-А я влюбилась.
-Надеюсь не в меня.
Она долго молчала.
-В тебя.
Я встал рядом с ней.
-Скажи, что ты тоже влюбился, – вдруг попросила она.
-Очень, – сознался я и коснулся ее руки. Мы вместе стояли и смотрели в окно. По тротуарам, цокая каблуками, шли прохожие. Легкий ветер колыхал листву деревьев. Я чувствовал запах ее волос. Я гладил атлас ее горячей ладони.
Рук твоих пленительную силу
Я испил как дорогой коньяк.
Ты меня, любимая, просила
Чтоб любви источник не иссяк.
И твою открытую улыбку
Я на солнце кистью рисовал.
С рук кормил я золотую рыбку
И бродягам манну раздавал.
И в ночи расплескивая звезды,
И стремясь по лунному пути,
Я свои наматываю версты,
Чтобы хоть на шаг к тебе дойти.
Расстоянье сердцу не преграда.
Полуночь, разостлана постель.
Ты меня коснешься звездопадом
И качнется в детской колыбель…
Какой-то древний поэт. Возможно даже я. Откуда я вспомнил эти стихи? Сам себе нашептал что ли? По небу плыли легкие облака. Я не мог произнести ни слова. Мне было оглушительно хорошо.
-Ты до меня влюблялся в кого-нибудь? – спросила она, не поворачивая головы.
-Что?
-Ты слышал.
-Да, влюблялся, но не так как сейчас.
-У тебя есть шампанское?
-Да.
-Открой.
Я достал шампанское из холодильника, достал фужеры из шкафа и почистил апельсин. Мы сели за стол друг напротив друга. Закатное солнце уютно пробивалось в полумрак комнаты. Мягко бухнула пробка.
-У тебя хорошо получается, – сказала она, – ты не пролил ни капли.
Мы пили шампанское и одновременно смотрели друг другу в глаза.
-Холодное, обжигающее, – улыбнулась она.
-Терпкое, ароматное, дорогое, – отозвался я.
-Божественный вкус.
-Божественный, – вторил я.
-Хочешь, я угадаю твое желание? – она медленно встала и, обогнув стол, подошла ко мне.
-Это не так сложно, – едва произнес я.
Она положила мне руки на плечи.
-Ты хочешь поцеловать меня. Сначала в щеку, затем чуть осмелев в уголки губ. Я угадала?
-Почти?
-Что значит почти?
-На сто процентов. А что дальше. Потом мы будем танцевать.
-Ты угадываешь или утверждаешь? – спросил я.
-А как ты думаешь?
Я встал и включил музыку. У меня неплохая фонотека. Я поставил сборник своих любимых медленных композиций.
-Можно пригласить вас на танец? – спросил я и небрежно кивнул головой.
-Да, конечно, – сказала она, – но я плохо танцую.
-А я вас научу? Подойдите.
-Мы снова на вы?
-Ах да, но это ведь наш первый танец…
Тем более мы с вами не знакомы, – сказал я.
-Разве?
-Меня зовут Игорь, а вас?
-Катя.
-Ты прекрасна как кукла в магазине игрушек.
-Я не кукла, – без тени обиды отозвалась она.
-Это здорово. Тебе не холодно? Ты вся дрожишь.
-У тебя такие легкие руки, – она посмотрела мне в глаза. Я поцеловал ее в щеку, затем в уголки губ.
-Попробуй угадать дальше.
-Мы еще немного потанцуем, а потом ты проводишь меня домой…
-Ты не угадала, – рассмеялся я.
-Ты проводишь меня домой и останешься у меня.
-А дальше?..
-Давай не будем загадывать.
-Катя, – сказал я.
-Что?
-Нет, ничего, я просто произнес твое имя.
-У тебя это хорошо получается. Повтори, пожалуйста, еще.
-Катя…
-Еще
-Катюша
-Еще
-Катенька.
Потом мы выпили еще немного шампанского, и пошли гулять по вечерней Москве.
Проспект Мира, Сретенка, Кузнецкий мост, Камергерский переулок, Тверская и вот уже кинотеатр "Россия" и памятник Пушкину.
-Надо же, – сказала Катя, – мы вновь оказались здесь. (Я заметил, что в снах мы всегда говорили "вновь", а в жизни "снова").
-Это случайность, – ответил я, – которая лишь подтверждает закономерность.
-Мне пора, уже поздно, – вдруг сказала она.
-Я тебя провожу, – проговорил я.
-Нет, – она покачала головой.
-Но ведь ты сказала, – я не узнал свой голос.
-Нет.
-Может быть, мы увидимся завтра?
Она снова покачала головой и, … я проснулся. Я встал, отдернул занавески и, морщась от утреннего солнца, направился в умывальник. В зеркале на меня смотрело какое-то лохматое существо, которое я не узнал.
Я, разумеется, догадывался, что это я, но мои глаза отказывались верить. Квазимодо по сравнению со мной казался Адонисом, а Фредди Крюгер мечтал походить на меня внешностью. Засунув в заброшенный курятник, именуемый ртом зубную щетку, я открыл кран. Слабая струйка воды брызнула по стенкам раковины. Интересное ощущение: когда льется вода, хочется жить. Вообще, из ванной я вышел другим человеком. Даже зеркало улыбнулось мне, когда я решил посмотреть на свой облик. "В человеке все должно быть прекрасно", – сказал я сам себе и Чехов. Антон Павлович, вероятно, тоже проводил утро у рукомойника. Нет, решительно надо позвонить Дмитрию. Проходя мимо стола, случайным взглядом я выцепил со скатерти небольшие листы бумаги. Странно, вчера скатерть была пуста, не считая пыли, которой мог бы задохнуться любой пылесос. Приглядевшись, я вдруг узнал знакомые очертания первых лиц североамериканских штатов: Рузвельта, Линкольна и других. Бог мой, на столе развернувшись в гармонь, покоилась одна тысяча четыреста пятьдесят долларов! А я чуть не вступил в партию атеистов. Я вышел из квартиры и посмотрел на табличку с номером. Квартира была моя. Я вышел на улицу и посмотрел на номер дома. Дом был мой. Я настолько опешил, что не заметил, как я вышел в носках. На улице я заметил, что прохожие меня пристально рассматривают и старательно обходят, хотя мне уже до этого не было никакого дела. Зато меня стала мучить загадка в таинственном явлении денег, которые свалились будто с неба. Дверь была заперта. Ключ был у тетки, но у нее таких денег быть не могло, следовательно… следовательно. Ну конечно, нужно позвонит тетке.
-Алло, привет.
-Ах, Игорек, здравствуй.
-Слушай, я тут маме кое-что передать хочу. Съезди, пожалуйста, к ней, все-таки не виделись месяц.
-Хорошо, Игорек, сегодня поеду.
-Вот и ладушки. Слушай, ты ключ ни кому не давала.
-Нет, а что?
-Кто-то в квартиру заходил.
-Да ты что!? Пропало что-нибудь?
У тетушки была странная интонация. Можно было подумать, будто она обрадовалась, что кто-то открыл мою дверь без моего ведома.
-Ты кому-то давала ключ?
-Да нет же. Я не обманываю тебя.
-Ты, тетушка, меня не обманываешь, но сдается, что ты мне здорово врёшь.
-Не груби, тетке. Оставь лекарства и билеты на серванте и не забивай себе голову…
-Ты кому ключ…
-Никому.
Она повесила трубку. Следующий звонок не заставил себя долго ждать. Это был Диман.
-Игорь?
-Да.
-Привет, это Дмитрий. Рад тебя слышать.
-Мой голос твой ласкает слух?
-Ты в своем репертуаре. Для тебя, старик, хорошие новости.
-Ты с Ларой посоветовался?
-Это ты к чему? Я сам все решаю.
-А мне, кажется, даже если ты хочешь испортить, пардон, воздух, ты обязательно посоветуешься с Ларой. И если Лара тебе такого разрешения не даст, то ты лопнешь как баллон с газом.
-Ну вот, я ему тут помощь предложить хотел, – оскорбился Диман.
Мне стало интересно.
-Вот спасибо. Какую?
-Я тебе за костюм, ботинки и рубашку дам тысячу, а остальные шестьсот долларов можешь отдать через месяц.
-Спасибо Диман. Вот друг как друг. Не знаю как тебя и благодарить.
-Да ладно чего там, – осклабился Диман.
-Пинка тебе под зад отвесить что ли?
-Ты чего?
-Возьми ремень и выпори себя, – сказал я и первый, вот радость, положил трубку.
Я взял лист бумаги, ручку и старательно вывел: "Спасибо за деньги. Верну обязательно. Мясо в морозильнике. Сварите, пожалуйста, щи". Я положил записку на то место, где лежали доллары. Возможно, я устрою засаду, но не сегодня. Сейчас в аптеку, затем в институт и на телеграф. Не знаю как кому, а мне, когда я слышу слово "телеграф" мерещится штурм Зимнего дворца. Сделав шаг вперед, два шага назад я прыгнул в ботинки.
Но, мой дорогой читатель, я должен сказать тебе, что я ни на минуту не забывал той, что так вросла в мое сердце. После неудавшегося свидания я сразу начал отсчет времени до того момента как я вновь увижу ту единственную и неповторимую, ради которой я, наверное, уже был готов если не на все, то на многое. Вечером после работы без всякого предлога я просто пошел по знакомому мне адресу. Отворив дверь в подъезд, я как никогда обрадовался тому обстоятельству, что едва не столкнулся со столь радушной старательной поломойкой.
-Куда прешь, черт малахольный… А это ты, касатик мой влюбчивый, проходи, проходи.