Loe raamatut: «Дельцы и мечтатели», lehekülg 16

– А я, не поверите, мечтаю о тракторе. Я на шинном работал в городе, сейчас даже не помню его названия. Верите, нет, все бы отдал, чтобы хоть еще раз проехаться по заводу. Тогда я просто ненавидел свою работу, а вот здесь полюбил. Я бы каждый день натирал свой трактор, да что там говорить, ночевал бы под ним, если бы мне хоть разок бы дали проехаться, а потом на обед в заводскую столовку. Борщ, котлета с картошкой и томатный сок с половинкой сметаны. Первым делом ты отливаешь томатный сок в стакан со сметаной и перемешиваешь. Вещь! Аж слюна пошла, как вспомню. После ночной домой, а жил я там с родителями и нет ничего лучше, скажу я вам, это я понял только здесь, – шепотом рассказывал Дима про свое недавнее прошлое.

– Послушай, Дима, уж не в Н-ске ли ты жил? – повернувшись к нему лицом, прошептал Костик.

– Да, точно, Н-ск. Так назывался этот город. Вот ведь, можно сказать всю жизнь там прожил, а город забыл, а ты что, знаешь, где он?

– Да где-где, на том же месте, балда, я тоже оттуда. А я смотрю, рожа знакомая, думаю, где я тебя видел, а оно вон что.

– Что правда, что ли? – удивился Дима: – Если честно, не помню, хотя я мало что помню из своей прошлой жизни.

– Да куда тебе из кабины разглядеть кого, да и вряд ли бы ты меня узнал, я в подготовке. Помнишь наверно, людей негров? Зубы да глаза.

– Негров помню. Вернее сейчас вспомнил, как сказал.

– Балда, я ж и был одним из негров, как ты меня мог узнать в такой амуниции.

– Точно, – рассмеялся Димон, но этот смех был горьким. Костя тоже немного сник. Только сейчас он всерьез начал понимать, что значит остаться одному, без поддержки и товарищей. До этого остаться одному ему казалось каким-то героическим поступком, но сейчас он был готов плюнуть на все и вернуться назад. Нет, назад можно было повернуть и даже очень запросто, но какой-то тоненький голосок подсказывал ему, что он должен остаться здесь. Он следовал велениям зова, так было правильно.

«Как быстро бежит время», – так думали все: Костя, Дима и Артем. Все слова были сказаны и все точки расставлены, но как же быстро шло это безмолвие. До вечера, когда придет пора принимать окончательное решение, оставалось еще уйма времени, но оно бежало так стремительно, что казалось, само мироздание подыгрывало им в этой безудержной пляске.

– Ну, хорошо, мы тебе оставим все припасы. Конечно, тебе будет тяжеловато, ну тут уж извините, харч есть харч, без него никуда, – наконец все обдумав, согласился Артем.

– Да, ты прав, дело нужно довести до конца, иначе чего мы стоим. Ты должен понять, мы недавно потеряли Татарина, сегодня ты уходишь. Я понимаю, на войне нельзя заводить друзей, но и не заводить еще хуже, без них ты не протянешь и дня. Извини, если что не так, но такие уж мы бравые солдаты, ничего не прибавить и не убавить, – продолжал Артем.

– И еще одно, никто не должен знать, что я жив, и вы знаете почему. Лучше сразу договориться вам между собой, где, кто и почему. В штабе вас будут очень спрашивать, что со мной случилось, вы должны говорить одно и по возможности это должно быть приближено к правде. Предатель точно будет знать о наших действиях, и возможно, именно он и будет допрашивать пристальней всех. Нельзя будет говорить, что меня убили при сегодняшней засаде на нас, когда он свяжется со своими и те ему скажут, что такого не было, он заподозрит вас и постарается послать туда, где вас будет ждать засада. Так что, прошу очень аккуратно, но по пути у вас будет достаточно времени, чтобы что-то придумать. Нам пора прощаться, уже темнеет, – Костя по очереди обнял Диму и Артема, никто из них не знал, увидятся ли они когда-нибудь.

– Пора, прощайте, – Артем и Дима ушли в темнеющий лес, оставив Косте все свои припасы, и конечно, французский РПГ. Костя решил сегодня остаться здесь в лесу, надо было обдумать, как ему действовать дальше. Вернуться на свою позицию не представлялось возможным. Значит, нужно было искать другое решение.

Глава 5. Ян

– Сержант, ко мне, что за запах у нас стоит в гараже? – подполковник Семечкин, проходя часть с вечерней поверкой, учуял неладное.

– Товарищ подполковник, якый таки запах, я ни чого ни чую, – докладывал ему подбегающий сержант, застегиваясь на ходу.

– Вы что тут, вашу мать, ликеро-водочный завод открыли?! Бегом найти откуда воняет! – Семечкин начал заметно краснеть. Сержант понял по цвету его лица – пощады не будет и побежал, за личным составом, браво крикнув: – Есть!

Семечкин сегодня проснулся в тяжелейшем похмелье, в последнее время он часто просыпался с этим синдромом. Начальство сверху давило, подчиненные – уроды, да еще жена недавно заявила по телефону, что больше не собирается жить с таким дебилом как он и повесила трубку. В общем, у Семечкина жизнь была полна событиями и била ключом. А тут еще и этот запах, который он не перепутал бы ни с каким другим – запах молодых спиртов, так могла пахнуть только брага, причем Семечкин смог бы даже сказать, сколько дней она квасилась, если бы дали нюхнуть из фляги. Ну, брага за гаражом, это понятно, война все-таки, но брага в гараже это уже оскорбление всей доблестной воинской части, которую очень даже замечательно били в последнее время.

– Хоть в петлю лезь, отовсюду сыплет, – облокотившись на танк, простонал он.

– Что вы сказали, товарищ полковник, я не расслышал? – иногда рядовые специально ошибались в звании, чтобы сделать приятное своему командиру. Обычно это срабатывало, но сегодня возымело обратный эффект. К сожалению подполковника, он все же не был полковником, и когда ему напомнили об этом, он просто сорвался с цепи. Сержант знал о звонке жены, и что та сказала ему на прощание о тряпке, о которую вытирают все ноги, и о том, что его дружки приятели давно уже в генералах ходят, а не в каких-то там подполковниках, хрен знает где.

– Молча-а-ать!!! – проорал подполковник, двинув сержанта по зубам. Прибывший состав вытянулся в струнку. На какой-то миг наступила полная тишина. Только было слышно шум ветра в отошедшем клочьями профнастиле на крыше. Был еще какой-то непонятный звук.

«Т-ссссссс», – еле слышалось в гараже, но Семечкин не мог слышать его из-за страшного гула в голове, гула, который заглушал звук тысячи танков. Семечкин потянул носом, запах исчез, он больше не чувствовал запаха молодой браги. Стоявший сзади Семечкина сержант, недавно получивший по зубам, из-за спины своего начальника, яростно выкатывая глаза, показывал одному из рядовых, что он открутит ему голову. Причем сделает это с превеликим удовольствием, на радость всем туземцам, собравшимся на пир. Сержанту даже удалось показать, что потом он намерен сделать с этой открученной головой.

– Наверное, показалось, – подумал Семечкин, возвращаясь к течению своих тяжелых мыслей. В армии КрУ пили все и очень много. Командование было не против и даже само поощряло подобное. Просто на Семечкина сегодня, что называется, накатило, да оно и было понятно, хуже всего было то, что все в части, начиная с самого младшего до старшего военного состава, знали о его семейных обстоятельствах. Единственный радист, подлец, разносил все, что ни приходило в часть, даже самую секретную информацию. Начальство знало о радисте-подлеце, но почему-то ничего не предпринимало, может быть из-за того, что солдатам тоже надо было как-то развлекаться, может еще по каким причинам, точно было не известно.

О семейной жизни Семечкина ходили легенды, что его жена чего только не делала и кому только не дала, но максимум на что она натянула, так это на подполковника. Дальше хоть ты тресни дело не шло, может она постарела, а может и пресытился генералитет женой Семечкина и требовал новых и свежих жертв. Дошла она и до самого главного генерала, но на ее беду тот просто оказался человеком другой ориентации, пришлось уйти ей не солоно хлебавши. Хотя у его заместителей, у которых она побывала с месяц назад, было чересчур даже солоно и похлебать пришлось, но она уже втянулась в эту работу и никак не могла остановиться, отдавая всю себя и преданно относясь к делу продвижения своего мужа.

Наконец, подполковник ушел, в кабинете ждала литровая бутыль в обед привезенного самогона, с которой он и собирался разобраться в одиночестве под национально патриотическое радио, которое работало бесперебойно в единственном числе, других радиостанций не имелось, а телевизор и интернет были чужды воинственному подполковничьему духу.

Вслед за тем, как ушел бравый вояка, сержант погнался за рядовым, которому и показывал неоднозначные знаки, тот в свою очередь понял, что его сейчас будут бить, а возможно ногами и бросился наутек к открытой двери.

– Стой гад, а то хуже будет, – сержант сделал подсечку солдату, у которого на этот счет имелись свои виды, и думая, что хуже может быть именно сейчас, а не потом, когда что-то будет. Споткнувшись, рядовой, которого звали Тимофеем, сходу врезался головой о косяк, да так, что это самое «хуже» настало для него мгновенно, без всяких усилий со стороны сержанта. Тимофей от такого удара потерял сознание, свалившись тут же возле двери. Сержант, даже немного обидевшись на своего подчиненного, за такое ускоренное возмездие, вернулся обратно. Остальные бойцы так и остались стоять на своих местах, наблюдая со стороны за происходящим.

Дело было в том, что приближался большой праздник – день рождения подполковника Семечкина. День и ночь, когда вся часть просто гудела, и каждый самостоятельно готовился к этому великому и светлому дню. Так как спирт был давно пущен в оборот, а на хороший самогон просто не было денег, то решили наши гаражники поставить брагу в ракеты. В ракетах находились топливные элементы. Солдаты убирали их и заливали эту емкость брагой с купленным в столовке на последние деньги сахаром. Брага автоматически подогревалась реле, установленным на определенную температуру, а лишние газы спускались через клапан. Как раз в один из таких моментов и попал Семечкин. Тимофей начал приходить в себя. Остывший к тому времени сержант, даже помог ему подняться.

– У тебя сколько ракет? – спросил он у Тимофея.

– Двенадцать, – ответил тот.

– А ты во скольких поставил?

– В семи.

– У тебя, что ж получается только пять полетят, ты хоть немного соображаешь че ты творишь, а завтра в бой, что тогда?

– Не пошлют, товарищ сержант, – уже совсем очухавшись и даже улыбаясь, отвечал Тимофей.

– Это почему еще?

– Я и колесо еще проткнул.

Сержант на это только махнул рукой и пошел спать, напоследок лишь тихо сказав, скорее самому себе:

– Армия дебилов. И я один из них, раз нахожусь здесь.

После первого стакана, Семечкину полегчало и потянуло на длинные и задушевные беседы. Вызвав своего адъютанта, он велел позвать к нему командира «плотика».

– Ну как там его зовут? – немного захмелевшим голосом спросил он у своего подчиненного: – Так вот иди и найди его, и позови. Скажи, что приказ. И скажи, что для него есть задание, а то тоже будет прятаться, как эти подонки.

Обычно в части весь офицерский состав знал, когда Семечкин пьет, к нему лучше не ходи, кто прятался, кто просто игнорировал, говоря адъютанту:

– А ты скажи этой пьяной роже, что не нашел меня, а не то, – тут адъютанту к носу подсовывали здоровенный кулак, чаще всего с наколкой, и он быстро удалялся ни с чем.

Ян был человек новый в этой части и еще не знал всех тонкостей боевого искусства, он рвался в бой, ему нужен был враг для тотального уничтожения с последующей пляской на его костях. Адъютант нашел Яна за учебным тренажером. Он так мило спал там, что поначалу адъютант даже не хотел будить его, но потом, вспомнив гневное лицо своего начальника, все же решился на этот смелый шаг. Почему смелый? Да потому, что в руке у командира танка была бутылка хорошей финской водки. От бутылки не осталось ничего, и надо было думать, что офицер был в стельку и ему явно не понравиться действия какого-то там штабного. Все было просто. Ян забрался в тренажер немного подразмяться и заодно хорошо провести время, ну и еще кое-что. Хорошая водка в части была большой редкостью, и он как истинный офицер своего народа не пожелал делиться ни с кем, предпочитая заправить собственные баки. Адъютант робко потряс офицера за плечо, тот не шелохнулся, потом еще раз и еще.

– Товарищ лейтенант, проснитесь, вас вызывает подполковник Семечкин, – повторял он эти слова снова и снова, в надежде хоть на какой-то эффект. В тренажерную комнату вошли двое – это были мехвод боевой машины Яна Ягодкин и наводчик Погодкин.

– Ты че, с-сука, нашего лейтенанта теребишь, знаешь, когда отбой был? Ты что, гад, не видишь, человек занимается, такую гниду как ты чтобы защищать, а ну пшел, пес, – Ягодкин ясно дал понять, что адъютанту здесь не рады.

Адъютант по интонации голоса сразу понял, что танкисты тоже изрядно пьяны и не настроены на дружественное развитие событий, а скорее даже наоборот. Адъютант хотел уже было ретироваться, как зашевелившийся Ян подал голос:

– Че надо?

– Товарищ лейтенант, докладываю, снаряды загружены, топливо под завязку, экипаж готов для выполнения любой поставленной задачи. Ягодкин и Погодкин прибыли по вашему приказу для доставки вашего тела на место отдыха, – рапортовал качающийся и еле стоявший на ногах мехвод.

– Ты че говоришь такое, какого такого тела? – тут он перевел мутный взгляд на стоящего за спинами солдат адъютанта. Тот, в свою очередь, тоже встретившись с ним глазами для внушительности громко отрапортовал.

– Товарищ лейтенант, вам приказ срочно явиться в штаб части для получения дальнейших распоряжений.

– Ну, слышали адъютанта? Так и быть, несите мое тело в штаб, разберемся, что там за распоряжения такие.

Солдаты начали выкорчевывать своего командира, плотно приросшего к месту. Вытащив командира на улицу, они несли его, пока он, очухавшись, не пошел сам. Тем временем Семечкин накатил второй стакан под душетрепещущие звуки национального радио. В дверь постучали, первым вошел адъютант:

– Разрешите, товарищ подполковник, командир нового «плотика» прибыл, – следом, не здороваясь, и без всяких субординаций ввалился Ян, он сразу прошел в глубину кабинета и плюхнулся на удобное кресло.

– Вот и молодец, что пришел, – Семечкин налил ему половину стакана дико пахнущего самогона. Чекнувшись и закусив кислыми огурцами, которые стояли на столе в эмалированной миске, подполковник начал.

– Ну как? Кака?

– Да, товарищ подполковник, изрядная дрянь, не понимаю, как тут все пьют этот паленый самогон.

– А ты, сынок, повоюй здесь хотя бы с месяц, сам побежишь за ним. Вот как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. Есть тут один сволочной дедок, который и спаивает всю нашу часть, оттого и разложение в нашей армии. Еще немного и солдаты совсем из под контроля выйдут, вот-вот бунт поднимут, а все из-за нее, – тут подполковник постучал ногтем указательного пальца по бутылке.

– Конечно, приказать тебе я не могу, но надо уничтожить эту заразу, пока она не уничтожила нас. Послезавтра к нам придут новые подкалиберные, и часть танков будет выведена для учебных стрельб, если врубишь форсаж, можешь за час успеть, заодно и разрывные испытаешь, – подполковнику Семечкину в своих семейных неурядицах нужен был крайний, а кто наиболее идеальный вариант, конечно же, тот, кто не может дать сдачи. На фронте их часть несла поражение за поражением, и поэтому в безумно одурманенной голове Семечкина родился чудовищный план, на другое она была не способна.

– Ты, наверное, уже был на заправке, где мышь нарисована, так вот что я тебе скажу: этот дедок и есть наш главный враг, а враг, как ты знаешь, должен быть уничтожен, – Семечкин щедро налил новую порцию самогона. Ян не торопился с ответом, хоть он и был пьян, но в таких делах у него был четкий шлагбаум, который останавливал его от поспешных выводов и последующих за ними решениями и самое главное, что его останавливало – отсутствие приказа. Он прекрасно знал, что за самовольные действия, а особенно в военное время, попадись он, его ждал трибунал. Он выжидал, подполковник Семечкин тоже ждал от него ответа. На самом деле была и еще одна причина, почему подполковник подбивал лейтенанта уничтожить заправку. На заправке встречались только полковники, но никак не подполковники, и чувство неполноценности давило все сильнее и сильнее на него. Как же он ненавидел всех полковников и хотел отомстить именно им, пусть так подло, но стереть с лица земли это место.

– Товарищ подполковник, мне надо обдумать, – Ян резко поднялся с места: – Разрешите идти, – это было отказом.

– Ты не торопись отказываться, сынок, я не тороплю ведь, подумай. Иди, – Ян ушел.

– Ну вот, и эта сволочь тоже отказалась. С кем приходиться воевать, хоть сам за штурвал садись. Армия дебилов, – Семечкин заснул прямо в кресле, только под утро, заглянувший к нему адъютант помог перебраться на диван, стоявший тут же в кабинете.

Ян, конечно же, понимал или догадывался, что Семечкин хочет подставить его и рано или поздно это сделает, и решил произвести удар на опережение. Завтра же он напишет докладную на своего начальника в штаб дивизии. Он не поверил байкам про паленый самогон и про то, что старик шинкует им из под полы, это все были явные наговоры. Налицо была личная заинтересованность подполковника. Ягодкин и Погодкин дожидались своего командира на улице, обнявшись теснее, они так и заснули прямо на лавочке возле штаба. Командир растормошил их, те открыли глаза:

– Ну что, командир, как? – спросил мехвод Ягодкин.

– Пошли спать, завтра машина должна быть на марше.

– Так точно! – танкисты, тяжело поднявшись с лавки, пошли к себе в казарму. За все это время Ян не раз вспоминал картину, как его танк расстреливал мирную колонну, возможно и пил он так много потому, что эта картина не выходила из головы. Он и тогда выполнял личный приказ главнокомандующего, но он мог и отказаться. Или не мог?

Он утешал себя отговоркой, что это были враги и по-другому никак, но все эти отмазки не особо действовали, и приходилось много пить. Пить, чтобы не думать, а ведь на гражданке он совсем не пил. Был отличником боевой подготовки и даже в самом страшном сне не мог себе представить, что здесь он буквально за два месяца превратиться в разбитого и почти сломленного старика. А ведь война для него даже не начиналась, что же будет дальше? Чем больше он над этим думал, тем сильнее росло в нем желание отомстить. Он хотел мстить всему живому, всему тому, что было здесь, и сейчас его взгляд на это совпадал со взглядами Семечкина.

– Надо старика стереть с лица земли так, чтобы от его огорода и следа не осталось, – с такими мыслями засыпал он почти каждый день. Наутро, протрезвев, он понимал, что объективно старику мстить не за что, но к вечеру новые волны накатывали на него и он готов был его уничтожить. Уничтожить за его розовый и сочный редис, уничтожить за то, что тот ни нашим не вашим, а на войне так не нельзя. Вообще уничтожить за то, что он пытается мирно сосуществовать со всеми, не принимая ничью сторону. Один раз, напившись, он хотел уже самовольно выехать в сторону заправки и сравнять там все с землей. Вот и сейчас у него в голове созревал план. От него в штабе дивизии узнают, что подполковник Семечкин, самовольно рискуя новым «плотиком», решает свои психологические проблемы. Пока следователи будут заняты им, он под шумок осуществит свой план. Уже будет на кого валить, и он станется чистым.

В семь утра экипаж стоял возле своего танка, готовый отбыть на стрельбы. Костя услышал доносящийся шум стрельбы. По слуху он определил – танки. Решение пришло само. После того, как ребята оставили ему припасы, вещмешок заметно прибавил в весе, особой нужды бегать у него не было, и он тихонько пошел на звук разрывающихся снарядов. Только к вечеру он достиг края леса. Перед ним было поле, посреди которого стояли старые танки и бронемашины, используемые как мишени. Танкисты уже отстрелялись, и теперь колонна стояла, готовясь к маршу. Артем в мельчайших подробностях объяснил Косте, перед тем как уйти, как выглядит их цель, и как узнать, если они попытаются разукрасить машину. Костя безошибочно определил цель.

Машина выделялась на фоне остальных своей грациозностью, Костя даже услышал в этом многоголосье шум ее форсированного двигателя. На башне сидел военный, по-видимому, командир танка. Танки были в зоне поражения ракеты, и Костя, в бешеном темпе, начал сборку, на это ушло не более трех минут. Колонна тронулась. Костя, выбежав на открытое пространство, навел на цель. Как только цель была захвачена, он нажал на спусковой крючок. Ракета пошла, оставляя за собой пороховой след. Ему хотелось посмотреть, попадет он или нет, но тогда наверняка, он не ушел бы оттуда живым. Скинув с себя механизм, и не дождавшись результата, он бросился в лес.

Одна из машин уже засекла запуск ракеты, наведя на место, где только что стоял Костя пушку, она произвела выстрел. На «плотике» сработал сигнал о приближении ракеты. Мехвод отреагировал четко, дав газу и повернув вправо, он спрятался за танком, шедшим впереди. Костя промазал. Он попал в рядом стоящий танк, но об этом он не мог знать, потому что давно бежал по лесу, под рвущиеся везде снаряды. Про вещмешок не могло быть речи, главное было выжить. Закрывшему танку, ракетой оторвало башню. Снаряд, пробив кумулятивную защиту, ворвался внутрь. Шансов спастись у экипажа не было. Через несколько секунд рванул боекомплект, разметав боевую машину по полю. На прицеп брать то, что осталось, не было ни какого смысла.

В этот же вечер в генеральный штаб пришло донесение о подбитой машине на стрельбах. Командование прекрасно понимало, что главной целью был «плотик» и решили не поднимать шума. Боевой дух солдат и так был не на высоте. А если еще придать огласке, что враг вот так спокойно работает в глубоком тылу и делает что хочет, этого командование никак допустить не могло. Списали на непроизвольный взрыв снаряда, и обвинив его в халатности и не умению обращаться с боекомплектом, оставили родных без социальных выплат и льгот. Дело было закрыто.

Расследование длилось два месяца. За это время был опрошен весь полк. Как же гадко было на душе у солдат, когда они узнали, какое заключение сделала комиссия. Конечно же, всем было ясно, кто был главной мишенью и в том числе самому Яну, если бы не умелые действия водителя, где бы был сейчас их плотик. Вместо благодарности, командир танка набил Ягодкину морду, тот так и не понял за что, хотя причина была.

– Сволочь, – отблагодарил его Ян, закончив с подчиненным.

– Это ничего товарищ командир, это мы понимаем, – ответил ему избитый мехвод. Водитель понимал – люди на войне иногда делают странные вещи, сами не зная почему, просто у них так выходит и по-другому они не могут. На следующий же день Ян принес ему литровую бутылку Абсолюта и попросил прощения. Офицер не стал пить со своими подчиненными, предпочитая уединение в танковом тренажере. Ян залез внутрь тренажера, предварительно поставив на компьютере уровень сложности. Самый сложный ставить было нереально, реакция при алкогольном опьянении была не та, а вот ниже среднего самое оно. Достав из-за пазухи полулитровую бутылку Абсолюта и выкинув пробку, он сделал первый глоток прямо из бутылки, взял в руки руль и помчался по косогорам, отстреливая редкие мишени. Он знал, что уснет прямо здесь и в полночь его пьяный экипаж придет за ним, чтобы отнести своего бравого командира в койку.