Loe raamatut: «Стать Ведьмой. Школа. Героическое фэнтези»
1.Теория
Платье испорчено!
Сердце, почуяв грядущую беду, дёрнулось: будто собака с поводка – завидев кошку, когда банка с майонезом ещё только появилась из холодильника, несомая расчётливой рукой…
Нет, не то, чтобы платье уже вообще носить стало нельзя – можно.
Если предварительно замочить в тазу, не скупясь присыпав новым «всесильным» порошком, а затем, через час, выстирать с этим самым порошком… Высушить. Погладить с отпариванием…
Вот только некогда всё это делать. До начала Бала осталось пятнадцать минут, а только на замачивание нужно хотя бы полчаса. Или час. Потом – стирка. И на нормальную сушку плотного и тяжёлого стрейтча нужен минимум час. Даже утюгом. Или феном.
А в мокром платье идти – верное воспаление лёгких. Да и всё равно: того вида уже не будет!
Евгения привычно сдерживалась, чтобы не кусать губы, и не орать благим матом, как требовала душа. Выглядеть лишь слегка расстроенной у неё получалось «на автомате». А ещё она…
Чувствовала, ощущала эмоции торжества, умело скрытые сочувственно-сокрушён-ными «оправданиями» заклятой подруги, наигранно хватавшейся то за лицо, то за грудь:
– Ой, Женечка! Что же я наделала! Какой ужас! Гос-с-поди, как же ты теперь пойдёшь?! Ах-ах, какое было платье! Ну… Давай я куплю тебе другое! Так будет честно!
Боже! Сколько таких гадостей – «укусов», «плевков» и подколок ей уже пришлось пережить за то, по идее, счастливое время, которое зовется детством! В особенности – от «подруг», которые были или состоятельней, или подлей, или просто злобней – похоже, все они инстинктивно чуяли именно в ней наиболее опасную конкурентку. В плане охмурения парней. Которых в Новой Антоновке, деревне, в которую ей приходилось ходить, чтобы учиться в школе, и так кот наплакал. И ненавидели её всем классом.
Уж «девочки» постарались, чтобы и парни обращали внимание на её немодную одежду и китайскую дешевенькую косметику. И намеренно провоцировали её «враждебные» резкие ответы ехидными шуточками. Так, что в последний учебный год она, наученная горьким опытом, лишь презрительно отмалчивалась. Что ошибочно принималось за слабохарактерность.
Ну а внешность…
Соперница?.. Красивая какой-то непонятной, скрытой пока даже от неё самой, глубинной, истинной, красотой? К которой, если предоставить их самим себе, рано или поздно потянутся все парни, даже самые тупые?
Других причин для ненависти девок-ровестниц она найти не могла.
Ведь она никогда никому не становилась на пути. Во всяком случае, сознательно. Не скандалила. Не подсиживала и не злословила за глаза. Парней не отбивала. Да даже краситься перестала. Поскольку и мать была против «малевания лица». Дескать, изменять свою внешность – это «от лукавого».
Но на этот раз…
Огромная жирная блямба, мерзкое пятно, занимающее теперь, после неудачных попыток «срочно оттереть», а правильней сказать – размазать по всей груди и животу маслянистые потёки, словно бы издеваясь, нагло отблёскивало, отражая бликами свет двухсотваттной мощной лампочки. Разумеется, на спину платья оно уже тоже проступило.
Только что горделивая обладательница шикарного «выходного» платья, а теперь – никчёмной тряпки, лишь огромным усилием воли сдерживала крик отчаяния – знала, что этого только и ждут…
Шишь тебе, мерзавка расчётливая, слёз от неё не дождёшься! У нее была такая «школа злословия», что никакому Бернарду Шоу не снилась! Но…
Может, все-таки зря она никогда никому ничем не… Вредила? А ведь могла бы. Наверное, не помешала бы и такая практика. И приобретенный опыт. Циничное презрение к тупым, но прагматичным и злобным, плюс адекватная «ответка». Расчетливость прожжённой интриганки.
Просто…
Или так уж заложила мать, или она от природы сама такая: «Все люди братья. И им нужно делать только то, что хочешь чтобы и тебе!..»
Но на этот раз…
Платье дорогое. Стипендия маленькая.
Ещё раз оглядев себя в зеркале, Женя, или Жека, как она предпочитала, чтоб её называли, чуть поджала губы. Кивнула. Голос сделала нарочито спокойным. Твердым:
– Знаешь, ты права. Так будет честно. Я согласна. На новое платье. Иди, покупай!
– Ой, Женечка, обязательно! – Женя не могла не услышать в тоне соседки по комнате ноток испуга и неприязни: ещё бы, в супермаркет ходили вместе, и платье обошлось недёшево! – Но – давай завтра! А сегодня гипермаркет уже закрыт – я не успею!..
Надежда, Надя, Надечка (мать её!..) дёрнула пухлым веснущатым плечиком, обнажённым ассиметричной вызывающей кофточкой. Жека промолчала. Надя продолжила:
– Ну, ладно, значит, договорились: это – постираем, и подарим Таньке – вот умора будет! – а тебе я покупаю новое! Только без обид – нет, серьёзно! Я понимаю, что свинья, и что платье уже только в мусорное ведро, но… Так уж получилось! Прости-прости-прости! – попытка чмокнуть в щёку, которой Жека не препятствовала, но и не улыбнулась, как обычно. Надежда прикусила нижнюю губу:
– Ладушки! Ну, я побежала: мне Максик уже звонок скинул – он внизу!
И точно: айфон подруги мелодично позвенькал. Парень Надежды, стало быть, уже торчит под липами.
Бедняга. Наверное, думает, что «оторвал» ценный клад!
Ну, пусть пока пообольщается: уж Жека-то знает, что из себя представляет её соседка, когда что-то происходит не так, или кто-то просто не желает сделать так, как Надюша просит… Или становится на пути к намеченной Цели!
Вот как сегодня стала она. На пути к титулу «королевы Бала».
А ведь всего-навсего выбрала и набралась смелости купить обалденное платье!
Так что только одна мысль о том, что кто-то будет выглядеть на Карнавале лучше, чем она, и сподвигла «Надюшу» на подлость: Жека абсолютно уверена – та специально, открывая банку с майонезом, уронила ту горловиной вниз прямо на разложенное на постели конкурентки платье. Она словно прочла мелькнувшую, подобно вспышке молнии в грозовом, затянутом чёрными тучами небе, подленькую мысль. Особенно чётко это ощущалось в последний миг: «Вот, пора!..».
Чёрт!
А ведь так бывало иногда – Жека видела то, что собираются сделать другие люди. Нет – не видела. Предвидела! Словно… Да, словно читала как бы их… мысли. Намерения.
Может, по жестам? Микромимике лица? Тела? Как в сериале «Солги мне».
Но ведь не докажешь, что соседка сделала это нарочно: сразу из лживого, и растянутого в хищном оскале злорадно-довольной улыбкой, жабьего рта, полились тысячи оправданий, что банка «запотела», да и «кровать стоит неудобно – как раз у холодильника».
Ну да: три шага – это как раз «у!..»
Вспоминая, как хищно кривились уголки губ соседки, когда она ещё и растёрла пятно тампоном из марли со стиральным порошком в безобразное не пятно даже, а – пятнище, Жека дёрнула щекой: никакого сомнения в злорадстве Надюсика у неё не осталось! Тем более что банку с остатками майонеза она сразу запихала обратно в холодильник, куда тут же отправились и нарезанные якобы «для перекуса» куски белого батона.
Жека заставила себя оторвать взгляд от захлопнувшейся двери, и перевела его на потертый чемодан, край которого всё еще торчал из-под её кровати.
Нет, в том убогом арсенале, что она привезла для «покорения» Ивановского Универа, ничего подходящего для «убийственного» прикида не имелось.
Скромненькие платьица из ситца, которые столь любила её бабушка, и строгие чёрные юбки миди, с неизменными белыми кофточками в рюшечках, предпочитаемые матерью, для отвязной атмосферы Маскарада ну никак не подходят! Даже если их порезать полосами, и выкрасить масляными красками в абстрактные пятна и полосы, как ей уже предлагали на Курсе.
И вот она, дура бесхребетная, и осталась опять одна!.. Весь поток будет веселиться и танцевать, скорее всего до утра, а она…
Она опять останется сидеть, а затем и лежать на кровати. И, кусая губы, зубрить фигню из конспектов. Или, глотая слёзы, представлять, какого парня она могла бы постараться сегодня…
Беспомощно вскинув руки к потолку, посылая про себя на голову «подруги» все мыслимые и немыслимые кары, она застонала. Ладони, опустившись, закрыли лицо. Худенькие плечики затрясло в судорогах так долго сдерживаемых рыданий.
Кровать… Где ты?
Подушка восприняла поступление очередной порции горючих слёз спокойно.
А ещё бы – ей-то что сделается! Это в головке той, что ночует на ней, проносятся сейчас Океаны сожалений и Моря сетований… Что было бы, если бы не!.. И как хорошо было бы, если бы ОН заметил, наконец, её – ну, пусть не совсем Золушку… Но ведь где-то близко к этому! Жаль, не приедет к ней сейчас на карете из лунного света Фея-крёстная.
Впрочем, феи-то обычно… Стараются помогать тому, кто и сам себе!..
О!
Что это за мысль только что ей!.. Не упустить бы!
Желание реветь сняло как рукой.
Она села. Да-да, вот это самое! Отлично выглядят! В меру воздушно… И растрёпанно! За работу!
Она вскочила: волна адреналина затопила сознание! Значит, подруга не хотела, чтобы она выглядела круче неё?! Так вот …рен же этой с-сучке! Она не сдастся! И, наконец, впервые сделает кому-то назло!!! Хватит позволять вытирать о себя ноги! Пора показать зубки и характер. Нет карнавального наряда? Так будет! На что ей мозги?!
Подбежав к стулу, она придвинула его к гардинам: ага, отлично! Отстёгивается!
Когда тюлевая занавесь оказалась в руках, Жека, невольно морща нос, поразилась: боже, сколько пыли! Куда смотрит комендант общаги!
Впрочем, она знает, куда он смотрит. Причём – каждый вечер. До магазинчика, где днём официально, а ночью – из-под полы торгуют дешёвым красненьким – пара минут… Поэтому после одиннадцати в маленьком замкнутом мирке Общежития наступает «разгул демократии»!
Вот только впускать тех парней, кто согласился «подождать снаружи» для более «тесного» знакомства приходится через заложенное кирпичом до половины высоты окно прачечной – тоже, если разобраться, эпический подвиг! Не каждый даже мужчина отважится. Трезвым. А уж в обычном состоянии – только чудо может позволить забраться вовнутрь с первой попытки! В «активе» окна уже имеется пара-тройка сломанных рёбер, две руки и нога! Про разбитые лица, поцарапанные руки и содранные коленки можно и не говорить. А уж порванных брюк и джинсов – десятками!..
Но подобрать ключи к надёжным ветеранам – амбарным замкам, которые дядя Петя, как все кличут Петра Степановича, навешивает на мощные запоры изнутри, доверяя охрану парадного и чёрного входов, когда «смотрит», ну вот никто до сих пор так и не смог!
Пока все эти воспоминания проносились в голове, Жека упихивала содранную с окна занавеску в тазик, поставленный на дно ванны с, кажется, века назад облупленной и потрескавшейся эмалью.
Вот зар-раза, не входит в таз в сухом виде. Ах, вот ты как со мной!.. Ну погоди же!
Она притащила все три пузырька, и стала поливать чёртову негнущуюся тюль, как выражалась их преподавательница по Дизайну, «в чисто произвольном порядке».
Всё-таки чернила – гениальное изобретение!
Не прошло и минуты, как перед ней оказалась «продвинутая» тряпка неопределённых сине-красно-зелёных тонов. На общем выгорело-желтоватом фоне. Отлично! А теперь вернём тряпку на окно. А само окно – откроем настежь! Обе створки! Оно на третьем этаже, и гвозди для «предотвращения провокаций и неприятностей», путем приколачивания створок к косякам, как сделано на первом, не применялись!
Правда, на то, чтобы повесить занавесь сушиться обратно на зажимы, ушло минут пять. И белая футболка, что одета сейчас на ней, слегка извазякалась… Ничего, терпимо!
Это же – футболка.
Займётся-ка она теперь собой!
На то, чтобы поднять и зафиксировать волосы в стоящую дыбом пышную копну, ушли остатки лака из её баллончика, и весь почти непочатый баллончик Надюсика. Ничего – мстительно ухмыляясь во весь рот, подумала Жека, – она «купит подруге новый!»
Ну, или хотя бы пообещает…
Чтобы столь сложная конструкция не развалилась преждевременно, она завязала пока вокруг снопа пояс от любимого ситцевого платьичка. Ничего – для такого можно пожертвовать! Подумав, отрезала и шнур от утюга. Отрезала от него вилку. После чего оказавшуюся в руках «пёструю ленту» уложила вокруг цветастого пояска, и пришпилила невидимками и заколками. Что там в зеркале?
У-у! Отпад! Вылитая ведьма.
Ну погоди же, Надюсик, она станет такой и характером, а не только внешне!
Чёрные колготки в крупную клетку (Если честно, не думала, что одеть их когда-нибудь отважится!..). Вот уж здесь её «тощие и кривоватые» ножки подойдут как нельзя – образ получится куда «достоверней»!
Теперь – красные туфли-лодочки, без даже крохотного каблучка. Красная кофта-батник. Ах, в ней маленький вырез? Ничего – сейчас будет большой!
После того, как она отложила портняцкие ножницы, её вырезом оказался бы, мягко говоря, недоволен, любой пуританин, или моралист-ханжа, вроде Химика, вечно шпынявшего тех студенток, что приходили на занятия в совсем уж мини, и всю дорогу твердящего про «жигы», как он называет жиры, и свободные радикалы…
А посмотреть бы на арестованных. В-смысле, не-свободных. Радикалов.
Не-е-ет, парни у них в Иваново уж точно не радикалы. И не занудные ботаники, или моралисты! Значит, нужно помочь им. Лучше увидеть. Потому что её упругая грудь красивой формы – именно то, чему даже сволочь Надюсик постоянно завидует.
Осталось выкрасить ногти в ярко-алый пополам с чёрным, и наштукатуриться самой.
Подумав, она накрасилась агрессивно и гротескно, намазав чёрным на добрый сантиметр вокруг собственно глаза: так, как красились девчонки из Средней Азии, чтобы хоть как-то увеличить крохотные от природы щёлочки.
Безвкусно, глупо, зато – в стиле «Клеопатры»! Той, старой, классической – с Лиз Тэйлор! А если встретится подвыпивший (Ну, или сильно близорукий!) парень, так вообще не поймёт, что это – не глаза, а толстый слой теней, заполняющих всю глазницу!
Супер. Эти карминно-красные раны губ, томно-вызывающий, слегка призывный взгляд, нарисованная мушка над верхней губкой… Преувеличенно розовые щёки на фоне белого от пудры и муки лица. Но главное всё же – безумный блеск в экзальтированно-отчаянных, и словно действительно жутко увеличившихся, бездонных, глазах!
Ну Ведьма в чистом виде!
Она вытащила из потайного кармашка чемодана то, что давно стеснялась одевать даже под джинсы – воздушно-кружевные чёрные трусики. Подойдёт!
На то, чтобы наживую, прямо на себе, пришить к трусам и колготкам собранную не то в облако, не то – в спасательный круг, тюль, ушло непозволительно много времени: минут пятнадцать! Зато получилось крепко – так, как она старалась делать всё: на совесть!
Показав самой себе в зеркале остренькие белейшие зубки, она сжала кулачки: поберегитесь, девки! Она уж постарается вам доказать, что зря её считали безнадёжным синим чулком, и затюканной зубрилой!
Чтобы нахлынувшее приподнятое настроение не рассосалось под воздействием ненужных сейчас «правильных» мыслей и вдолблённых с пелёнок правил «хорошего» поведения, она смело отхлебнула три – Бог троицу любит! – немаленьких глотка из хранящегося в дверце холодильника «НЗ» – почти непочатой бутылки «Смирнофф».
Тьфу – гадость! Обжигающая и отдающая привкусом сивухи… Если это – «Смирнофф» – то она – маркиза Помпадур!
Зато через полминуты ей хотелось не то, что на Маскарад – а вообще в вечернее Небо! К настоящим чертям и ведьмам!
Завершающий штрих: она знает, где у дворника дяди Гриши, каждую субботу помогающего дяде Пете «смотреть», хранится метла – в каптёрке на первом этаже!
Не сказать, чтобы её появление прошло незамеченным…
Потому что она специально дождалась паузы между песнями.
Особенно приятно было ощущать себя пупом Вселенной, когда она, манерно вихляясь, прошла через весь зал, между как-то сразу прекратившими танцевать и глупо ржать и ущиряться девками, и остановившимися, глядя на них, а затем и туда, куда устремились все взоры, уже в большинстве тёпленькими, парнями.
Да – она знала, что в первую очередь «офигеть» должны именно девки! Для них она и оделась! Как, впрочем, и все они… (А для парня куда интересней, когда девушка раздевается! Вот такое вот – циничное, но прагматичное наблюдение!)
Все эти дебильные стюардессы и морячки в драных тельняшках, безвкусные пресно-блондинистые «куклы Барби», Бабы-Яги и «медсёстры» расступались, а «мафиози», ковбои, сантехники, и черти в облегающих чёрных трико пооткрывали рты от зависти.
Ну, или вожделения!
А неплохо получилось, мать их …тти! Тем более, она появилась из проёма дверей с громким свистом! (Вот уж спасибо голубятникам родного села – научили!)
Развешенные по стенам гирлянды и мигающие плети светодиодов она проигнорировала – хотя где-то глубоко отметила: а здорово красиво! Обвесили на совесть!
Вперёд!
После триумфального проноса играющего влево-вправо, и как бы живущего самостоятельной жизнью, зада, до дальнего торца зала, где на возвышении торчали колонки и остальное электроорущее добро, ей осталось лишь треснуть метлой Васю-диджея, и заказать, да таким визгливым, «ведьминым», голосом, что мужики стали морщиться:
– А ну-ка! Мою любимую – «Мама-Люба-Давай-Давай-Давай!..»
Прыщавый Вася поморгал пьяненькими близорукими глазёнками – видать, не понял, кто это… Но, когда она замахнулась уже черенком, всерьёз оскалив остренькие зубы и сощурив злые глаза – заказанное старьё как-то очень быстро нашёл и включил!
После этого осталось только выйти на центр танцпола, и действительно – дать!
Первые полминуты ей, несмотря на до сих пор «плывущую» голову, было всё же страшновато – все настороженно таращились, шушукаясь, и почёсывая в затылках, (это мужики) и злобно щурясь и шипя что-то друг другу на ушко, (это – «девочки») поражаясь тому, чего не каждая стиптизерша отважилась бы проделать с чёртовой метлой…
Затем произошло чудо!
К ней присоединился Пират в кожаных сапогах, повязкой на якобы выбитом глазу, и даже засунутым за широкий кожаный пояс старинным пистолетом (Не иначе, открутил от декоративной панели сувенира!): «парень её мечты» – Сергей Савченко, главный механик на Комбинате! На которого целились, облизывались, про похождения которого сплетничали, и за которым, несмотря на достоверность сплетен, бегали, вожделея и чуть ли не локтями расталкивая соперниц, буквально все девки их Универа, Комбината, и просто – района!
– Вася! Поддай жару! – после этого требовательного крика Сергей уже не сводил восхищённо-удивлённого взора с её… Хм… Оказавшейся почти открытой взорам всех похотливо облизывающихся экзотически одетых (или – полуодетых) кобелей, груди. Ну и, естественно – попки…
А пускай их!.. От плотоядных взглядов её не убудет!
Однако поскольку против лучшего каратиста местной Секции боевых искусств неписанный закон нарушать никто не посмел, Сергей, «застолбивший» первым столь очаровательную Ведьмочку, облизывался с наибольшими основаниями! Но пока прыгал и извивался от души – под стать ей. Наконец, «мамалюба» кончилась.
Вася, не медля ни секунды, (Понял, что пьянка-гулянка пошла нешуточная!) запустил медляк. Сергей, заметивший, что она теперь не знает, куда деть ставшую вдруг лишней метлу, схватил за ворот пиджака какого-то «офис-менеджера»: «Ну-ку, подержи! Да смотри – чтоб была в целости!» А молодец. Быстро сориентировался, и нашёл выход…
Но вот он разворачивается к ней:
– Госпожа мерзейшая из всех ведьмочек, разрешите пригласить вашу милость на?..
Ух ты, как изысканно этот избалованный женским вниманием гад умеет выражаться при случае!.. А может это и правда – основная составляющая его обаяния и шарма?.. Ведь женщины – «ушами»!..
Но поскольку именно об этом моменте торжества над сучками-конкурентками она втайне и мечтала, только огромным усилием воли удалось не завопить сразу: «ДА!!! КОНЕЧНО!!!», а томно проворковать, стрельнув в него исподлобья не раз отрепетированным «убойным» взглядом:
– Н-ну, хорошо… Я… Разрешаю. – ух ты, его проняло! Он даже сглотнул.
А уж как нежно и далеко от себя он держит её тоненькое тело…
Нет, так не пойдёт.
Она сама, с судорожным и многообещающим вздохом, прижалась к нему, да так, что перехватило дыхание, охватив тоненькими ручками мускулистую шею, словно это – ее спасательный круг в штормящем море… Хотя, в-принципе, так и есть, конечно.
А что – оказывается, дурацкая занавеска очень даже прекрасно сминается, превращаясь буквально в лоскут, не мешающий ощущать его отлично накачанные ноги, пресс, и… интересную выпуклость в районе ширинки. Хм… Не перестараться бы. Но и скромничать хватит!.. Сейчас ей даже было наплевать, что, подмявшись книзу спереди, её умопомрачительная «юбка» автоматически задралась сзади, открывая взорам всех облизывающихся самцов, и исходящих желчью стервоз, как раз то место… Откуда растут её «пикантные» ножки!
Однако Сергей вёл себя по-джентльменски – ну так Пират же!
То есть – галантен, как в ХVII-м веке! – и не водит, вожделенно сопя, потными руками по её спине и ниже, а лишь осторожно придерживает. И глядит, глядит, не отрываясь, в самую глубину её души сквозь гротескно накрашенные, но выразительные и глубокие, бездонные (Она знала!) глаза…
Лишь после второго, последовавшего сразу за первым, медляка, когда она уже чуть отдышалась, и позволила напряжённым мышцам спины расслабиться, сексапильно выгнувшись, он галантно же пригласил:
– Сударыня! Не соблаговолите ли позволить чем-нибудь угостить вас? Может, стакан сока из зелёных жаб? Или коктейль из дохлых крыс и пауков?
Она невольно прыснула:
– Было бы неплохо! И ещё с толчёными сушёными мухами! Солеными, конечно… Но если честно, стакан черносмородинного сока для «леди Майская ночь»… Предпочтительней! – ух ты, какое заковыристое слово она смогла выудить из памяти! Не иначе, «Смирнофф» стимулирует подкорку! А горечь унижения – изобретательность!
Он торжественно предложил руку. Она с царственной грацией опёрлась, и они, провожаемые завистливыми и ненавидящими взглядами, «проследовали» в буфет.
Бармен Саша, лишь взглянув на Сергея, уже схватился за микшер, и сбил что-то из не то апельсинового, не то лимонного сока с коньяком, запустив по стойке точно в огромную ладонь, ловко остановившую движение приземистого стакана. Из него пахнуло приятным пряно-ванильным ароматом, который ещё больше вскружил буйну головку…
На неотразимую Ведьму, приподняв брови до прямо-таки опасных пределов, Саша восхищённо выпялился, сходу приняв условия игры:
– Госпожа наиведьмейшая из всех ведьм! Рад приветствовать в нашем скромном барда… э-э… Вертепе! Чего-нибудь освежающего?
– О, да! – она похлопала ресницами с полукилограммом туши, – сок, пожалуйста!
– Черносмородиновый! – поспешил уточнить пират, уже успевший растолкать и оттереть от стойки парней в костюмах менеждеров, тарзанов и ковбоев, безропотно отступивших не столько под его локтями, сколько под убийственным видом его спутницы.
И вот они уже сидят на высоких стульях у бара, и потягивают свои напитки, снова загадочно глядя друг другу в глаза… То, что не пялился на её ноги лишь бодро отблёскивающий разноцветными лучиками на потолке, дискотечный шар с осколками зеркал, парочку не смущало. Жеку даже наоборот – бодрило.
Не часто она позволяла себе… А жаль! Ножки-то у неё на самом деле – хоть куда! Куда там коровятистой Надьке, или даже призовой охмурительнице Таньке!..
Санек перенёс активную деятельность по смешиванию-разливанию на другой конец стойки. Галдёж, стук и звон возобновились. Музыка снова орала что-то зажигательное. Однако она знала, чуяла волосами вспотевшего затылка и шеи: нет-нет, да и притягиваются взоры всех парней в зале туда, где сидит «мерзейшая из всех ведьм!». Что не может не злить остальных, знакомых и незнакомых конкуренток. Ха!
Но им двоим это нисколько не мешало. Ощущение волшебной сказки окутывало её, словно верблюжье одеяло – мягко и невесомо!..
Наконец Сергей, с лица которого всё не сходила слегка обалдевшая улыбка, покачал головой:
– Знаешь, я вначале тебя вообще не узнал! Думал, может, заезжий кто – случайно пожаловал в гости к родным, да и забрёл… Жека! Отпадно! Нет, в натуре – блеск! Я прямо чую, как остальные наши дебилы пялятся и облизываются – всей… э-э… То есть – спиной чую!..
– Спасибо, Сергей! – не могла не улыбнуться она. Но…
Почувствовала, как под действием кисло-сладкого сока и его пронзительного взгляда её опьянение и экзальтация от собственной смелости постепенно рассасываются, и остаётся подлинная она: маленькая неопытная девочка, выкинувшая фортель, а сейчас опасающаяся за последствия… Как бы мама не наказала! И «подруги» не заклевали!
– Знаешь, мне очень приятно, конечно, что все придурки и суч… э-э… девочки пялятся. Но если честно, я так никогда бы не оделась, если бы не испорченное платье!
Он рассмеялся – просто и весело. Взял её ладошку огромной лапищей. Сверху накрыл второй. Но – не сжал, а лишь чуть сильнее обычного мягко пожал:
– Ты – умница! Я уже знаю про платье. Твоя сучка (Так всё же правильней сказать про эту «девочку»!) соседка не могла не «похвастаться»: так что все остальные… «девочки» уже успели позлопыхать… А теперь – поражены! Тем, что ты осмелилась – да-да, осмелилась! Чтобы решиться на такое – нужна вот именно смелость!
Она ощутила, как забилось крошечное сердечко там, за «смелым» вырезом. Телу стало вдруг так жарко: она чувствовала, как краска заливает лицо, начиная со лба, и переходя на шею и… Ниже. Но он приблизил её ладошку ко рту, и нежно чмокнул:
– А ещё ты очень мило краснеешь! И хочу тебе сказать сразу: других, может, ты и шокировала, и даже где-то обманула. Но я вижу, что ты – очень ранимая и неиспорченная! Даже в этих бесподобных трусиках!
Она… Рассмеялась. Ей стало действительно легко и весело: он не пошлый хам или похотливый кобель… А обычный парень. С юмором. Наверное, до того, как пошёл в кружок китайской борьбы, тоже страдал от… Того же, от чего и она. «Излишней скромности!» И «притеснений». Поэтому сразу и понял всё!
Она отхлебнула ещё сока, и весело глянула на него сбоку, чуть повернув голову:
– Сергей! Я знаю, конечно, что ты – известный сердцеед! Можно даже сказать – профессионал! И я вполне понимаю девчонок, которые буквально штабелями… Но можешь не стараться: меня ты покорил ещё полгода назад – ты тогда просто посмотрел. Даже не подходил, не намекал…
Просто – посмотрел.
Она почувствовала, как несмотря на кажущуюся банальность этих слов, его ладонь напряглась, и покрылась мурашками. Что это? Смущение? Он – смущён?!
Взгляд, которым он продолжал смотреть ей в глаза, посерьёзнел. Но паузу он прервал только через полминуты, показавшейся ей вечностью:
– А я отлично помню этот момент. Ты выходила из Универа с соседкой, этой … Ну, словом, Надюсиком… Я стоял под дубом у фонтана – ждал кого-то… Кого – уже не помню, а вот твой взгляд запомнил. Не хочу врать: я не подумал ничего типа «О! Какая девушка! Она должна стать моей! Единственной! Суженной!» Нет, такого не было.
Но что-то в тебе точно есть! Когда смотришь, вот, как сейчас. Нет, серьёзно, сразу мурашки бегут по коже, и становится ясно – ты уж извини! – что ты не от мира сего… Больше, чем – просто Девушка! Уж поверь – это есть не у каждой.
И вот ещё что…
Хочешь, чтобы то, что в тебе есть, проснулось полностью?
Она почувствовала странную робость. Такого ей ещё никто не говорил.
Но сама-то…
Да, она знала, что не такая как все.
Мать, когда отчитывала её за какие-нибудь проступки или шалости, никогда не… Била её. Даже не шлёпала. И даже в глаза старалась не смотреть.
Почему?!
Вначале она даже думала, что – приёмная. Что мать взяла её из детского Дома.
Однако годам к тринадцати, когда у неё началось перерождение, и произошла первая менструация, лицо в зеркале однозначно показывало: нет, никакого детдома. Она – родная! Плоть от плоти, кровь от крови.
Просто – нелюбимая. Вот Машка, младшенькая – любимая. А она… Нет.
Сергей, молча наблюдавший за тем, что творилось с ней, очевидно, понял, что что-то не так. Что он, вольно или невольно, задел больную струну в её душе. Он встал:
– Идём-ка. Я… Должен кое-что тебе показать.
В старом парке оказалось только несколько парочек, хихикавших и повизгивающих по скамейкам и кустам – летняя ночь использовалась веселящимися по полной!
Они быстро прошли в дальнюю, ещё не обустроенную местной Администрацией, полузаброшенную часть парка – к павильону, где раньше размещался аттракцион «Кривые зеркала». Здесь не было скамеек и деревьев. Наверно поэтому вокруг и не оказалось никого. Ещё бы – слишком всё открыто, травы и кустов нет, а всё больше кучи строительного мусора, да ямы. Да и дорожки вокруг из гравия – неудобно!
Сергей отпер амбарный замок на створках своим ключом.
Ого! Откуда у него ключ? И для чего?..
Что он делает тут, в пустом и гулком помещении, куда позвал её?
– Встань здесь, в центре. Закрой глаза. Успокоилась? – он видел, что она чуть ли не дрожит – ещё бы! Страшно! А ещё очень стыдно. Сознаваться, что она, хоть и страдала по нему, и готова была к…
Но – стеснялась! Того, что всё ещё девственница!
Хотя и непохоже было, что он привёл её сюда для банального секса…
– Закрыла? Хорошо. Не бойся. Отдышись. Постарайся стать… Серьёзной. Ну, такой, как всегда. Думай, например… Что тебе нужно сделать занудную, но – нужную работу. Да – работу.
Она… подрастерялась. Затем попробовала сделать так, как сказал Сергей. Хм-м… ну, предположим, ей предстоит очередной зубрёж перед зачётом. По той же химии…
– Вот так, да. Теперь скажи: «Я здесь и не здесь. Я везде – и нигде. Я – в Авалоне!»
Хмыкнув (Про себя!) она медленно и торжественно, как чуяла, он хотел, произнесла, словно это было неким волшебным заклинанием:
– Я здесь… И не здесь. Я – везде и нигде. Я – в Авалоне!
Почему-то вдруг пропал шум, до этого доносившийся сквозь стены и окна павильона со стороны Дома Культуры. Запах пыли и давно не проветриваемого пространства пустующего помещения тоже исчез.
Вместо этого пахнуло какими-то цветами. Розы? Нет, похоже, магнолии. (Нюхала она их как-то в оранжерее жены Председателя. Их сельсовета…)
А ещё почему-то пропало ощущение, что Сергей стоит рядом. Да и глаза… Не-е-ет, вокруг уже вовсе не темно!
Сквозь плотно сжатые веки она ощущала, что снаружи – и светло, и тепло. Гораздо теплей, чем было только что.
Но почему он молчит? Что случилось?
Она решилась глаза открыть.
Гос-с-поди!..
Сквозь чистые – замечательно отмытые! – окна пробивалось ярчайшее солнце!
Она стояла в центре круглого павильона, вроде, нисколько не изменившегося, но…
Но это – был не тот павильон!
Она поняла, что произнесённая фраза действительно сотворила Чудо.
Она – в другом Мире! Быть может, даже на другой Планете! Ну, или, если верить тому, что там болтают фантасты – в «параллельной Вселенной»! И…
Авалон?! Она до этого не задумывалась, но вроде это… Страна эльфов?!
