Loe raamatut: «Сверхчеловек»
«Стандартное техобслуживание!..»
Мать мне сразу сказала: «Не выйдет ничего хорошего из такой работы. Лучше найди себе сразу чего попроще. И такого, чтоб было понятно, материально, и конкретно».
Ну а я, баран упёртый, назло ей, пошёл, (Правильней всё же – полетел!) конечно, в Массачусетский технологический. На факультет квантовой физики. Хорошо хоть, отец не протестовал. Наоборот: он только хитро ухмылялся в усы, и я даже представлял, как он себе представляет, как в баре будет рассказывать друзьям с гордым видом: «У меня сын – в Массачусетском технологическом! Да, учёный будет!» Так что проигнорировав упрёки матери в том, что разбазаривает семейный бюджет, отец выделил деньги. Хоть и работал (ну, начинал) простым автослесарем. Правда – на заводе Астон-мартин. И, конечно, теперь не совсем простым – а уже начальником смены.
И вот, не прошло и шести лет, как я – тоже на положении простого слесаря.
Ну ладно: не простого. А – инженера-наладчика. И выполняю работу такого же плана, что и банальный техник, слесарь, или автомеханик.
И пусть я делаю это в белом халате, пластиковом чехле вокруг ёжика коротко, по-армейски, стриженных волос, и в медицинских бахилах, и ползаю пусть и не в чреве автомобиля, или даже самолёта, как предлагала мать, а в недрах этого идиотского БАК, то есть, если кто не знает – большого адронного коллайдера, суть от этого не меняется. Точно такими же (Ну ладно: пусть титановыми, и с особым покрытием, чтоб – ни одна пылинка!..) гаечными ключами кручу точно такие же (Ну ладно: тоже специальные.) гайки.
Настраивая и регулируя эту чёртову штуку так, чтоб любимые приборы показывали нужное количества чёртовых нанометров, килопаскалей и ангстремов. Чтоб потоки этих чёртовых бозонов Хикса, электроны, и пучки дурацких кварков летали по нужным нашим умникам орбитам и траекториям. И никакие хладоагенты не протекали, фундаменты не проседали, и контакты не искрили…
Нет, конечно, пока у меня нет достаточной практики и квалификации, чтоб сидеть в чистеньком кабинете диспетчерской, или – КП, перед всеми этими пультами и компами, что управляют всеми тутошними процессами, и дают такие-то и сякие-то, очень важные для науки результаты… И понимать, что все эти графики на экранах обозначают. Но работать простым слесарем или даже наладчиком я не подписывался!
То есть – в чёртовом договоре стажёра, который я подписал на целых (Сдуру!) пять лет, ни слова не было о том, что я, как раб, или как муравей какой, буду ползать, собирая халатиком и локтями и коленками всю эту чёртову пыль и паутину со стен и дна служебных и вспомогательных тоннелей и коридоров, где развешены на стенах на крюках все эти управляющие и силовые кабели, и заиндевевшие трубопроводы с хладагентами, а было прописано чёрным по белому: «выполнение операций по отладке электронной компоненты основных и вспомогательных механизмов и сетей».
Ну и где, спрашивается, эта «электронная» компонента?!
Нет, я понимаю, конечно, что абы кого в святая святых, в чрево огромного, в сто пятьдесят километров в длину, кольца ускорителя, не пустят! Тут даже самые квалифицированные, вот именно, авто- и даже авиационные механики не справятся. Специфика не та. Но ходить, ездить на электрокаре (Там, где для него достаточно места – а это только в чистеньком и светлом основном тоннеле самого кольца ускорителя!), и затем ползать по узким и зачастую тёмным потрохам пусть даже самого «продвинутого» технического устройства на нашей планете – удовольствие не из самых. Потому что унизительно.
Унизительно понимать, что пять лет отдал всей этой сложнейшей программе обучения, зубря всё, от высшей математики и квантовой физики, до банальной астрономии, только для того, чтоб теперь крутить гайки, и простым (!) тестером проверять контакты!..
И пусть рабочий день у меня длится только пять часов, и живу я в лучшем отеле, в шикарном «спальном» городишке (Название сообщить не могу – засекречено!), и питаюсь – как арабский шейх, это не мешает мне злобно сжимать кулаки, дуться, и негодовать!
Потому что провели, как последнего лоха. «Творческая работа»!
Как же, творческая она… Вон: даже доктору математических наук Юджину Шварцу пришлось семь (!) лет ходить в младших лаборантах, пока допустили в Диспетчерскую. А диссертацию он защитил ещё лет за восемь до этого. Пятнадцать получается на круг. А ещё – учёба в высшем, и стажировка… Вот такая, как сейчас у меня.
Утешает только зарплата – больше ста тысяч в год.
Вот, пройдут пять лет, достану из банка Женевы все эти накопленные (А я сейчас на себя ничего не трачу: живу на всём готовом!) сбережения, положу в Государственный, Американский, где годовые больше, и буду жить с одних процентов… Хе-хе.
Ладно, что-то я разговорился не на шутку. С другой стороны, если не опишу свои эмоции, и настрой, который у меня тогда был, вы и не поймёте, из-за чего вся эта петрушка и завертелась.
Под Рождество, аккурат утром двадцать второго декабря, случилось у нас ЧП. Протёк контур охлаждения основного кольца где-то на пятьдесят втором километре любимого БАК. Газоанализатор основного тоннеля, конечно, сразу протечку засёк: отследить испарившийся и протекший в воздух жидкий азот для наших приборов – раз плюнуть.
Ну, деваться некуда: диспетчер, конечно, не простой парень, а тоже доктор каких-то там наук, профессор Сид Браннер, командует, сообщает координаты, я беру кар, и отправляюсь. Поскольку мой дежурный пост ближайший: он на пикете двести тридцать пять. А пикеты у нас – через каждые сто метров основного кольца.
Слава Богу, (И хвала проектировщикам!) в основном тоннеле, внутри которого, собственно, и расположено кольцо ускорителя, есть рельсы – сбоку от кольца. Ругаюсь про себя, что до следующего пункта технического обслуживания, где дежурит ещё одна смена оперативных ремонтников, всего на десять километров дальше. Поэтому «счастье» чинить эту зар-разу выпало мне. А ещё злюсь на то, что Джейсон Палмер, мой напарник, на сегодня уломал начальство, и взял неделю в счёт отпуска – по случаю Рождества отчалил в Бонн, к семье. Но все, в том числе и диспетчер, прекрасно знают, что с такой протечкой я отлично справлюсь и один. Тем более, что сегодня никаких «пусков», отладок, проверок, и работы не предвидится: рождественские же каникулы, туды их в качель!..
Натягиваю – а, вернее, забираюсь! – в спецодежду. Проверяю всё – зарядка полная. Вывожу из ангара электрокар – а проще говоря, самую обычную дрезину (Ну, вернее всё же – специально обработанную и герметично закрывающуюся, чтоб тоже не пылила!) с электрическим движком. Проверка. И в ней всё работает и заряжено. Значит – вперёд!
На "стандартное", как его называют наши умники, техобслуживание.
Скорость моя машинка развивает под сто при необходимости, но зачем так гнать? Еду на восьмидесяти – благо, дуга такая плавная, что почти по прямой. Кольцо самого ускорителя, этакий бублик, в толщину превышающий три метра, и лежащий на мощных опорах – перемычках из спецбетона, проходит чуть ближе к дальней стене тоннеля. А тоннель у нас, в-принципе, напоминает, конечно, метро… Если только есть тоннель метро в десять метров в диаметре. Правда, из-за плоского пола он в высоту – всего метров семь. Так что вам должно быть понятно, что для рельс места сбоку от бублика предостаточно. А ещё внутри тоннеля царит этакий «интимный» полумрак – ну и правильно: чего зря электричество тратить? Наш БАК в дни работы и так жрёт его побольше, чем весь Лас-Вегас. Да ещё и с пригородами…
За двадцать минут добрался: на контрольных панелях распределителя на стене тоннеля моргают красные лампочки, но к счастью кто-то в диспетчерской догадался отключить сирену, а включить весь дежурный свет в этой секции: всё видно, как в операционной какого госпиталя!
Достаю из рюкзака своего лёгкого скафандра (Да, именно так наша «фирменная» одежда, когда работаем в главном тоннеле, и выглядит!) автономный кислородный прибор. А проще говоря – шлем. Одеваю. Подключаю подачу и отсос. Ещё раз проверяю: электропитание. Герметичность. Кислород. Всё горит зелёным:
– Внимание, диспетчер. Я готов.
– Горловина загерметизирована?
– Разумеется. Да вы же получаете картинку и данные датчиков!
В этом плане у нас даже строже, чем в Хьюстоне: каждый человек, работающий в главном тоннеле, оснащён и обвешан счётчиками и датчиками почище, чем любой космонавт! И следят за его действиями десятки видеокамер и глаз. Ну правильно: упори мы какую-нибудь непредвиденную планом …ерню, случайно или намеренно, и может случится то, что предрекают скептики уже лет тридцать – сделаем мы на Земле Чёрную Дыру!..
В которую вся наша любимая планетка и всосётся за одну стомиллиардную секунды. Хорошо хоть, никто этого не заметит…
Выдвигаюсь с ремонтным ящиком в руке в район протечки – диспетчер говорит мне, что до неё ещё метров сто. Значит, вовремя я одел шлем: отравление не грозит. Собственно, оно мне и так не грозило: вытяжка вентиляции тут мощная, и вредоносный азот наверняка отсасывается с гарантией! Но! Порядок есть порядок!
До места протечки добрался за минуту: неудобно шагать даже в мягком скафандре. Ага, вижу! Нет, не струю дыма, или пара, естественно, а этакое… Как бы марево: охлаждённый воздух, соприкасающийся с протекающим азотом, выделяет из себя влагу, конденсируя её в виде тончайших снежинок. Вернее всё же – снежной крупы. Инея.
– Внимание, диспетчер. Вижу место протечки. Похоже, просто сдохла прокладка между секциями, и ничего отключать и заменять не потребуется. Я просто подтяну чёртовы болты наружного кожуха! (Ну, с этим действительно полегче. Потому что внутри, где всё установлено с точностью до микрон, такой номер не прошёл бы: потом потребовался бы месяц юстировки, коррекции, и калибровки основной «трассы» всех этих пучков. Тут же – магнитные поля! В спецконтурах.)
Камера на моём шлеме наверняка показывает всё происходящее лучше, чем даже вижу я. А ещё бы: у неё и разрешение повыше, чем у человеческого глаза, и есть и инфракрасный и ультрафиолетовый диапазон. А встроенный газоанализатор у меня на плече ловит выходящие пары не хуже, чем нос ищейки.
– Вас понял, инженер. – пауза. Похоже, как обычно, персонал, дежурящий там, в диспетчерской, совещается. И думает, так ли всё просто, как я предположил. Но вот через минуту консенсус, похоже, достигнут, – Возражений нет. Приступайте.
Из поставленной на пол сумки-ящика достаю любимые гаечные ключи. И приступаю. Одновременно думая, что в служебных-то тоннелях и колодцах, доступ к которым есть с поверхности, намного проще! И чёртов скафандр натягивать не нужно. Так что зря я ворчу. И слава Богу, что в большом-то тоннеле основное оборудование портится гораздо реже, чем вспомогательное. Которого, к слову говоря, в пять раз больше! И работёнки с ним – ого-го!
Затянуть гайки на соединительных фланцах, и предотвратить утечку на кожухе диаметром в три целых и девятнадцать сотых метра – целое дело. Потому что приходится лазать по всему периметру «бублика», подтягивая в строгой последовательности все эти огромные скрепляющие болты-шпильки – совсем как затягивать болты на крышке головок цилиндров в движке автомобиля: нельзя, чтоб возникали перекосы.
Проблема только в том, что движок невелик, легко доступен, и прямо перед глазами, а вот вокруг фланцев бублика приходится ползать по имеющейся на его внешней поверхности лесенке. Но вот, не прошло и часа, как всё, вроде, и готово. Газоанализатор, проецирующий свои показания прямо мне на стекло шлема, показывает ноль. Но прежде, чем спрыгнуть на пол, постукиваю ключом по фланцу: случалось, что от вибрации протечка возобновлялась.
Нет, всё в порядке. И даже из диспетчерской нет привычных комментариев типа «Нельзя стучать по фланцам даже вспомогательного защитного!» Спрыгиваю на пол.
И тут же буквально падаю ничком: всё тело пронзает страшная боль! А-а-а!!!
Не успеваю ничего понять, и только на пределе ускользающего сознания сверкает мысль: «допрыгался-таки!» Это мать мне так говорила, всегда, когда я баловался и шалил, и то качели подо мной отрывались от ветки, на которую были подвешены, или батут, на котором прыгал – неуёмно, надо признать! – рвался, или когда спотыкался и падал, играя в догонялки со старшей сестрой…
Уже лёжа, понимая, что такая дикая боль не может не окончиться смертью, вижу, как меркнет ослепительный свет ламп перед глазами, а в ушах звенит – словно миллион контрольных звонков, всё громче. И сознание уплывает в мрачную чернильную бездну…
Очнулся на постели. Явно – в госпитале. Перед глазами белый потолок, а когда скосил их, (Поскольку тело и не думает слушаться и поворачиваться!) увидал и аппараты – тут тебе и искусственного дыхания, и кровообращения, и вентиляции лёгких: вон: работают! Гофрированная блямба так и ходит в своём прозрачном цилиндре… А во рту… Точно: вот она, трубка подвода воздуха. Есть по периметру стен и контрольные мониторы с параметрами жизнедеятельности, и всякие тележки с медикаментами и шприцами. Сами стены – белые, кафельные. Над головой софиты. Сейчас выключенные: горит только дежурный ночник. Ночь? А в палате я – один.
Реанимация, стало быть.
Выжил я, стало быть…
Но что случилось?! И как я сюда попал?!
Не успеваю, впрочем, особо предаться раздумьям и воспоминаниям: дверь вдруг открывается. Входит медсестра. Стройная, молодая. Симпатичная. В голубом халатике. (Какие стройные ножки!) И колпаке. Вид озабоченный: хмурит брови. Подходит прямо к моему ложу:
– Стэн. Как вы себя чувствуете?
Английский у неё плохой. Явно – не родной. Но голосок приятный. И понять её вполне можно.
С трудом разлепляю запекшиеся, оказывается, губы. Открываю-закрываю рот, насколько позволяет трубка. Выдавливаю (Голос у меня слабый. И хрипит):
– Благодарю. Неплохо. Но что со мной случилось?
– Мы до сих пор точно не знаем, что с вами случилось, поскольку ваши коллеги не говорят. Ссылаются на конфиденциальность и секретность. Но сюда вас доставили сутки назад, с симптомами типичного сотрясения мозга, первой степени, и общей интоксикации организма. Поэтому мы выкачали из вас всю старую кровь, и отфильтровали оттуда с литр фенолфталата натрия. – и, видя, как вытянулось у меня лицо, – Шучу. Его было не более полуграмма. И вкатили вам всё, что полагается при сотрясении. Ну, это если сказать про простые процедуры. Но у вас ещё целый букет всяких других симптомов и проявлений.
Вижу, что она теперь улыбается, и говорит явно без каких-то недомолвок. Похоже, я пошёл на поправку. Да и личико у неё приятное. Вот бы её!.. Сил только набраться бы!
Эх, где же ты, моё драгоценное, и столь любимое здоровье! Которое раньше меня никогда в таких ситуациях не!..
Внезапно чувствую я, что мой мысленный приказ, моё пожелание быстрее вернуться к прежним кондициям – словно исполнен! И сил в себе ощущаю – ого-го!!!
Вон: у меня и любимый красноголовый воин уже воспрял!
Что за дела?!
Но не вижу смысла противиться естественному порыву: вытаскиваю чёртову трубку из горла, встаю с ложа, которое оказалось очень технологично, и буквально напичкано разными медицинскими причиндалами. Девушка выпучивает на меня глаза:
– Больной! Вы – в своём уме?! Вам лежать – ещё минимум пять дней!
Отрываю и выдёргиваю все датчики, прилепленные медицинским скотчем, и иглы от капельниц, воткнутые в меня. Ощущаю себя… Отлично! И ещё – чую почему-то дикую… страсть и вожделение! Да: мой организм, словно сам по-себе, живёт своей жизнью! И сейчас он хочет… Вот ведь гад!
Он хочет завалить эту милую девушку прямо на пол, и – !
Однако я – не он. Хотя и чувствую себя словно тот же Горлум из «Властелина колец»: не иначе – шизофрения! То есть – не то, чтобы я – хороший, а он, организм с его новоявленными животными позывами – плохой. И мне надо с ним бороться.
Нет: я сам – тоже не против! Завалить эту милашку прямо на пол! Но!
Этот, «сознательный», я, понимает, что даром мне это не пройдёт. И комната оснащена видеокамерами и прочими предательскими датчиками: сейчас где-то в диспетчерской, или ординаторской – увидят мои «подвиги». И быстренько утихомирят. Хотя бы дозой снотворного в задницу!
Но тут понимаю я, что чисто одним усилием воли, просто пожелав этого, отворачиваю я все эти видеокамеры к стене, заставляю датчики работать так, словно я лежу ещё, спелёнутый и обвешанный ими, а сам…
Встаю с ложа, и обнимаю вдруг ставшее покорным и замолчавшее тело!
Это я ему приказал не сопротивляться, и замолчать!
В других обстоятельствах я бы подумал десять раз: что это такое со мной приключилось, что я вот так, запросто, словно этакий супер-герой из комиксов, могу делать вот так и вот так! Но тогда у меня – и у того, что гад, и у меня! – только одно было на уме…
И уж «работал» я с обмякшей и замолчавшей девушкой так, словно это был последний секс в моей жизни!.. Самозабвенно, проще говоря!
Думаю, что прошло всё же не больше десяти минут.
Но мне тогда показалось, что я трахался буквально часами! Настолько восхитительным мне показалось это соитие. Грешным делом я даже подумал тогда, не подослал ли мне эту докторшу кто специально – чтоб восстановить мою сексуальную энергию, да и отвлечь от моих болячек.
Но потом мне мой новый внутренний голос, этакий он циник, подсказал, что я – сам управлял стенками её влагалища. Чтоб они облегали моё не на шутку разошедшееся достоинство именно так – и никак иначе. И чтоб девушка сексапильно выгибалась и стонала, словно и она испытывает неземное блаженство, именно тогда, когда мне этого хотелось! А хорошо мне, оказывается, хотелось!
Но вот она и застонала, и забилась, и завопила!
Как удержаться: я наддал!
Наши пики совпали…
А уже потом, когда всё закончилось, и я обессилено лежал рядом с ней, обмякшей, теперь уже немигающим, словно рыбьим, взглядом глядевшей в потолок, пришло мне в голову, что я теперь и правда – сверхчеловек. И могу заставить и неживые предметы, словно телекинезом, подчиняться, и живых – словно гипнозом!
А, может, я смогу и мысли её прочесть?
Но как это сделать?
Касаюсь своей головой её милой головки. Тупо пялящейся в пространство – это я приказал ей забыть про меня, и про всё, что с ней только что произошло.
Так. Подстроиться. Так? Или надо что-то делать по другому? Как же мне «настроиться» на её частоту – это ведь не радиоприёмник? Но ведь и я – не женщина. И мышление у меня протекает по-другому… Но! Вот! Есть!
Словно сквозь мутный слой воды стала видна некая картинка!
Заставляю её приблизиться, и стать резче. Ага.
Это – потолок. На который сейчас устремлены её глаза. Вот я и вижу её зрением! А сейчас, позволив тому, другому, «звериному» «Я» делать всё так, как он хочет, начинаю я и слышать её ушами, и ощущать её… Телом! В том числе и тем пикантным местечком, которое я только что – и в хвост и в гриву!..
А неплохо, будь оно всё неладно!!!
Недаром же говорят, что из ста процентов удовольствия от секса мужчине достаётся не более десяти…
Короче: чувствую я, что девушке хорошо. Да так, как до этого ей никогда не было!!! И хоть сознание её сейчас практически отключено, тело-то… Ощущает!!!
Это что же получается? Не я её «использовал», а она меня?! Давая мне на подсознательном уровне команды – как именно ей нужно в данный конкретный момент!
С другой стороны грех жаловаться. Получается, получили мы друг от друга такие ощущения, которых не испытывали никогда прежде!
И это – от простого секса!
А от чего же ещё я смогу получать «непередаваемые» ощущения?
Со своими новыми, явно подправленными чёртовым коллайдером, возможностями? И способностями?
А хорошо бы всё же выяснить: что же там произошло!
2. Обстоятельства превращения.
И не только хорошо в плане информированности, но и – жизненно необходимо!
А вдруг у меня, как у того «супермена», который с другой планеты, тоже есть где-то уязвимая точка?! «Слабое место»?! И если какая сволочь его вычислит раньше меня – так ведь воспользуется! А мне быть убитым – без надобности!!! Потому что я даже ещё не насладился теми богатейшими возможностями, которые, пока даже не знаю, какие – но явно предоставляются теперь в моё распоряжение!
Можно назвать это здоровым эгоизмом, можно – желанием подстраховаться, можно – манией величия. По всякому можно назвать.
Но мне это знание, вот именно, жизненно необходимо.
Поэтому хватит валяться на полу, который почему-то сейчас стал ощущаться, как более холодный, хоть тут и ламинат, и заняться делом. Нет, делом. А то любоваться этим действительно милым телом, с шикарными бёдрами и прелестной небольшой грудью, конечно, приятно. Но развлечения – развлечениями, а дело – в первую очередь! Вот, кстати!
Нужно бы узнать, как это у меня так получилось: только что валялся без сил, словно позавчерашний овощ в холодильнике. Даже голову не мог повернуть, а только блымал глазёнками, и вот – нате! Завалил бедную девушку… Да ещё как! Словно призовой жеребец. Или мачо какой.
Ну-ка, потрясу я того, внутреннего, «Я». Как это у него так получилось?
А ответа ждать долго не пришлось. Потому что этот, более «продвинутый», и в то же время дикий, необузданный, «Я», с удовольствием посвящает меня во все детали. Причём, не словами. А сразу в мозгу у меня возникают… Нет, не образы даже, а – понятия! Как и что сопрягается, что от чего зависит, и по каким именно причинам оно всё так и происходит. И что мне доступно сейчас, и как его лучше всего сделать, и что я смогу ещё осуществить в будущем. Когда потренируюсь, так сказать, и освою по-полной свой арсенал. А проще говоря – когда наберусь сил, знаний и «боевых» навыков!
Но – всё по порядку. Вначале «А», а уж только потом «Б». И прочие удовольствия.
Ну, с «нахлынувшими ниоткуда силами» – оказалось проще простого.
Ну, вернее – это для меня оно сейчас проще простого. Ничего мистического или сверхъестественного. И природа этих моих новых сил – вполне материальна.
В нашем, физическом, мире никто его законов отменить не может. На то я и учёный. И на то она и термодинамика – первый, второй и третий её законы.
Если где-то прибыло – значит, где-то убыло.
А именно: за счёт тепловой энергии окружающего меня воздуха подпитались мои внутренние резервы АТФ – это аденозинтрифосфорная кислота, если кто не знает! – что позволило практически мгновенно зарядить мой «подогретый» организм энергией и силами. И в случае экстремальной потребности могу я обладать силой штангиста-супертяжеловеса, и скоростью движений профессионального каратиста.
Что, в-принципе, радует.
Ладно, мне это пока – без надобности. Мы с моим вторым «Я» решили, что пока не освою как следует свои способности – поменьше светиться. А проще говоря – выделываться и щеголять своими новыми способностями и возможностями. Так что пусть организм отдыхает. Поработал он потому что только что от души. А я прикину как тут в комнате…
Так. Температура, если верить чёртову термометру, имеющемуся на стене – плюс пятнадцать градусов. (Жаль, не знаю, сколько было раньше! То есть – какую поддерживали в реанимации.) А чего я парюсь. Вот же она: лежит. Наверняка ведь уже заходила и смотрела. И на меня и на градусник.
Вновь подключаюсь к её сознанию. Делаю мысленно приказ: «перемотка назад»!
И вот оно: нате! Её «визуальные ощущения», то есть, то, что она видела – словно проносится перед моими глазами, будто ускоренное кино! И вот оно: то, что я ищу.
Градусник у меня (Ну, у неё!) перед глазами. Двадцать два Цельсия.
Хм-м… Семь градусов. В объёме… Сто сорок кубов. Не помню точно уравнения термодинамики, но, похоже, неплохо я «подзарядился»! Пока «работал». А сейчас… Не замёрзнуть бы. И не простудить даму на полу.
Встаю. Её внутренним взором видел я. Свою одежду в шкафу.
Одеваюсь. Затем совесть говорит мне, что не совсем это всё же честно.
Поэтому поднимаю девушку с пола, и кладу её на то «технологическое» ложе, на котором сам только что лежал, в отключке. Прилепляю и пару-тройку датчиков: не всегда же я буду «подавать» на них данные – дистанционно: чувствую, вижу, понимаю, что хоть и делал всё это на автомате только что, а отнимает оно силы-то…
Заботливо даму накрываю одеялом. Говорю, словно гипнотизирую:
– Через полчаса твоё сознание полностью включится, и будет вновь таким же, каким оно было час назад. Но про то, что происходило за этот час, ты помнить ничего не будешь. И даже под гипнозом не вспомнишь. А в остальном твоя жизнь продолжится, так, как и до этого. А сейчас прощай. Приятно было познакомиться! И пообщаться.
Смотрю на прощание в её невидящие, но милые глазки, и на её бейджик на вновь запахнутом мной халатике: Анна.
Ну, прощай, Анна. Свои кружевные трусики ты найдёшь под шкафчиком с инструментами. И не удивишься этому. Словно это – в порядке вещей. Исчезающий из палаты незаметно для дежурного персонала пациент, и валяющиеся под шкафом трусики…
Исчезнуть из палаты реанимации я действительно собираюсь незаметно для окружающих. А для этого мне нужно поотключать видеокамеры в коридорах и на лестнице, и внушить встретившимся мне врачам, что они меня в упор не видят.
Видеокамеры я всё же решил не отключать, а просто отвёл их объективы в стороны, и к потолку. Где тут выход, я знаю всё от той же Анны. Пришлось преодолеть длиннющий, метров в сто, коридор, три лестничных пролёта, и выходной вестибюль. А встретившимся мне по дороге трём медсёстрам и одному озабоченному врачу с рентгеновскими снимками в руках, и вахтёрше на выходе, очень даже легко внушил, что никто им навстречу не попадался, и мимо не проходил. Вы можете, конечно, не поверить, но я просто предоставил сделать всё это – тому «Я». И уж он не подкачал: ну правильно. На себя же работаем!
Тело-то – общее!
Вот и нужно его беречь.
Подходящую, а вернее – нужную машину на стоянке нашёл легко. Вот эта!
Я снова внутренним оком видел, что она – моей Анны. А та, когда очухается, точно будет озабочена в первую очередь – не машиной! Делаю мысленное усилие: и как это я сразу не догадался! Но, как говорят русские, хорошая мысля всегда приходит опосля.
Конечно, вид телепортируемых по коридорам и лестницам прямо по воздуху ключей от машины мог бы привести встречных в некое… Назовём его – удивление. Но я заставил всех, кому они встретились, и их «не видеть».
Отпираю машину – это оказался банальный «Фольксваген» – и сажусь за руль.
Зажигание, завелась легко. Вырулить со стоянки «Для персонала только».
Теперь – до кольцевой дороги. Потому что знаю я – вернее, выудили мы это у Анны с моим «напарничком», что мы – в Бонне. А доставили меня сюда, в специализированный широкопрофильный госпиталь, где уважаемые представители моего посольства проплатили моё содержание и лечение, на вертолёте. Пытаясь предоставить мне все прелести самого продвинутого лечения. И не особо, вероятно, надеясь, что меня столь быстро поставят на ноги… Да и вообще – что поставят.
А до Церна нам с «напарником» теперь ехать и ехать.
К утру, «сменяясь» за рулём, всё же добрались. То я – спал, то – он. Как дельфины. Ну, про дельфинов это он мне объяснил. Оказывается, у них мозг потому и гигантский, что его полушария спят и бодрствуют – по очереди! И это логично. Чтоб во сне не захлебнуться! Собственно, в нашем случае это тоже имеет смысл. Потому что если прознают, что я теперь – сверхчеловек, так ведь захотят отловить, и исследовать! Для нужд любимого Пентагона. А это в мои ближайшие планы не входит. Поэтому – никаких «фейерверков»! И демонстрации сверхспособностей. Будем вести себя тихо и скромно.
Машину оставляю на стоянке перед зданием железнодорожного вокзала. Тут с Анны по-крайней мере штрафа за неправильную парковку не сдерут. Ключи оставляю в замке зажигания. А вокзал я выбрал неспроста. Подхожу к одинокому таксисту, державшемуся словно особняком. Называю свой «засекреченный» городишко. Он говорит:
– Ха! В такую даль?! Восемьдесят евро!
Я, поработав над его сознанием, говорю:
– А, может, за два доедем?
Он говорит:
– Почему бы и нет? Конечно! А хотите, я вам и всю сегодняшнюю выручку отдам?
Ну, я парень великодушный. Особенно, когда обзавёлся новым «рабом». Пусть и не сексуальным. Поэтому говорю:
– Не нужно. А нужно мне, чтоб ты довёз меня до института, – называю наше суперзасекреченное, но всё равно всему свету известное заведение, – А после этого вернулся сюда же, на эту же площадь, и напрочь забыл о нашей поездке. И обо мне. Задача ясна?
– Конечно, ясна, босс!
– Отлично. А, да. По дороге тебе придётся молчать.
Тут он затыкается, и действительно всю дорогу молчит.
Прибываем к институту в половине одиннадцатого утра.
По идее, все уже должны быть на рабочих местах. Ну, те, кому «посчастливилось» в Праздник торчать на работе. И присматривать за любимым БАК-ом. А то он прямо убежит! Или нашалит. Хотя вот со мной, например, он… Н-да. Но мне надо внутрь.
Прохожу мимо нашей внутренней охраны даже не вынимая пропуск-допуск. Потому что снова приказал меня в упор не видеть. А старшего смены так вообще заставил открыть мне вход своей магнитной картой. Вот и лестница, по которой иду пешком: мне сейчас лифты без надобности. Вот и нужный уровень, и коридор. И диспетчерская.
А предусмотрительно она размещена. В самом глубоком подвале, на восьмом подземном уровне. За тремя герметичными стальными дверьми. Которые я открываю уже сам. Предусмотрительно взятой у начальника охраны магнитной картой-ключом. И если бабахнет чёртов коллайдер, расположенный, вообще-то, в десяти километрах отсюда, уж диспетчерская-то, со всеми своими «чёрными ящиками», постоянно ведущими запись происходящего с БАК, сохранится. Будет, так сказать, возможность у выживших изучить, «что пошло не так».
Чтоб попасть внутрь, пришлось заставить одного из дежурящих внутри учёных – это оказался док Сайрус Штенге – оторвать свою задницу от кресла, а глаза – от «Плейбоя», и отпереть изнутри чёртов супернавороченный кодовый замок. Реагирующий уже на сетчатку глаза и отпечаток пальца.
Захожу внутрь. Комната, конечно, низковатая, но огромная – тут бы сделать тренажёрный зал для качков железа… Приятный, прохладный и кондиционированный, воздух. (Сразу пришла мысль, что если «поработаю» здесь,– так и вообще замёрзнуть можно!) Вот они: так называемые дежурные. Тринадцать человек, каждый отвечает за свой сектор. И координатор, конечно.
Ну и конечно я приказываю им всем меня «в упор не видеть».
Сработало. Подхожу к координатору – сегодня это профессор Карл Брюэр.
Вот в его-то мозгах я и роюсь, пока он с сосредоточенным видом, и даже не подозревая, что в его мозгу копошатся, словно крысы, два рассерженных инженера, рассматривает на экране компа какие-то графики.
