Артур собрался было встать, но тут же передумал и хлопнул ладонью по дивану.
– Эх, если бы не козлы эти!..
– Ты о ком?
– Об эстохах, – протянул Артур, отворачиваясь. – О ком же еще?
– А что тебе эстонцы?
Артур немного помолчал, криво усмехнулся.
– То же, что и тебе, – житья не дают!
– Не выпендривайся, – скривился уже Павел. – Гражданство купил?
Артур кивнул.
– «Бабок» на житье имеешь предостаточно, – добавил Павел. – Чего еще?
– Не могу я здесь, – почти прошептал Артур, с усталым вздохом уткнулся в ладони. – «Французов» этих ненавижу – перестрелял бы всех!
– Интересная мысль, – поразился Павел. – Что ж, можешь начинать. – Че? – Артур туповато глянул на брата.
– Приставь пистолет к виску и пали.
Артур зло прищурился.
– Ты на че намякиваешь? – У тебя мать кто?
– Не эстонка – это точно!
– Но латышка, – Павел был невозмутим. – А «французами», к твоему сведению, в нашей некогда единой и неделимой тепло величали всех прибалтов и латышей в том числе. Следовательно, «француз» и ты, хоть и с поганой для них русской примесью, – он с ухмылкой посмотрел на брата. – Чего ж так пыжиться?
Артур замялся, опустил лицо. Ему было что сказать, но…
– Тебя это не касается, – он резко встал, с прежней ухмылкой глянул на брата. – Твоя задача сейчас – не разочаровать человека и построить ему клевый дом.
– И заработать тебе немного «бабок», – кивнул Павел. – Ладно, иди уж.
Артур ушел. А Павел вдруг впервые подумал, что, в общем-то, понятия не имеет о жизни и проблемах двоюродного брата. Да, слыхал краем уха про какую-то мафию, но не особенно в это верил. Однако деньги у Артура водились немалые. Отлично обставленная двухкомнатная квартира в Мустамяэ и пятилетний «Фольксваген– Пассат» тоже наводили на кое-какие размышления. Артур ведь хоть и не был глуп, в представлении Павла с образом бизнесмена никак не вязался. Да и сам особой любовью фирмачей не жаловал. Так что…
– Если бы не поднялся тогда ураган… – давясь от распирающего его хохота, почти кричал Юрий Антонович. – Никто, наверное, и не узнал бы… что Галка носит «семейники»!
Илга Дайнисовна, краснея, с кислой улыбкой посмотрела на Елену Антоновну. Та в ответ небрежно махнула ладонью – к этим рассказам брата она привыкла еще с детства.
В комнату вошел Артур, сел рядом с отцом и торопливо наполнил тарелку самой разнообразной снедью.
– Че вы тут смотрите? – глянув на экран телевизора, брезгливо поморщился, с помощью пульта прошелся по каналам. – Вот это вещь!
Юрий Антонович с минуту тускло смотрел идущий по кабельному каналу круто «запеченный» боевик, пожал плечами.
– Как только может нравиться такая гадость? – вздохнув, скрестил руки на груди. – Не понимаю я этих американцев. Не умеют снимать, хоть ты тресни! Ума хватает только на пальбу и ругательства. Да и актеры у них слабоватые.
Артур, быстро жуя, с ухмылкой мотнул головой, но промолчал.
– Вот кино французское, итальянское там или старое советское, – продолжал Юрий Антонович, – совсем другое дело! Особенно комедии или что-нибудь про любовь; все жизненно, узнаваемо…
– Чем же твоя любимая «Эммануэль» так похожа на твою жизнь? – не выдержал Артур и хмуро посмотрел на отца.
Юрий Антонович покосился на жену, проведя рукой по лысине, досадливо крякнул.
– Или «Семнадцать мгновений весны» напоминают о подвигах героической молодости? – добавил Артур.
– А я фантастику ненавижу, – призналась Илга Дайнисовна, не обратив внимания на раздражение сына. – Там одно вранье. Помню, показали однажды американский фильм с каким-то дурацким козлиным названием…
– «Козерог-один», что ли? – опешил Артур и, когда мать кивнула, прыснул. – Ну, ты даешь!..
– И о чем тот фильм был? – зевая, поинтересовалась Елена Антоновна.
– Космонавты должны были лететь на Марс, – стала припоминать Илга Дайнисовна. – Но в ракете что-то отказало, полет отменили, космонавтов отвезли в какой-то секретный железный сарай…
– Ангар, – с усмешкой уточнил Артур.
– Какая разница? – махнула мать. – И вот из этого… ангара показывали их по телевизору будто с Марса, – скрестила руки на груди. – После этого фильма я и поняла, как нас с космосом дурачат.
– Тоже мне правдолюбица! – подивился Артур. – Можно подумать, в твоих любимых ужасах про вампиров и прочую нечисть есть хоть капля истины.
– И истина! – Илга Дайнисовна слегка повысила голос. – Чем незнанием похваляться, почитал бы «Скандалы».
Артур хмыкнул, пожал плечами и снова уткнулся в тарелку.
– И все-таки я горжусь Региной! – заявила вдруг Елена Антоновна.
Юрий Антонович и Илга Дайнисовна с недоумением уставились на нее. Елена Антоновна охотно пояснила:
– Другие дуры годами за иностранцами охотятся, а моя враз подцепила. И какого!
– А какой он? – поинтересовалась Илга Дайнисовна.
Елена Антоновна чуть смутилась.
– Как выглядит, не знаю – Регина даже фотку не показывает. Но, урода и не выбрала б! – она немного понизила голос. – Знаю зато в точности: голландец этот не из голодранцев – столько деньжищ ей дает! Она с тех денег не только кормится и одевается, а еще и квартиру в центре снимает.
– А чем ее голландец занимается? – спросил Юрий Антонович, косо глянув на безучастного к разговору сына.
– Наркотики продает! – Елена Антоновна не без удовольствия увидела на лицах брата и его жены тень секундного испуга и хохотнула. – Шучу! Машинами торгует… – на миг призадумалась, махнула. – Да и какая разница, чем он занимается? Главное, девка за ним не пропадет!
Илга Дайнисовна обменялась скептическим взглядом с мужем и продолжила дознание:
– А чего она к голландцу своему в Голландию не едет?
– Потом что гордячка эдакая! – воскликнула Елена Антоновна, играя зажатой между пальцев вилкой. – Она ж самостоятельная, не хочет от богатого мужа зависеть. Собирается выучиться на секретаря– референта. Только после этого замуж пойдет.
– На кой черт ей это ре… фере?.. – изумилась Илга Дайнисовна.
Елена Антоновна, вскинув брови, снисходительно улыбнулась.
– За такую работу прилично платят, дорогуша.
«Знаю я эту работу, – подумала Илга Дайнисовна. – Платят за то, что ноги перед хозяином раздвигают!»
Вернулась Зинаида Антоновна.
– Кофе скоро будет готов, – она с теплотой посмотрела на аппетитно жующего Артура. – Может, рыбки?
– Спасибо, тетя Зина! – Артур сцепил руки над головой. – Я и так уже почти под завязку… – глаза пали на недопитую бутылку. – Надо же! Пришел целую вечность назад, а во рту еще не было ни капли! – взял бутылку. – Батя?
Юрий Антонович прикрыл рюмку ладонью и качнул головой.
– Как знаешь, – Артур посмотрел по сторонам. – Никто не будет?
Желающих не нашлось. Ничуть не огорчившись, Артур пожал плечами, до краев наполнил рюмку, с выражением произнес: «Во имя мира на всей Земле!» – и залпом выпил. Морщась, несколько секунд он смотрел на бутылку, словно размышляя: а не принять ли еще грамм пятьдесят? Потом шумно вздохнул и взялся за недоконченное мясо. Затем откинулся на спинку стула и блаженно протянул:
– Хорошо-о… – глядя, как закуривает отец, задумчиво добавил: – А вот если бы курил, наверное, могло бы стать еще лучше.
– Что ты? – испугалась мать. – Одна радость – и той лишить хочешь?
– Значит, в остальном я – сплошные горести? – Артур напрягся. – Нет, ну что ты…
– Тогда почему радость только в том, что не курю?
– Отвяжись, – велел отец. – Ты ведь знаешь, как любит тебя мать.
Артур угрюмо глянул на него, неожиданно поморщился, помассировал пальцем висок. Опять начала болеть голова. В последнее время она болела все чаще и сильнее. Сбить мигрень в какой-то степени помогала водка. Уже не ища компаньонов, Артур торопливо наполнил рюмку и тут же выпил.
Родители тревожно переглянулись…
Регина долго сидела без движения, смотрела в одну точку прямо перед собой. Так хотелось разреветься и закричать: «Люди! Убейте, но не мучайте – я больше не могу!» На самом деле плач получился какой-то жалкий, сиплый. Закрыв лицо ладонями, минуты две она вздрагивала, хлюпала носом и прислушивалась, не идет ли кто? Немного успокоившись, прерывисто вздохнула и принялась старательно вытирать лицо. Вроде полегчало.
Кофе давно был готов. Регина высморкалась в небесно-голубой платок и взяла посудину из кофеварки.
В дверях она столкнулась с сияющим Павлом.
– Очи у тебя на мокроватом месте, – обронил он походя.
– Да? – всхлипнув, Регина вяло улыбнулась. – А я и не заметила.
Павел, забыв о существовании сестры, отыскал в одном из шкафчиков большой бокал, потянулся к дверце рядом и только в этот момент заметил, что Регина все еще здесь.
– Че?
– Сияешь ты, как новехонький франк, – не без зависти сказала сестра.
– Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!
– Завидный оптимизм.
– А чего мне? – Павел пожал плечами. – Ты вот выглядишь неважно. Стряслось чего?
Регина закусила губу.
– С голландцем своим не в ладах? – предположил Павел. И Регина не выдержала:
– Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери. Павел озадаченно почесал затылок.
– К кому же ты в Амстердам-то ездила?
Дважды за невероятно длинную минуту молчания Регина порывалась рассказать брату обо всем от начала и до конца. Но так и не решилась. Даже не заплакала, когда поняла, что не может, потому что, несмотря на отчаяние, все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!
– Дурак ты, Пашка, – она горько усмехнулась. – Да и я не лучше.
Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Все равно брат ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать – вон какой счастливый!
– Ладно, – она взболтнула кофе. – Понесу кофеин в народ. Заждались, небось.
Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.
Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку «Чинзано», наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах Артура. На ум никогда не приходила мысль, что у сестры могут быть проблемы: она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно уверенной в себе, цветущей девушки. А тут – слезы, недомолвки…
Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.
А Артур снова наполнил рюмку.
– Ой, сынок, – встревожилась Илга Дайнисовна, – ты уже третью наливаешь.
– Наверстываю упущенное.
– Лучше тебе попридержаться, – строго посоветовал Юрий Антонович.
Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур напомнил:
– Батя, праздник ведь.
– Но святой! – Илга Дайнисовна посуровела. – В такой день…
– Блин, как бесит меня это слово! – Артур занервничал, снова потер висок. – Святой день, святое дело, святое чувство… Задолбали! Нахавались! – он чиркнул пальцем по горлу. – Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли люто ненавидеть, – прищурив глаз, он уставился на мать. – Как это называется?
– Я всегда была с Богом, – не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.
– Только так, как нынче, никогда этого не выпячивала, – кисло протянул Артур. – И четко следила за тем, чтобы я – упаси твой Бог! – не пропустил ни одной демонстрации.
– Чего привязался? – вступилась вдруг за Илгу Дайнисовну Елена Антоновна. – Будто не знаешь, что так надо было.
– А называется это!.. – сделав паузу, Артур глянул исподлобья на тетку, и она принялась поправлять прическу. – Про-сти-туция.
Елена Антоновна против всех ожиданий усмехнулась и даже расслабилась.
– Ой, укорил! Да сейчас это почти официально процветает в каждом квартале. Так что, – она развела ладонями, – уже не грех!
Регина залилась вдруг громким, судорожным хохотом. Тыча пальцем в сторону матери, она силилась что-то сказать, но с трудом выдавливала из себя какие-то нечленораздельные, захлебывающиеся звуки.
Все ошарашено уставились на нее – даже Артур был удивлен.
– Ты что? – пролепетала Елена Антоновна.
– Это я так… – Регина, наконец, совладала с собой, прерывисто вздохнула. – Праздничное настроение выплеснулось наружу.
Елена Антоновна с сомнением еще раз глянула на дочь, но предпочла все же поверить. Артур чему-то хмыкнул, покачал головой и, с хрустом потянувшись, уставился в окно.
Возникла неловкая пауза.
– Зин, – заговорил, наконец, Юрий Антонович. – А чего Пашка не сдает экзамен на гражданство? Он же неплохо знает эстонский.
Зинаида Антоновна обреченно махнула ладонью.
– Не хочет. Не буду, говорит, унижаться, я здесь родился и вырос и становиться в один ряд с иммигрантами не собираюсь. Да и вообще недавно заявил, что через пару лет уедет: может, в Канаду, а может, и в Россию…
– А как за эстонцев радел, – с ехидцей напомнила Елена Антоновна. – Как радовался, когда они из Союза слиняли!
– Молчала бы! – процедила Регина.
– Чего это мне молчать? – Елена Антоновна возмущенно посмотрела на дочь. – Я же предупреждала, что эстонцы покажут себя. Вот они и пинают теперь таких, как Пашка! Им только голоса нужны были…
– Никто его не пинает, – буркнула Регина.
– Не пинает, это верно, – согласился Юрий Антонович. – Но родившимся здесь гражданство дать должны были. И разговоры про какую-то историческую родину – это чепуха!
– Для тебя, – угрюмо уточнил Артур, поймал на себе четыре вопрошающих взгляда и пояснил: – Как-то раз сидели мы с моим знакомцем, Витьком, в одном баре. К нам подсел эстоха – давний Витькин приятель. Малость побазарили, ничего парнишка оказался – даже с юмором. Ну, по пьяному делу разоткровенничался я, стал на законы да на правительство жаловаться. Эстоха тот кивает, во всем со мной соглашается. Но когда я заговорил о видах на жительство, о гражданстве, круто насупился и заявил, что они – эстохи – русских сюда не звали, а раз уж они добились независимости (хотя добиваются только чеченцы, а эти на халяву получили), то остальные должны считаться с требованиями коренной нации. Я по первости взбеленился, хотел ему врезать, но потом решил уделать культурно – на словах. Спрашиваю: а делали с вами, чмошниками толопонскими, что-нибудь такое при советской власти? Он про лагеря песню завел, так я на это моментально отвечаю, что у самого дед не один год отсидел, говори про то время, в которое сам жил. Ему сказать-то и нечего – затарабанил, как автомат, что чужаки по-любому обязаны подчиняться местным законам. Объясняю тогда, что родился здесь так же, как и он. Так этот йоннакас , знай себе, твердит: не нравится – чеши на свою историческую родину! Спрашиваю: на какую именно? В Россию, говорит, твою лапотную – куда же еще? После чего я – образец терпимости – объясняю, что отец мой родился на Украине, а мать вообще из Латвии. Толопоша похлопал зенками и зарядил, что мне, мол, даже лучше, чем другим, так как имею офигенную возможность выбора между Россией, Латвией и Украиной, и что я здесь делаю, ему совершенно непонятно! – Артур окинул родню вопрошающим взглядом. – Есть ли толк говорить с ними о чем бы то ни было? Наверное, прав был тот, кто сказал: «Хороший индеец – это мертвый индеец».
– Типун тебе на язык! – ужаснулась Илга Дайнисовна. – Разве можно говорить такое?
– А им можно? – глаза Артура зло сверкнули. – Страдальцы поганые! Выставляют напоказ свои лакейские синячки, возмущаются: «Какой грубый был у нас хозяин!» Рожа с трудом в дверь протискивается, на каждом сарделистом пальце по перстню, плачет из своего «Мерседеса»: «Как нас в советское время притесняли! Житья не было от этих оккупантов! Мы и теперь бедные, несчастные». А у самого в дальнем углу холодильника на всякий случай партбилет припрятан… – он ткнул пальцем в сторону отца. – Ты, старый оккупант, хоть что-то заимел от своей Империи Зла?
Юрий Антонович понуро махнул и отвернулся.
– А они… – Артур скривился, взялся за виски и заговорил чуть тише: – Весь Пирита застроен частными домами, и большинство хозяев там еще с советским стажем. Среди них только одна десятая – наш брат, притеснитель, а остальные – самые что ни на есть коренные. Лихо же мы их притесняли!
– Да они всегда на нашей шее сидели! – закивала Елена Антоновна.
– На твою не больно-то сядешь, – урезонил сестру Юрий Антонович, с надеждой посмотрел на сына. – И все-таки жизнь потихоньку налаживается. Так ведь?
Артур ответил ему кислой, ироничной улыбкой, потом завертел головой.
– Куда это Пашка подевался?
– И в самом деле, – забеспокоилась Зинаида Антоновна. – Пойду разыщу.
Юрий Антонович сделал залихватский мах рукой.
– Эххх!.. Что-то мы раскисли. Расскажу-ка я для поднятия настроения один очень жизненный анекдот. Трахнул мужик королевну и говорит…
Павел по-прежнему сидел на кухне, любовался в полумраке огоньком сигареты и смаковал второй бокал «Чинзано».
– Ты чего? – удивилась мать.
Павел сделал пару затяжек, стряхнул пепел в блюдце.
– Боюсь, достанет меня сегодня дядька Юра. Как я ненавижу эти тупые сальные истории про виденные им сиськи-письки!
– Тебе-то что? – вздохнула Зинаида Антоновна.
– Стыдно. Он же дядька мне!
Зинаида Антоновна покачала головой.
– Все равно надо идти. Не будешь же ты сидеть здесь до конца. Павел молчал.
– Ну что еще? – насторожилась мать.
– Помнишь, как мы в последний раз были в Хворостовке?
– Это когда Ванька на второе утро приполз с фингалом под обоими глазами?
– Угу! – усмехнулся Павел.
– Всего три года прошло, а кажется – целая вечность, – с грустинкой сказала Зинаида Антоновна.
Павел одним глотком допил «Чинзано», со вкусом затянулся.
– Как-то раз я, Артур и Регинка до утра отрывались на дискотеке в клубе. Регинка была в ударе – вытанцовывала так, что все вокруг глазели на нее, как на столичную звезду.
– Ну, она ведь четыре года на бальные танцы ходила.
– После дискотеки по пути домой я сказал Артуру, что из Регинки наверняка могла бы получиться классная балерина, – Павел чуть помолчал. – А он глянул на нее и говорит: «Больно сиськастая для балерины».
Зинаида Антоновна рассмеялась, легонько шлепнула сына по спине.
– Ладно, пошли. Перед гостями неудобно.
– Пошли, – Павел потушил сигарету и, идя за матерью, едва слышно запел: – Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые…
– Дождь был лютый!.. – одиноко хохочущий Юрий Антонович сладко поежился. – Платье у Катьки к груди прилипло… А соски-то!..
– Вот и Паша! – почти крикнула пунцовая Илга Дайнисовна. – От кого прячешься?
Павел и Зинаида Антоновна с грустной усмешкой глянули на все еще посмеивающегося в кулак Юрия Антоновича, переглянулись.
– От него не спрячешься, – хмыкнул Павел, садясь.
– Сейчас ни от кого не спрячешься, – сказал Артур, взял новую бутылку. – Давай, братан, дябнем за нас, – он наполнил обе рюмки, косо глянул на отца. – Будешь, батя?
Юрий Антонович кивнул.
– Половину.
– О'кей! – посветлел Артур. – Может, еще кому?
Женщины отказались.
– И правильно, – кивнул Артур. – Путь эта рюмка будет чисто мужской. Вздрогнули?
После этой порции стало заметно, что Артур, в отличие от отца и брата, немного захмелел. Мало того, словно стремясь быстрее опьянеть, он и закусывать не стал.
– Интересно, – Елена Антоновна призадумалась. – А что эстонцы пьют на Рождество?
– Пиво хлещут, – Артур поморщился. – А закусывают квашеной капустой и кровяной колбасой.
– Жуть какая!
Глянув на брезгливо скривившихся теток, Павел развеселился.
– Кровопийцы – что с них взять?
В это время Юрий Антонович осмотрел стол и уткнулся глазами в коробку с пирожными.
– Шоколадные?
– Они самые, – кивнула хозяйка, приподнялась. – Чайку?
Юрий Антонович протестующе помахал рукой, надкусил пирожное и, традиционно чавкая, пояснил:
– Шоколад с чаем не сочетается. А кофе я больше не хочу. Артур в очередной раз потянулся к бутылке.
– Хватит, Артур! – крикнула Илга Дайнисовна.
– Отвали.
– Ты как с матерью разговариваешь? – грозно проговорил Юрий Антонович, но с вымазанным ртом выглядело это довольно комично.
Артур брезгливо посмотрел на него, наполнил рюмку и тут же выпил.
– Чтоб им всем!..
Родители ошарашенно уставились на быстро пьянеющего сына.
– Ну, че вылупились? – протянул Артур. – Дайте хоть вмазать спокойно!
– Всему есть предел…
– Да знаю я свои пределы! – раздраженно оборвал Артур отца. – Ты за собой следи – извраще…
– Хватит вам, – встревожилась Зинаида Антоновна. – Рождество ведь!
Артур победоносно глянул на отца.
– Слыхал?
Юрий Антонович побледнел от напряжения, но удержал эмоции в себе.
– А ты, Артур, не пей больше, – сказала Зинаида Антоновна. – Я тебя очень прошу!
Племянник посмотрел на нее мутноватыми глазами, посопел и нетвердой походкой удалился из гостиной.
– Куда ты? – забеспокоилась Илга Дайнисовна.
– В сортир! – рявкнул сын уже из прихожей.
– Во бешеный! – поразилась Елена Антоновна, скрестила руки на груди. – Упиться, видите ли, не дали.
– Что с ним, Юра? – спросила Зинаида Антоновна.
Юрий Антонович провел пятерней по макушке, облокотился на колени и, глядя в стол, тихо произнес:
– Не знаю. Но таким он бывает все чаще…
– Чего тут думать? – воскликнула Елена Антоновна. – С жиру бесится!
– Не лезь! – процедила Регина.
– Ты что, не видишь, как этот бандюга со своими родителями?..
– Да заткнись же ты! – Регина страдальчески закатила глаза. – Хоть в праздничный день побудь человеком.
Елена Антоновна изумленно посмотрела на дочь и заговорила вдруг тише:
– Тоже мне праздник. Раньше были праздники – с парадами, демонстрациями. Юмористы по телевидению выступали…
– Дефицит выбрасывали, – с сарказмом добавил Павел.
– Вот именно, – кивнула тетка. – Создавали праздничную атмосферу. А сейчас? Товаров море, да позволить себе люди ничего не могут. Сидят все по квартирам, друг на друга глазеют…