на замке.
– Какой ты добрый у меня! – осуждающе бросила наставница. – Так не пойдёт!
– Знаю-знаю, – увещевал её Альдред, вскидывая вверх предплечья. Спорить со старшей бесполезно. – Где она сейчас?
– В карцере на нижних уровнях, где ж ещё. Помаринуется, пока не понадобится.
Через это проходил каждый маг. Камера-одиночка. Кромешная тьма, а в ней – только крысы, вши да постельные клопы. Неволей всхлипнешь, зарыдаешь…
Деревенской с трудом верилось, что жизнь так резко изменилась. Это ещё что – её заложила собственная мать! Чародейка надеялась, что просто спит.
У неё из головы не выходило сказанное матерью. Абсурд…
«Так будет лучше для всех, Эдени!» – заявила старушка тогда. Нагло, прямо в лицо зарёванной дочери. Матушка была искренне уверена в собственной правоте.
На деле всё обстояло куда прозаичнее: она просто боялась магов. Даже больше, чем зловещих демонов или чудищ из лесных чащоб. Каково же было её удивление, что у неё родилась одна из «меченных» старыми богами.
Богами, которых никогда не существовало.
Со столь тяжким грузом на душе Эдени предстала перед Альдредом.
«Занимательно», – думал тот, как только его полностью ввели в курс дела. Тогда на его губах заиграла плотоядная, властная улыбка. Чистый азарт – и ни капельки пристрастия.
Как если бы кошке бросили тряпичную мышку поиграть.
Обычно ему доверяли дела попроще. Он карал еретиков, надзирал за Кругом и укрощал строптивых.
А иногда – работал с теми, кто напал на инквизиторов, которых к ним приставили. Такие ребята – материал уже отработанный. Поэтому разговор обычно складывается короткий: пришёл, увидел, умертвил. А дальше их просто вычёркивают.
Они находились в Рунном Зале, на одном из последних этажей. Здесь Эдени должна доказать свою пользу человечеству, или сгинуть навеки.
Альдреду девчушка напоминала привидение. Всему виной зловещая, холодная лазурь жаровен, полных метеоритного угля. Горит он вечно и потому стоит целое состояние.
Ужас мёртвой хваткой вцепился в глотку Эдени. Ещё никогда её судьба не зависела от самой только девушки. Беспрецедентная, давящая ответственность.
В глубине души магичка злилась: если бы не мать, ничего бы не было.
Её ждала процедура, которую проходят все в Круге без исключения. Маги находятся на содержании Церкви, поэтому обязаны вносить свою лепту в благоденствие общества. Самое малое – поделиться заклинанием.
Крестьянка не могла избавиться от ощущения, будто её унижают и насилуют, принуждая к невозможному. По крайней мере, для неё. Эдени гуляла в Серости осознанно лишь раз!
Девке некуда деваться было. Фантомной пылью вокруг неё начертали четыре причудливые символа. Они и сейчас мерцали на полу кислотным пурпуром.
Внутри круга находились только чародейка и стенд с развёрнутым пергаментом. На нём она должна была начертать заклинание в виде руны. Тогда им сможет воспользоваться любой умелый смертный.
Любой, кто готов щедро заплатить.
В круг Эдени легко вошла. А вот выйти самостоятельно она не сможет. Метнуть оттуда заклятие в других – тем более. В ней нет необходимой силы, чтобы противостоять рунописцу, который создал этот барьер. Итак, теперь она могла навредить лишь себе.
Крестьянка злобно поглядывала то на Альдреда, то на остальных кураторов парой санов повыше. Она помнила о присутствии миротворцев, грозных в постоянной немоте. Их чародейка боялась, как огня, поэтому старалась вообще не смотреть в их сторону.
– Ты же знаешь, это неизбежно, – строго напоминал ей Альдред.
– Я, й-а-а, – заблеяла Эдени. Дышала она сбивчиво, и тряслась, как лист на ветру. – Я не могу… Н-ничего не выйдет. Со-с-о-жалею…
«Ответ неверный».
Постепенно терпение подходило к концу. У инквизитора начали чесаться руки. Он готов был забить чародейку до полусмерти ногами, лишь бы получить от неё заклинание. Такая работа. Его останавливали только строгие правила, которые преподала наставница.
– Насилие – крайняя мера. Помни об этом, если хочешь прыгнуть выше репрессора. До тех пор, пока маг не ушёл совсем в отказ, не стоит применять грубую силу. Мягкую – сколько угодно. Тем кураторы и отличаются от других отделов.
Альдред не обрадовался тому, что услышал тогда. Ментор прыснула смехом и поспешила добавить многозначительно:
– Но это не значит, что магов нельзя провоцировать. Всё хорошо, что идёт впрок.
«Обвести вокруг пальца? Это можно устроить», – заключил репрессор, наблюдая за Эдени сейчас.
Инквизитор поглядел на бедняжку сверху-вниз, всем своим видом выказывая напускное презрение. Он выпрямился и отвернулся, разыгрывая миниатюру. Эдени показалось, Альдред закипает от гнева. Внезапно мучитель опять развернулся и выпалил:
–Что значит «я не могу»?! Эдени!..
В глазах его горел огонь. Он всплеснул руками. Лицедейство чистой воды.
Чародейка вздрогнула от страха, но отозвалась на своё имя, будто собачонка. Карие глазки следовали за инквизитором. Её озадачило и даже немного тронуло, что к ней обратились вот так, на равных. В первый раз в этом проклятом Круге!
Девка навострила уши. Она и подумать не могла, что Альдред всего-навсего пускает ей пыль в глаза. Его риторика – лишь очередной инквизиторский трюк, хитрый в своей простоте.
Следовало подготовить почву. А собирать плоды стоило после.
– Посуди сама, – продолжал репрессор. – Если бы ты не была сновидицей, ты бы осознала себя в Серости?.. Ты бы смогла блуждать между её слоями? А помнила бы свои похождения от и до?
Крестьянка замялась. Её застали врасплох. Инквизитору неоткуда было знать, что испытала Эдени по ту сторону.
В родной деревушке дрязги и разбирательства часто венчало пресловутое рукоприкладство. Поэтому ей и в голову не пришло, что Альдред берёт её в оборот и диктует свои правила игры. Ведь в сельской местности люди легко читаемы. Они и честнее. На лесоповале и в полях нет места фокусам и интригам.
Волшебница протяжно замычала и неуверенно выдавила из себя заветное…
– Нет…
Магичка до сих пор не прочувствовала опасность, которую нёс в себе Альдред. Она вообще не привыкла видеть угрозу в парнях. Тем более, в таких молоденьких. Даже если у них с пояса свисает причудливый кинжал с подозрительно длинной рукоятью.
Она считала, если оружие так и не пустили в ход, не о чем беспокоиться. Это была её ошибка. Понятия чародейка не имела, как общаются кураторы, какие насильственные методы используют.
– Это онейромантия чистой воды, – заявил он. – Значит, ты – маг. Не так ли, Эдени?
Альдред обрабатывал её умело, со вкусом и опытом.
Та вцепилась тонюсенькими пальцами в засаленную мешковатую юбку. Подсознательно девка понимала, к чему клонит репрессор. Боязнь совершить ошибку овладела её телом. Эдени выжимало, как тряпку. Пот лился ручьями. Она утирала его грязным рукавом поношенной сорочки.
От неё требовали ответа по существу. Теперь даже самой волшебнице соврать казалось глупым: она уже попалась.
Чаровница собрала всю волю в кулак и мышиным голоском пролепетала:
– Да. Видимо, да…
– Вот поэтому ты здесь…
Разведя руки в стороны, инквизитор окинул Рунный Зал.
–… в Янтарной Башне. Здесь ты находишься в безопасности. Янтарная отделка не пропускает в Круг демонов с той стороны. Так что Злу не удастся тебе заморочить голову. Можно спать спокойно. Это особенно важно для тебя, Эдени, ведь ты онейромант. Уход в Серость – основа твоего дара. То, что тебя отличает от других магов.
– Н-ну да, это так, – не стала спорить волшебница: слишком уж очевидно.
Ей было невдомёк, в чём заключался смысл всех этих увещеваний.
Постепенно Эдени наполняло спокойствие. Она даже начала врать сама себе, что в Круге её ждёт жизнь, а не существование. Первые дни в янтарном карцере – не больше, чем временные неудобства.
– Об этом я говорю. – Альдред улыбнулся ей с фальшивой теплотой.
Сновидица поджала губы. Ей показалось, будто инквизитор подбивает к ней клинья. Она почувствовала неловкость. Обычно с деревенскими парнями с таких улыбочек все и начиналось. А заканчивалось – валянием на сеновале.
Может, и этому она понравилась? Может, он хочет её защитить? От таких мыслей к ней неволей закрался жар в чресла.
Впрочем, Эдени просто начала видеть то, что хотела видеть. Только бы умалить боль, которая отравила ей душу.
Альдред вдруг начал ни с того, ни с сего:
– Можешь поверить мне на слово, Эдени. Твоя мама очень тебя любит. Она сделала всё возможное, чтобы ты была и оставалась хорошим человеком.
На миг та напряглась, но после опомнилась: в Янтарной Башне о ней знают всё.
– Ты думаешь, тебе удалось бы развивать свои способности дома? У тебя не было никого, кто наставил бы на правильный путь. Я имею ввиду, никого, кроме демонов…
Репрессор нагло улыбнулся Эдени. Заглянул прямо в глаза со значением.
Его намёк сработал мгновенно. Чаровница снова испытала животный страх. Она вспоминала хтонических причудливых тварей, которые не поддаются описанию сельским языком. Чудовища выплывали из туманов Серости. Девка видела их мимолётом, сразу старалась убежать прочь. При виде них она ненароком замочила наяву ночнушку…
Крестьянка состояла в приходе при деревне. Она была наслышана об исчадиях Серости до того, как встретилась с ними лично.
Священник сказал чистую правду. Бестии обещали Эдени немало даров, только бы её душа потеснилась в девичьем теле. Вытеснить хозяйку из плоти со временем искусителю бы не составило труда.
Она часто задышала, невольно воспроизводя в голове сладострастный шёпот. Некто или нечто пыталось её соблазнить всем, чего ей так не хватало в жизни:
– Власть, богатство, внеземная красота. Мужчины всех цветов, всех возрастов, всех кошельков и всех чинов – всех, каких только пожелаешь! Контроль над умами людей. Тебе одной – и больше никому. Просто доверься мне, деточка…
Или же это сейчас демон шептал ей на ухо свою сладкую ложь?
Контингент Круга разношёрстен. К каждому магу нужен свой подход. Поэтому Рунный Зал не обшит янтарём.
Для Серости всякий чародей здесь, как на ладони. Лёгкая добыча…
Вопрос репрессора мгновенно стал риторическим. Эдени могла не отвечать. У неё и так на лице было всё написано.
– Так-то, – бросил ей Альдред. – Ты нуждаешься в Равновесии, а Равновесие нуждается в тебе. И в твоём редком даре. Именно поэтому нам так необходимо согласие…
– Н-но… – протянула чародейка и закусила нижнюю губу.
Инквизитору удалось частично убедить её. Они точно не были врагами – скорее союзники или около того. Только крестьянке это не прибавило уверенности в себе.
– Скажи, Эдени, ты любишь свою маму?.. Также сильно, как и она тебя?
Чародейка сощурилась. Она спрашивала себя, причём тут её престарелая матушка. В свете последних событий девчонка и сама усомнилась в истине, которую с возрастом озвучивала всё реже.
Мать предала дочь. Не «по-людски» это. Её признание в сокрытии мага-вольнодумца и потенциальной одержимой втоптало онейромантку в землю.
Сладкие речи репрессора и ореол сострадания вкупе с рассудительностью, которая не присуща молодым парням, сделали своё дело. Она взглянула на свою жизнь под иным углом. Вспомнила всё хорошее, что разделяла её семья. Эдени не хотелось, чтоб овечье смирение матери ставило крест на их узах. Даже если больше они друг друга не увидят.
– Д-да, я люблю её, – немного помолчав, прошептала чародейка. – Очень сильно…
«Как это мило», – посчитал Альдред.
Репрессор даже немного позавидовал магичке. Своей матери он никогда не видел. Хотя это и к лучшему, подозревал инквизитор.
– Ты ведь хочешь, чтобы она спокойно прожила свою жизнь? Чтобы она не беспокоилась ни о чём? И уж тем более о своей дочке? Чтобы она могла только радоваться за тебя?
Альдред вновь осадил её вопросами, пытаясь полностью подчинить своей воле.
– Да! – без сомнения заявила крестьянка.
В её взгляде пёс Инквизиции уследил мимолётный блеск решимости. То, что надо. На такую копну вопросов невозможно ответить иначе.
«Прелесть».
– Тогда тебе нужно начертать руну. Сделай первый шаг на пути к саморазвитию. Покажи себя. Хотя бы ради мамы, – безмятежным голосом подытожил Альдред.
В голове волшебницы промелькнула шальная мысль. Чем этот парнишка отличается от демонов, которые пытались её принудить к сотрудничеству?
– Как Вы не понимаете?.. – сокрушалась Эдени. От согласия её отделяло всего ничего. – Я не знаю, как управлять силой. Откуда мне знать, как я попала Туда?.. Это вышло случайно. Слу-чай-но!..
– А на что тебе я, Эдени? – наигранно удивился Альдред.
Его тембр голоса при этом разливался мёдом.
Инквизитор заговорщически улыбнулся, чуть наклонив голову набок. Сущий бес.
Магичка осеклась, поражённая отзывчивостью Альдреда. Репрессор сказал мягко:
– Я помогу. Даю тебе слово…
Тогда-то волшебница ощутила незримую ауру, что исходила от инквизитора. Необычайно сильная. Как у мага, сказала бы она, если бы видела кого-то из них ранее.
Одно сновидица могла сказать наверняка: кровь по её венам забежала быстрее, будто по наитию. Что за чувство?..
Ритуал Начертания неизбежен. Либо Эдени справится, либо её песенка уже спета.
Девка сглотнула и неуверенно пробормотала:
– Я попробую…
– Ну вот! – Альдред ухмыльнулся. – Совсем другой разговор.
– Что я должна делать?..
– Возьми.
Он достал из кармана серый пузырёк из матового стекла, заполненный до горлышка непонятной вязкой жижей, и протянул Эдени. Чаровница помнила о барьере, который окружал её, и дрожащей рукой потянулась за бутылочкой.
Как ни странно, девка не подорвалась на месте: рука Альдреда очутилась внутри круга. Едва ощутив сосуд в руке, она принялась изучать его. Никаких этикеток или отметок не было.
Тем временем репрессор отошёл подальше: ей было нужно больше личного пространства, пусть и мнимого.
– Что это такое? – озадачилась крестьянка.
Глава 2
– Нектар, – спокойно пояснил инквизитор.
Сколько в этом слове смыслов! Обмана, алчности, силы, вожделения, блаженства…
…и боли.
– Нек… тар? – не поняла Эдени.
Альдред скривил губы еле заметно. «Я вроде как не нанимался в ходячие энциклопедии». Ему вечно приходилось втолковывать что-то чародеям.
Постарался рассказать о сложном просто:
– Зелье такое. Оно повысит уровень эфира в твоей крови. Стимулятор Эффекта Материи. Твоё тело вырабатывает энергию самостоятельно, хоть и медленно. А нектар позволит быстро восполнить её запас.
На губах Альдреда заиграла улыбка. Демонически лукавая.
– Сдаётся мне, это снадобье не будет лишним.
– Его все маги пьют? – В глазах Эдени сияло детское любопытство. – И сновидцы, и элементалисты, и… кто там ещё…
Репрессор кивнул ей бойко.
– Была ни была, – пробормотала волшебница и не без труда откупорила бутылёк.
Она усомнилась на миг, не хотят ли её отравить. Понюхала содержимое. Нос не воротило от смрада. Наоборот, запах присутствовал и даже манил её своей изысканной, винной тонкостью.
Наблюдая за ней, Альдред поджал губы, лишь бы не захохотать.
«Дурёха. Качественнейшие яды не смердят. Либо благоухают, либо вообще без запаха», – рассуждал он про себя. Уж кто-кто, а он был посвящён в тонкости оружейного арсенала инквизиции.
Чародейка вздохнула и немножко отхлебнула, будто крепкого грушевого бренди.
Варево по густоте напоминало то ли монастырское пиво, то ли цветочный мёд. А до кленового сиропа не дотягивало всего ничего.
Алкоголя в жидкости кот наплакал. Она замычала от удовольствия, распробовав подозрительное снадобье.
– Сладкое! – с восхищением поделилась Эдени. Глаза её округлились – и даже горели. Но не тем огнём, который бы хотел видеть репрессор Флэй.
Было бы, с чем сравнивать. Вряд ли она пробовала леденцовый тростниковый сахар.
– В нектар добавляют вино, апельсиновые корки, ещё мёд, – открыл ей правду Альдред. – В основном, липовый.
– Так вкусно… Только зачем? – размышляла вслух магичка.
Репрессор погонял воздух во рту и сказал:
– Я всех тонкостей не знаю. Знаю только, что сладкое очень бодрит. Мгновенно. И даже поднимает настроение. К тому же, мёд маскирует горечь трав, которые и составляют основу нектара. А ещё зелье так сохраняется дольше.
– Вот как… Любопытно. Мы варенье так закатываем в деревне, – болтала крестьянка в попытке разрядить обстановку. В первую очередь, для себя. Она продолжала пить. – Целый год может простоять на антресоли – и хоть бы хны.
– Понимаю, – протянул инквизитор, лукаво улыбаясь.
«С мёдом я не соврал. А вот трав там никаких нету. Об остальных ингредиентах ей вообще необязательно знать. Сблюёт ещё», – с омерзением рассуждал про себя Альдред.
Он покосил глаза на остальных инквизиторов, которые оценивали его работу.
– Мне нравится, – отозвалась Эдени, довольная, как дитя, получившее заветную конфетку. Положила опустевший пузырёк рядом с собой, как только вкрутила обратно пробку. – Что дальше?
– Ну и как ощущения?
Крестьянка лишь рассмеялась. Она заметно повеселела. Только вот смех её казался донельзя вымученным. Из волшебницы как будто вытягивали его.
Скрывать истинный настрой не умела – хоть тресни.
«Ты только посмотри, как приободрилась. Тогда начнём», – подытожил репрессор.
– По твоим жилам течёт эфир. Постарайся сконцентрировать энергию в своих пальцах… и голове, – заговорил он. – Добейся безмятежности. Постарайся вызвать у себя сон наяву. Для начала.
В этом и заключается основа. Эфир – ничто, пока не преобразуется в Материю. Лишь тогда он приобретает ценность.
– Это как? – Эдени округлила глаза.
– Чего не знаю, того не знаю. – Альдред беспечно пожал плечами, нагло улыбаясь. – Ты же сновидец, а не я… Я лишь даю советы.
Волшебница вздохнула горько.
– Попробуем…
Её потуги могли затянуться. Говорят, один такой неудачник просидел целый день в попытках раскрыть потенциал. Он и язычка пламени материализовать не сумел, зато седалище надорвал, пока пыжился. Оставалось надеяться, что Эдени не подведёт.
Альдред отошёл и достал из кармана дарёные часы на цепочке. Он призадумался:
«Подыхаю с голоду. Интересно, останется обед, когда закончим, или пехтура опять всё сметёт?..»
Награда стоила ожиданий. К девятнадцати годам Альдред уже добился немалого успеха в отделе кураторов. И сейчас он взбирался по иерархической лестнице.
Отчасти – потому что хотел сам. Но в целом, за неимением выбора. Его толкали вперёд, и сопротивляться импульсу было, как минимум, неразумно. Детали, препоны – всё это вторично.
Время показало, что у него есть необходимые таланты для освоения новой ступени. Работа с крестьянкой должна была доказать комиссии, что он достоин перейти от тупикового сана репрессора в кураторы-практики. Так повысится его статус в глазах скептиков. Что более важно, парнишку перестанут опекать и контролировать.
А это в его случае ценнее всего прочего!
Комиссия оставалась довольна его мягким подходом к Эдени. Хотя по их каменным лицам и не скажешь. Наставница тоже присутствовала. Когда они с Альдредом переглянулись, она кивнула ему, давая понять: всё в порядке, продолжай.
Мягкая сила убеждения – вот, чего ждут от кандидата. Без неё невозможно обуздать ораву враждебных магов. Даром что язык силы, язык боли есть самые понятные.
Власть над умами узников Башни – то, на чем зиждется порядок в Круге.
«Не одной сталью едины», – поговаривал Верховный Куратор. С хитрецой, с гордостью.
И ведь не врал. В противном случае, Альдред бы застрял в среде живодёров-репрессоров. Или, на худой конец, подался бы в миротворцы: там постоянно требуется свежее мясо. Текучка соответствующая.
Вот только таскать на своём горбу пуды металла – удовольствие сомнительное. Да и в среде непритязательных умов парень и сам бы начал угасать.
Оттуда обычно не подымаются. Флэй же и без того занимал один из низших ярусов пирамиды власти. В стане инквизиторов ему ещё расти и расти.
Следующие десять минут собравшиеся скучали, наблюдая за потугами онейроманта. Вида не подавали: им надлежало сохранять внешнюю невозмутимость, как бы ни хотелось закидать новенькую тухлыми яйцами.
Тоска – да и только.
Эдени всё надрывалась, пыхтела и шипела, пробуя войти в Серость осознанно. Её вены так и не загорелись. Только зря перевели нектар.
Альдреду стало ясно: мягкой силы недостаточно. Девке не хватает самоконтроля и ощущения собственного тела, чтобы Ритуал сдвинулся с мёртвой точки.
Наконец волшебнице надоело. Она опустила руки, выдохнула и нерешительно выдавила из себя:
– Я не могу… – А затем добавила уже громче, в отчаянии: – Бесполезно!..
– Пробуй снова, – безразлично отвечал инквизитор.
Обед – полноценный обед – и так пропустил тут с ней.
– Да не выходит! Я пытаюсь, честно! Ну без толку же! – завывала она, как вдруг оторопела и начала бредить.
Помолчала с секунду и разразилась:
– Может, я и не маг вовсе?.. М-м-может, дело в другом?.. Не мучайте меня, прошу Вас, отпустите домой! Я там нужнее! Это какая-то ошибка!..
– Инквизиция не ошибается, – строго сказал репрессор, скрестив руки на груди.
Слова эти давно стали аксиомой. И смех, и грех.
Эдени поникла под тяжестью его взгляда. Она не могла вынести холодной синевы водянисто-голубых глаз.
Только сейчас она увидела его настоящего: Альдред просто втёрся к ней в доверие и использовал её. Маска его слетела так легко.
Чародейка не пережила обмана и заплакала снова.
Горько, навзрыд.
– Как дитё малое, – пробормотал репрессор и полез во внутренний карман плаща.
Его эта мышиная возня порядком вымотала.
Жалкая сновидица надоела ему. При любых других обстоятельствах инквизитор испытал бы детский задор от того, что задумал сделать. Но не сейчас, когда претерпевал жгучее раздражение.
Больше Альдред не намерен был распинаться перед онейромантом. Он достал кожаную перчатку, подшитую к медному браслету, что напоминал костяную руку. Совершенно буднично, непринужденно.
Вдел в неё пальцы, сжал в кулак и разжал. Ничего из этого Эдени не видела: глаза ей залили слёзы. Репрессор знал, как разбудить в ней чары. Только девке это не понравится.
– Ничего личного, – впопыхах бросил магичке Альдред. Как бы извиняясь.
Инквизитор направил надетый браслет на рунный барьер. Перчатка-манипулятив прямо воздействовала на магическую энергию круга, сделав силовое поле зримым. Оно было лиловое и полупрозрачное.
Рука пришла в движение. Вся кисть крутилась и вертелась, пальцы крючились и разгибались. А между тем внутри круга происходил сущий ад.
Чародейку впечатало в силовое поле, по телу её пробежал ток. Она взвизгнула так, будто живьём жгли на костре. В зависимости от движений руки Эдени бросало от стенки к стенке, на пол, а по границам барьера бегали маленькие молнии.
Тело магички тряслось в припадке. Альдред не спешил прекращать экзекуцию. Он с энтузиазмом и азартом любовался её страданиями. Неволей губы его изогнулись в кривой полуулыбке: пробивало на смех, еле сдерживался. Не менее жалкое зрелище всё-таки, её боль выглядит глупо. К её душераздирающим крикам репрессор оставался глух: за время службы уже успел привыкнуть.
Мысленно Альдред отстранился, обособился от чужих страданий. За живого человека волшебницу он не считал, а вопли для него – просто шум.
Так, всего лишь податливая кукла. Вещь. Ресурсоемкая, обезличенная единица.
Инквизитор уверенно вдавил голову Эдени в барьер и держал, зная, что так сновидица не умрёт. Немножко прокоптится кожа, но в целом – ничего непоправимого.
Перчатка-манипулятив предоставляла ему щепотку власти над девушкой, и Альдреду это даже нравилось. Можно подумать, происходящее – просто игра.
Он тщательно следил за состоянием крестьянки. Вскоре его пытки оправдали себя: жилы её действительно загорелись изумрудным огнём.
Да! Вот оно.
Вот, ради чего всё это было. Цель оправдывает средства.
Чуть слепя, свет покатил изо рта и глаз волшебницы.
Магическая натура постоянно мечется между разрушением и созиданием. И вот она отозвалась на угрозу извне. Этого достаточно. Перебарщивать бессмысленно. Альдред расслабил руку и снял перчатку, засунул её обратно в карман.
Эдени отлипла от барьера и сгорбилась, тяжело дыша. Из-под юбки у неё натекла лужа: расслабило мочевой пузырь, это повлекло за собой внеплановое опорожнение.
Потянуло тонко аммиаком. Этот запах… Так воняли скопища местных магов.
Бедолаги ютятся в мелких общажных комнатушках, будто заключенные в шумайском зиндане. Они буквально стоят на головах друг друга, источая концентрированный смрад. Его слышно даже в коридорах.
Выглядела бедняжка неважно. Волосы встали дыбом, их раскидало в разные стороны.
Она до сих пор вопила, а свет всё лился из её головы. Инквизитору удалось пробудить в ней сновидца. Мага, болтающегося между Равновесным Миром и Серостью, где обитают присные демоны.
Вскоре девка смолкла. Она жадно вбирала в себя воздух. Посмотрела на Альдреда.
За потоками энергии было не видать её глаз. Репрессор понимал: крестьянка ненавидит его всем своим естеством. Всего целиком и по отдельности.
Его чёрный кураторский плащ с подкладкой из тончайших металлических лесок для защиты от магии. Ангельские глаза, полные лукавства. Черты лица почти идеальной симметрии, которые поначалу показались ей прекрасными. Короткие и жёсткие, как щётка, неестественно седые волосы, торчавшие вверх. Трупную бледноту кожи.
Ненависть жгла ей кожу, не находя вменяемого выхода наружу.
Как, ну как она могла подумать, что он красив, что он ей друг?..
– Так-то лучше, – довольно отметил репрессор. – Больше болтали.
Иногда надо просто поднажать, как показывала профессиональная практика.
– Мудак! – рявкнула на него Эдени, насколько позволял сорванный голос.
На её выпад Альдред лишь усмехнулся украдкой. Снисходительно. Глядя сверху-вниз.
Его всегда забавляло, когда маги, с которыми он работал, срывались. Беспомощные существа. А ведь для кого-то подобные слова были последними: за агонией их ждала смерть от кровопотери или травматического шока.
Комиссия тихо отметила его невозмутимость, сочтя за достоинство.
Репрессор покачал головой неодобрительно, а затем сказал угрюмо:
– Вот ты и зарядилась. Делай, что говорят, и покончим с этим. У тебя еще есть шанс показать, что ты чего-то стоишь. Прислони руку к пергаменту. Создай заклинание. Какое хочешь, как хочешь. Тогда свободна. Я устал слушать твоё нытьё. И я не собираюсь целый день тут с тобой нянчиться.
– Я тебе это припомню! – прошипела ощерившаяся крестьянка.
Ещё бы девчонка имела вообще понятие, о чем толковала!
Она чувствовала себя униженной, как никогда ранее. И кем?..
Инквизиторам не понравилась откровенность Альдреда: это противоречило кодексу. Но вмешиваться не стали: гнев может помочь Эдени создать мощное заклинание. Соответственно – дорогое. Но это в лучшем случае.
На месте репрессора они и сами не стали бы церемониться, достаточно селянке было отпустить угрозу в их сторону.
– Все вы так говорите. – Альдред отмахнулся от неё, как от мухи.
Не шутил и не врал, говоря строго на опыте.
Онейромант покорилась. Кряхтя, она поползла на четвереньках к стенду. Ладонь распласталась по поверхности пергамента, плотно прилипнув к ней из-за пота.
Спустя какое-то время из уст сновидицы полились жуткие стихи, декламируемые дребезжащим голосом.
До сих пор остаётся загадкой, из каких глубин Серости берут свои заклинания такие, как Эдени. Среди всех ветвей мало какие маги вообще наговаривают на пергамент чары. Даже среди онейромантов. И далеко не всем кудесникам под силу изъять их после.
У сновидцев никогда не получается одной и той же руны. Мощь, заключённую в ней, можно использовать лишь раз. Одно хорошо – как правило, она всегда колоссальна. Ведь неспроста демоны считают онейромантов лакомым кусочком.
Лишь Свет и Тьма знают, через какие кошмары продиралась Эдени. Она без конца мешала, на первый взгляд, несовместимые стихи на языке демонов:
