Loe raamatut: «Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом»

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора Черноивановой Ксении.

Глава I

Все началось заурядным осенним утром. Свежий утренний ветерок гонял красно-желтые ковры душистых листьев. В селении Холрен еще царила полная тишина и гармония. Кузнец Торвальд сонной походкой выкатился на крыльцо своей кузницы. Легкий порыв утреннего ветра всколыхнул его русые волосы, чуть тронутые сединой. В руках он сжимал кузнечный молот и несколько полос кожи. Это был грозный на вид человек преклонных лет, тяжелая работа оставила на его теле шрамы и ссадины. Он был настоящий мастер своего дела, и местные поговаривали, что сам Дьявол помогает ему. Но слетит подкова с коня, или петли на двери в сарай сломаются – все бегут к Торвальду, ибо всему Митриумскому графству известно, что Торвальд делает раз и на века, и не сыщется кузнеца лучше его.

Торвальд жил в своей избе-кузнице на отшибе – на вершине холма, откуда был прекрасный вид на все селение и окаймляющие его леса. Уже десять зим Торвальд был вдовцом. Его жена, Зарин скончалась от лихорадки, и Торвальд, прибитый этой утратой, дичал год от года. Он перестал общаться с соседями, потом здороваться, а затем и вовсе построил себе кузницу на холме, куда позднее и переселился. И жил бы он так себе поживал до самой кончины, если бы однажды к нему не пожаловал странный гость.

Ранним утром, когда воздух еще по ночному прохладный, а птички в лесу заливаются заутренней трелью, Торвальд, подергиваясь от холода, шел к верстаку, держа в руке толстую кожаную пластину и несколько полос кожи. Днем ранее, охотник из соседнего селения попросил подлатать его кирасу, но Торвальд решил, что данный предмет охотничьей экипировки настолько изодран и заношен, что взялся мастерить новую. Охотник было воспротивился, ведь новая кираса по его разумению выйдет подороже, чем просто починка старой, но Торвальд возразил, да и вообще спорить с мастером такого уровня было невозможно.

И только было Торвальд собрался вернуться за инструментом, как краем глаза заметил, что около дома бегает кто-то еще. «Что за чертовщина?» – подумалось ему. Он подошел к тому месту, где, как ему показалось, кто-то стоял. К его величайшему удивлению, на земле и правда были следы маленьких пятипалых ступней. Брови кузнеца взметнулись чуть ли не до затылка, а взгляд бросился к калитке. Трудно описать выражение лица Торвальда, когда он увидел, что калитка была распахнута настежь. «Что за..? Какого черта, я же помню, что запирал?» – думал он.

Чуть ли не бегом обойдя дом, Торвальд налетел на мальчишку лет восьми-десяти и чуть не свалил его наземь. Мальчик был наг и худ, но ничуть не испугался, когда Торвальд зарычал: «Чтоб меня черти побрали!» Наоборот – мальчик хихикнул и скрылся в доме. Кузнец поспешил за ним и застал его греющим ладони и коленки около печи.

– Ты кто? – спросил кузнец. Мальчик повернулся и посмотрел на Торвальда пустыми, непонимающими глазами. – Ты чей, малой? – снова спросил он. Мальчик не ответил и снова повернулся лицом к огню. Торвальд обошел мальчика вокруг и внимательно осмотрел. Мальчик, как мальчик. Черные волосы, голубые глаза, красивое ясное лицо. Самый обыкновенный, за исключением одного. Огромный отпечаток, как будто от какого-то острого раскаленного инструмента пересекал его правую руку от плеча и чуть ли не до самой ладони. Отпечаток был фигурный и напоминал какую-то руну на неизвестном языке. Торвальд не мог и представить, что могло так изуродовать ребенка, но знал точно, что ни одному человеку такое не под силу.

– Ты не разговариваешь на всеобщем? – спросил Торвальд. Мальчик ожидаемо не ответил, только слегка улыбнулся старому кузнецу. Затем взял кочергу и стал умело шебуршить поленья. Проворный уголек выскочил из печи, но мальчик ловко поймал его и бросил обратно, в огонь.

– Ишь ты! – изумился кузнец. – Смелый. По крайней мере с огнем управляешься умело. Из тебя бы вышел хороший кузнец. Как же тебя звать-то?

– Jorim, – сказал мальчик и Торвальд засмеялся.

– Йорвин? – переспросил он. – Ну Йорвин, так Йорвин. Хорошее имя. Королевское. Не хочешь погостить у меня пока твои родители не отыщутся? В кузнице попомогать не хочешь? Я тебя паре штук научу. – Мальчик в ответ только улыбнулся.

Но родителей не сыскалось ни через день, ни через два. Даже месяц спустя поиски и расспросы Торвальда ни к чему его не привели, и мальчик так и остался жить у кузнеца, а откликаться стал на имя Йорвин. Всякий раз, когда Торвальд шел работать, Йорвин шел за ним и наблюдал за трудом мастера. Он проявлял необыкновенный интерес к кузнечному делу, и у Торвальда вновь зажглась, угасшая было надежда на преемника. К тому же Йорвин очень быстро осваивал всеобщий. Шли годы, родители мальчика не появлялись. Торвальд не расспрашивал Йорвина о его таинственном шраме, тем более, что сам Йорвин ничего о нем не знал. Парнишка рос и креп. Он всегда старался помочь кузнецу, которого он, любя, называл «старик». В четырнадцать лет Йорвин без труда управлялся с тяжеленными мехами, колол дрова и таскал мешки с углем. Два – три раза в неделю упражнялся с Торвальдом в фехтовании и кулачных боях. Его необыкновенный талант к кузнечному делу радовал Торвальда, который стал ему отцом и учителем.

Йорвин креп и рос как на дрожжах. К своим восемнадцати годам он стал ростом больше семи футов и изрядно широк в плечах. Он возвышался над другими людьми в среднем на две головы, и над Торвальдом на голову. Он стал силен как дикий медведь, мог одной рукой раздувать здоровые мехи, а другой уплетать закуску, мог одной рукой поднять человека за шею над землей и выдавить из него дух. Но, несмотря на это, у Йорвина было чуткое и доброе сердце. В селении все быстро его полюбили, и даже одна деревенская девочка по имени Делайла относилась к нему с особенной теплотой и любовью. Йорвин очень дорожил этими отношениями, хотя относился к ней больше как к родной сестре, что иногда ее огорчало. И тогда родители заставали ее плачущей по ночам в подушку.

Но дни благоденствия не могут длиться вечно. Суровая жизнь вносит свои жесткие коррективы тогда, когда ты меньше всего этого ждешь

Глава II

Солнце еще даже не начало подниматься, но по дороге в Митриум уже шел путник. Это был юноша лет восемнадцати – двадцати, очень высокий, светлокожий и черноволосый. У юноши было ясное красивое лицо. Но его черты были настолько необычны для здешних мест, что врезались в память надолго. Его глаза сияли небесной голубизной из-под густых бровей. Его черные волосы были неаккуратно пострижены ножом над бровями и кое-где кое-где подпалены огнем. Одет он был скромно. Поношенный дорожный плащ, льняные штаны и кожаные сапоги. Йорвин частенько выбирался из селения по поручениям Торвальда. Он охотно брался за доставку заказов на дальние расстояния, тем более, что за нее можно требовать дополнительную монету. Путь его лежал через долину Мохрем, стелившуюся на несколько лиг душистым покрывалом. А с наступлением темноты зажигались тысячи светлячков, подобно спустившимся на землю звездам.

Под утро другого дня Йорвин добрел до перекрестка. В этом перекрестке сходятся две дороги, одна начинается у подножия Серой гряды и идет через Митриум и выходит к заливу Южный Риф. Вторая идет от пустыни Наби – Гешан до тундр Гестории. На перекрестке стоял трактир «Тупой клинок» – трехэтажное здание, напоминавшее пирамиду. На первом этаже непосредственно таверна, на втором – комнаты для ночлега, на третьем – помещения для важных персон.

Йорвин вошел в питейное заведение. Над трактирщиком висел массивный двуручник во весь человеческий рост, и явно не новый, судя по зазубринам на лезвии. На эфесе был выгравирован корень мандрагоры. Этот меч принадлежал трактирщику Тулбору, в прошлом могучему воину, но сейчас состарившемуся и весьма раздобревшему во всех смыслах. Тулбор знал Йорвина и его отца. Торвальд в молодости ковал оружие и обмундирование для Тулбора и прочих клиентов, и этот меч не был исключением, ставший теперь символом Трактира. Они с Торвальдом захаживали сюда, когда дальний заказ вел их по дороге в Митриум и дальше.

– Йорвин, твою кобылу, ты ли это?! – воскликнул толстяк Тулбор. – Сколько лет! Как сам, как батя?

– Спасибо, не хвораю, Торвальд тоже здоров. Ха! Да чтобы Товальду, да заболеть нужно, чтобы все медведи в лесу разом удавились.

– Ха – ха! Надо же вымахал, едва в дверь пролазишь, а ведь когда я тебя видел в последний раз, ты был на пол – головы ниже Торвальда!

– Ты тоже, я вижу, не голодаешь. Ишь, как тебя разнесло! – с улыбкой заметил Йорвин.

– Да –а, – отмахнулся трактирщик. – Это только с виду я такой толстый и счастливый. Налоги меня скоро удавят. Налог за владение питейным заведением, налог за владение постоялым двором, налог за придорожное положение. Везде плати, плати, плати, плати, а делать это все труднее и труднее. Я ведь все-таки один здесь хозяин. А налоги все растут.

Все верно. Трактир находится на территории Митримумского графства, а значит должен платить сеньору налог. Йорвин кивнул и еще раз окинул трактир оценивающим взглядом.

– А не найдется ли у тебя, добрый человек, хлеба для господина Устал -и- Голоден?

– Найдется? Конечно, найдется! Все, что хочешь, найдется, если звонкая монета у клиента… найдется. Хотя для тебя я мог бы сделать скидочку по старой дружбе. Итак?

– Есть у тебя что – нибудь мясное?

– Есть баран свежепожаренный, с корочкой. Пальчики оближешь.

– Тащи быстрее – исходил слюной Йорвин. – И еще браги с лимоном, – добавил он и пошел к столику ждать заказ.

В тот момент, когда он уже расположился за ближайшим к окну столиком, в таверну вошли трое парней эльфийской наружности. Многие деревенские принимают полуэльфов за настоящих эльфов, только по той причине, что никогда не видели настоящих, а имеют лишь смутное представление, опираясь на слухи да байки с домыслами. Полуэльфы – это плод соития эльфийской девы с человеческим мужиком. Такое имело место в далекие времена, когда объединенные силы гномов и людей не могли ничего противопоставить эльфийским боевым магам в развязавшемся конфликте. Потерпев сокрушительное поражение, людям и гномам пришлось выполнять самые унизительные требования победителей, дабы установить хоть шаткий, пусть временный, но мир. Помимо прочего, им пришлось выделить некоторое количество рабской силы, дабы те ублажали самые низменные прихоти эльфийской интеллигенции. Соитие с человеком или гномом считалось у эльфов сексуальным изыском и приравнивалось к другим половым изощрениям. Поэтому совершались они тайно, а если эльфийке случалось неудачно забеременеть после, то все так же тайно или в сопровождении ближайших доверенных слуг эльфийская мать рожала ребенка, от которого немедленно избавлялась, дабы не заклеймить себя позором. Убивать младенцев с эльфийской кровью в венах считалось дурным тоном, так что несчастных детей попросту подкидывали людям. С детства страдая от насмешек и издевательств со стороны людей, полуэльфы вырастали мнительными, жестокими и спесивыми, сбивались в малые группы и наводили ужас на любых потенциальных обидчиков. Имея сходные с эльфами признаки, полуэльфы тем не менее рождаются с неизменным и ярко выраженным случайным уродством. Или с несколькими – как повезет. Это, тем не менее, не лишало их эльфийского долголетия и магического таланта. Полуэльфы вошли в трактир с таким видом, как будто это ОНИ здесь хозяева. Откуда они тут взялись – загадка, и что делают – тоже. Полуэльфы шли, выпятив грудь колесом и чеканя шаг. Выглядело это, надо сказать, ни – ни. Все трое были одинакового невысокого роста, одинаковой, не шибко выдающейся комплекции и даже одеты одинаково безвкусно. Но по одному отличительному признаку у них все же было. У первого были лопоухие уши, что в сочетании с эльфийской остротой кончиков выглядело странно. У второго были карие глаза, приковывавшие к себе взгляд своей неестественной дальностью друг от друга. У третьего губы уж слишком выдавались вперед, как будто он их нарочно выпячивал. У всех с собой были сумки. У губастого же был за спиной огромный мешок, и явно тяжелый. Полуэльфы заказали самое дорогое вино с Верндальских угодий сорокалетней выдержки. Сорок шесть градусов, атрофирует голову и тело с беспощадностью рока.

Наконец, Йорвину подали заказ. Ароматный баран дымился и истекал соком. Приправленный черным и красным перцем, базиликом, петрушкой, куркумой, и политый чем – то фирменным, с любовью от Тулбора. А через минуту официантка принесла на серебряном (или посеребренном), до зеркальности начищенном подносе две пинты ароматной пенящейся браги и удалилась, соблазнительно покачивая бедрами.

Йорвин принялся за еду, а полуэльфы стали вливать в себя стаканы за стаканом, произнося пышные тосты, употребляя какие-то эльфийские слова, которые где-то услышали, и вещая только им понятные и смешные анекдоты. После третьего остроухие стали понемногу теплеть, а после пятого не могли уже ничего кроме как по пять минут смеяться над вырвавшимися, ни селом, ни городом забредшими в их буйные головы словами непонятного содержания.

Поначалу Йорвину было не особо интересно наблюдать за пьяными. Пьяниц и в его селении было более чем достаточно. Но он и знать не знал, что на полуэльфов алкоголь действует куда сильнее, чем на людей, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Ни с того, ни с сего, троица повставала со своих мест и принялась двигать мебель. Это было одно из тех явлений, описать которые можно только в прозе. Весь трактир наблюдал за тем, что творилось с круглыми глазами и вытянутыми лицами, не зная, как на это реагировать. Полуэльфы, предположительно, старались зачистить только один угол трактира, толкая столы, и поскальзывались на ровном месте, тыкаясь клювом в стол, и спотыкаясь о стоящие под ногами стулья. Ушастого каким – то троллем понесло к камину, и тот стал трогать угольки в еще полыхающем очаге, систематически отдергивая руку, и говоря «ай». Наконец он выбрал более-менее остывший, и с довольным лицом прямо на стене нарисовал четыре неправильных круга друг в друге, один меньше другого.

– Э-э-эй – эй вы чего это вытворяете? Немедленно сотрите, а то как штрафану! – очнулся Тулбор.

– Ты, хзяин… так не шути… Ик, – заплетающимся языком ответствовал губастый, после чего махнул рукой со сложенными в затейливый жест пальцами в сторону нарисованной мишени. Порожденная разрушительной магией молния врезалась прямо в центральный кружок, чуть не подпалив всю стену, и издала оглушительный хлопок. Тулбор отшатнулся, схватившись за сердце, и осел на заботливо подставленный официанткой стул. Полуэльф кинул жест победителя, кивнул друзьям, схватил стоявшую на стойке бутылку с вином, и залпом осушил ее. Некоторые посетители начали убегать в ужасе с места творения магии. Другие молча серели. Настала очередь другого. На этот раз волшебный снаряд попал чуть левее центрального круга. Губастый попытался поаплодировать своему товарищу, забыв о бутылке в руке. Та выпала из его рук и разбилась. Третий примерялся дольше всех. Видимо, он и набрался приличнее. Наконец замахнулся, чтобы колдануть, но споткнулся об осколки разбитой бутылки. Его молния полетела совсем не в ту степь. Срикошетив от светильника, молния зарядила прямо в кружку с брагой, которую добивал Йорвин. Кружка разбилась, и остатки браги оказались у Йорвина на штанах.

Это был залет. Йорвин посмотрел на виновника сквозь дыру в кружке, указал на нее пальцем, и покачал головой. Далее случилось то, чего ждал весь трактир. Йорвин встал во весь свой одиозный рост и схватил первое, что попалось под руку. А попался поднос. И весьма кстати. Полуэльфы быстро смекнули чем пахнет, несмотря на хмель, и двое из них стали метать в Йорвина взрывные заклинания. Посеребренный поднос служил щитом, и отражал искры в потолок. Губастый полез в свой мешок, и извлек оттуда щит и меч. Боец. Этот не лыком шит. Тем временем Ушастый словил подносом по голове, успокоившись до утра. На подносе осталась приличная вмятина в форме головы, а сам он погнулся, и был уже явно не годен для выполнения своих прямых обязанностей. Используя свою недюжинную силу, Йорвин догнул поднос вдвое, затем вчетверо, и метнул его как диск в широкий лоб глазастому. Точное попадание, предсказуемый эффект. Остался один. Йорвин медлить не стал. Ударом с локтя он обратил щит полуэльфийского выскочки против него самого. Скорость помноженная на силу сработали не в пользу полуэльфа. Его краткий полет в стену закончил вечернюю заварушку, и вернул трактиру тишину. По крайней мере до утра.

– Спасибо Йорвин, ты просто спаситель! – воскликнул Тулбор. – За твои подвиги я снимаю с тебя плату за ночлег и выпивку. Хотя за барана придется уплатить. Уж извини. Бизнес есть бизнес.

– Понятно. И на том спасибо. Да и вот что еще. Отправь кого-нибудь в ближайший дозор. Пусть пришлют конвой. Насколько мне известно, применение магии в общественных местах – это статья, – Тулбор согласно кивнул.

– Лупись оно конем, выглядит, как будто обмочился! – Ругался Йорвин, выходя во двор. Пол – ночи он замывал в бочке свои штаны, липкие от браги. А потому лег поздно, а когда встал, дебоширов уже забрали.

Йорвина разбудило солнце, добравшееся до его головы, и по – летнему настырно припекавшее. Штаны высохли, настроение было отличное, можно было продолжать дорогу. Йорвин спустился в трактир, расплатился с хозяином за барана, сделал ручкой официантке и ушел.

На улице было тепло и пели птички. Один из постояльцев готовил повозку в путь. Невысокий, широкоплечий мужчина с рыжей бородой, толстыми мускулистыми руками и широкими ладонями. Гном взваливал последний, железно громыхавший тюк в повозку. Йорвин смекнул, что на повозке доехать до города побыстрее будет, да и поприятнее. В добавок, Йорвин знал, как завоевать уважение гнома, а заодно и похвастаться.

– Приветствую коллегу! – улыбнулся он. Его собеседник едва доставал ему до пояса. Чтобы посмотреть в лицо Йорвину, ему пришлось так выгнуть короткую шею, что она аж захрустела. – Я вижу вы отправляетесь в…

– В Митриум. А вы тоже занимаетесь работой по металлу?

– Зарабатываю на хлеб. Кую мечи, топоры, кольчуги. Лучшие в этих краях!

– Прощенья прóшу! – поднял палец гном так, как будто Йорвин затеял шутить о бородах. – Всему цивилизованному миру известно, нигде нет человека, чье мастерство сравнилось бы с мастерством подгорных оружейников.

– Возможно, ваши мастера в совершенстве владеют искусством изготовления огнестрельного оружия, но мои работы без всякой скромности можно назвать лучшим ХОЛОДНЫМ оружием. Оцените, – Йорвин достал свой кинжал, который он сковал уже два года назад, и протянул гному. Тот принял оружие, как будто то был не кинжал мастера – кузнеца, а кусок бесполезного железа, но как только он вынул его из ножен, его брови медленно поползли вверх. Гном повертел клинок на ладони, поцарапал им палец, почесался и воскликнул:

– Во имя бороды Голдрафа, царя гномов, да не споткнется он об нее никогда! Это лучший клинок, который я видел в последние пятьдесят лет! Равновесие идеальное, клинок ложится в руку как родной, а лезвие способно разрубить волосинку, пущенную по ветру! Болдрин, сын Олдрима к твоим услугам! – произнес гном и с торжеством на лице вернул Йорвину кинжал. Если гном называет незнакомому человеку свое имя – быть железной дружбе. А если гном первым назвал имя своего отца, можно считать, что он чуть ли не в ноги готов падать. А гномы-то народец гордый.

– Йорвин, сын… Торвальда, – неуверенно произнес Йорвин. – Да и вот что еще, уважаемый, не подбросите меня до города?

– С радостью, мастер Йорвин, – ответил Болдрин. – Полезайте.

Всю дорогу до Митриума гном жужжал про свою родню, обитавшую в подземной глубине. Про то, как по достижению тридцати лет родители отправили его на рудники. Люди не представляют, как можно свое дитя отправлять на каторгу. Туда они отправляли лишь самых отпетых ублюдков и мерзавцев, но у гномов это был обязательный обряд посвящения в мужчины. Каждый юноша – гном, по достижению тридцати лет отправлялся на обязательные рудниковые работы, где прибывал три года. Оттуда он возвращался мускулистым и бородатым мужчиной. Потом Болдрин рассказывал о том, как он выбрался из-под горы в ближайшее людское государство торговать тем, чем богат его народ, а именно агрегатами, которые гномы называют "мушкетами". Оснащать мельницы паровыми механизмами, которые работают быстрее ветра, позволяя мельнику заготавливать больше муки. Он сооружает также "паровые жнецы", которые помогают без особых усилий собрать урожай, обеспечивая человеку спокойную зиму и широкую улыбку на лице. Разумеется, такое стоит недешево, и некоторые деревни собирают все ценности с брата, лишь бы хватило. В общем, Болдрин был в зените успеха. И неизвестно, каковой была бы его жизнь, не покинь он родину.

Йорвин слушал его вполуха. Мерная тряска повозки нагнала на него дрему, и он провалился в сон с мыслью, что неплохо было бы оснастить Холрен чудесами гномовской инженерии.

Йорвину приснилось, что он оказался в комнате как две капли воды похожую на гостиную его и Торвальда дома. Только в этой комнате не было ни окон, ни дверей. Вместо мебели в центре стоял небольшой столик и стул, а на столике – свеча и тарелка. Йорвин сел на стул, зевнул, прикрыв ладонью рот, и с удивлением обнаружил на ладони свой зуб. Он положил его на тарелку, и вытащил второй потом третий. И так, пока во рту не осталось зубов вообще, а на тарелке лежали тридцать два зуба. И вдруг зубы провалились и утонули в тарелке, и Йорвин заметил, что зубы снова на месте. И это снова повторилось, потом еще и еще. И наконец, когда Йорвин уже сбился со счета утонувшим в пустой тарелке и вновь вернувшимся в рот зубам, как на тарелке стали появляться уже вовсе не человеческие зубы. Это были клыки свирепого хищника. У Йорвина по позвоночнику прошел озноб. Он вскрикнул и вскочил, опрокинув стул. Он решил, что проломит стену, но выберется из этой страшной комнаты. И только он об этом подумал, как сон закончился.

Йорвин дернулся и проснулся весь в холодном поту. Оглянулся и понял, что это не более, чем сон, хотя такие сны еще не снились ему никогда. Хлопающий глазами и отдувающийся великан привлек внимание Болдрина.

– Что? Кошмар что ли? Бывает. Мы уже, кстати, недалеко от Митриума.

Всю дорогу до Митриума Йорвин не мог отойти от пережитого потрясения. Никогда прежде сны не занимали его голову дольше времени сна. Но этот сон не был обычным. Он был столь неоднозначным, сколь его шрам, столь же таинственным, сколь его детство.

До города доехали к ночи. Тут их с гномом пути разошлись. Болдрин направился по городской окраине, а Йорвин в сторону центра. В город стража пустила их без вопросов. Йорвин кует им мечи и кольчуги, неоднократно хваленые капитаном стражи. На распутье Йорвин простился с гномом.

– Ну, доброго пути тебе, мастер Йорвин.

– Ни руды, ни алмаза вам, мастер Болдрин, – продекламировал Йорвин старую гномскую поговорку.

– В горн! – рутинно, но с выражением ответствовал гном, тронул коня и засвистел какой-то гномий мотив.

Повозка Болдрина исчезла за углом, и Йорвин отправился на поиски места встречи с заказчиком. Им был монах Сиртама. Монахи – таинственный народ. Таинственный отчасти потому, что мало у кого хватает смелости или наглости просто подойти и спросить монаха, что он тут шляется, или имя, место жительства, почему не на работе. Ибо известно совершенно точно; монахи – превосходные бойцы. Они владеют тайным боевым искусством Таг-Табо и в ближнем бою им нет равных. Ты только – было замахиваешься, чтобы атаковать, как обнаруживаешь свои руки – ноги связанными морскими узлами у себя за спиной. Тем не менее, никто никогда не видел, чтобы драка с монахом кончалась летальным исходом (разумеется, не со стороны монаха) потому, что эти парни по своим религиозным убеждениям не могут позволить себе убийство. Монахи очень часто появляются тогда, когда их не ждешь там, где ты их не ждешь, чинят разгром и исчезают как чихом сдутые. Но на сей раз у Йорвна с монахом по имени Сиртама была назначена деловая встреча.

В самом городе Йорвин бывал редко. В частности, в этой части, как горожане его называют, Желоб, он был впервые. Это были типичные трущобы, которые населяли, в основном, разномастные отбросы общества. Воры, бандиты, аферисты и жулики плодились здесь гуще, чем тараканы в местных домах и пригород для них – лучший притон, чтобы залечь. Но нельзя сказать, что тут живут лишь отморозки. Честные, но не очень успешные ремесленники здесь тоже водятся. Но работают они в деловом районе. В общем, Желоб – это темное место на карте города. Место дешевое, но некомфортабельное, и никаких гарантий безопасности.

Йорвин шел по улице и озирался, недоумевая, зачем Сиртама назначил встречу именно здесь. Неужели не мог он найти место поспокойнее, и почему бы ему вообще не приехать за своим заказом самому. Желоб производил впечатление крайне отталкивающее. Покосившиеся от старости и почерневшие от погоды и прочих неприятных факторов лачуги, бараки и двух – трехэтажные кирпичные хибары были понатыканы без всякого строя. Но между ними шла вполне широкая дорога, на которой, не теснясь, могла бы проехать повозка. Вдоль дороги шлялись местные пьяницы, бродяги. Калеки сидели на порогах, и смотрели волком вслед проходящему чужаку. Со всех сторон временами раздавался лай и скулеж паршивых псов. В ноздри била вонь нечистот из выгребных ям. Дым печей и каминов не поднимался, а наоборот, опускался, растеливаясь по земле, и клубясь под ногами.

Наконец, перед Йорвином возникла вывеска трактира "Мрачное небо". Сие строение не выделялось на фоне прочих ничем, кроме как было чуть покрупнее. Это было такое же рубленое здание, посеревшее от времени и прочих факторов, двухэтажное, с маленькими окнами и на первом, и на втором этажах, и навесом над входом. Внутри пахло жареными грибами и пивом.

Йорвин вошел, наклонив голову, так как дверь была довольно низкой, и даже человек среднего роста, мог бы достать макушкой до косяка, если бы встал на цыпочки. Было видно, что хозяин возводил строение сам, сэкономив на профессиональной рабочей силе. Скорее всего, он возводил его с помощью сыновей, племянников и прочих родственников.

Хозяин таверны был низенького роста, особенно по сравнению с гигантом Йорвином, который возвышался над ним как гора, худой неимоверно, коротко подстриженный и пепельноволосый, с щенячьим взглядом, на котором остались отпечатки долгой и непростой жизни. В общем, полная противоположность своему коллеге, Тулбору.

– Вечер добрый, молодой человек, – Начал трактирщик вежливо, но в его сухом голосе чувствовалась настороженность. И ведь кто был бы не насторожен, если бы в его заведение ввалился чужак угрожающей наружности, наверняка способный раскидать десяток крепких молодцев голыми руками.

– Добрый, – Мрачно ответил Йорвин, которого дорога до трактира лишила последних капель хорошего настроения. Отчего выражение его лица представляло собой невесть что. – Я тут одного человека ищу. Не останавливался ли здесь некто Сиртама?

Брови трактирщика сошлись. В его голове роились весьма противоречивые мысли. С одной стороны нельзя выдавать клиента неизвестно кому. Это запрещает кодекс порядочного трактирщика, вдруг это убийца? С другой стороны, монах в состоянии оборониться. А может выставить его? А если заартачится, полезет с кулаками? Зубов не соберу, всю жизнь на лекарства работать буду… если повезет. Такие примерно мысли копошились у него в голове, в то время как Йорвин их считывал с лица собеседника.

– Нет, я не убийца, не надо на меня так смотреть. Я просто странствующий торговец, а он – мой странствующий покупатель, – Йорвин попробовал сделать что – то вроде миролюбивой улыбки. Надо сказать, получилось не очень.

Брови трактирщика начали расходиться. Его немало удивило сходство своего лица с легким чтивом.

– Я не знаю, куда ушел уважаемый Сиртама, но он не расплатился за еду и постель, и вдобавок, при нем не было вещей.

Блестяще. Еще и ждать его тут. Негодование Йорвина сменилось раздражением. И вдобавок, он уже проголодался. Поняв, что сию минуту он клиента не увидит, решил перекусить и заказал хлеб с маслом. Кусков шесть – семь, не надо обжираться. И кваса кружку – другую.

Йорвин сел за столик, который счел наименее грязным. Трактирщик, в отличие от расторопного Тулбора, работал без официантки, а потому некоторую неухоженность можно было простить. Через несколько минут заказ принесли, и Йорвин принялся его уничтожать. Когда кружок с хлебом и кружки опустели, жизнь наладилась. Можно было и подождать.

И тут только Йорвин заметил шумную компашку в углу и принялся ее изучать. Гул за столиками перерастал в настоящий гвалт и улюлюканье. Хозяин посмотрел в ту сторону, и пожал плечом, дескать, пускай, так и надо, все оплачено. Йорвин понял – наемники. Наверняка вернулись с какой – нибудь охоты на хищное зверье, посягавшее на кур в каком – нибудь хуторе.

И вот они устроили поединок по рукоборству на выпивку. Типичный досуг наемников. Один из них был изрядно крупнее своих товарищей, и клал их почти как детей. Очередной побежденный буян встал из-за столов и долбанул несколько раз по стене кулаком, дабы выпустить пар. И тут заметил Йорвина, и хищно улыбнулся. Подойдя к кузнецу, он начал:

– Дружище, ты выглядишь так, будто можешь за себя постоять, не станешь моим компанионом? Надо забороть вон того здорового жлоба. Он спьяну вякнул, будто отдаст свою выручку тому, кто его победит в рукоборстве. Только он внатуре силен. Поверь, я знаю. Но ведь ты тоже не лыком шит, я прав? Завали ентого борова, и мы честно поделим его деньги.

Причин протестовать у Йорвина не было. Он ничего не терял, но это был прекрасный способ убить время.

– Ребят! – возопил новый компаньон Йорвина, – К нам только что пришел мой двоюродный брат, Авгор. И он говорит, что положит Родана как два пальца! Подыграй мне, – Шепнул он углом рта Йорвину. Тот скорчил жестокое выражение лица и кивнул.

Йорвин нечасто встречал людей крупнее и сильнее себя, но этот Родан был именно из таких. Йорвин смотрел ему в подбородок. То был исполин, чьи руки были толщиной с молодое деревце, и, несомненно, могли его сломать без каких-либо дополнительных приспособлений. Родан был не дурак поесть, судя по массивной подушке на брюхе. Его голова была начисто выбрита, но на лице были коротенькие усы и бородка.

– Так ты брательник Ирче? Тады, поглядим, так ли ты силен, как он о тебе вещает, – Прогремел он, поднявшись.