Путь оракула

– Андрей, эй, Андрей, ты жив? – с тревогой в глазах, наклонившись надо мной, спрашивал Иван, вновь и вновь тряся меня за плечо.

Я открыл глаза. Высоко надо мной сквозь ветки деревьев были видны проплывающие по небу причудливой формы облака. Я лежал на спине, широко раскинув руки в стороны. Слова Ивана прорывались до моего сознания откуда-то издалека, словно через какую-то невидимую пленку. Приподнявшись на локтях, я посмотрел на моего проводника. Увидев, что я открыл глаза, он отошел в сторону тлеющего костра и, присев возле него на корточки, стал ковыряться прутиком в углях. Медленно повернувшись набок, я встал. Тело мое было таким легким, что казалось, я вот-вот взлечу.

– Слушай, Иван, со мной что-то произошло? Я не помню, как отключился.

– А сейчас ты, наверно, ощущаешь легкость в теле? – не смотря в мою сторону и продолжая ковыряться в углях, спросил Иван.

– Откуда знаешь?

– Я испытал то же, после того как старик исцелил меня от ран. Думаю, он может выгонять бесов из организма.

– Бесов, говоришь? – переспросил я. «Бес за мной охотится.

Старик твой волшебный меня предупредил», – пронеслось у меня в голове. А вслух я произнес: – Может быть, может быть.

– Что дальше-то делать будем? – наконец оторвавшись от своей важной работы по наведению порядка среди углей, спросил Иван.

– Да ничего, Иван, до дороги меня выведи. А там… Ох, и со странным человеком ты меня сегодня познакомил. Прямо как в сказке, что наяву. Спасибо!

– Да чего уж там. Я сам рад, что сумел старцу угодить. Не ошибся, стало быть, в тебе, да. Сейчас давай костерок-то землей засыплем, приберем тут за собой, да в путь.

После того как природоохранные мероприятия были закончены, мы тронулись с места. Иван резонно предложил довести меня до своего села, а оттуда до Троицко-Печорска на попутках кое-как можно будет добраться. Чтоб чем-нибудь себя занять, кроме созерцания окружающей природы, я попросил Ивана рассказать еще что-нибудь про Ефимия. Иван пообещал, что по приходу в село он познакомит меня кое с кем, кто может пополнить багаж моих знаний об этом удивительном человеке, обладающем какими-то сверхъестественными способностями и знаниями, как мне уже поверилось, не от мира сего. Больше он не произнес ни слова за весь путь, только бубнил, как всегда, себе под нос что-то непонятное. Впрочем, это нисколько не расстраивало меня, так как мне было над чем подумать. Я попытался еще раз вспомнить в деталях разговор со стариком, все расставить на свои места. Молчание Ивана и таинственная тишина окружающего со всех сторон леса к этому располагали.

Итак, что я узнал? Со слов старца, я состою в родстве с каким-то мифическим дэйвом по имени Эрл. Дальше он сказал, что этот дэйв в смертельном бою за «камень судьбы» убил Фиора. Значит, Фиор и дейв Эрл были врагами, жили в одно время, но когда, что это за «дочеловеческая эпоха?» Кто такой Фиор, об этом старик не сказал ни слова. Единственное, что известно, – это то, что он был черным магом. Да еще то, что дух его возродился из небытия и вселился в чье-то тело. Но где он сейчас? Дэйв Эрл владел, как сказал старец, «камнем судьбы», который сейчас странствует по свету, предрекая судьбы стран и народов. И этот камень попадет к потомку дэйва, то есть к моему еще не родившемуся сыну. Интересненькая история. А самое интересное, это то, что старец утверждает, что пришел из Беловодья, где и услышал эту историю. И что он и есть тот самый Ефимий, что почти триста лет назад жил в этих местах. Значит, необходимо поспрашивать местный люд о Беловодском царстве. Может, кто что-нибудь помнит из рассказов прадедов и прабабок. Иван утверждает, что встарь целыми деревнями убегали люди искать Беловодскую страну. Правда, никто ее не нашел. Тем не менее. А там, глядишь, и прояснится что-нибудь, если предположить, что в народных легендах и сказаниях есть хоть доля правды.

Треск сломавшейся под ногами сухой ветки вывел меня из состояния задумчивости. Думая о своем, я не заметил, что Иван увел меня в сторону от болота, по которому мы шли до места встречи со стариком. Сориентировавшись, я понял, что мы уходим в сторону от реки. Все меньше вдоль тропинки встречались растения, характерные для влажной болотистой местности. Между деревьями, преимущественно соснами, появились просветы, так, что можно было видеть, по крайней мере, на 50—100 метров вперед. Иван продолжал хранить молчание. Вскоре начало смеркаться, и я все чаще вопросительно посматривал на него, идя с ним бок о бок. Он в свою очередь не обращал на меня никакого внимания, но и останавливаться на ночлег, как было видно, не собирался. Значит, подумал я, скоро мы должны выйти к селу, и Иван решил прийти туда именно сегодня. Примерно еще через два часа, когда уже совсем стемнело и с неба на нас смотрела полная луна, мы наконец, как я и думал, вышли из леса. Село было не очень большое. Судя по очертаниям домов, стоявших вдоль проселочной дороги, домов двадцать. Свет не горел ни в одном окне. Село спало. Жители в селах и деревнях, как и встарь, рано ложатся и рано встают. Даже дворовые, цепные псы не слишком утруждали себя лаем, когда мы проходили мимо домов, которые они должны охранять. В конце дороги, возвышаясь над крышами сельских домов, стояла старая бревенчатая церковь. Единственное здание, в окнах которого мерцал тусклый свет. Иван вел меня туда.

Добравшись до порога одной из пристроек церкви, Иван тихо постучал в дверь.

– Отец Сергий здесь живет. Иерей церкви местной, – шепотом сказал Иван. – Он тебе нужен.

– Слушай, Иван, – так же шепотом спросил я, – ведь ты же довольно хорошо говоришь на русском, чего же почти все время молчишь?

Иван скосился на меня своими маленькими, раскосыми глазами. В лунном свете было видно отраженное в них недоумение.

– Понимаешь, Андрей, слова-то от души происходят, а значит, чего зря болтать, душу растрачивать?

В этот момент дверь со скрипом приоткрылась.

– Кого там черт принес, прости Господи мою душу грешную, – донеслось до нас с той стороны двери.

– Открывай, батюшка, это я, Иван, да не один, а с одним хорошим человеком.

– Хорошие люди по ночам дома сидят, – распахивая дверь, проворчал священник. – Заходите, коль пришли, да ноги на пороге вытирайте. Нечего грязь-то в горницу нести.

– Строгий батюшка, – прошептал я на ухо Ивану, проходя в открытую дверь.

– Да уж, строгий. Это у него манера такая разговаривать. А так он добрейшей души человек. К тому же самый ученый на всю округу. В самой Москве учился когда-то, да.

– Проходите, проходите, чего там, в дверях топчитесь да шепчетесь. Да дверь за собой прикройте, – донеслось из глубины дома.

Мы, то и дело натыкаясь в темноте на какие-то предметы, дошли до прохода из прихожей в комнату. Комната, как в старину ее называли, горница, была маленьких размеров. Стояла в ней нехитрая мебель: длинный стол посередине, вдоль него две скамьи по обе стороны. Под окном маленький диван. Рядом с ним тумбочка. Вдоль другой стены печь. На стенах развешаны старые фотографии в рамках и иконки. Как полагается, имелся и красный угол, где несколько догорающих свечей освещали стоящие там иконы с образами. Вот и все убранство. Ко всему этому можно добавить стоящую возле стола весьма колоритную фигуру батюшки Сергия, одетого в подрясник, с висящим на шее, на серебреной цепочке, довольно увесистым серебреным крестом. В левой руке он держал канделябр с горящими свечами, правой поглаживал седую бороду. В свете свечей я рассмотрел лицо батюшки Сергия. Впалые щеки, широкий и высокий лоб, прямой, тонкий нос. Кожа его, словно светящаяся изнутри, была бледной и тонкой, как пергаментная бумага. Но главное – это были глаза. Серые, казалось, почти прозрачные, они излучали доброту и умиротворенность. Глубокие морщины спускались от их наружных углов к выступающим скулам. В эти глаза хотелось смотреть неотрывно. Ум, нет, скорее мудрость прочитал я в них. Батюшка улыбнулся.

– Меня зовут Андрей, – представился я. – Благословите, отче!

– Крещен? – Сергий приподнял бровь.

Я пожал плечами, так как не знал этого.

Священник все же перекрестил меня и дал приложиться губами к своей руке. То же сделал и Иван.

– Что привело вас сюда, дети мои? Мирские ли заботы вас тяготят, или духовные?

– Этот человек, – Иван кивнул в мою сторону, – он геолог, студент. Но кроме всего собирает предания народные да легенды. Очень его интересует личность одна – Ефимий. Жил он ведь здесь давным-давно, все это знают. А сейчас, говорят, тот старик, что в местах наших объявился, и есть тот самый Ефимий, только старый очень. Триста лет все-таки прошло.

Сергий перевел на меня взгляд.

– Интересуешься, значит? Ладно, утро вечера мудренее. Давайте спать собираться. Завтра поговорим.

– Благодарю, батюшка, за гостеприимство, но мне уходить надо, – воспротивился Иван.

– Что ж, каждый хозяин своего слова. Раз надо, упрашивать остаться не буду.

Иван повернулся ко мне и протянул руку. Я пожал ее.

– Спасибо, Иван, за все. Это просто удача, что мы встретились тогда, в Троицко-Печорске.

– Это просто удача, что я согласился быть вашим проводником.

Иван повернулся к священнику.

– До свидания, батюшка. – Иван перекрестился и быстро вышел из дома.

Сергий предложил мне на выбор диванчик у окна или печку, дал подушку, а сам удалился в спальню, пообещав на завтра баньку.

19 августа 1988 года. Я проснулся около девяти утра. Батюшки в доме не было. На столе стояла крынка молока и лежало полбуханки свежего хлеба и два вареных яйца. Я слез с печи. Вчера для ночлега я выбрал именно ее. Умылся холодной водой из рукомойника, которого вчера в темноте не заметил, поел и вышел на улицу. Село на самом деле оказалось не таким маленьким, как мне показалось в темноте. Но большинство домов пустовало, судя по заколоченным ставням. Я вышел во двор. Чтобы чем-то занять себя, я принялся колоть дрова. За этим делом и застал меня священник, пришедший, видно, из церкви.

– Бог в помощь, – сказал он. – Пойду-ка я баньку затоплю, как обещал.

– Благодарю, батюшка.

Сергий скрылся за углом дома. Какие все ж у нас удивительные люди! Не знает меня, а пустил на ночлег, накормил, теперь вот баньку затеял. Закончив с дровами, я осмотрел результат своей работы. Под навесом у забора выросла значительная гора аккуратно сложенных рядами дров. Надолго должно хватить.

Из-за угла дома появился отец Сергий и махнул мне рукой. Я воткнул топор в колоду и направился в сторону старика. Сергий молча проводил меня до стоящей за домом, чуть в стороне, маленькой баньки. Из трубы ее валил полупрозрачный дымок.

– Распоряжайся тут сам, – сказал батюшка. – Там в предбаннике венички березовые, белье чистое. Разберешься. Потом поговорим.

Хорошо напарившись и отхлестав себя по всем частям тела прекрасным березовым веником, через час-полтора я, довольный и умиротворенный, вернулся в дом, где меня ждал батюшка Сергий. На столе стояли русский самовар и чайный сервиз. На блюдечке лежал кусковой сахар.

– С легким паром, – улыбаясь, произнес Сергий. – Присаживайся. Отведай чайку со стариком. Сахар вот бери, там мед, сушки.

– Благодарю батюшка. – Я сел напротив священника.

Налив себе чашку чая и чуть отхлебнув, Сергий спросил:

– Так значит, что тебя интересует, Андрей, и кто ты, откуда в наших местах?

– Я будущий геолог, с партией тут нахожусь, а попутно фольклор народный собираю, легенды и сказания ради интереса. Интересует меня Ефимий. Много я наслышан о нем от Ивана, проводника нашего. Говорил он мне, что жил в краях здешних лет триста назад солдат беглый. Якобы народ баламутил, бежать всех в страну Беловодскую агитировал. А потом пропал вдруг. Вот про страну эту Беловодскую узнать хочу тоже. Иван меня к вам привел. Сказал, что помочь можете в вопросе этом. Да тут еще Иван познакомил меня со старцем одним. В народе говорят, что он и есть тот самый Ефимий, что триста лет назад пропал. Чудеса он творит. Мальчонку тут спас одного от бешенства, да и Ивана выручил, погибнуть не дал в лесу.

– Чудеса, Андрей, что неподвластны сознанию нашему, только Господь делать способен. А старец этот, кем бы он ни был, лишь инструмент в руках Господа нашего, через добрые дела которого являет он себя миру. Кто он, старец этот, что Ефимием себя назвал, не знает никто. Да и узнавать не пристало. Все в мире от Бога. Видно, Богу угодно было наградить старца слепого даром людей исцелять, чтобы люди уверовали. Ведь совсем наша страна духом пала. В церковь не ходит никто. А кто верует, говорить об этом боится. Вот и ты креста не носишь, не знаешь, крещен ли? Такой тебе будет мой сказ. А что насчет того Ефимия, солдата беглого; есть у меня кое-какие сведения от отца Александра оставшиеся, что сто лет назад служил в церкви этой. Ее тогда только и построили. При Екатерине Второй в краях этих скит был. Жил там схимонах Прокл. Глубоко верующий и образованный человек был. Много странствовал по свету, да так и осел в местах здешних. Оставил он после себя жизнеописание свое. Каким образом оно к отцу Александру попало, неизвестно. Среди прочего всего есть в нем упоминание о Ефимии, солдате беглом. Книга эта старинная у меня сейчас хранится.

– Батюшка, взглянуть-то можно будет?

– А чего ж нет. Ты пей чай. Чай вприкуску особенно сладок. Как напьешься, так и пойдем в мой рабочий кабинет. Там она.

А пока пьешь, меня послушай. – Беловодье то не что иное, как миф. Мифическая страна свободы и блаженства в русских народных преданиях XVII–XIX веков. По мнению старообрядцев, входящих в «Беловодскую иерархию» – старообрядческую церковь у поповцев, основанную в семидесятых годах XIX века и имевшую сторонников здесь, на Урале, в Сибири и Прикамье, находилась где-то на востоке. Реальным ее прообразом является Бухтарминский край на Алтае. Но не от Бога церковь та была. Секта это, как сейчас их называют. И учение это, что Ефимий людям предлагал, на котором церковь та держалась, – полный бред и невежество. Не может быть рая на земле.

Через полчаса мы с отцом Сергием осторожно перелистывали страницы старинной книги, склонившись над столом.

– Вот, нашел. – Сергий водил указательным пальцем по строчкам.

Текст был написан на старославянском языке. Я не понимал через слово, что вслух произносил отец Сергий.

– Простите, батюшка, но я ничего не…

– Не волнуйся, Андрей, что нужно тебе, я переведу.

Произнеся еще несколько непонятных слов, отец Сергий наконец стал читать, сразу переводя:

«Пришел ко мне в скит человек. Был он солдат беглый, прятался. Звался Ефимий. Рассказал, что идет на юго-восток, искать страну заветную, какую обозвал Беловодскою. Причудилась она ему во сне. Будто бы ангел ему явился и указал путь туда. Много он мне рассказал про страну ту. С ним вместе идти предлагал (дальше пропуск, затертые буквы). Все мы ищем Бога, но не каждый находит. Пусть идет. Господь с ним». А вот еще. Запись через пять лет: «Видно, много людей поверило Ефимию, с которым я пять лет назад здесь говорил. Бегут люди от жизни тяжкой искать рай на земле, Ефимием обещанный. Вчера был у меня один ходок, тоже ходил Беловодье искать, а теперь домой возвращается. Ночлега попросил. Говорил о том, что люди деревнями целыми бегут. Рассказывал, какие опасности на пути в Беловодье поджидают.

<Вот идет человек, и вдруг видится ему, что повсюду корзины раскиданы. Но это не корзины, а грудные клетки человечьи и верблюдов, тех, что пали на тяжком пути. Если же сумел пройти через пустыню, увидишь город, но там прежде тебя чума прошла, кто не помер, озверел и ест человечину. В воротах города силки на странников стоят, как на зайцев. Поймают – съедят. Потом будет глиняный город, где бьются меж собой четыре царя. Один из них отобрал у своих подданных медную посуду, переплавил, отлил пушки и победил других правителей.

Есть на пути поселки покрытых паршой, а также селения прокаженных. Эти гонятся за путником и норовят его лизнуть. В любом месте могут схватить и бросить в подземную тюрьму. И будешь пластаться в рудниках. Как ослепнешь, выпустят. Какая теперь дорога. Так и возвращаются обратно. Ходят теперь, стучат под окошками, Христа ради просят. Но вот одолел наконец путник все напасти, а тут перед ним черные горы. Хорошо, что рассекает их щель, можно пройти. Однако и тут не слава богу. В отщелках уместились цари с войсками, идет у них нескончаемая война. Один царь заказал в Туле десятиведерный золотой самовар для пиров, а другой царь отбил самовар по дороге. Но самоварный кран успели доставить заказчику. Вот с тех пор и спор идет. Схватит владелец самовара странника: отвечай, какой царь теперь главнее, у кого самовар или у кого кран? Тот, понятное дело, говорит, что самовар главнее, куда кран сам по себе, что им затыкать? Царь и говорит: иди мол, знаток русских механизмов, во вражеский отщелок и там свидетельствуй. Поведут знатока, а навстречу под караулом другой идет, который уже другому царю показал, что кран-де главный механизм, а сам самовар с трубой и жаровней внутри – лишь прилагательный. Много беловодских путников на этом самоваре голову сложили >.

– Что ж, стало быть, так и не дойти до Беловодья? – поинтересовался я у ходока.

– Есть надежда, – говорил он. А потом словно кого-то цитировал: "Земли этой Беловодской только тот может достигнуть, кто душой и помыслами чист, кто всем желанием загорится обратно не возвращаться”.

– Вот и все, – отец Сергий закрыл книгу и посмотрел на меня вопросительно.

– Спасибо, батюшка. Что я могу для вас сделать?

– Куда теперь пойдешь? – не обратив внимания на вопрос, спросил батюшка.

– В Троицко-Печорск, там меня друзья ждут и начальник партии геологической. Влетит мне, что убежал от них с Иваном.

– На все воля божья. Иди с богом, – батюшка перекрестил меня, и я, попрощавшись, вышел в горницу, взял свои вещи и отправился в сторону дороги.

К вечеру я добрался до Троицко-Печорска. Там встретился с Игорем и Степаном, но ничего им рассказывать не стал. Упомянул лишь, что в селе проводника Ивана остановился один старец, который знает много легенд и сказаний местных. «Такого пропустить я не мог», – сказал я им. Они не стали тогда больше меня расспрашивать. Раз надо было студенту – это значит надо. Через два дня партия отправлялась в Сыктывкар, откуда самолетом, с пересадкой до Москвы. Поселились мы на эти дни в маленькой гостинице.

Отправился я искать местную больницу. Очень было интересно с врачом поговорить, что мальчишку, одного из двух покусанных бешеным волком, с собой увез.

Нашел я эту городскую больничку. Там и встретил того врача, в инфекционном отделении он работал. Был это мужчина лет двадцати восьми – тридцати. У него было вытянутое лицо с натянутыми на кончик тонкого, костлявого носа очками. Худой, как тростинка. Встретились мы с ним вечером, когда врач возвращался с дежурства, присели в больничном парке на скамье под липой, и состоялся меж нами разговор. Было пасмурно, и врач все время ежился при малейшем ветерочке. Он то и дело поправлял падающие на нос очки, пытаясь повнимательней меня рассмотреть.

– Так что вас интересует, молодой человек? – Врач поднял воротник и потер руки, предварительно подышав на них.

– Помните, доктор, вы как-то приезжали в одно село. Там были два мальчишки, которых волк бешеный покусал? Одного вы еще с собой увезли, а второй остался дома. Спасти его было невозможно. Поздно уж было.

Врач с тревогой посмотрел на меня. Даже перестал трястись.

– Простите, а вы кто? Вы не из…

– Да нет, я студент, геолог из Москвы. Меня зовут Андрей Зимнин. Так помните?

– Ну да, ну да, припоминаю что-то. – Врач опять в недоумении покосился на меня, натянув очки на глаза и придерживая их пальцем. – У мальчонки того шансов не было. Если первый, что был постарше и покрепче, мог кое-как бороться с инфекцией, то второй находился в терминальной фазе заболевания. Проще говоря, с минуты на минуту должен был умереть. А мое дело – живым помогать, кому еще помощь эта впрок пойдет. Поэтому я и сказал родителям правду. Нельзя было время терять. Надо было другого осматривать, может, у него шансы были. Так, значит, и получилось. Выходили мы его в отделении. Сейчас бегает, небось, и не помнит, что с ним за история приключилась. А что собственно?

– Да ничего, доктор, просто мальчик тот, что умереть должен был, жив остался. Вот я и хочу спросить, возможно ли такое? Правда, жив он остался, благодаря старцу одному и лекарству его чудодейственному, что родителям умирающего дал.

– Постой, постой! – Врач отпустил палец, и очки снова упали ему на нос, – этого не может быть. Лечения от бешенства еще не придумано. Есть сыворотка антирабическая, но она лишь в периоде инкубации помочь может. Если опоздал, не ввел ее, все, не спасти человека. А ты говоришь, живой. Может, напутал чего?

– Говорю, живой. Странный тот старец. Он и другу моему помог, когда его в лесу медведь подрал. От ран вылечил, без всяких лекарств.

– Подожди, – засуетился врач, – это разговор серьезный. Пойдем-ка ко мне домой, там все и расскажешь про старика своего волшебного. – Врач встал, поежившись, втянул голову в плечи и зашагал бочком по аллее. – Пойдем, пойдем, – он обернулся и махнул мне рукой, – холодно что-то сегодня в парке-то сидеть. Дождь еще начал. Вот тебе и август.

Я встал и пошел за врачом. Жил он рядом с больницей, в двух кварталах, поэтому через 15 минут мы уже сидели на кухне у врача дома.

– Поставь чайник, – попросил он, – я сейчас.

Пока я искал спички и включал газ, врач вернулся из комнаты с большой книгой в руках. Он сел за стол и начал листать ее. Я смотрел на него внимательно и пока ничего не понимал.

– Что это у вас? – поинтересовался я.

– Значит, говоришь, жив остался. Вот, на, почитай. – Он подвинул книгу к краю стола, ближе ко мне.

– Бешенство, – прочитал я вслух. – Острая вирусная болезнь, возникающая после попадания на поврежденную кожу слюны инфицированного животного… Инкубационный период длится от семи дней до года (чаще 1–3 месяца). Что такое инкубационный период?

– В том-то все и дело. Это период накопления и внедрения вируса в ткани-мишени. В первую очередь, это нервная ткань. Длится он до первых клинических проявлений, стадии предвестников, когда появляется зуд, тянущие боли в области укуса или ослюнения. Именно в периоде инкубации находился тот мальчик, что постарше. Ему повезло. Ты читай, читай дальше.

– Понятно, – кивнул я головой. – Смерть наступает через 12–20 часов после появления параличей. – Я поднял голову и посмотрел на врача. – Когда вы пришли, мальчик был парализован, так мне рассказывали.

– К сожалению, это так.

– После появления первых клинических симптомов спасти больного не удается, – прочитал я дальше и закрыл книгу.

Врач сидел с удовлетворенным видом, явно давая понять мне, что я полчаса назад нес полную ахинею.

– Вы, молодой человек, должны понять, что сделать что-либо было невозможно. И потом, вы видели это своими глазами? Вы видели этого мальчика?

– Нет, не видел.

– В таком случае то, что вы рассказали, не есть факт. Согласны?

– В принципе, да. – Мне нечем было опровергнуть слова врача.

– А что вы говорили про какого-то старца?

– Дело в том, что я нахожусь здесь с геологической партией, но у меня есть одно увлечение. Я собираю различные легенды, сказания и прочие, не понятные нашему разуму истории. Можно сказать, что это мое хобби. В общем, старец этот словно не от мира сего. В народе говорят, что ему триста лет от роду. Видели его тогда в различных местах Среднего Урала. Он ходил по селам да деревням, народ баламутил. Все агитировал бежать с мест насиженных в страну Беловодскую, якобы созданную по словесному чертежу Бога. Но потом пропал. А теперь снова появился из небытия. Вот именно он и помог, по слухам, тому мальчику.

– Было бы глупо полностью отрицать то, что вы рассказали мне, – врач повел бровями. Его бледная кожа и покрасневшие глаза говорили о том, что он либо болен, либо хронически не спит. – Про старца этого не слышал и про легенду о стране Беловодской тоже. А вот народная медицина хранит в себе много загадок и тайн. Но все легко проверить. Надо просто навестить эту семью. Если вы действительно увлекаетесь различными небылицами, могу рассказать вам одну. Правда, это быль. И очевидцев этому больше чем предостаточно, как и тайны вокруг всего этого. Вы слышали что-нибудь о девочке по имени Лия? О ней писали в центральных газетах четыре года назад. Большие научные споры велись о ее феномене. Даже международная конференция была в Москве. Потом больше я о ней не слышал ничего. Так вот. Родом она почти из здешних мест. Более того, я был одним из врачей-стажеров, кто участвовал в ее комплексном обследовании, пока ее в Москву не забрали.

– Честно говоря, – я повел плечами и отрицательно закачал головой, – ничего не слышал о ней.

– Тогда слушайте, Андрей, – продолжал врач.

– Одну минуту, – я достал свой блокнот, – я буду делать пометки, вы не против?

– Валяй, студент. – Доктор встал, вытащил из холодильника ополовиненный полузасохший лимон и выдавил его в кружку. Затем налил в нее чай. – Чайку?

– Спасибо, я потом. – Я раскрыл блокнот на чистой странице и, положив его на стол, приготовился слушать и писать.

Доктор с булькающим звуком отхлебнул чуток из кружки.

– Приболел я немного, вот лимончиком лечусь. Витамин С.

Я замер в ожидании. Наконец доктор уселся за стол и начал свой рассказ: «Дело было четыре года назад, как я уже говорил. Приехал в наш город дедушка из далекого поселения, что на Среднем Урале у реки Тавда стоит. Там еще гора рядом, одна из высоких на Урале, Денежкин Камень называется. Может, знаешь, геолог? Ну да ладно. Привез он к нам в больницу девочку, дочь, значит. И чего его к нам занесло, непонятно. Рядом ведь и Серов и Нижний Тагил, а чуть дальше того и Свердловск. Кто их, этих стариков, поймет? Может, родственники у него здесь жили. Пришел в приемное отделение и говорит, что дочь привез на обследование. Что-то не в порядке с ней. А девочка вполне нормальная, волосы черные, вьющиеся, глаза карие и какие-то бездонные. Мордашка такая симпатичная. Сидит на кушетке в платьице красном, ножками болтает. Я как раз тогда на приеме был. Посмотрел я на деда. Выглядел он, прямо скажем, неважно. Худой, кожа серая, глаза запавшие. Я тогда еще предположил, что рак у него или туберкулез. И подумал, может, путает чего. Больше она на внучку похожа. Оговорился, наверно.

– А в чем, говорю, дело-то, что беспокоит?

– Да ее ничё не беспокоит, – отвечает дед шепотом, – с рождения самого не болеет ничем. Это вот меня беспокоит, и почему она растет так медленно? – Дед сильно закашлялся, достав из кармана грязный платок. – Ей уж 44 года, поди, а выглядит, он посмотри, на лет десять. Мне-то помирать уж скоро. Опухоль у меня в легких сидит, рак, значит. Старухи моей нет уже. На кого я девочку оставлю? Так бы была уж взрослой бабой, ничего. А тут? – Он через плечо посмотрел на ребенка. Девочка в это время расхаживала по коридору, останавливаясь и с интересом читая профилактические медицинские плакаты, развешенные по стенам.

– Дайте-ка ваш паспорт, дедушка, и документ на ребенка. Что у вас там есть? Свидетельство о рождении, что ли. Тогда я про себя подумал, что напротив меня роется в замусоленной авоське, ища документы, обычный старый маразматик, безнадежно больной к тому же. Но, как выяснилось, я ошибался.

Наконец, прекратив кашлять и засунув платок в карман, он достал со дна сумки документы, завернутые в полиэтиленовый пакет и тщательно перевязанные суровой ниткой.

– Нате, доктур, – он протянул мне несколько потрепанных документов. – Два паспорта, свидетельство о рождении, выписка из роддома – больше ничего нет.

– А ее амбулаторная карта?

– Какая еще карта? Говорю же, доктур, не болела она никогда. Не обращались мы к докторам-то. Вот тока фельдшер местный че-то писала здесь пару раз, – он ткнул корявым пальцем на еще одну бумажку, торчащую из свидетельства. Это были отметки о нескольких прививках.

– Ладно, ладно, разберемся, дедушка. – Открыв паспорт, я прочитал: – Потапов Никодим Федорович, 1910 года рождения, сейчас 1984 год, значит, сейчас ему 74. Так, свидетельство о рождении: Потапова Нина Никодимовна, 1940 года рождения. Значит, сейчас ей 44. Я поднял глаза на старика. – Дедушка, а это точно ее свидетельство о рождении, может… А сейчас. – Я перелистал страницы паспорта. В графе дети числился один ребенок. Потапова Нина 1940 г.р. В ее паспорте на месте фотографии в шестнадцатилетнем возрасте была фотография четырехлетней девочки. Больше фотографии не менялись. Я ничего не понимал.

– Вот и я говорю, доктур, больна она може, хоть и не жалуется? Нинка, подь суды, – окликнул он ребенка, – поговори вот с доктуром, познакомься. – Дед снова закашлялся.

Пока девочка шла в моем направлении, я перебирал в голове различные симптомы и синдромы, характерные для наследственных болезней, характеризующихся задержкой роста и развития: Дауна, Шершевского-Тернера и прочие. А может, эндокринология? Гипофизарный нанизм, например? Правда, внешний вид ребенка не указывал на то, что у нее имеется хромосомная аномалия.

– Здравствуйте, меня зовут Лия. – Она улыбнулась приятной улыбкой, обнажив два ряда ровных белых зубов. Я отметил какую-то прямо сказочную красоту этой девочки.

– Нинка, опять ты за свое, – проворчал дед. – Какая к черту Лия? И хватит лыбиться.

– Меня зовут Лия, – не обращая внимания на отца, настойчиво повторил ребенок. – А как вас?

– Очень приятно, Лия, – я вышел из-за стола и протянул ей руку, – меня зовут Виктор Сергеевич.

– Значит, Витя. Красивое имя, – пожав мне руку, заключила она.

– Нинка, – вспылил дед, – засранка, опять? Как ты со взрослыми разговариваешь?

Я с интересом посмотрел на девочку.

– Скажи, Лия, тебя что-нибудь беспокоит? Может, болит чего-нибудь?

Девочка засмеялась.

– А, значит, папочка привел меня сюда на осмотр? – сотрясаясь в приступе смеха, проговорила она. – Все никак не может успокоиться. Ха-ха-ха. Вот старый лис. Говорил, что к знакомым идет, что здесь в больнице работают. Ладно, Витя, пойдем, что там, анализы сдавать или что еще? Уважу уж папочку. Да и самой интересно, почему я расту так медленно.

Я даже растерялся, но сумел взять себя в руки. Рассуждала она, прямо скажем, не по-детски. По крайней мере, умственные способности у нее были на первый взгляд в порядке.

– Ну что ж, пойдем со мной. – Я подтолкнул ее в спину, ростом она была мне по плечо. – Проходи в смотровую и раздевайся, вон там, за ширмой.

– Как раздеваться, совсем, что ли?

– Совсем, совсем. Мне надо тебя осмотреть.

– Ну, доктор, только не шали. – Она снова засмеялась и прошла за ширму.