Loe raamatut: «Сливовый шарф, или Инструкция для тишины»

Всякая философия, претендующая на то, чтобы объяснить человека, стоит ровно столько, сколько стоит шарф ее создателя. Или дешевле.

Из рецензии на книгу «Три кита» в журнале «Psyche»

Глава 1: Аркадий Любимов и Три Кита на Фуд-Корте

Москва. Сентябрь. Воздух, еще хранящий тепло ушедшего лета, но уже пронизанный острыми иглами приближающейся осени, густел в огромном зале торгового центра "Небосвод". Под стеклянным куполом, напоминавшим гигантский аквариум для людей, кипела жизнь особая, суетливая и нарочито небрежная. Здесь, среди шумного водоворота, где смешивались запахи жареной курицы, ванили, острых соусов и дешевого парфюма, Аркадий Любимов обретал свою стихию. Нет, не обретал – создавал. Ибо стихия его была не в камне и стекле, а в душах человеческих, запутавшихся, алчущих простых истин, завернутых, впрочем, в самую дорогую упаковку.

Сам Аркадий восседал за небольшим столиком у самого входа на фуд-корт, будто капитан на мостике, наблюдающий за волнами житейского моря. Он был безупречен. Серебристые волосы, отливавшие платиной, мягкими волнами обрамляли лицо с тонкими, чуть усталыми чертами. Очки в тонкой титановой оправе – не столько для зрения, сколько для дистанции – придавали взгляду изучающую глубину. Шелковый шарф цвета спелой сливы небрежно, но с математической точностью, был перекинут через плечо дорогой куртки из ткани, чье происхождение следовало угадывать лишь по цене. Перед ним стояла не чашка, а сосуд – широкая керамическая пиала с напитком густого, травянисто-зеленого цвета. Матча. Напиток просветления. Аркадий подносил пиалу к губам с церемониальной медлительностью самурая, но взгляд его, острый и быстрый, как стриж, скользил по толпе, выхватывая фигуры, жесты, мимику.

К нему подошла Алиса. Тридцать с небольшим, точеная, как статуэтка из холодного фарфора, в костюме, который кричал о своей стоимости шепотом идеального кроя. Ее каблуки отбивали нервную дрожь по плитке. Лицо – маска безупречного макияжа, но в уголках губ гнездилось нечто неуловимое: напряжение, обидная складка неудовлетворенности.

"Аркадий Петрович, простите, я, кажется… опоздала?" – голос ее был ровен, но Аркадий уловил микроскопическую дрожь под слоем самообладания. *Ага*, – пронеслось в его голове, – *Кит Доминирования уже утратил берег. Ищет оправдания…*

Немного истории…

…Аркадий Николаевич, мужчина сорока лет от роду, отмеченный всеми мыслимыми регалиями академической психологии, чьи труды пылились на почетных полках и чей лоб был изборожден морщинами не столько от лет, сколько от постоянного умственного напряжения, вдруг ощутил в душе своей странное, гнетущее беспокойство. Казалось бы, все было благополучно: признание коллег, уважение учеников, награды, лежавшие в шкафу тяжелым бронзовым бременем. Но в тиши кабинета, после приемов, где он прикладывал к душевным ранам изящные, как стерильные скальпели, методики прошлых лет, его охватывала глухая тоска. Шаблоны, некогда столь ясные и работающие, вдруг показались ему ветхими картами, не способными описать бурный, темный океан человеческой натуры, что бился у него за дверью. Он чувствовал себя искусным часовщиком, пытающимся починить паровоз тихими движениями пинцета. Что же упущено? Что требует иного языка, иной, более первобытной силы?

И судьба, словно услышав его немой вопль, привела его однажды на лекцию широко известного в узких кругах нейробиолога-популяризатора науки, человека, чье рвение к просвещению публики было столь же очевидным, как и его талант к продаже увесистых фолиантов с броскими обложками. Суть речей сего ученого мужа, изложенная с пламенной уверенностью апостола новой веры, сводилась к дерзкой простоте: всем многообразием человеческих страстей, всеми поступками от благородных до низменных, правят три древних, как само мироздание, инстинкта – Еда, Секс, Доминирование. Как громом поразило Аркадия Николаевича! Не изысканные конструкции Фрейда или Юнга, не сложные когнитивные схемы, а вот эта грубая, почти животная троица. В этой первозданной простоте ему вдруг явилась ослепительная ясность. Он ухватился за этих Трех Китов с жадностью человека, нашедшего в пустыне родник. Не просто принял – развил, облек в стройную, клинически отточенную концепцию, где каждый "кит" стал не биологической константой, а мощным архетипом, ключом к пониманию глубинных мотивов, страхов и стремлений его пациентов.

Случилось чудо, от которого содрогнулись устои его прежнего мира: метод работал. Работал с пугающей, обезоруживающей эффективностью. Клиенты, годами блуждавшие в лабиринтах сложных интерпретаций, вдруг обретали простые, ясные ответы. Они уходили из кабинета Аркадия Николаевича не с томом заумных терминов, а с ощущением, что их наконец-то поняли на каком-то фундаментальном уровне. Слово "революция" зазвучало в их благодарных отзывах, передаваемых из уст в уста. Аркадий Николаевич стал знаменит – но не среди коллег-академиков, а среди паствы, жаждущей простых истин. Его "Три Кита" взломали затхлый воздух профессиональных кабинетов, став глотком свежего, пусть и спорного, ветра. И именно таким – ересиархом от психологии, супергероем для уставших от сложностей душ – предстал он в тот день перед Алисой, лицом к лицу среди шума и запахов фуд-корта, где сама обстановка казалась немым подтверждением правоты одного из его главных "китов".

"Время, милая Алиса, – начал он, и голос его, бархатистый и чуть хрипловатый, мгновенно окутал ее, как теплый плед, – всего лишь иллюзия линейного восприятия. Вы прибыли ровно в тот момент, когда были готовы начать… погружение." Он кивнул на стул напротив. "Присаживайтесь. Закажите что-нибудь. Не для утоления голода физического, но как… жест. Знак начала ритуала."

Алиса растерянно огляделась. Царство фастфуда. "Я… может быть, салат? Или смузи…"

"Слушайте не разум, Алиса, слушайте тело. Что оно хочет? Не то, что предписано диетой успеха. А то, что шепчет древний мозг, лимбическая система, наш внутренний зверь, загнанный в клетку дресс-кода." Аркадий сделал паузу, давая словам осесть. Он видел, как ее взгляд невольно потянулся к стойке с сочными, румяными бургерами. Еда. Первый Кит подает голос.

"Бургер," – выдохнула она, почти виновато. "С двойной котлетой. И картошку."

"Прекрасный выбор!" – воскликнул Аркадий с одобрением, будто она только что решила сложнейшую теорему. "Пища предков. Белок, жиры, углеводы в их первозданной мощи. Идите. Закажите. И наблюдайте за процессом. За ожиданием. За тем, как рука тянется к кошельку. Это – микрокосм ваших отношений с миром."

Пока Алиса стояла в очереди, Аркадий наблюдал. Как она держала спину слишком прямо. Как взгляд ее скользил по окружающим с едва заметным, но безошибочным высокомерием. Как пальцы сжимали кошелек. Доминирование. Второй Кит. Но не уверенный, а оборонительный. Как шипы у ежа. Когда она вернулась с подносом, на котором красовался монструозный бутерброд и гора золотистого картофеля, Аркадий заметил, как она сжала губы, глядя на эту "низменную" пищу. Конфликт. Внутренний хищник хочет мяса, а пиар-принцесса стыдится.

"Начинайте," – мягко приказал он. "Ешьте. Не спеша. Ощутите текстуру. Вкус. Гнев котлеты. Покорность булки. Жирный шепот майонеза."

Алиса взяла бургер. Первый укус был осторожным, почти девичьим. Потом – яростным, злым. Она рвала мясо зубами, как будто это была не котлета, а обидчик. Картошку поглощала с какой-то отчаянной жадностью. Аркадий сидел неподвижно, лишь глаза его, за стеклами очков, работали как сканеры, считывая каждую микрогримасу, каждое движение челюсти. Рядом за столиком подростки хихикали, глядя на элегантную даму, яростно уплетающую фастфуд. "Психи, блин," – донесся шепот. Аркадий пропустил это мимо ушей. Суета мира сего его не касалась.

Когда от бургера остались лишь крошки, а картошка исчезла, Алиса вытерла губы салфеткой с видом человека, совершившего нечто постыдное, но необходимое. В глазах ее, однако, мелькнуло странное облегчение. Физиологическое удовлетворение. Кит Еды успокоился. Теперь очередь за анализом.

"Вы видите?" – начал Аркадий, отхлебнув матчи. Его голос зазвучал иначе – глубже, мудрее, с легкой ноткой сострадательной усталости. "Ваш внутренний ландшафт, Алиса, напоминает поле боя после битвы. Три могучих Китов, на коих зиждется наше бытие – Еда, Жажда Продолжения Рода и Власть – у вас не плывут в гармонии. Они дерутся. Рвут друг друга в клочья."

Он сделал паузу, дав образу укорениться. Алиса замерла, ловя каждое слово.

"Ваш Кит Еды… он в ярости. Вы морите его голодом диетами успеха, кормите его икоркой презренных совещаний и канапе презентаций. Он хочет мяса! Простого, сочного, как жизнь, которую вы боитесь прожить по-настоящему." Он кивнул на остатки бургера. "Ваш Кит Доминирования… он загнан в угол. Вы строите стены из достижений, башни из должностей, но внутри этих крепостей – пустота. Вы доминируете над графиками, над подчиненными, но теряете власть над самой собой. И тогда…" – Аркадий понизил голос до интимного шепота, – "…включается третий Кит. Жажда Продолжения. Или, в вашем изящном случае, жажда близости. Вы ищете не мужчину, Алиса. Вы ищете рыцаря, который возьмет штурмом вашу крепость, сломает ваше же доминирование, и… накормит вашего изголодавшегося внутреннего зверя. Но, увы, таких рыцарей нет. Они боятся ваших стен."

Алиса смотрела на него широко раскрытыми глазами. В них читался ужас и… узнавание. Аркадий видел – попал в яблочко. Красивая обертка скрывала банальность: она одинока, злится и заедает стресс, прячась за маской успеха.

"Что… что же делать, Аркадий Петрович?" – прошептала она.

Аркадий откинулся на спинку пластикового стула, приняв вид бодхисаттвы, снизошедшего в мир страданий. "Вам нужна… контр-интуитивная терапия. Ритуал смирения и принятия." Он выдержал эффектную паузу. "Вы должны отправиться на свидание."

"Свидание? Но я…"

"Не в изысканный ресторан, где вы будете играть роль. А туда, где царят простота и… отсутствие претензий." Он указал пальцем с идеально подстриженным ногтем на яркую вывеску в углу фуд-корта. "В «Макдоналдс». Закажите «Хэппи Мил». Не иронии ради. А как символ. Символ той детской радости, которую вы потеряли, возведя свои крепости. И посмотрите на мужчину, который согласится разделить с вами этот… скромный пир. Не как на завоевателя. А как на такого же голодного путника в этом абсурдном мире. Усмирите своего внутреннего дракона Доминирования. Насытьте Кита Еды без стыда. И дайте шанс… простому человеческому теплу."

Он замолчал. Зал фуд-корта гудел вокруг них, но для Алисы, казалось, наступила тишина. На лице ее боролись скепсис, стыд и… проблеск надежды. Аркадий знал – она купится. Она заплатит огромные деньги за этот "гениальный" совет сходить в фастфуд. Потому что он облек ее банальное одиночество и заедание стресса в красивую мифологему о Трех Китах и сломанных крепостях. Он дал ей не решение, а драму, в которой она стала главной героиней.

"Спасибо, Аркадий Петрович," – сказала она, голос дрожал, но уже иначе. "Это… неожиданно. Но я чувствую…"

"Истина часто бывает неожиданной, как удар молнии в ясный день," – мудро изрек он, заканчивая свой матча. "Перевод на карту, как обычно? Или наличными?" – добавил он с легкой, профессиональной улыбкой.

Когда Алиса, заметно приободренная, скрылась в толпе, неся в сумочке дорогой чек, а в сознании – "просветление", Аркадий позволил себе усмехнуться. Легкая волна самоудовлетворения согрела его изнутри. Кит Доминирования сыт. Работа сделана. Он достал изящный серебряный портсигар. Сигарета с тонким ментоловым вкусом стала наградой. Дым колечками уплывал в вентиляционное отверстие комнаты для курения, растворяясь в искусственном небе торгового центра.

Взгляд его, блуждая по толпе, случайно упал вниз, на первый этаж атриума. Там, у небольшой искусственной елочки (вечнозеленой, как надежда, и такой же искусственной), стояла женщина. Не клиентка. Соседка снизу. Лилия. Аркадий видел ее много раз, выходя и входя в подъезд своего дома. Она смотрела не на витрины, а куда-то вдаль, за стеклянные стены "Небосвода", будто видя что-то недоступное его глазу. На лице ее было спокойствие, почти отрешенное. Она держала в руках простую бумажную кружку, из которой пила что-то белое. Кефир? Простоквашу? Никакой матчи, никакого эпатажа. Простота. Аркадий почувствовал странный укол – не раздражения даже, а… досадливого недоумения. Она не вписывалась. Ни в его теорию Трех Китов, ни в шумный, жирный ландшафт фуд-корта. Она стояла тихо, как вопросительный знак, поставленный под его сегодняшней безупречной сессией.

Аркадий резко отвел взгляд, сделав глубокую затяжку. Доминирование требует сосредоточенности. Нельзя отвлекаться на… фоновый шум. Но тень от этого тихого вопроса, стоящего у искусственной елочки, легла на его самоудовлетворение, как легкое облако на солнце. Он потушил сигарету, резко, почти сердито. Пора было двигаться дальше. На скамейку у диванов "Экторп" в ИКЕА ждал Дмитрий, которого притащила жена. Там предстояла битва другого порядка, но с теми же вечными Китами на горизонте. Аркадий Любимов поднялся, поправил сливовый шарф и растворился в толпе, неся с собой свой дорогой футляр с инструментами для починки чужих душ. А дождь за окнами "Небосвода" забарабанил сильнее, смывая с асфальта пыль московского дня, но не трогая пыли на душах, что копошились под его стеклянным куполом.