Событие девятнадцатое
Четверг по событиям был вполне себе насыщенным днём. Во-первых, девочки пошли в школу с новыми ранцами. Вика, она же Маша, оглядев подарок, чуть усмехнулась понимающе, и развела руками. Ну, да, получилось чуть хуже китайского ширпотреба. Не та фурнитура, нет красивых молний, нет заклёпок, нет стразов. Да и материал далёк от красочной ткани следующего века. Это с одной стороны. С другой была Катя, визжащая от счастья – всё же поделка краснотурьинского ателье была на несколько порядков лучше того жёлто-коричневого дерматинового убожества с потрескавшимися лямками. Да ещё ведь и почти невесомый, а старый ранец вместе с учебниками и завтраком тянул почти как сама девочка.
Во-вторых, «дочь» несла в этом новом ранце два экземпляра продолжения к «Золотому Ключику». «Происшествие в городе Тарабарске» заняло, в пересчёте Петра, около четырёх печатных листов. То есть, необходимо написать ещё одно приключение длинноносого мальчишки, чтобы получилась нормальная книга – чем Штелле уже третий день и занимался, по вечерам и в другое свободное время. Один экземпляр предназначался для учительницы, второй – тоже для учительницы, но с возвратом. Она должна была проверить писанину на ошибки. Пётр даже не сомневался, что они будут – хотя и владел великим и могучим не в пример многим «афторам» попаданческих романов. Даже знал, что «компания» и «кампания» – это два разных слова, о чём многие афторы даже и не догадываются. Как и о том, что «встретится» и «встретиться» – опять-таки совсем не одно и то же. Ну да бог с ними, с афторами.
Отдавать в издательство рукопись с ошибками первый секретарь горкома просто не мог – по статусу не положено. А ведь именно попытаться в ближайшем будущем напечатать книгу и тем самым поправить свои финансовые дела Пётр и собирался.
В-третьих, новый шофёр отвёз в ателье каркас коляски, эскиз и подробный план, как обтянуть эту коляску материалом. В конце записки была просьба при любой неясности звонить прямо ему и не стесняться.
В-четвёртых, бывший танкист рассказал, что накануне вечером Марк Янович тоже поселился в общежитие на площади, причём его подселили пока в ту же комнату, что и танкиста бывшего. Ну и хорошо. На зоне хлебали одну баланду, а тут пока похлебают одни макароны по-флотски. Что ещё могут сварганить два холостяка? Яичницу?
В-пятых, он сходил на хоккейный матч. Хоккей, понятно, не с шайбой, где «великолепная пятёрка и вратарь». Песня, кстати ещё не написана, а значит, её срочно нужно приватизировать. Так вот, о хоккее. Перед матчем Пётр договорился о встрече с тренером ДЮСШ Александровым, который будет готовить школьников к эстафете на приз «Уральского Рабочего». Секция лёгкой атлетики располагалась под западными трибунами стадиона. Юрий Иванович Александров внимательно рассмотрел рисунки жилета с кармашками для свинца. Не менее внимательно ознакомился он и с манжетами на щиколотку и запястья.
– Мысль уловил. Бегаем с утяжелением, а во время соревнования атлет чувствует лёгкость во всём теле. Только ведь этот метод нельзя применять непосредственно перед соревнованиями – только мышцы забьём. Ну и опасаюсь я, что перекачаются ребята, и лёгкость уйдёт, – тренер аккуратно сложил листки и сунул их в карман куртки.
– Дороги в городе к концу апреля почистим от снега. По крайней мере, улицу Ленина точно до асфальта вычистим и подметём, так что у вас будет больше месяца на тренировки в условиях, близких к боевым, – заверил его Штелле.
– Уже хорошо.
– И ещё, Юрий Иванович, я в прошлом году смотрел, как на нашей эстафете спортсмены передают палочку. Это никуда не годится. Нельзя стоять лицом к бегущему и принимать у него палочку стоя. Нужно при его приближении начать бежать, а правую руку вытянуть назад. Прибежавший должен точно вложить товарищу по команде палочку в руку, да ещё и с небольшим ударом, чтобы кисть у этого товарища захлопнулась. На этом деле можно выиграть на этапе не менее секунды, а то и двух. А за пятнадцать этапов? Двадцать, скажем, секунд. Это ведь метров сто пятьдесят? – рассказал Штелле фишку из своего опыта.
– Будем пробовать и тренировки с утяжелением, и, конечно, отработаем передачу эстафеты. Можно вопрос, товарищ первый секретарь? – пожимая руку на прощанье, вдруг остановился Александров.
– Конечно. Затем и встречаюсь с вами.
– У нас всё разговоры идут про строительство дома спорта. Не скажете, когда его построят?
Пётр из детства помнил, что к 1970 году его уже построят, а вот когда точно?
– Весной начнём строить, – а почему бы и нет. Пробьём в обкоме. Песни помогут.
Сам матч не впечатлил. Даже не так – расстроил. Что гости, что хозяева еле ползали по льду. Понятно, что и лёд не тот – нет ещё ледовых комбайнов от американца с итальянской фамилией Замбони. Лёд – сплошные бугры и ямы. Нет и коньков с анатомическими ботинками. Эти самые ботинки даже ещё не защищают лодыжку. У вратаря тоже нет ещё специальных вратарских коньков с более длинным и широким лезвием, пластиковой ударопрочной внешней конструкцией и специальным отверстием в стакане для крепления щитков. Щитки вообще не прикреплены к конькам – там зазор.
Только разве это главное? Главное – физические кондиции игроков. К середине второго тайма игра больше походила на хоровод в детском саду. Сдохли все, особенно гости – они прижались к своим воротам и вяло отбивались. В результате команда «Североникель» из Мончегорска проиграла 1:2. У гостей запомнились двое – Кулёв и Клеймёнов. Готовясь к написанию книги про попаданца, Пётр проштудировал славный путь местной команды и её соперников. В этом году «Североникель» вылетит из первой группы (так сейчас называется высшая лига). Стоит в конце сезона переговорить с этими товарищами – они явно способны улучшить игру краснотурьинцев. Вот только согласятся ли? Что мы им можем предложить? А хотя ведь и немало. Числиться будут электролизниками, а это первый список на пенсию. Поиграют лет пять и смогут выйти на пенсию в 55, а если продержатся в команде десять лет, то и в 50 – да и пенсия самая большая в СССР. Ну и можно подумать о квартире – понятно, если они её заслужат.
Ещё один кандидат на усиление команды живёт в соседнем Карпинске. Вячеслав Панёв на следующий год перейдёт в казахский клуб и в будущем станет заслуженным мастером спорта и неоднократным чемпионом страны по хоккею с мячом и хоккею на траве, даже один раз чемпионом мира. Нужно успеть его приватизировать до алмаатинцев.
Самое печальное, что и краснотурьинский «Труд» вылетит из первой группы в следующем году. В чём причина? Плохой тренер? Но ведь именно Башкирцев и Куземчик вывели команду в «высшую лигу». Возраст игроков? Это да – староват состав. А что с молодёжью? А молодёжь пьёт и курит. Уже будучи студентом, Пётр как-то случайно вместе с одногруппником попал в компанию хоккеистов краснотурьинского «Маяка». Почти все дымили и чуть не каждый день выпивали. Приходили с похмелья на тренировку, а то и на игру. Ну, с этим можно побороться.
Ещё расстроили полупустые трибуны. Летом весь город вкалывал на строительстве северной трибуны, а сейчас она пуста – хватило и западной. И в чём причина? Ведь команда впервые играет в группе сильнейших, а среди гостей полно чемпионов мира! Игра проходит днём? Ну да, немаловажный фактор, большая часть населения на работе. А школьники? А учащиеся ПТУ и техникума? А электролизники, глинозёмщики, что на выходном? Нужно будет пообщаться с вожаком комсомольцев Каётой и заведующим ГорОНО. Пусть мобилизуют школьников и студентов с учащимися. Сделаем для них вход всего по десять копеек. Сколько там всего домашних матчей? Пятнадцать, и половина уже проведена. Уж семьдесят копеек-то найдут. Пусть школьники приходят с горнами. К такому болению ещё не привыкли, «врагам» будет тяжело выступать на нашем поле.
После матча Пётр спустился в раздевалку «Труда», поздравил игроков с победой и узнал у тренера, когда следующая тренировка. Оказалось – послезавтра утром. Завтра день отдыха. Ну, то есть, народ будет «обмывать» победу. Нет, с этим нужно бороться.
Событие двадцатое
Пятница началась с сюрприза. Только успели провести совещание со вторым секретарём горкома Юрием Дергачёвым и председателем горисполкома Романовым о запрете курения в здании горкома, которое закончилось пока ничьей (сошлись на запрете курения в кабинетах и коридорах – дымить можно будет только в туалетах), как позвонил подполковник Веряскин.
– Пётр Миронович, тут есть нетелефонный разговор. Мне подъехать, или ты ко мне выберешься? Оно того стоит, – заинтриговал начальник милиции.
– Хорошо. Буду через двадцать минут, – почему бы не съездить, тем более что рядом редакция газеты, и туда тоже заглянуть надо.
Веряскин щеголял двухдневной щетиной и красными, как у вампира, глазами. Сидевший рядом майор, фамилии которого Пётр не знал, выглядел не лучше.
– Садись, товарищ секретарь, сейчас чаю принесут. Обрадую сразу: удалась твоя идея с фотографией. Ещё как удалась.
Пока пили чай, подполковник поведал следующее: смотрящий за городом Зуев Артём Потапович по кличке «Потап» на сделку пошёл частично. Своих сдавать не стал, а вот адреса, где временно окопались залётные, назвал. Два адреса – ночью на оба и выехали, и оба раза удачно. По первому адресу в частном доме на Суходойке взяли двоих гастролёров, что тремя днями ранее ограбили магазин по улице Попова. Граждане оказались пьяные в стельку, и были тёпленькими вынуты из постелек и доставлены в ИВС.
А вот второй адресок по улице Микова принёс настоящую удачу. Там взяли некоего Тимурканова, который в Серове убил милиционера и завладел пистолетом Макарова и удостоверением. В Краснотурьинске он скрывался уже неделю у своего дальнего родственника Рустама Дюльберова. Рустам был инвалидом – на зоне пилой отчекрыжил себе кисть левой руки. Жил якобы на пенсию по инвалидности, а на самом деле скупал и перепродавал краденое. Когда родственничков ночью повязали опера, Рустам пошёл в отказ – мол, просто сдавал квартиру случайному человеку – но довольно быстро раскололся. Его припугнули, что пойдёт как соучастник убийства милиционера, а это очень большой срок – тут инвалид и поплыл. Сдал двоих воров, что недавно приносили ему вещи по квартирной краже. Отправили и туда наряд. «Товарищи» оказались на месте, тоже пьяные до изумления, а при них находились и остатки вещей. Сейчас вороваек колют на похожие нераскрытые эпизоды, ну а гражданину Дюльберову пока «шьют» недонесение, скупку краденого и оказание сопротивления при аресте, так что поедет Рустам в колонию надолго. Живёт он в двухкомнатной квартире – занимает, правда одну комнату, но вторая практически пустует, так как её хозяин живёт в частном доме на Медном у сожительницы, а домой приходит с нею и её сыном только по воскресеньям, искупаться да белье постирать.
– Его ведь выселят по суду, так, что считай, одну комнату уже освободили, – обрадовал Петра начальник милиции, памятуя про разговор о выселении организаторов притонов.
– Хорошие новости, Аркадий Михайлович! А почему разговор не для телефона? – отставляя пустую чашку, поинтересовался Тишков.
– По имеющимся агентурным данным, Потап решил тебе отомстить, – сокрушённо покачал головой подполковник.
– И насколько это серьёзно? – известие Петра не обрадовало, но он ведь работал в милиции и отлично помнил, что все преступники обещают отомстить по возвращению с зоны – однако лишь очень и очень малая часть пытается свои угрозы реализовать.
– Кто их знает! Но на всякий случай один по городу не ходи какое-то время, – развёл руками Веряскин.
– «Парабеллум» дадите? – вспомнил Остапа Бендера Штелле.
– Извини, нет у меня немецких пистолетов. Есть наши – «макаровы». Только пока поступим по-другому. У меня старшина Кошкин выходит на пенсию, написал вчера заявление. Осталось ему две недели служить – вот я его и попрошу эти две недели поохранять тебя. Зовут старшину Вадим Степанович, он фронтовик. Будет у него дембельский аккорд.
– А это правильно, когда первый секретарь горкома партии прячется от бандитов за старичка? – не очень понравилась идея Петру.
– Ну, насчёт старичка ты, Пётр Миронович, ошибаешься. Ему всего сорок два года, просто работал в ИВС, а там год за полтора идёт, вот стаж и выработал. А на фронт попал в 43-м, в возрасте семнадцати лет. Дошёл до Кёнигсберга, был в полковой разведке. Три ордена, пять медалей, две нашивки за ранение. Да сам сейчас увидишь – он в коридоре стоит, – Веряскин поднял трубку и дал команду пригласить Кошкина.
Кошкин был высок и силён. Под чуть маловатым ему кителем чувствовались «мышицы». И не скажешь, что пенсионер.
– И чем же вы, Вадим Степанович, собираетесь заниматься на пенсии? – заинтересовался Пётр.
– Тренером пойду в ДЮСШ, вольную и классическую борьбу пацанам буду преподавать. Я ведь мастер спорта, чемпион области.
Событие двадцать первое
Вика Цыганова тяжело вписывалась в новую реальность. Каждый миг хотелось закрыть глаза и, открыв их, оказаться в привычном 2020 году – но нет. Прошло уже три недели, и всё оставалось по-прежнему. За окном зима 1967 года. Ей не хватало интернета – особенно после того, как пришлось вспоминать чужие песни. Вроде бы тысячу раз слышанный «День Победы», а как дело дошло – то в словах сомневаешься, то не помнишь, какую ноту брать. Сложнее же всего пришлось с песнями Высоцкого – длинные тексты, часть из которых категорически не желала вспоминаться. Если бы не Пётр Миронович, то «Мы вращаем Землю» так и осталась бы лишь в планах.
– Откуда же вы помните песню? – поинтересовалась Вика у этого странного человека. Он точно не был певцом и не знал ни одной ноты, даже ни разу не брал в руки ни гитару, ни любой другой музыкальный инструмент.
– Так получилось, что перед тем, как попасть сюда, я начал писать книгу о том, как сам переношусь в себя-первоклассника. Нравилось мне читать книги про попаданцев, ну а потом и сам начал потихоньку писать, – тяжело вздохнул Пётр Миронович.
– И много написали?
– Много, больше десятка. Правда, до этого про другое время писал. Сначала про начало семнадцатого века, потом про русско-японскую войну, про Цусиму. А в прошлом году осенью начал и про шестьдесят седьмой год. Там мальчик пишет эти песни, сочиняет книги, пытается спасти Гагарина и Комарова – тот ведь в конце апреля погибнет. А теперь вот и не знаю, как это сделать.
– А если написать письмо Королёву? – Вика даже про песни забыла. Неужели и вправду можно спасти Гагарина и Комарова?
– К сожалению, Королёв погиб год назад при неудачной операции. Сейчас Генеральный Конструктор – Василий Павлович Мишин. Ты знаешь адрес Мишина, или, может, тебе известна правда о гибели этих космонавтов? Есть в интернете версия, что Гагарина специально угробили, подстроив так, чтобы его самолёт попал в струю газов от другого. Есть предположение, что Гагарина и не было на разбившемся самолёте, а погиб он раньше, при неудачном запуске корабля «Лунной Экспедиции». С Комаровым тоже не все так просто. Почему корабль вращался при спуске? Да и правда ли это? Может, парашют просто не раскрылся? Там и про него интересные соображения в интернете есть. Ну, даже представь, что Мишин получит моё письмо. А поверит? И что предпримет? Отменит полёт? Не думаю.
В общем, интересно поговорили. Вика в тот день долго не могла заснуть, и так и эдак придумывая, как спасти космонавтов.
А ещё у неё не заладились отношения с новой учительницей. С первого дня та словно почувствовала в маленькой девочке Маше соперницу себе, нового неформального лидера. Вика старалась не выделяться, но засыпалась на первом же уроке. Её вызвали к доске и предложили решить пару математических примеров – и хоть Виктория Юрьевна Жукова закончила Дальневосточный институт искусств в городе Владивостоке, а не МИФИ в Москве, но примеры легко решила в уме и написала ответы, однако учительница потребовала расписать всё решение.
– Зачем? Тут и так всё видно, – попыталась оправдаться девочка.
Но не тут-то было. Пришлось стирать ответы и писать длинное решение, а вместо заслуженной пятёрки получить незаслуженную четвёрку. И пошло-поехало, почти на каждом уроке. Вика просто не могла встроиться в уровень мышления десятилеток – взрослость выпирала отовсюду. А когда они с Катей пришли в класс с новыми ранцами, стало совсем плохо – спасало только то, что Катя была дочерью первого секретаря горкома КПСС. Прямых нападок и трений учительница всё же старалась избегать, так – мелкие подначки. Но ведь обидно! И незаслуженно.
А хуже всего было то, что Вика никак не могла сосредоточиться на учёбе – ну нечего ей там было изучать, только потеря времени. Она пыталась записывать свои песни со словами и нотами, но на песне «Офицеры России» чуть не попалась, а когда перечитала текст, то призадумалась. Если такие тексты дойдут до КГБ – мало никому не покажется. Не спасёт даже должность Петра Мироновича. Пришлось перебрать все песни и выбрать самые аполитичные. Хватало и этих, вот «Синие цветы» – вполне приличная вещь. «Любовь и смерть»? Точно не пройдёт сейчас, этот хит не для 1967 года. Вера, кресты, Бог. «Именем Христа»? И вот так десятки песен. «Гроздья рябины»? «Ни трезва, ни пьяна»? Пропустит ли цензура? «Приходите в мой дом»? Ну, почти. Пару слов заменить, Бога и вино убрать. Вино на чай заменить, а Бога на судьбу. Одна из её любимых песен – «Балалайка-зараза». Вроде бы ничего страшного – с точки зрения XXI века, а ведь сейчас не то что спеть не дадут, а даже и посадить могут. «Если б каждый водку пил – коммунизм бы наступил». Ну-ну!
Может, можно исполнить «Романс» – там же нет ни Бога, ни политики? Только и хитом песня точно не станет. «Белые цветы»? Точно ничего крамольного. Убрать слова «пьяный», пусть будет «пряный ветер». Как, оказывается, всё плохо.
– Хочу назад! – чуть не закричала Вика, – Хочу к Вадиму.
Зато настоящей отдушиной было репетировать военные песни в местном дворце Металлургов. Гофман был настоящим подвижником. На таких людях и стоит Россия. Создать симфонический оркестр в маленьком провинциальном городке, оторванном от всего мира – сюда и добраться-то из Москвы не просто. И ведь создал не профанацию. Может, до оркестра «Гостелерадио» и не дотягивает, и не Спиваков – но ведь и не Москва. И люди ходят не деньги зарабатывать, ходят для души.
А ведь это надо исправить – и именно этого хочет Пётр Миронович. Не хочет спасать страну. Хочет сделать людей в своём городе счастливыми. Поможем. Сегодня они будут разучивать ещё две песни, которые можно и нужно петь в этом времени. «Комбат-батяня» и «С чего начинается Родина». Воровство? Но украсть можно только то, что уже есть – а этих песен нет. Авторы напишут взамен другие, и будет у страны на несколько хороших песен больше – а они смогут заработать деньги для жителей этого городка и для страны. Может, именно их вмешательство и не позволит развалиться на куски великой стране?
Глава 5
Событие двадцать второе
В понедельник 23 января Пётр вышел из дома в хорошем настроении. Вчера ходил с девочками кататься на лыжах. Хорошо в лесу – и надо отдать должное Романову, тот вполне целеустремлённый товарищ, и пробивной. Нужно только направлять его энергию в правильное русло.
Заколоченный ранее киоск стоял с распахнутыми ставнями, там продавали горячий чай, какао и кучу всяких пирожков, ватрушек и прочих коржиков с язычками. «Мэр» был неподалёку – хотел, видно, похвастаться, поджидал Тишкова. Пётр его и не преминул похвалить, с одной оговоркой.
– Михаил Петрович, смотрите, какая очередь. Может, нужно два или три киоска открыть – а то люди больше времени в очередях простоят, чем на лыжах кататься будут.
– Сам уже понял. С утра в понедельник и займусь. Да ещё думаю непроданные хлопушки и бенгальские огни попробовать сбыть. Директора магазинов жаловались, что не всю продукцию к новому году реализовали, – подпрыгивая и похлопывая себя по плечам, сообщил Романов.
Было и вправду нежарко – этак под минус двадцать, и если стоять на одном месте, то замёрзнешь наверняка. Они с девочками покатались с горки, сделали несколько кругов по поляне, попили горячего какао с коржиком и, усталые, все в снегу, раскрасневшиеся, припёрлись домой – а там пельмени. Вечером вчера все вчетвером лепили. Хорошо! А после, запершись в кабинете, Пётр добил второе продолжение к «Золотому Ключику». Название книги, которую в будущем могли бы написать Александр Кумма и Сакко Рунге – «Вторая тайна Золотого Ключика» – Пётр решил не менять. Зачем? Если книги напечатают, то редакторы, если что, и сами могут поменять.
Первую повесть о Буратино в субботу принесла из школы Катя. Ошибки в тексте были исправлены, кроме того, имелся маленький листочек с комментариями. Оказывается, он перепутал имена второстепенных персонажей в конце книги. Нужно будет зайти в школу, поблагодарить учительницу, заодно поговорить с ней о Маше-Вике. Та молчит, но Пётр не вчера родился и видит, с какой неохотой девочка собирается в школу. Все попаданцы в школьников, ну или почти все, радуются возможности окунуться ещё раз в детство, а вот у Вики Цыгановой что-то с этим не заладилось.
«Вот напечатает секретарша вторую книгу про длинноносого мальчика – и нужно нанести визит вежливости», – решил Пётр.
Он вышел из подъезда, помахивая портфелем, прямо как школьник. До прохода на улицу Молодёжная оставалось метров пять, когда Пётр почувствовал сзади движение. Портфель как раз находился в верхней точке, и когда Штелле попытался повернуться и посмотреть, кто там ему дышит в спину, пошёл по дуге за спину. Это его и спасло. Нож, нацеленный в печень, попал по металлическому замку портфеля, соскользнув, пропорол коричневую кожу родственника знаменитого фетиша Жванецкого и застрял в толстенной книжище «Уголовный кодекс РСФСР» редакции 1960 года. Бабах! В мозгу словно граната взорвалась. Это ведь покушение! В отличие от всех нормальных попаданцев, Пётр каратистом не был. В детстве ходил в секцию самбо, потом продолжил заниматься тем же спортом в институте – только это было не боевое самбо, а спортивное. Захваты, броски через плечо или через бедро. Не тянет это против ножа. Оставался только портфель. Штелле, не останавливая движения, провернулся на одной ноге и со всего замаха обрушил портфель на убийцу. Тот не успел вовремя выпустить из руки нож, и его чуть развернуло – под удар попал правый бок. Пётр рассчитывал угодить нападавшему по голове, но непредсказуемый артефакт просвистел над убийцей – хорошо хоть нож остался воткнутым в Кодекс. Соображать было некогда, и Штелле сделал ещё один круг. На этот раз портфель попал опять не по голове – по руке. Ручка при этом оторвалась, и коричневый спаситель отлетел в сторону. Нож же от удара освободился и упал прямо к ногам преступника.
«Товарищ» не растерялся и, нагнувшись, схватил его обратным хватом – вот только на этом его везение и кончилось. Удар милицейской дубинки пришёлся как раз туда, куда Пётр и метил – по правому уху. Нанесла его рука здоровущего мужика в чёрном тулупе и белой кроличьей шапке.
– Как вы, Пётр Миронович? Хорошо, что нам их в прошлом году выдали. Замечательная вещь, – произнёс мужик и от всей широты русской души перепоясал «демократизатором» по спине попытавшегося приподняться неудавшегося убийцу.
– Вадим? Кошкин? – узнал милиционера Штелле.
– Извините, Пётр Миронович, не успел вас защитить – вы сегодня раньше на работу пошли. Я только к дому подходил, а тут этот вынырнул из второго подъезда. Думал, не успею, – старшина наступил бандиту коленом на спину и заламывал ему руку.
– Вадим, ты сильнее дерни руку-то, – всё ещё на адреналине подскочил к «убивцу» Пётр.
– Да запросто! – хрясь – в руке что-то хрустнуло, и жуткий вой прокатился по всей улице Молодёжной.
– Пётр Миронович! Вы живы! – на крик в проходе нарисовался шофёр-тёзка.
– Иди позвони в милицию и скорую. Там в фойе горкома телефон, – скомандовал Тишкин, на слабеющих ногах доковылял и опустился на лавочку у подъезда, – Пронесло.
Милицию дожидались минут десять. После выброса адреналина на Петра накатила усталость, плюс несостоявшийся убийца по очереди то выл, то на смеси русского матерного и фени обещал все кары господни. Надоел до чёртиков. Скорая прибыла, лишь на минуту отстав от ГАЗика милиции. У «товарища» после избавления оного от куртки врач выявил среднюю степень разрыва связок плечевого сустава и рассечение уха. В это время на втором ГАЗ-69 прибыл и сам Веряскин.
– Его нужно доставить в больницу, или это подождёт? – поинтересовался подполковник у врача.
– Ну, в принципе можно примотать руку к груди. Думаю, что операцию делать не надо, главное – руку не тревожить, – махнул рукой доктор, – Выживет.
– Вот и замечательно. Ребята, грузите его, да сильно не церемоньтесь. Нужно узнать, кто его послал и что за это пообещал, – начальник милиции проследил, как мазурика под крики и брань сажают в машину, и вернулся к Петру.
– Колотит немного, – опередил его вопрос Штелле, – Но жив-здоров, и пора мне на работу. Я к половине девятого кучу народа пригласил.
– Всё же, Пётр Миронович, нужно будет потом с вас показания взять и признать потерпевшим.
– Конечно, как освобожусь – обязательно приеду, – вставая со спасительной скамейки, покивал Пётр.
– Может, к тому времени и заказчика узнаем.
Пожали руки, и Веряскин пошёл к своей машине, а первый секретарь – на работу.