Loe raamatut: «Дельцы и мечтатели», lehekülg 13

Font:

Часть 3: Заправщик

Глава 1. Инь

События, о которых пойдет речь, произошли совсем недавно, можно даже сказать, что на самом деле они происходят и сейчас, а может им только предстоит свершиться. Маленькая и убогая заправка находилась в самом эпицентре событий, отражающих не самую лучшую сторону человеческого бытия. Шла война и война жестокая, без правил и элементов благородства, хотя и во всех этих событиях можно было найти некое доброе начало, врезавшееся своим острием во зло. Да, добро здесь было с когтями, и такое бывает на войне. Однако вернемся на заправку.

Это было маленькое одноэтажное строение из кирпича, покрытого растрескавшейся и местами густо обвалившейся штукатуркой. Одно окно было с деревянной рамой, и на ней еле держалась железная решетка. Металлическая полу ржавая, полу покрашенная в зеленый цвет дверь, покореженная до такой степени, что для того, чтобы ее закрыть требовалось усилие двух человек. Сама заправка состояла из двух древних колонок, которые кое-как работали, периодически ломаясь и тут же нещадно чинились, запчасти к ним свезли со всех заправок в округе сами же воюющие стороны. Если посмотреть с воздуха, то в радиусе ста метров от заправки не было ни одной воронки, обе стороны были заинтересованы в ее работе и в этом районе не вели обстрел. Иногда некоторые командиры пользовались этим, но с другой стороны тоже были не дураки и ждали нападения. Постепенно эти попытки сошли на нет из-за их низкой эффективности, и заправка все больше использовалась в качестве заправки. Сюда не боялись приезжать современные и дорогие бензовозы для слива топлива. Водители знали, что находятся под негласной охраной с обеих сторон. На время проезда бензовоза прекращались военные действия, давая машине безопасный проезд.

Самой же главной достопримечательностью заправки был ее хозяин – татарин лет шестидесяти с маленькой седеющей бородкой. Небольшого роста, он при этом казался значимым и внушительным, далеко не каждый бы решился остаться на своем месте, особенно, если это место было разделительной полосой. Лицо у него было чистым и светлым, что было очень редко для представителей этой нации. Когда он говорил, а говорил он всегда немного улыбаясь, то были видны его немного пожелтевшие зубы, которые у него были свои, впрочем, легкая желтизна была свойственна его возрасту. Лоб у него был чистый и совсем без морщин, как и все лицо. Жил он здесь же на заправке, продукты и все необходимое ему привозили то одна, то другая воюющая сторона. Название же у них было КРа и КрУ. КРа находилась на восточной стороне, а КрУ на западной.

Когда топливо подходило к концу, он звонил по телефону и на следующий день бойлер стоял на заправке. Иногда водители оставались ночевать, хотя условия на первый взгляд и не очень комфортные, но они ценили общество старого заправщика. В этом случае заправщик набирал номера телефонов противоборствующих сторон и просил на сегодня погодить с войной, так как у него гость и неудобно перед ним за шум от разрыва снарядов. Отцы командиры, как правило, не спорили и понимающе кивали, когда им докладывали, почему прекратили огонь, им самим приходилось бывать в гостях у заправщика. Через заправку шел обмен пленными, вели переговоры и просто приходили выпить отцы-командиры, когда война становилась совсем невмоготу.

Сейчас уже трудно сказать, почему так, и кто прозвал так первым старого заправщика, ему, как и всем на этой войне полагался позывной и его все называли Иней, видимо за волосы, ведь между черными резко выделялись серебряные волоски, как будто кто-то специально покрасил невидимой белой, тоненькой кистью. Потом уже Иней сократился до Иня, все на войне требовало краткости и простоты обращения.

Самым большим богатством на заправке была ручная водяная колонка, которая располагалась прямо в операторной. Вода была отличного качества и иногда к нему приезжали не столько за топливом, сколько за водой. Иню было не жалко, качай, сколько хочешь, вода она на всех одна, как ее можно продавать? Военные подкатывали на бронемашинах груженных пластиковыми баллонами. Инь давал им шланг, и они, не снимая бутылей с машины, наполняли их доверху. Солдатам даже нравились такие вылазки за водой. Попеременно качая колонку, они немного становились ближе к той далекой вселенной под названием мирная жизнь. От качания воды веяло таким мирным и спокойным трудом, что на доли секунды забывалось то ощущение войны, в котором они находились круглые сутки, и эти моменты дорогого стоили. Наполнив емкости с водой и заправив машины, они уезжали, оставляя после себя лишь пылевой след на дороге.

– Прощай Инь, – кричали ему солдаты с отъезжающего БМП: – Будем послезавтра.

Инь не испытывал ненависти ни к одним, ни к другим. Конечно, он не мог стоять в стороне от происходящего, и у него, как и у любого нормального человека были предпочтения в этой бойне.

С правой стороны его сараюшки-домика были прикручены у самой крыши три скворечника, но скворцов в них не было с начала войны. Инь очень переживал по этому поводу. За домиком был небольшой огородик, где он выращивал кое-что из овощей: зеленый лук, огурцы и помидоры. Весной он сажал редиску и отделил для этой культуры довольно таки немалый участок земли. Он любил, чтобы в это весеннее время, редис всегда был у него на столе. Это напоминало ему детство в далекой татарской деревне Чистопольского района. Когда он был ребенком, родители его постоянно сажали редис. А потом, все домашние собирались за обеденным столом, мама выставляла большую тарелку с ярко розовыми корнеплодами прямо в центр, все брали по редисочке, откусывали и громко хрустели, радуясь долгожданному чуду. Да, для них это было настоящее чудо. Семья, свой дом, хрустящая редиска на столе. Испокон веков старейшины говорили: «Как мало человеку надо для счастья, стоит остановиться и оно само начнет приходить в твой дом, но в поисках его можно провести вечность».

С другой стороны домика был небольшой навес, под которым располагался стол и деревянные лавки по сторонам, чуть в сторонке старое потрепанное кресло самого Иня, с деревянными ручками. В хорошую погоду он подолгу проводил время в нем, вслушиваясь в доносившиеся звуки со всех сторон. Здесь были звуки далекой канонады и шум ветра, прилетавший с полей, голосок какой-то птички, случайно залетевшей в эти места и не понявшей, где она оказалась. Это были его звуки, он вслушивался и находил свой далекий предназначенный только ему. В такие моменты он был полностью поглощен им. Проходило время, и звук исчезал, и на его место приходил совсем новый и снова становился его звуком, забирая его с собой на окраины, где шел бой.

Сегодня ему привез топливо большой красный бензовоз со стороны КрУ, водителя звали Саша. Бензовоз давно уже стоял пустой. Инь рассчитался с Сашей. Саша всегда приезжал к полудню и всегда привозил с собой две бутылки хорошей водки, с таким расчетом, чтобы выпить их в обед и назавтра быть бодрячком.

Они сидели на деревянных лавках, понемногу выпивая. Нельзя сказать, чтобы они вели задушевные беседы. Покончив с формальным «как дела», молча пили водку, закусывая ее редиской, которой в это время было в изобилии.

К заправке подъехал легкий танк со стороны КРа, танкисты были не особо разговорчивыми, видимо только что после боя, как определил Инь. Танки, особенно тяжелые, могли забрать за раз большое количество топлива, поэтому бензовозы подъезжали достаточно часто. Иногда водителей было двое, может им казалось, что так будет безопасней. С таким же успехом можно было приезжать и вдесятером. Танкисты заправили полный бак, расплатились, и врубив скорость уехали.

Сашу Инь знал давно, он привозил ему еще топливо, когда войны и в помине не было. Сегодня Саша был расположен поболтать о глупостях, в принципе на серьезные темы они никогда и не разговаривали, отдавая предпочтения разговорам о редиске.

– А что, я слышал и НЛО у тебя бывает? – начал Саша, когда первая бутылка уже была пуста.

– Бывает, – не желая выходить из состояния легкой приглушенности, отвечал ему Инь.

– И что, ты сам видел? – не унимался водитель.

– Видел, да только от того, что я видел, редиска лучше не станет.

– Да, редис у тебя отменный, – Саша взял одну покрупнее и громко хрустнул ею так, что сок брызнул в разные стороны. Он понял, что Инь не хотел поднимать градус, предпочитая разговоры об огороде. Насидевшись досыта на улице, созерцая ночные звезды, они шли в дом, где с удобством размещались.

Саша вставал часов в шесть, неторопливо собираясь в дорогу, что-то пел себе под нос. Инь, как обычно в это время, тоже поднимался для того, чтобы заняться огородом. Иногда, ненароком посматривая на скворечники и при этом качая головой. Основная часть работы состояла в накачке воды в две бочки ручным насосом, хотя был и электрический. Топливо он всегда подавал с помощью электрического насоса, для этого имелся и отличный американский генератор с глушителем, который работал так тихо, словно шепча. Саша и другие водители поначалу пытались помочь Иню, но тот решительно отказывался, своим важным видом показывая, что это труд для него, и только он может его делать и никто другой.

Однажды кто-то привез на заправку ведро черной краски и по забывчивости или специально, в общем, не важно, оставил его там. Инь нашел старую кисточку, которую, по-видимому, использовали еще задолго до него, и нарисовал на одной из стен, повернутых к КРа, огромного на всю стену Мики Мауса, а на другой стороне, повернутой к КрУ, огромный бургер. Мики Маус как-бы заглядывал за угол. Когда спрашивали у Иня про его рисунок, то он отшучивался «мышка хочет пирожка», хотя при этом так щурил глаза в сладострастной улыбке, что мышке этот пирожок явно не светил, скорее это был пирожок для самого Иня. Мики и гамбургер получились так хорошо, что многие войсковые любили фотографироваться на их фоне, отсылая домой фотку с намеком, что на фронте появилась гамбургерная. Многие фоткались, как-бы кусая этот черный американский пирог, и тоже слали фото близким и знакомым. Особенно почитали групповое фото на фоне Микки, со временем кто-то, видимо из рядов КРа, подрисовал ему пышные усы, с намеком на своего главного генерала. Солдаты КрУ больше любили фоткаться на фоне Микки, в свою очередь КРа на фоне гамбургера. Инь не забывал свои творения, и раз в неделю смахивал со стен пыль, летевшую с передовой.

Сам процесс заправки происходил так. Иню звонила одна из сторон и сообщала, что хочет приехать заправить свои машины, если же в это время звонила противоположная сторона, Инь давал им отбой до тех пор, пока первые не уедут. «Противоборствующие не хотят личных контактов, их хватает на поле боя, и они устали друг от друга, и хотят отдохнуть хотя бы на время заправки», – так думал старый заправщик, включая насос.

Два раза в месяц на заправку приезжала тяжелая бронетехника. Длилось это нашествие в течение трех дней, когда топливо отпускалось и днем и ночью, в это время бензовозы к заправке шли чуть ли не колоннами. Через неделю, другая сторона повторяла трехдневный марш. Все это время, пока шла заправка, Инь не спал и к концу третьего дня был выжат как лимон, не забывая все же накачать воду в бочки и полить свой огород. Иногда он угощал солдат и той и другой стороны дарами своего огорода, по большей части редиской. Бойцы благодарили его, их трогала такая забота о них. Вообще на войне трогает любая забота, которой мы порой в мирное время не замечаем. Один молоденький солдатик даже заплакал, когда Инь сгрузил ему пол каски отборной редиски. Что уж навеяло эти слезы, Инь не знал, видимо, это тоже напомнило ему его родной дом. На войне никто не стеснялся своих слез, скорее это почиталось за проявление смелости, а не слабости. Только настоящие мужчины могли позволить себе слезы. На гражданке мужчины обычно держали все в себе. В мирной жизни слезы были признаком слабости.

Какой только техники не было и с той и с другой стороны. От самых последних разработок ракет, до танков, до того ржавых, что ржавчина струпьями отваливалась с них прямо на месте заправки. Инь знал, что воевали они в основном на старой технике, предпочитая новую держать в тылах про запас, на всякий случай. Однако заправляться они ходили на эту заправку, видимо для устрашения, «побряцать оружием». Некоторые танки даже имели сквозные дыры от прямых попаданий подкалиберным. У КРа оружия было больше и более новое, но у КрУ бойцы так плотно окапались, что невозможно было выковырнуть, кроме как перепахать землю гигантским плугом. По негласному закону ни одна из сторон не могла нарушить договор и напасть на заправке, однако наблюдения за ней велись круглосуточно с той и другой стороны.

Сегодня Иня предупредила сторона КрУ, что завтра пойдет тяжелая техника. Он сразу же позвонил на нефтебазу, заказать дополнительное топливо. Ровно в семь колонна из восьми танков въехала на территорию заправки. Машины были в отличном состоянии. Инь мог определять по звуку мотора, насколько изношен двигатель. Головной танк был даже нового образца, остальные после капремонта. Это было видно по их изношенным и наспех заваренным в отдельных местах тракам. Из люка танка, высунувшись наполовину, наблюдал за происходящим молодой офицер, которого Инь раньше не видел.

Офицер был настоящей арийской внешности, блондин с голубыми глазами. Если бы была возможность поменять танк на пантеру или тигр, его можно было бы смело окрестить солдатом вермахта, до того он имел гордый вид, с взглядом орла, что хоть сейчас на парад, но парада не предвиделось. По всей видимости, он был новенький и еще ни разу не стрелянный, поэтому и имел такой петушиный вид.

Иню приходилось видеть таких и раньше, добрая половина сбегала домой после первой же серьезной стычки. Другая же половина, если кто и оставался живим, становилась тише и из танка больше не высовывалась, разве что сбегать по нужде в безопасном месте, а то и делала свои дела прямо в танке. Как воробушек думал, что он орел. Никто не пытался переубедить таких офицеров в обратном, давая возможность, самим разобраться во всем.

Подъехав на заправку, его головной танк остановился напротив колонки с дизелем. Офицер спрыгнул на землю и поправил ремень, как заправский военный в старых фильмах про войну. Видимо, танк изнутри внушал чувство тотальной защищенности, поэтому он так уверенно вел себя, имея возможность быстро запрыгнуть в машину. Еще двое танкистов вылезли и занялись заправкой танка. Деньги на карточку Инь получил заранее. Этой колонне полагалось принять пятнадцать тонн горючего.

Офицер, разминая чресла, заметил картину на стене – гамбургер. Ему понравилось. Он спросил Иня о создателе сего художества. Инь ответил, что это он сам. Очень ему нравились гамбургеры и мультфильмы с мышкой.

– Мышкой? – удивился офицер.

– Ну да, на той стороне, – офицер зашел на другую сторону и увидел Микки Мауса во всю стену.

– Оригинально, – отозвался о картине офицер. Что он этим хотел сказать, было не так уж и важно, ему уже позвонили с другой стороны с запросом на заправку нескольких бронемашин.

Никто из противоборствующих сторон не хотел встречаться на заправке, это строго воспрещалось командованием. Дух ненависти друг к другу должен был постоянно поддерживаться. Офицера звали Ян. Назвали его так, в честь прадеда – бравого вояки Янека, где-то заблудившегося в болотах и там и сгинувшего. По-видимому, в семье больше не было подвигов и решили взять то, что было. Так и назвали мальчика Яном, а если учесть, что и отец у него был военным, правда все больше по штабам, то судьба его была решена, что называется – «без меня, меня женили».

Тем временем головной танк заправил полный бак и дал вперед, примерно на длину всей колонны, давая возможность собраться всем машинам за ним. Мехводом на этой машине был опытный вояка и стреляный воробей. Дав по газам, и создав при этом облако тумана, он лишний раз убедился в надежности резвой машины.

– Машинка зверь, так и проситься в бой, – с задором сообщил он наводчику, с которым они сегодня ночью уже успели подраться по пьяному делу, а потом побрататься.

Они и сейчас были под градусом, не ожидая с вечера выездов, они решили отметить знакомство и пропустить по маленькой, для этого в соседней избе у бабки Степаниды была куплена бутылка самогона. В двенадцать ночи самогон кончился, но требовалось добавить. Мехвод, как сторона принимающая новенького наводчика, старый удрал во время боя к неприятелю, решил сходить сам. После опустошения половины бутылки речь, как водиться, зашла о политике. Кто виноват, и как нам быть – вот два главных вопроса на войне, особенно после Степанидиного самогона.

– Не, ты мне скажи, как брат брату. За что мы воюем? – не унимался новенький наводчик.

– Да ты повоюй сначала, а потом уже и петушись. Расхорохорился тут, воевальщик, – пытаясь поставить на место молоденького, говорил мехвод.

– Это я то не воевал, да я побольше твоего воевал. Да я на войне с первых дней.

– Оно и видно, выступаешь с каких ты дней. До тебя тут тоже такой был ершистый цыпленочек, так при первой же атаке драпанул. Так, что мы сами еле выехали, когда стрелять стало некому. Ты если чего такое удумал, так лучше сразу скажи, – мехвод был сильно зол на предыдущего наводчика за его драп из танка к неприятелю.

– Погоди! – совершенно заплетающимся голосом проговорим наводчик: – Ты, что не доверяешь мне? Я че-то не понял, что ты этим хочешь сказать?

– А то и сказать, что все наводчики мудаки. Вас бы сначала прогнать по ремонту дизеля на морозе, да посмотреть, что вы за фрукты такие, небось с подгнильцой.

– Ну, ты совсем обурел, – наводчик неуклюже встал, пытаясь что-то изобразить, но мехвод ловким движением пнул его сапогом так, что тот покатился в кусты. Долго и упорно выбираясь оттуда, наводчик грозился, при этом жутко матерясь, выбравшись, расправиться со злосчастным водителем «проклятого» танка, и заодно и со всеми врагами. Наконец, выдравшись на корачках из кустов, он подполз к месту их баталии. Костер освещал мехвода, в руке у него помигивал от костра стакан с самогоном. Залпом выпив его и занюхав воротником, тот обратился к наводчику.

– Ладно, не обижайся, был тут один до тебя… – сказал он, сливая остатки бутылки в стакан: – Держи.

Наводчик выпил и его подкосило. Утро встретило не ласково. Ночью водитель опять сходил к бабке и взял третью бутылку. Степанида была не против, торговля шла всю ночь, это было ее единственным прибытком на старости. В шесть утра пришел приказ о том, чтобы технике быть готовой к семи часам к маршу. Сержантик с усиками ходил, и будил экипажи, объявляя приказ. Кое-как растолкав мехвода, он долго объяснял ситуацию. Тот в свою очередь растолкал своего товарища и налил ему соточку, он стоял и смотрел посоловевшими глазами, как тот выпивает противный горячительный напиток. Затем налил и себе. Зажевали сушеной рыбой. Стало легче.

– Друг познается в беде, – почти пропел водитель танка, на что наводчик ничего не ответил.

Полчаса у них еще было, и можно было спокойно полежать. Через некоторое время подошел командир танка и спросил о готовности. Он увидел, что экипаж находиться в нетрезвом виде, но не показывая виду, приказал выдвигаться вперед.

Молодой офицер был на заправке впервые, поэтому движения его были какими-то хлесткими и неуверенными. Подойдя к другой машине, в которой находился офицер, но младше званием, он поинтересовался у него, а на чьей стороне сам заправщик, и случайно, не продает ли он топливо врагам. На что тот только пожал плечами и предложил узнать у начальства. Офицер сказал, что так именно и поступит. Поняв всю бессмысленность своих расспросов, он вернулся к своему танку и запрыгнул под броню. Уютно расположившись в своих креслах и подложив ватник под голову, мехвод и наводчик дремали. Ян не стал их будить, дав возможность вздремнуть в ожидании других машин. Он отлично понимал – ссориться нельзя, с этим экипажем ему идти в бой. Ну, расслабились ребята, с кем не бывает. А вот на счет Иня он крепко задумался, как могло так получиться – заправка-то похоже и нашим и вашим. Непорядок. Через два с половиной часа колонна была заправлена, и машины двинули назад, в сторону укреп района. Напоследок, окутав пылью заправку, они скрылись в дали.

Инь сегодня ждал гостей, ночка предстояла еще та. Время было к вечеру. Со стороны КРа подъехала бронемашина, но она не встала возле колонки, а подкатила прямо к столу. Двое солдат начали выгружать припасы. Среди всего был и связанный баран. Военные четко знали свое дело, а Инь не вмешивался, зная наперед, как будет дальше.

Со стороны КрУ тоже приехала бронемашина и тоже привезла съестное и спиртное. Из спиртного был коньяк Хенесси десять бутылок по 0,7. Все это расставили на столе. Рядовые с той и другой стороны молча делали свое дело, «сервируя» стол. Барашек был освежеван и разделан. За домиком в огороде разжигали мангал.

Через час на горизонте показалась еще одна бронемашина. Водитель гнал. С другой стороны тоже вышел бронемобиль и тоже давил на всю гашетку. Подрулив к заправке почти одновременно и поставив машины к своим, из них вышли два офицера. Это были полковники с той и другой стороны. Со стороны КРа полковника звали Сергей, а со стороны КрУ Николай. Они хмуро поздоровались и сели за стол. Предстояло решить, где будет происходить обмен пленными и передача раненых. Решили, что лучше всего это сделать в поле за хутором «Дальний», прямо в поле. Там еще не так много воронок от снарядов и машинам легко проехать. Покончив с формальностями, полковник Сергей взял бутылку и щедро налил в граненые стаканы, они пригласили к столу и Иня.

Первая партия шашлыка была готова, и солдат нес ее к столу. Полковники выпили и как по команде оба взяли по половине целого лимона. Шумно занюхав им, смачно откусили каждый от своего. Таков был небольшой ритуал начального действа, дальше шла сплошная импровизация.

Инь тоже выпил, но закусил своей редиской с огорода, у него тоже был свой непреложный ритуал. Шашлык был разделан на крупные куски так, что одним можно было наесться, каждый взял по такому куску. Сергей дал одну бутылку своим солдатам:

– Выпейте и закусите ребята, сегодня можно.

Николай проделал тоже самое. Вторая партия шашлыка полагалась младшим чинам. Солдаты КРа и КрУ сидели порознь и поглядывали искоса друг на друга, однако по тому же непреложному закону тот, кто сегодня жарил, всегда делился с другой стороной. Откусив пару раз, полковники выпили по второй. Понемногу отпускало.

– Колюня, сколько ты уже здесь?

– Если брать с отпуском, седьмой месяц пошел.

– Молодой, еще и не видел-то ничего.

– Видел, не видел, наливай лучше, – Николай взял крупную редиску с ботвой, готовясь ею закусить. Сергей тем временем разлил по стаканам. Начиная с третьей, наливали чуть меньше половины. Николай взял свой стакан, и шумно выдохнув, опрокинул в глотку. Громко хрустя редиской и как-бы что-то вспомнив, он пытался быстрее что-то сказать.

– У меня мать тоже сажала много редиски, вроде и ничего в ней нет такого необычного, а почему-то всегда вспоминаешь дом.

Сказав так, он съел ее вместе с сочной ботвой.

– Ну, ты не раскисай только давай, как в прошлый раз, – предупредил Николай.

– Да причем тут «раскисай, не раскисай», че из себя стальных мужиков-то корчить? Давай, наливай уж.

– Никто и не хочет сказать, что мы железные. Всем бывает плохо. Особенно здесь. Место видимо такое.

– Да уж, место. Место у нас с тобой одно. Родина, – Николай налил снова, но чуть больше половины. Оба немного погрустнели, уперев взгляд в стол.

Подошел один из солдат, он точно знал, как помочь полковникам. На специальном месте, отгороженном кирпичом, разложил и поджег щедрую вязанку дров, не забыв немного полить соляркой. Огонь мигом занялся, освещая и согревая своим теплом, сидящих за столом. На столе было много зелени: зеленый лук, укроп и кинза. Минеральная вода, овощи и килограмма три лимонов. Было даже три куска свежего сулугуни. Инь знал немного больше полковников. Он знал, что если бы не эти встречи, здесь на передовой, то они давно бы озверели, посылая своих солдат на бойню, в надежде быстрей покончить со всем этим.

Ничто так не освежало, как встреча с врагом один на один. Такой формат встреч был предложен полковником, бывшим задолго до их назначения сюда. Другие подхватили эстафету, каким-то непонятным чутьем понимая необходимость данного действа.

Солдаты тоже разожгли костер на краю огорода и сидели все вместе, о чем-то оживленно беседуя. Говорили они о том же, о чем и полковники: жратве, бабах и доме. После таких встреч всем немного становилось легче, а это было самым главным на этой войне. Главное было выжить, и эта цель не менялась на протяжении всей истории войн, которые когда-либо вело человечество.

– Ну, Серый, чего заскучал? – уже захмелевшим голосом пытался приободрить его Николай. Тем временем на улице совсем стемнело. Где-то запел свою песню сверчок. Ничто не нарушало тишины. Вдруг вдалеке ухнуло.

–Танк? Это с твоей стороны, кто это у тебя дуркует? – пока полковники были здесь, была договоренность не открывать огня вообще. Это было явным нарушением негласного договора. Николай по рации связался со своими и выяснил, что это новенький офицер, который не знает всей кухни, но сейчас ему вставят, как следует. Замолкший было сверчок, опять завел свою песню.

– Знаешь, Никола, а ведь это самые лучшие годы моей жизни. Пусть начальство и политики тебя могут предать в любую минуту, но среди своих нет фальши, каждый ходит с вывернутой душой наизнанку и каждый открыт тебе, потому, что и нет никакого смысла закрываться, когда в любую секунду тебя уже нет. Ты мне тоже получается лучший друг, хоть и козел.

– За козла ответишь! – Никола в очередной раз налил, но чуть меньше половины. Залпом выпили. Сергей доел первый кусок баранины и взял второй, насыпав на него обильно зелень. На столе еще был огромный арбуз и дыня торпеда, которые пока никто не трогал.

– Мне будет жаль, Никола, если я тебя первым продырявлю.

– Мне тоже Серый, только первый я попорчу тебе форму, а она тебе идет, – на войне были в ходу свои разговоры, на которые, как правило, никто не обращал особо серьезного внимания.

– Ну, форма-то у нас, не ваше заграничное дерьмо, хоть и от модного кутюрье, зато наша.

– Ну, за форму так за форму, – видимо, не было особой разницы, за что пить, просто какие-то слова выскакивали сами собой, превращаясь и складываясь в короткие тосты. Полковники залпом осушили свои стаканы.

– Форма может и заграничная, зато прочнее вашей будет, а про красоту я и не говорю.

Тут Сергей встал, и сильно качаясь, подошел к Николаю и попытался дернуть его за шеврон. Николай отмахнулся от него двумя руками. Инь знал, что всегда этим и заканчивается, полковникам надо было выпустить пар. Солдаты тоже были в курсе, поэтому не вмешивались.

Николай поднялся, ухватившись за рукав противника, и с такой силой его дернул, что почти оторвал. Вдруг они разом сцепились, как коты в весеннюю пору, повалились на землю в дикой свалке, только вместо шерсти летели клоки одежды. Солдаты, сидевшие возле костерка, и ухом не повели. Драка командиров была такой же неотъемлемой частью этого ритуала. Инь спокойно сидел на своем месте, он даже не смотрел в их сторону, предпочитая звездное небо. Полковники крепко мутузили друг друга, ведь они были настоящими полковниками и основательно подходили к каждому стоящему делу, а это было одно из таких.

Традицию распивать коньяк с неприятелем ввел еще полковник Трифонов, когда-то служивший в этих местах, совместное распитие по регламенту предусматривало обязательную потасовку. Все это делалось тогда, когда обстановка на фронте становилась тягостной и невыносимой для обеих сторон. После таких встреч, всем становилось сразу легче, и служба дальше шла своим чередом.

Даже генералы знали, что их полковники встречаются на нейтральной территории и не препятствовали этому, потому что и им каким-то образом перепадало того спокойствия после этих встреч.

Сам полковник Трифонов погиб при внезапном арт-обстреле, а его дело жило до сих пор. Правительству, конечно же, не докладывали, кадровые вояки знали, окопавшиеся штабные их не поймут. Один из рядовых, сопровождавших полковников, тихонько подошел и взял пару бутылок Хеннеси, взамен он принес новую партию шашлыка.

– Шашлык подан, господа полковники, – громко крикнул он в их сторону.

Полковники, один с подбитым глазом, другой с расквашенным носом, разом прекратили потасовку. Солдат вернулся к другим со своею добычей.

– Сегодня ничья, так что выпьем, братцы, за мир во всем мире.

У рядовых особо не было, чем обмениваться, кроме ручных гранат, поэтому обменялись ими. Возможно, завтра один из таких обменянных экземпляров полетит на сопредельную сторону, но сегодня граната стала символом чего-то светлого. Полковники, отряхнувшись, сели за стол. Инь уже налил им чуть больше пол стакана. Вояки выпили стоя и залпом, закусив редиской. Сергей посмотрел туда же куда и Инь.

– Мне кажется, что все мы обломки большой упавшей звезды, рассыпавшейся на куски, и светим друг на друга, остывающим светом, в надежде, хоть что-то увидеть.

– Эк, куда тебя занесло, Серега. Это все сантименты, пехота. А ты вот лучше скажи, какая задача у бойца, перед которым стоит вражеский танк. Э-э-э, а я тебе скажу: задача – уничтожить, вот тебе и вся философия, чем мы здесь и занимаемся. Умный боец бьет по танку из пушки, а если пушки нет, что делать? Тогда гранатой или РПГ сбоку, ну а если и этого нет, тогда самый умный просто наблюдает за танком, не приближаясь, и ждет, когда откроется люк, чтобы запрыгнуть туда с кинжалом и захватить машину. Этим мы и отличаемся от гражданских, они учат, как правильно воевать, а мы живем, чтобы уничтожать, – закончил Никола.

Рядовые играли в карты на гранаты, побеждала сторона КРа.

– Однако пора, – тихо сказал Инь.

– Покедова, Никола, через месяц?

– Может раньше, с нашими-то вояками с ума сойдешь, – намекая на штабных и наливая по полному стакану, сказал Никола.

Солдатики тоже увидели, что встреча двух полковников подходит к концу, и поспешили прикончить свой коньяк.

– Прощайте ребята, может, увидимся.

– Прощайте, хлопцы, дай то бог, – попрощались они, и допив, побежали к бронемашинам.

Солдаты помогли своим полковникам забраться под броню. Когда они разъезжались, уже светало. Через час раздался привычный гул летящих и рвущихся снарядов и отдельной перестрелки снайперов. Инь запросто мог отличить, из какого оружия был произведен выстрел.